Артур Прядильщик Этот охотник из Лисьих Лапок

Глава 1

С чего-то надо начинать.

Кто-то начинает с живописания природы. С того, как легкий ветерок играет с листвой деревьев. Или, там, про журчащий ручеек. А еще – про трели певчих птичек, стрекот всяких специальных насекомых типа цикад, стрекоз, жучков и кузнечиков, плеск рыбы… И из-под чьего-то пера подобные описания выходят просто изумительно, превращаясь из зевотно-рвотной скукотищи в завораживающий или умиротворяющий вид из окна. Редко, но такое бывает. Когда к умению писать буквы прилагается мастерство рассказчика. Рассказчика, долго и упорно на этой стезе тренировавшегося. Или человека, вовремя сообразившего, что такой «расслабон» очень уместен перед каким-нибудь «напрягом».

Кто-то сразу начинает с этого самого «напряга» – крутого замеса, мордобоя, перестрелки, битвы, баталии. Трассеры в ночи, свист пуль, пиу-пиу навороченных футуристичных девайсов, лязг стали о сталь, взрывы, слаженные «у-ух» бортовой артиллерии, лихорадочные выкрики заклинаний, сияющие от закачанной в них силы печати боевых заклятий, хрипы раненных и умирающих, азартное хэканье и ругань сражающихся…

Кто-то начинает с различных мест неведомых, находящихся вне времени и пространства. Таких, как Пустота, Чернота, Неведомая Комната, в которой Непонятная Всемогущая Сущность дает в зубы квест… и пинком под зад вышвыривает на его выполнение.

Кто-то вообще не заморачивается и поэтому началом его истории будет Незнакомый (или, напротив, Знакомый) Потолок. Ну, типа: шел-шел, упал, очнулся, знакомый-незнакомый потолок… Кто я? Где я? Почему все вокруг разговаривают на незнакомом языке? Почему у меня ручки такие тоненькие? Или (это вообще трэш!) откуда у меня сиськи, и куда (и почему???) пропала моя горячо и регулярно любимая дудулька? В отдельных терминальных случаях и сиськи и дудулька присутствуют одновременно…

* * *

Как легко догадаться, я тоже не хочу напрягаться и выёживаться. Поэтому начну, как придется, а продолжу – как получится.

Начну с того, что в данный момент я отмечаю свой день рождения.

В этом мире не принято ежегодно отмечать дни рождения. Во всяком случае, среди крестьян, селян, пейзан и прочих простых жителей. Да и горожане, из простых и обычных, этим не страдают. Оно и понятно: селянин почти во всех мирах – существо насколько бесправное, настолько же занятое и непраздное. И в какое время года его ни пни – ОНО постоянно в делах и заботах. Если не в делах и заботах, то, следовательно – спилось и опустилось. Последнее, что таких опустившихся интересует – вопросы дня рождения. Хотя, сойдет, как повод в очередной раз нажраться… С другой стороны, таким и повод не нужен.

Дел и забот нет, наверно, только в короткий зимний период, когда надо тихохонько сидеть в избе (халупе, землянке, хижине, где-то-там-еще) и не выпускать тепло на улицу. И починять инвентарь, шить сети, заготавливать стрелы, плести тетиву, чинить плуг, разбирать семена, плести корзины, шить одежду и обувь… м-да.

Ну, и еще более короткой осенней поры, когда урожай собран, добыча настреляна и надо бы шустро перепрятать хотя бы часть этого добра, дабы оно не попало на глаза и в отчеты сборщиков разнообразных и многочисленных налогов, податей, сборов-поборов-дани. И еще успеть где-то в процессе хорошенечко оттянуться, нализавшись до изумительного состояния, чтобы сбросить со своих натруженных плеч невероятное напряжение лихорадки посевов, прополок, поливов, охоты, сборов, покосов, заготовки, маринования, копчения, засола, консервирования…

Так что отвлекаться в процессе еще и на бессмысленные и ненужные празднования своих и чужих дней рождений – штука вредная, антисоциальная, обществом неодобряемая. Потому как экономически невыгодная.

Здесь отмечают юбилеи. Двенадцать лет – раз, двадцать четыре – два, тридцать шесть – три… а дальше – как получится. То есть по дюжинам. Да и «отмечают» – слишком громко сказано. Простенький подарок в зубы, лук в руки и пошел в лес за добычей. В моем случае подарком как раз новенький лук и был. Врать не буду – подарок хороший и нужный, так как отец у меня человек обеспеченный, может позволить лук от хорошего мастера. Но подарок – ожидаемый. То есть никакого сюрприза и неожиданности.

В нашей деревне, где-то на две трети состоящей из охотников, луки, колчаны, кобуры, ягдташи, наборы наконечников – стандартный универсальный подарок. Даже для девочек. Как фоторамки, календари, галстуки и носки.

Оставшаяся треть деревенских, что логично, состоит из кожевников, стрело-, лукоделов и прочих специалистов, «обслуживающих» нашу, охотников, работу. Починка снаряжения, разделка и заготовка добычи, ее продажа… Они, соответственно, считают «обслугой» нас. Но уже молча. Нас таки тупо больше.

Мне, как всякому уважающему себя попадуну, на обычаи местных, касающихся празднований дней рождений, понятно, сугубо положить. Свою днюху я отмечал, отмечаю и отмечать буду! Ежегодно! Как высокородный!

Правда, есть нюанс. Своим… СВОИМ днем рождения я считаю не момент появления из утробы матери, а тот миг, когда впервые осознал себя. Понял вдруг, что мирок, в котором жил пятилетний пацаненок – не просто мал, а микроскопичен по сравнению с ТЕМ миром, бывшим домом для обычного офисного работника. Электричество, интернет, авто, самолеты, космос, видео, компьютерные игры… И туалеты, в которых горит свет!

Сегодня мне исполнилось десять лет. Со «здешними» – пятнадцать. Где-то примерно так.

* * *

Отпраздновать решил с размахом. Вроде как с утра ушел из дома на охоту, а на самом деле, подстрелив по пути всего трех птах, устроился на полянке километрах в десяти от родной деревни.

Родители против моего ухода не возражали: поздняя осень, урожай собран, припасы из дичи заготовлены на хранение и на продажу в город (ядреный запах от коптилен стоит над деревней с середины лета и до сих пор). Отец, к тому же, был не в состоянии чему-либо возражать – боролся с последствиями вчерашнего бурного возлияния в нашей деревенской «столовой». Боролся по всем правилам – повторным опохмелом пивом. Имел, кстати, на это полное право, как один из самых лучших и уважаемых охотников нашей деревушки.

Младшие – сестры-близняшки Цу и Мики, сестра Хао – попытались «упасть на хвост», но, увы (для них) – охота на мелочь (а на крупняк такого молодого, как я, никто пока не возьмет и не пустит) не терпит больших компаний. Ну, а старшие уже давно обзавелись не только своими семьями, но и своей отдельной жилплощадью… Да и сами участвовали в общедеревенских празднованиях по поводу окончания сельхозработ. И сейчас тоже… боролись. Вместе с отцом, ага.

С «днюхой» мне повезло – пятилетним юным охотником в каком-то непонятном примитивном мире я стал десять лет назад глубокой осенью, когда все хозработы в основном завершены, народ совсем не покидает деревню, занятый употреблением спиртного или заготовкой добычи и подготовкой ее к предстоящим городским ярмаркам.

Места тут глухие. До ближайших соседей – деревни Семероножки, деревни пасечников-пчеловодов-медоделов – километров семь. И – в противоположную сторону от моей «праздничной полянки».

Праздничный… да, по времени все-таки обед. Так вот, мой праздничный обед состоял из маленькой тыквы-фляги с абрикосовым вином, запеченной в глине пираксы и… четырех конфет.

Бухло (если этот компотик так можно назвать) – честно купленное в единственной деревенской забегаловке. Несмотря на местечковый монополизм, единственное (в радиусе десяти «кэмэ») заведение общепита умудряется держать приемлемый уровень цен. Демократичность цен легко объяснима: если владелец заведения уступит в яростной борьбе своей персональной жабе и взвинтит в своем «ресторане» цены, его основная клиентура пожмет плечами и начнет гнать спиртное дома – для рукастых и трудолюбивых крестьян в этом нет ничего запредельного. А то и конкурент проклюнется. Менее жадный… хотя бы на первых порах.

Пиракса… Это одна из подстреленных мною сегодня птичек. Не самая большая и мясистая – по размеру – меньше домашней курицы. Но на один человеческий желудок – в самый раз. Мясо по вкусу и по жирности ближе к утиному (птица-то водоплавающая), оттого и в глине запекается отлично. Между прочим, на территориях клана Ма охота на эту птаху запрещена, и то, что я ее подстрелил – самое настоящее браконьерство. Голову не смахнут, конечно, но вот плетей всыпать могут. Если поймают. А знаете, почему эта птичка занесена в местную Красную Книгу? Потому что пиракса – птица певчая, и одной из принцесс клана Ма, видите ли, нравятся ее, с позволения сказать, песни!

Ну, а конфеты… Конфеты и конфеты. Маленькие батончики, по виду и по вкусу напоминающие мне «картошку» из того мира. Жутко дорогие. Потому были честно украдены в Мацане две недели назад во время ярмарки. Умыкнул в лавке сладостей, в которой я закупался соответствующими гостинцами для матери и младших сестер. Скидку выбить из прижимистого продавца не удалось, так что, будем считать, компенсировал нервы, потраченные на безрезультатный торг!

– С днем рождения, Гиафо, сын Лю Ливея и Лю Тинг! – Торжественно провозгласил я, махнув флягой с вином куда-то в сторону неба. – С днем рождения! Пусть предки порадуются за тебя в твой десятый день рождения!

А вкусный компотик, скажу я по секрету! Вкусный!

* * *

Ба-бах!

Я так и застыл, не успев вцепиться зубами в первую «картошку» из четырех. А ведь слюна уже выделилась под это дело, уже представил себе, какой вкус у данной конкретной «картошечки» будет замечательный, как она под абрикосовое вино пойдет…

Ну, и? Что это было?

Звук взрыва, кстати, в этом мире не является чем-то невозможным.

«Не является чем-то невозможным…» Ну, да. Как и, мать ее, магия.

Нам, простым пейзанам, про магию известно не так, чтобы сильно много. К тому же, тут это не «магия», а умение управлять энергией Ци. Той самой, которая, как пресловутая Великая Сила, пронизывает все сущее, особенно ударяя в головы джедаям и ситхам.

Но и того, что есть, что видели или испытали сами, совершенно точно позволяет утверждать, что она таки совершенно определенно имеет место быть! Магия есть, и маги есть. Поскольку, образованием быдла никто заниматься не собирается, то знакомы мы только с внешними проявлениями магии. Суть и принципы действия до нас никто доводить не собирается. Слухи, сплетни, легенды и притчи, основанные на желании пытливого разума объяснить необъяснимое.

Например, в главной резиденции клана Ма, городе Мацане, кое-какие чудеса я видел лично. Но объяснить не могу, даже будучи отягощенным некоторыми знаниями из прошлого мира.

Магические лампы освещают улицы центра Мацана – в прозрачном стеклянном шаре безо всяких проводков, нитей накаливания и диодов разгорается яркая точка. В центре, прямо в пустоте. Ну, это я называю их магическими, а так-то они зовутся «обычными» волшебными лампами.

Или вот, например, гвардейцы клана передвигаются по городу, перепрыгивая с крыши на крышу – метров так под двадцать. Иногда, редко. Чаще они, конечно, на ездовых ящерах предпочитают рассекать.

Когда впервые увидел пронесшиеся над головой несколько теней в ярко-алых камзолах, чуть не осчастливил своих родителей открытием семейной кирпичной мануфактуры – подумал, что попал в мир жизнерадостного блондина со злым мохнатым ядерным реактором в пузе. Потом-то отпустило, когда шедший впереди меня отец объяснил, что все «в порядке» – всего лишь «обычные» гвардейцы клана Ма, спешащие куда-то по своим гвардейско-клановым делам.

Или изредка в небе над деревней по четкой линии «в Мацан» и «из Мацана» пролетают люди. Верхом на грифонах и пегасах. На драконах не видел, но что-то подсказывает мне, что пока. Без «транспортных средств» – тоже не видел. Но по многочисленным рассказам тех, кто бывает в городе часто – запросто. Насчет преодоления дальних расстояний – такого не слышал. Но вот подниматься в воздух и зависать на минуту – вполне возможно. И подавались эти факты, как незначительные сопутствующие подробности к основной теме этих рассказов.

Или во время праздников те же дружинники демонстрируют свои умения на аренах. И тут уж полный набор спецэффектов: огонь, взрывы, огромные ледяные глыбы и струи воды, разрезающие летающие каменные валуны.

Вот вам, кстати, и взрывы.

Или совсем близкий пример – наш местный «медпункт», которым заведует не самый старый дядя-знахарь. Болезни лечит, как правило, всякими травками и корешками, но иногда открытые раны может сводить и фиксировать просто взглядом… хотя чаще, если не срочно, предпочитает их все-таки стягивать пальчиками и сшивать обычной иголкой с ниткой. Ну, не совсем обычной – иголка эта все-таки специальная – загнутая крючком. Ну, и – отдельно приветствуемая и одобряемая всем подрастающим поколением деревни «услуга» этого «медпункта» – противозачаточные наговоры. Чтобы незамужние девки раньше времени чего лишнего в подоле родителям не притащили. Постоянно проверяем и убеждаемся – работает!

Ну, и сами мы кое-чего могём! По мелочи, конечно, по-деревенски. Несложные заговоры на быстрейшее сворачивание крови, на быстрое заживление ран, на сохранность продуктов, как в холодильнике…

Об этом я размышлял, осторожно карабкаясь по веткам достаточно высокой сосны. И добрался до уровня, с которого уже был виден горизонт…

– М-да…

Тонкая темно-серая ниточка дыма (пока еще короткая – ее можно было закрыть ногтем большого пальца вытянутой вперед руки… если б я отважился отцепиться ради такой глупости от ствола дерева), поднималась где-то на северо-западе, километрах в десяти. Как раз там, где была расположена деревня со смешным названием Лисьи Лапки. Моя родная деревня, в которой я прожил десять лет, а Лю Гиафо – пятнадцать.

* * *

Все мы чего-то боимся. Чаще всего личные страхи проходят по ведомству самой-самой конфиденциальной информации, не разглашаемой даже друзьям и родным.

Как уже догадались самые опытные и пытливые, я собираюсь поделиться своим самым-самым страшным страхом. И плевать, если неинтересно. Можете считать актом психологической разрядки.

Я боюсь (среди прочего, разумеется), что являюсь персонажем какой-нибудь гребанной книги или фильма. Или манги. Или аниме. Или ранобе… да простят меня предки за упоминание этой непотребщины!

Еще сильнее боюсь, что не являюсь главным героем (если мой предыдущий страх – реальность), а каким-нибудь проходным персонажем второго плана, а то и вовсе НПС. Эти вообще долго не живут.

Но самый-самый мой главный страх – что я таки сам главный герой! Я не хочу превозмоганий и прочей героической хрени. Меня даже не прельщает обязательный гарем и наличие приключений. Не хочу! Пожалуйста!

Поймите меня правильно, я допускаю, что жизнь любого человека может быть канонизирована, описана, переложена в набор картинок-комиксов, а затем экранизирована и оснащена многочисленным шлейфом фанфиков, додзинси и прочей непотребщины хентайной национальности.

Но.

Есть огромная разница между ЗНАНИЕМ о примерном будущем, зафиксированном в том самом каноне, и между проживанием жизни без знания о вышеупомянутом «счастье». Это в чем-то похоже на знание о своем будущем со слов какой-нибудь крутой предсказательницы. И вот что ты не делай – а оно все равно идет к тому, что тебе напророчили!

К моему великому облегчению, пока я не находил подтверждений тому, что этот мир – отражения чего-либо написанного, нарисованного, анимированного или экранизированного. Но расслабляться нельзя – читал я как-то в своей прошлой жизни про ребят, которые узнавали о своих проблемах где-то в середине повествования, а не по-читерски в самом начале. И что-то совсем мне не понравились их мытарства!

Хм… а знаете? Вот рассказал о своих страхах, и какая-то даже легкость образовалась! Неужто работает?!

* * *

К окраине деревни вышел через два часа. Солнце как раз склонялось к тому уровню над горизонтом, который свидетельствует о скором окончании рабочего дня – в этот момент сотрудники офисов начинают украдкой собираться, временно забивая на работу. Жаль, тут офисов нет. И не будет еще лет, наверно, триста-четыреста – до развития промышленности и общества потребления здесь еще далеко-о-о.

Я торопился, конечно, но и об осторожности старался не забывать – если сейчас запнусь о корень дерева и переломаю себе ноги, никому от этого лучше не станет. По сторонам, опять-таки, в наших лесах желательно посматривать – это вам не Подмосковье – тут, знаете ли, хищники есть. Попадаются даже отдельные экземпляры, охочие до свежего человеческого мясца. В окрестностях деревни охотников (да и других деревень – тоже) их, само собой, совсем уж мало, но это ж дикое зверье – столбов не видит, читать не умеет, шастает туда-сюда.

Вышел к деревне и остановился, ощутив, как внутри все оборвалось и опустилось, а юношеский организм чуть не устроил по данному случаю истерику со слезами и соплями.

От деревни осталось немногое.

Тридцатиметровая воронка где-то примерно на месте «ресторана» господина Цай Хома. Мужик, кстати, очень гордится (точнее, гордился… судя по тому, что я вижу) своим именем – второй слог-иероглиф как бы намекал на принадлежность к правящему клану Ма. Намекал куда определённей, чем банальное место жительства, как у прочих селян.

Взрыв был мощный – в радиусе ста метров от воронки не осталось ничего. Деревянные избы были сметены, как мусор – гигантским веником. Здесь, у окраинных огородов и землянок-бытовок-амбаров, теперь кучами валялись деревянные обломки, обрывки ткани, лоскуты бумаги от внутренних перегородок… И тела людей.

Переломанные или, напротив, с виду почти не пострадавшие. Откуда-то из глубин прошлой жизни всплыло понимание, что это… нормально: ударная волна от взрыва, оставившего после себя тридцатиметровую воронку, должна была быть настолько мощной, что тот, кто умудрился выжить после избыточного давления на границе ударной волны, погиб, нашпигованный и переломанный летящими бревнами, камнями и щепой. Да и просто, отброшенный ударной волной – вряд ли кто успел бы упасть ничком на землю…

Количество погибших… похоже, что все население деревни. В лес или в поле вряд ли кто-то выходил – как я упоминал, время года не то, чтобы шастать вне деревни – народ либо культурно отдыхал, либо готовился к выезду на ярмарку в Мацан. А «жилой сектор» деревни был расположен довольно компактно.

Птицы не поют, ветра нет, и деревья не шумят. Тихо. Кладбище.

* * *

– Дальше.

Господин Ма Шэнли был высок и строен. Копна черных волос убрана в хвост, кончик которого болтается где-то между лопаток. Мужественные, как и положено аристократу, черты на удлиненном чисто выбритом лице, миндалевидные черные глаза под агрессивным разлетом изящных черных бровей. На вид – лет двадцать пять. Но с местной медициной (доступной в полном объеме, понятно, только для облеченных властью персон) цветущий и юный внешний вид не является показателем солидного возраста. Ему и шестой и седьмой десяток вполне может быть. После восьмого и девятого десятка аристо, насколько я знаю, предпочитают подпускать в волосы седины для большей солидности – видимо, это чем-то помогает во внутривидовой борьбе за место в иерархии себе подобных.

Кафтан на господине Ма Шэнли – красный. То ли парчовый, то ли шелковый, то ли атласный – я в этих ваших высоких и дорогих материях не разбираюсь. Но из-под натертого до зеркальности доспеха видны только его рукава да полы, доходящие до колен. На ослепительном от украшений поясе высокородного – дзянь в лакированных ножнах с изумительным по изяществу тонким рисунком. А разных камушков в рукояти столько, что дешевле ее было бы из чистого сапфира выточить – и надежнее, и практичнее, и больше скажет понимающим людям… на мой чисто дилетантский взгляд.

Голос господина Ма Шэнли был насколько требовательным, настолько и утомленным. Нет, ему не было все равно. И ему не было плевать на факт полного уничтожения одной из деревень, принадлежащих клану Ма. Он не был равнодушен к факту гибели двухсот пятидесяти восьми крестьян и охотников. Даже с учетом того, как к ним (к нам) в этом мире относятся люди с положением, занимаемым господином Ма Шэнли.

Кажется, дядя раздосадован потерей подконтрольных клану ресурсов. Как и положено младшему брату главы пусть и не самого большого в Царствах, но клана, контролирующего не менее одной пятой территории провинции Увзан. Человеку хозяйственному и рачительному. По определению.

Его усталость не была равнодушием к проблемам Лисьих Лапок, а объяснялась чем-то другим. Возможно, сопутствующими проблемами, по сравнению с которыми потеря одной из деревень – досадная, но мелочь.

– Это все, добрый господин.

Неудобно говорить, стоя на коленях, уперевшись ладонями в землю и рассматривая носки дорогих мужских красных кожаных сапог с искусной вышивкой золотой нитью. Еще чуть-чуть и была бы классическая коленно-локтевая. Что немного стремно, так как сзади торчат и нависают над моей беззащитной задницей огромные туши клановых гвардейцев. Тех самых прыгунов по крышам, взрывальщиков и ломателей манекенов на полигонах во время праздников и ярмарок. Те еще нагибаторы, если разобраться.

С другой стороны, мне нет необходимости следить за выражением своего лица и глаз – одним богам и духам известно, что придет в благородную башку, засранную различными понятиями… о чести, достоинстве, гордости и тому подобном дерьме, если он внимательно посмотрит в мои наивные глазки. А если еще и разберет, что я обо всех них думаю…

А еще можно искоса рассматривать изящные щиколотки девичьих ножек в белых туфельках где-то по бокам от меня – это какие-то девахи из свиты господина Ма Шэнли. То ли наложницы, то ли помощницы, то ли родственницы, то ли телохранительницы, то ли все это вместе – в мире, где положение в обществе зависит не только от голой физической силы, возможны любые гендерные выкрутасы. И положение женщины на социальной лестнице не так плачевно, как это имело место быть в средневековом прошлом «моего» мира. К тому же, я более-менее знаю средневековое прошлое Европы, а тут его куда более юго-восточная версия. Как там оно было в Китае и на прочих узкоглазых территориях – понятия не имею.

Кстати, вся свита, все две дюжины человек, включая этих самых девушек, обвешаны оружием и доспехами. Бедные ездовые грифоны – тащили на себе все это железо! И если на мужчинах доспехи – более-менее функциональные, хоть и украшенные гравировкой и драгоценностями, то вот на дамах были… те самые «бронелифчики». Правда, поднимать взгляд выше их задниц я не рисковал – происхождением не вышел. Да и не хотел, если честно – настроение совершенно не то, чтобы пускать слюни на женские попки.

– Точно?

– Да, добрый господин!

На самом деле, еще многое можно было добавить. Например, про то, что чуть ли не половина обнаруженных мною незамужних односельчанок были не просто в выходных ципао, а в праздничных платьях, более уместных на городской ярмарке.

А это говорило о том, что в деревню нагрянул кто-то, перед кем женской части населения нашей деревушки захотелось выпендриться. Ну, той части, которая не будет потом безжалостно оттаскана за косы за такое непотребство. А еще это говорило о том, что у наших деревенских вертихвосток было достаточно времени для того, чтобы не только переодеться, но и скучковаться у эпицентра взрыва: женские трупы в платьях были самыми… целыми – смерть наступила от повреждений внутренних органов.

Не захотел об этом говорить. Влом. Уже четырнадцать часов без сна и продыху я стаскиваю тела односельчан в середину воронки, оставшейся от взрыва, готовя огромный погребальный костер. Одно хорошо – дров много. И некоторые даже одеты так, как одевают покойников, готовя их в путешествие к предкам – в самое лучшее, в самое красивое, в самое праздничное. А еще отвар хапьяна – местного аналога кофе (вкуснее, круче, эффективнее… правда, после окончания тонизирующего действия – упадок сил просто колоссальный) – помогал не свалиться с ног.

Мужской сапог задумчиво поковырял носком песок:

– Встать!

Осторожно, стараясь не делать резких движений, поднялся и выпрямился… по-прежнему смотря в землю.

– Обыскать!

Тяжелые лапищи упали на плечи. По телу быстро захлопали ладони, сноровисто юркнули в карманы, молниеносно сорвали пояс с кошелями и подсумками… хорошо, штаны на шнуровке держатся.

Господин Ма бросил равнодушный взгляд на предоставленные ему «вещдоки». В его глазах мелькнул слабый интерес:

– А это что?

– Кольцо этого недостойного. – Мгновенно ответил я. – Этот жалкий Лю Гиафо – охотник! Это кольцо, чтобы стрелять из лука, добрый господин!

– Чтобы стрелять из лука? – Выразило должностное лицо очевидное и ожидаемое легкое недоумение. – Странное какое-то кольцо. Кажется, такими стреляют западные варвары…

– В Лисьих Лапках многие охотники такие носят… носили… добрый господин.

Ага. Уже год. В этой провинции (и еще в десятке граничащих) в ходу другое кольцо для стрельбы из лука – огромная толстая «шайба», надевающаяся на большой палец. А вот конкретно это кольцо – мое творчество. Вклад, так сказать, одного попаданца в лучную индустрию этого мира. Как и ожидалось от попаданца – честно скопированное со скифского кольца того же назначения. Небольшое, изящное, красивое.

При внедрении «ноу-хау» очень помогло то, что отцом юного новатора-изобретателя был один из лучших охотников деревни, которому несмышленыш сделал такой подарок на «третью дюжину». Прошел месяц, и на подобные кольца перешли почти все охотники в деревне – отец, разумеется, не преминул похвастаться, какой «маленький охотник» у него растет – ничего не соображает, а уже с рацпредложениями по основной профессии лезет!

Кстати, о «средневековой отсталости»… наши охотники «мое» кольцо с тех пор сильно усовершенствовали и улучшили – добавили бортики, наплывы, удлинили «лепесток», сделали неглубокую прорезь для фиксации тетивы. С другой стороны, я ведь по памяти кольцо воспроизводил – в том мире я их даже в руках не держал, а видел только на фото в интернете. Вполне мог напортачить.

Правда, о том, что похожие кольца используют «западные варвары» – это для меня новость. Но не удивительная новость – как я уже и сказал, я высокого мнения о сообразительности местных и не собираюсь относиться предвзято к их изобретательности.

Господин Ма перевел вопросительный взгляд на своих подручных.

– Истинно так, господин Ма! – Ответили откуда-то сбоку. – У многих на телах обнаружены подобные кольца.

Шустрые ребята – уже даже некоторые трупы обыскать успели, пока я одному из местных властителей сказки рассказываю.

– Так ты, значит, охотник?

Я проглотил ремарку о том, что я об этом уже несколько раз говорил. Не в том положении, чтобы хамить. Хамить, вообще, говорят, плохо. В любых ситуациях. Вне зависимости от. Кивнул.

– Да.

– А это – твой лук? – Продолжал расспрашивать господин Очевидность.

Он снисходительно усмехнулся, рассматривал мой «Шепот», поднесенный подчиненными. До этого мой лук стоял, завернутый в ткань, у чьего-то крыльца. Крыльцо уцелело, а вот дом сдуло начисто, до фундамента. Кажется, это был дом семьи Изуфу.

Лук развернули, притащили на демонстрацию. Очень некрасиво, кстати, поступили – по местным обычаям лапать чужой лук без разрешения хозяина исключительно плохо. Но, видимо, не только я на них плюю. На местные обычаи. А уж то, что на чужой лук самовольно натянули тетиву – за такое вообще морды бьют!

Какой же ты подозрительный, дядя! И в чем, интересно, ты подозреваешь этого маленького недостойного Лю Гиафо?

– Да, господин!

– Какой-то слабенький лук. – Господин Ма вертел в руках лук. Слегка тренькнул тетивой, растянул, вернул в прежнее положение… спасибо, что хоть «холостого выстрела» делать не стал!

И не стыдно же такому большому и уважаемому человеку выставлять себя дураком!

– Этот недостойный Лю Гиафо не так хорош, как его отец, Ливей Лю, пусть будут рады предки видеть его в своих краях! Этому недостойному Лю Гиафо пока позволено охотиться лишь на мелкую дичь – оттого и лук у него еще слабый.

– Хм. Вижу печать мастера Куйса… – Задумчиво пробормотал он.

Как-то очень толсто он меня пытается развести. Хотя… для местных сойдет.

– Позвольте уточнить, добрый господин. Это печать мастера Лиафо из деревни Семероножки, что недалеко отсюда на восход. Этот недостойный Лиафо, видимо, пытается подражать досточтимому мастеру луков господину Куйса из славного города Мацан. Оттого и печати их, видимо, похожи. Видимо, оттого и сделал такой вывод высокий господин Ма, привыкший к оружию самых лучших и достойнейших оружейных мастеров славного города Мацан!

Ма Шэнли усмехнулся.

– И из лесу ты без добычи не приходишь, да?

– Как духи леса пожелают, господин. – Равнодушно пожал я плечами. Одна пиракса съедена, а две других были спрятаны, как только я обнаружил, во что превратилась деревня. Пусть копаются в моем ягдташе, сколько влезет! – Бывает, что с добычей. Бывает и без добычи.

Ма задумался на мгновение.

– Чимах! Дай ему стрелу, какую не жалко. А ты, пацан, покажи-ка мне, как стреляют таким странным кольцом. Попади во-о-он в тот столб!

Господин Ма изволит подозревать, что единственный выживший в деревне – совсем не из этой деревни? И совсем не охотник? Пинкертон доморощенный! Допрос по-средневековому… С другой стороны, если действительно по-средневековому, то могли бы и излупить. Профилактически. И иголочки – под ногти. И много чего еще. Чтобы разговорчивей был.

Видимо, спасает, что я все-таки не дотягиваю до взрослого. Да и вид парня, который один хоронит всю свою деревню – явно сыграл роль. И защитил от рукоприкладства. Зачем бы лазутчику (или в чем он там меня подозревает?) заниматься столько неблагодарным и бесполезным делом, как подготовка погибших односельчан к огненному погребению?

А может ему действительно любопытно, как таким кольцом пользоваться?

Я бросил взгляд на столб. 72–74 шага. Совсем меня не уважает высокий господин Ма!

– С превеликой радостью этот недостойный Лю Гиафо приложит все свои умения и силы, чтобы продемонстрировать доброму господину Ма все, чему научил его уважаемый отец и старшие братья!

А мне тем временем протянули стрелу… И тут я запаниковал – эта стрела стоила, как половина моего «Шепота»! И хорошо, если половина!

– Позвольте этому недостойному взять свои стрелы, добрый господин! – Играть панику даже не пришлось. – Эта стрела очень дорогая для этого бедного Лю Гиафо…

Девки пренебрежительно фыркнули (одновременно!), а господин Ма, бросив взгляд туда, где стоял мой колчан (у того же крыльца разрушенного дома Изуфу), нетерпеливо отмахнулся:

– Бери эту!

Пришлось брать.

Стрела была идеальной. Тонкая и прекрасно сбалансированная. Из лакированной лиственницы. С хвостовиком из кости. Перья… я даже такой птицы не знаю в наших лесах! И с крохотной пимпочкой пулевидного наконечника на миллиметр толще древка из бледно-зеленоватого металла. С идеальной жесткостью… для куда более мощных боевых луков, разумеется. Но с моей техникой стрельбы избыточная жесткость стрелы значения не имеет.

На полном автомате крутнул стрелу между пальцами, определяя центр тяжести. Осторожно заткнул за пояс (колчан я снял еще вчера, приступая к разгребанию завалов) и взял свой лук. Бросил неуверенный взгляд на внимательно за мной наблюдающего Ма Шэнли. Тот уже слегка раздраженно мотнул головой в сторону мишени:

– Ну!

Свита тем временем споро переместилась мне за спину. Ну, а пара гризли-гвардейцев так и осталась у меня за плечом. И будем считать, я не заметил едва различимую пленку вокруг тела господина Ма Шэнли. Защитное поле, полагаю?

– Почему кольцо не надеваешь, пацан? – тихо спросили из-за спины.

Спокойно так спросили, без наезда и угрозы. Им, действительно, было интересно.

– Лук у меня слабый. – Шепнул я. – Один-два выстрела спокойно могу сделать без кольца.

Ну, как «слабый»… сила натяжения «Шепота» в моем прежнем мире выводила бы его в разряд охотничьего оружия. Именно оружия, а не инвентаря спортивно-развлекательного типа. Тут, конечно, другие единицы измерения веса и силы, но по моим прикидкам мой лук на моей растяжке (а в семье у нас люди не самые рослые) давал где-то 34–36 килограмм. Правда, не забываем, что пацанята стреляют в нашей деревне из луков лет так с четырех. Да и девчонки от них не отстают. И по местным меркам «Шепот» – действительно, слабый лук. Едва балансирующий между детско-тренировочным и охотничьим на мелкую живность.

– Господин Ма желает увидеть, как ты стреляешь с этого кольца… – говоривший со мной гвардеец, кажется, пожал плечами.

Я благодарно кивнул – действительно, чуть не лопухнулся от усталости – и торопливо кольцо натянул на большой палец.

Семьдесят шагов. Да еще и столб в качестве мишени, то есть – вертикаль. Под два метра высотой. В три ладони обхватом. Детская задачка. Даже ясельная. Если б была горизонталь, то с незнакомой стрелой пришлось бы напрячься, чтобы попасть. А так – подобное упражнение, когда все стрелы должны ложиться в вертикальную линию, я выполнял еще пять лет назад! Из другого, действительно, плохонького детского лука.

Зафиксировал взглядом столб, вытащил из-за пояса стрелу, нащупал большим пальцем прорезь на хвостовике, не глядя на ощупь со слабым щелчком посадил на тетиву и упер снизу в «седло», уцепился большим пальцем за тетиву, стал плавно поднимать лук, оттягивая тетиву к уху… И, одновременно, стал ловить то самое «ощущение цели».

Стрела, действительно, была великолепной – «ощущение цели» пришло мгновенно. В следующую секунду я знал до мелочей, по какой траектории полетит стрела, куда воткнется. Казалось, даже глухой стук попадания услышал.

Правая рука медленно пошла назад, дотягивая наконечник до косточки большого пальца руки, удерживающей лук. Одновременно и постепенно стали расслабляться пальцы правой руки, позволяя тетиве плавно и ровно выскользнуть…

«Шепот», оправдывая свое имя, тихо-тихо щелкнул, выпрямляя плечи. Стрела оторвалась от тетивы и пошла сквозь ставший вдруг вязким воздух ровненько-ровненько, будто намыленная…

Ба-бах! – шарахнуло по ушам. Столб исчез в белом шарике взрыва.

От неожиданности я даже присел. Лук, правда, из рук не выпустил.

На месте двухметрового столба из земли торчал огрызок в метр высотой… В наступившей тишине сквозь звон в ушах я расслышал тихое хихиканье девиц и голос Ма Шэнли:

– Чимах! Ты дал ему Громовую Ворону?

Тон его был спокоен и неудовольствия не выражал.

– У меня не было других стрел, господин.

Судя по голосу этого самого Чимаха, тот тоже не думал испытывать стыд или раскаяние за такую подставу.

– Что скажешь?

Чимах ответил почти мгновенно:

– Выпуск стрелы – чистейший. Жоп… хвостовик стрелы не вихлял, стрела шла ровно. Техника стрельбы наша, местная. Почти не целится – стреляет навскидку. Действительно, охотник…

И чтобы это выяснить, эти бараны похерили настоящую стрелу-артефакт?! Которая, как только что выяснилось, стоит, как три, а то и четыре моих «Шепота»?!

– … странно, что иногда из леса без добычи приходил. – Закончил Чимах этот, с позволения сказать, анализ. – Видимо, чем-то насолить успел местным духам леса…

– Лю Гиафо! – Позвал Ма Шэнли. – Лови!

Правая рука автоматически метнулась вперед и перехватила мелькнувший овальный кусочек металла.

– … и прими соболезнования от лица великого клана Ма в связи с потерей твоих односельчан и твоих уважаемых родителей.

– Пусть небо увидит доброту и щедрость великого клана Ма и сияющего сына его, Ма Шэнли!

Я согнулся в торопливом низком поклоне… чтобы никто из окружающих не увидел ярости в моих глазах. Кинули золотой и соболезнования бросили, как собаке – подачку! Уебки!

– Великий клан Ма обещает, что виновные в этом преступлении не уйдут от справедливого возмездия и будут примерно наказаны!

Про справедливость клана Ма я славословить уже не смог – горло скрутила судорога ненависти. Ну, пусть думают, что пацаненок задохнулся от осознания величия клана Ма.

* * *

Свита «большого начальника» вместе с ним самим улетела, но обещала вернуться и всех покарать. Махать платочком вслед я не стал, постоял в задумчивости несколько минут, констатируя исчезновение крохотных точек «грифоньей эскадрильи» где-то у горизонта. Бросил взгляд на овал золотой монеты и с некоторым усилием подавил неуместный порыв запулить ее в кусты. Ну, да – та самая пресловутая проблема гормонов в молодом теле. Она не столько в реакциях на противоположный пол себя проявляет, сколько в таких вот импульсивных и эмоциональных реакциях.

– Ты злишься, Гиафо… – Пробормотал я. – Значит, ты не прав…

– Золотые слова! – Раздался из-за спины веселый мужской голос.

Я стремительно развернулся… а мои руки и тело целую секунду жили своей особой жизнью. Нож с пояса, такое впечатление, исчез сам, стремительно улетев в центр груди весельчака.

Загрузка...