Этот охотник из Лисьих Лапок

Глава 15

Ливей заинтересованно-жадным взглядом смотрел на тушку подстреленного зверя. Его ноздри трепетали, а лицо раскраснелось от неведомого до селе чувства возбуждения от попадания в живую цель:

– Мишку подстрелил? Какой-то он маленький. Но – прекрасный выстрел, согласись, Фан!

Я рванул с места и простым хуком, безо всяких этих местных штучек, пробил ему в печень… И согнул его! Согнул! Человека с реакцией, позволяющей перехватывать руками стрелы из боевого лука! Человека, накачанного Ци по самую макушку! Человека, который умеет этой Ци управлять так, чтобы впечатлить даже компетентных в этом вопросе наследниц клана Ма!

Но, надо отдать должное – в себя Ливей пришел буквально через секунду. Толкающее движение рукой – и я лечу назад спиной, отброшенный какой-то там техникой адепта Ци. Ощущения… не самые приятные – такое впечатление, что в стенку впечатался. Точнее, она в меня впечаталась. На скорости эдак километров в двадцать-тридцать. В сорок меня по этой «стеночке» размазало бы.

– Ты сосунок против меня, Фан! – Рассмеялся ублюдок.

Лечу себе такой, и наблюдаю быстро мелькающую траву, стволы деревьев… и метнувшуюся ко мне тень.

Перехватили меня мягко и заботливо, не дав пересчитать ребрами и конечностями все неровности грунта или стволы деревьев на краю поляны, на которой проходил урок. На секунду слепящий неприятный свет все еще висящего над полянкой огонька заслонило сосредоточенное лицо Ри Сахон, которое тут же исчезло.

Несколько секунд лежал, приходя в себя и осторожно проверяя, двигаются ли руки-ноги. Двигались, хвала предкам!

Заворочался, неуклюже сел, а потом и встал. Чуть покачивало. Провел по лицу, посмотрел на ладонь. Кровь. Видимо, из-под носа натекло. Или слизистую рта повредил. Или язык прикусил. И похеру.

Поплелся к дереву с мешком-мишенью и подстреленным медведем.

А под деревом разворачивалась драма.

Ливея окружили. Ливея ругали, Ливея корили, Ливея поносили. Постоянно тыкая пальцами в медвежью тушку со стрелой. Ор стоял знатный. Ливей не успевал вставить и слово. Он, кажется, начинал ощущать глубину жопы, в которую угодил. Вряд ли понял первопричины проблемы – собственный эгоизм, эгоцентризм, и незнание местных реалий и обычаев. И полнейшее нежелание их знать и понимать. И излишняя уверенность в собственной неуязвимости. И упование на этот пресловутый «канонъ».

Зато сообразил, кто виновник…

– Ты! – Он оскалился и двинулся на меня, поднимая руку.

Хрена там! Луноликая Джао-Джу собственноручно прописала ему какую-то технику Ци, выглядящую, как дружеский шлепок ладонью по спине между лопатками. И сама удивилась, когда Ливея буквально снесло с места, сбило с ног и прокувыркало по земле метров пять. Хотя, даже на мой дилетантский взгляд, силы в том ударе было не так, чтобы много. И видимой физической, и заложенной Ци. То есть сейчас Ливея пронесло, как пронесло бы любого обычного человека, которого без желания убить и покалечить ударил адепт Ци. Обычного человека. Не являющегося сколь-нибудь сильным адептом Ци.

Ну, да. «Кокона»-то больше на нем не было! То ли я его «сдул» каким-то образом тем самым хуком по печени, то ли стрельба по мишкам на территории мишек так подействовала – волшебство же! В любом случае – Шу Ливей словил нехилый такой «дебаф»!

Джао-Джу, разумеется, испугалась. Подскочила к лежащему телу Шу, провела над ним ладонью и тут же с облегчением выпрямилась:

– Жив!

– Дайте мой лук… – Попросил я.

Воцарилась тишина. Окружающие замялись – трогать лук, из которого только что завалили медведя, дураков было мало. Самой решительной оказалась Ма Аи. Смело подняла лук… за тетиву. Двумя пальчиками. Как я поднимал с пола мышь, которую Ангэе преподнес Шихонг в качестве подарка. И протянула мне. С поклоном, пользуясь случаем спрятать глаза.

Приняв оружие, я внимательно смотрел на свой «Шепот», поворачивая его в руках. Изящно изогнувшиеся плечи, обтянутые коричневой кожей с простым незамысловатым рисунком, потертая рукоять, хищно выгнувшиеся рога.

Какой же хороший лук… был. Прости меня, парень – я сам в жопе…

Пока я крутил в руках «Шепот» – на полянке стояла полнейшая тишина. Даже ночные птицы молчали. Даже ветерок утих. Про людей и говорить нечего – молча смотрели на меня.

Оттого треск ломаемого дерева был подобен грому. Все вздрогнули. Я осторожно положил обломки лука на землю рядом с носом медведя.

– Госпожа Ма Джиао-Джу, – Обратился я к «луноликой». – Прошу перенести стоянку каравана в другое место и оставить меня здесь… одного.

– Господин Лю Фан берет ответственность за произошедшее на себя? – Молниеносно сообразила та.

– Да. Непоправимое произошло во время моего урока. Как учитель, я несу за произошедшее полную ответственность.

– Это не так! – Воскликнула Ма Аи. – Стрелял Шу Ливей! Я видела! Все видели!

– Сестра! – Строго осадила младшую кровную сестру старшая. – Сейчас решает мастер Лю!

… заодно мастер Лю спасает клан Ма от неминуемого конфликта с кланом Шу, если за произошедшее будет назначен виноватым наследник Ливей. А ответственность медведи признают только в одном виде… ну, еще говорят, что не возражают против слабой прожарки «с кровью». Но, разумеется, этого старшая сестра Ма не сказала – слишком меркантильно, мелочно и некрасиво это звучало бы для столь торжественного эпичного момента: «Мастер Лю совершает подвиг самопожертвования во имя клана Ма!» Ну, да ничего – потом в приватной обстановке она обязательно объяснит своей сестре все нюансы и тонкости.

– Какого черта происх…!

Попытавшийся испортить атмосферу пафоса и героического самопожертвования Ливей был нейтрализован мощным ударом изящной туфельки на не менее изящной ножке своей невесты. Бывшей. Потому что теперь ни о какой женитьбе речи идти не может. Даже самодур Ма Хонг теперь не пойдет против традиций и основы клана Ма – покровительства местных Топтыгиных.

Таким образом, госпожа Ма Джиао-Джу скорее рада, чем огорчена. Что такое какой-то мастер Лю по сравнению с исчезнувшей необходимостью идти замуж за мудака? Или, если девочка умнее своей матери Зетты, подставлять клан Ма под гнев Императора этим союзом? За Ма Фонга остается только порадоваться – у него появилась надежда. Хотя-я-я… Лично я не уверен, что теперь, когда над луноликой Ма не висит угроза быть отданной в клан Шу, она будет рассматривать своего соклановца, как хорошую партию. Слишком… расчетлива для этого. Будто и не дочь недалекой «куклы» Ма Зетты, а «птенчик» умнейшей Ма У.

– Позвольте, я сохраню ваше оружие, мастер Лю. – Поклонилась Ма Джиао-Джу.

Ну, да. Тут очень уважают осознанное желание человека покончить с собой ради чего-то там. Такому и поклониться не западло. Особенно, когда это желание очень коррелирует с интересами самой сильной группировки внутри клана. Заодно вежливо намекают на то, что если уж хочешь самоубиться – не забудь сделать селфи отдай все оружие. Чтоб, значит, наверняка.

Так что сейчас мастер Лю останется один на один с лесом. Без оружия. И Хозяева Леса будет решать, как именно умереть мастеру Лю. Хорошо перекладывать ответственность на других. Сам так люблю делать.

Я кивнул и стал разоружаться. Того оружия-то у меня было… Широкий нож-тесак с пояса, нож на бедре, два ножа на щиколотках, два – на запястьях. Все честно. Даже нож, закрепленный между лопаток, вытащил.

– Ваше оружие будет сохранено в сокровищнице клана Ма, мастер Лю!

Вот охренеть – честь какая!

– Благодарю вас, госпожа Ма Джиао-Джу. Не сочтите за грубость, но вам нужно поторопиться и забрать… это. – Я носком сапога показал на пребывающего в прострации Ливея.

С ногами тут отдельная тема. Указать на кого-то носком стопы – чудовищно этого кого-то унизить. Дескать, ногами мы по земле ходим, а на земле – грязь, лужи, какахи… Ну, и все такое. В итоге – страшное оскорбление. И теперь на землях клана Ма представителей клана Шу ждет именно такое отношение – об них будут пытаться вытирать ноги. Буквально.

Одно дело, когда столь вопиющее святотатство совершает обычный человек. Дыба, утопление, изгнание в лес без оружия. Все нормально. А вот если ЭТО совершает не обычный человек, а аж наследник другого клана, то автоматом считается, что проступок в его лице совершил весь клан. Что-то в этом есть. Если уж ты имеешь привилегии от своего высокого положения – изволь и ответственность нести… другого уровня.

Папаша Ливея может, конечно, попытаться решить вопрос широко разрекламированным отречением от сына-барана. С последующим усекновением головы и отсылкой этой части тела в леса провинции Увзан. Теоретически. Будет он это делать? Не-а! Потому что это урон чести уже его клана. Потому что против клана Шу дегенерат-сынишка ничего такого не совершал. А прогибаться, пытаясь задобрить не самый сильный в Царствах клан (который, к тому же, в несколько раз меньше и слабее Шу) – это западло и зашквар… или как там?

– Если вас не затруднит, госпожа Ма Джиао-Джу. Позвольте последнюю просьбу.

– Со всем вниманием вас слушаю, мастер Лю.

– Прошу снисходительно отнестись к достойной девушке Шу Шан. Разумеется, если это не затронет честь достославного клана Ма.

– Я услышала вашу просьбу, мастер Лю. Это достойное желание, к которому я отнесусь со всем вниманием и уважением.

– Благодарю вас, госпожа Ма.

Подоплека понятна. Сейчас о представителей клана Шу, как я и сказал, будут вытирать ноги. Начнут прямо вот сейчас. А ближайшими представителями клана Шу являются три дегенерата и одна испуганная девочка.

Кстати, сама девочка тихонечко молчит – она-то все прекрасно понимает, в отличие от своего кузена-дегенерата. Понимает, что если только пикнет, и ее писк покажется кому-то раздражающим – разозленные Ма даже в лесу без оружия оставлять не будут. Просто и банально прирежут. При таком численном перевесе – запросто. Не спасут ни защитные артефакты, ни личные воинские умения. Да и не похоже, что девочка в этом сильна.

– Госпожа Шу Шан… – Ощутимо похолодевшим голосом позвала луноликая.

– Да, госпожа Ма Джиао-Джу. – Дрогнувшим голосом отозвалась та.

– Прошу следовать за мной. И, пожалуйста, не отходите от меня далеко.

– Да…

– Госпожа Шу Шан… – Позвал уже я. В ответ – шмыганье носом и слезы в глазах. – Прошу позаботиться о Маре Бейфанг, как было обещано… этим. – И снова показал носком сапога.

Шу Шан молча кивнула, давясь слезами.

В этом мире Лю Гиафо вырос в обнимку с луком…

Так же, как в другом мире я вырос, окруженный машинами, телевизорами и компьютерами. Некоторые вещи очевидны как для Лю Гиафо, так и для меня. Целевая тренировочная стрельба по неподвижной мишени и соблюдение той самой пресловутой техники безопасности во время ее выполнения – из них. Из таких вещей. Очевидных.

Когда ты новичок и изо дня в день лупишь по одной «скушной» точке на мешке-мишени или на скатке из тростника, трудно удержаться от того, чтобы не вмазать стрелой во что-нибудь сравнительно небольшое и мягкое (стрелы свои ты все эти дни достаешь потом из мишени сам, своими ручками). А если это «небольшое и мягкое» – еще и живое, двигающееся – то крайне трудно удержаться от соблазна. Сильно подозреваю, что та же ситуация и с огнестрельным оружием – не буду утверждать, не пробовал. Огнестрела я тут не встречал. И ни от матери, ни от отца о таком не слышал.

Оттого и гибнут сотнями птички, кошечки и собачки, на свою беду залетевшие или забредшие на стрельбища и в тиры. Оттого и не ставят мишени там, где может пройти человек. Не из-за того, что стрелок может промахнуться мимо мишени, а из-за того, что сделает это специально, отметив вошедшим в тренировочный транс мозгом появившуюся новую привлекательную цель – компактную, объемную и мягкую… из которой потом нетрудно будет выдернуть стрелу. Мозг – странная штука.

Спасает окрик инструктора, тренера, наставника. Или страх наказания за убийство – кошка и собачка могут быть чьими-то домашними. А уж за ранение или, упаси предки, убийство человека – мало не покажется даже высокородному – каждый человек в этом мире «ходит» под кем-то.

Но если ты ничего и никого не боишься, то ли осознанно, то ли неосознанно уповая на свои способности (во владении Ци, в социальном положении, в физической силе, да даже в удачу свою истово веришь) – то от выстрела по движущемуся объекту, внезапно появившемуся возле неподвижной мишени, удержаться почти нереально.

Ливей не боялся. Оттого и поплатился.

Хруст веток затих в отдалении. Голосов не было – люди ушли молча, стараясь не оглядываться на смертника. Даже девочки. Все.

Через десять минут, побив все рекорды и нормативы, лагерь снялся с места и убыл.

Я посмотрел на тушу медведя. Ливей прав – небольшой медведь. Почти медвежонок. Размером – едва-едва больше очень крупной собаки.

– Ну? Ты долго еще будешь так валяться? Земля, между прочим, уже холодная.

Один карий глаз открылся, а зверь заскулил, засучив лапами:

– Вот не надо тут изображать. – Поморщился я. – Ты спутал меня с этими дилетантами, которые дичь только на столе в запеченном состоянии видели. А я, на минуточку, охотник! И прекрасно вижу, что стрела вошла, не задев ни одного важного органа…

Косолапый недовольно фыркнул и попытался подняться. Взрыкнул и завалился обратно. Коротко проскулил, теперь уже по-настоящему. Я присел на корточки и внимательно осмотрел место попадания стрелы:

– М-да… Ну, давай вытаскивать эту хрень. А то так и проходишь со стрелой в жопе… Твои медведицы будут в восторге от такого пирсинга.

На меня посмотрели… возмущенно.

Я достал из-за пояса тонкую полоску лезвия. А что? Это ж не оружие, верно? Мяско там порезать, хлебушек покрошить, побриться опять-таки… ну, лет через пять-шесть. Если доживу.

Мишка покосился на лезвие и попытался освоить перемещение ползком на брюхе. Но был пойман за шкирку.

– Стой, болезный! Это не для тебя лезвие… Ну, не для того, что ты подумал. Надо бинты подготовить и шерсть вокруг раны сбрить.

Зверь облегченно выдохнул и застыл на месте.

Из набедренного подсумка достал несколько пузырьков. Кровеостанавливающее, обеззараживающее, обезболивающее. Поделия местных алхимиков. И вполне действенные средства, между прочим – посерьезнее некоторых аптечных из того мира будут, неоднократно проверял на себе. Подействуют ли на медведя или нет – не знаю, но лучше с ними, чем без них. Потому что, если мишка загнется от болевого шока, потери крови или сепсиса – вот тогда персональный ангел хранитель, присматривающий за этим Лю Фаном, точно отойдет в сторону, покрутив пальцем у виска. А я и ста метров по лесу не пройду. И не важно будет: с оружием, без.

– Тебя-то за что на эту адову работенку подрядили, парень? – Я осторожно очищал место вокруг торчащей стрелы. – Косякнул? Главную медведицу за ляжку цапнул на глазах главного медведя?

Медвежонок, скосив глаз и рассматривая, что я там делаю, фыркнул.

– Ну, тогда не знаю, как надо втухнуть, чтобы тебя заставили вот так рисковать, подставляясь под стрелу этой «имбы»… Тебя ж могло и насквозь прошить – истек бы кровью, пока тут все руками размахивали…

Зверь в ответ едва заметно засветился красноватым светом…

– Защитное поле? Понятно. Одни читтеры вокруг! – Я вздохнул. – Все умеют делать защитное поле, прыгать на дохрена метров, изучать за один урок техники, на которые у нормальных охотников уходят недели, месяцы и годы… Вот скажи, в чем справедливость, брат, а?

Медведь никак не «прокомментировал» мои слова и, разумеется, на вопрос не ответил, продолжая не очень довольно сопеть.

– Значит так, косолапый! Я сейчас сделаю два ма-а-аленьких надреза возле раны… Стой! Куда пополз?! Не дергайся! Действительно маленьких. Надо обезболивающее засыпать. Ты ж большой мальчик – неужели пару укольчиков не выдержишь?

Зверь снова фыркнул. Настороженно-утвердительно.

Я промыл лезвие антисептиком и аккуратно сделал надрезы. Зверь не дернулся.

– Молодчина, пацан! – Я осторожно потрепал его по холке. – Настоящий мужиГ! Теперь засыпаю обезболку… И минут десять спокойненько ждем, когда подействует…

Нужно отдать медведям должное, появление Самого Главного и Важного они организовали только после того, как я извлек стрелу (местный анальгетик, оказалось, все-таки действует на медведей! Ну, или на волшебных медведей – косолапый отрицательно мотнул башкой, когда я с вопросом осторожно пошевелили стрелой в ране), промыл рану, засыпал антисептиком, перевязал косолапого и дал испереживавшемуся зверю попить из своей фляжки.

Вот только тогда вдруг появилось ощущение, что на плечи сел кто-то не просто огромный, а гигантский… и свесил ножки. Я как раз выпрямился и вешал флягу на пояс… Флягу выронил, а сам с трудом удержался на ногах – такой тяжестью меня придавило.

Полянку заволокло туманом. Не густым, но зловещим. Тем самым, который волшебный и в который лучше не попадать. Только какой-то цвет у него красноватый. Хотя, в состоянии «ночного зрения» отвечать за точность определения цветов затруднительно. По туману пробегали искорки, сполохи… ну, и прочая светомузыка.

Тяжесть давила, как ей и положено, сверху вниз, но вот каким-то иррациональным чувством я знал, что источник этой тяжести находится сзади, за моей спиной.

С трудом развернулся.

Медведь. Очень большой. Морда – где-то на уровне моей груди. Черная шерсть и две маленьких черных бусинки глаз. Сзади возмущенно что-то тявкнул «раненный», и давление медленно уменьшилось… до сносных величин.

Но давление было уже не нужно. Я опустился на правое колено и уперся кулаком в землю, склонив голову.

– Здоровья и плодовитости твоему выводку, Хозяин… – И торопливо поправился. – Хозяйка Леса.

Чуть не косякнул! Медведи в этом отношении весьма чувствительны к правильному упоминанию своего пола. Какие-то их видовые заморочки.

– И тебе, маленький охотник. – Неожиданно молодым женским голосом ответила медведица. – Как идет твоя охота?

Чем она там говорит – понятия не имею. Точно знаю, что у медведей нет речевого аппарата. Одно слово – волшебный зверь. А голос… приятный женский голос. С легкой вполне себе сексуальной хрипотцой – закрыть глаза, отвернуться и наслаждаться грудными бархатистыми обертонами.

– Благодарствую, Хозяйка. Охота идет успешно. Добычу я загнал – осталось ее взять. («Угу… самое трудное осталось. Начать и кончить, как говорится»)

– Для нас это была тоже интересная охота… Концепция, во всяком случае, весьма любопытная. Ты там, кстати, как? Уже отдохнул в этой своей странной позе? – Голос стал насмешливым. – Может быть тебе удобнее все-таки на двух ногах? Вы ж, как-никак, прямоходящие приматы!

Медведица с чувством юмора? Да еще и с обширным словарным запасом? Справедливости ради, могло быть и хуже. Я поднялся на ноги и с независимым видом стал отряхивать колено. Под тем же насмешливым, но все еще тяжелым взглядом.

– Ханочка, ты так и будешь там валяться? Вставай быстрее, девочка! А то простудишься! Земля холодная – мальчик же тебе сразу сказал!

Ой-ёй-ёй… это, выходит, я девочку все это время мальчиком называл?! Еще и анекдоты ей похабные травил, отвлекая, пока стрелу из раны вытаскивал. Ну, ты и баран, молодой охотник Лю Фан! Считай, одну обиженную на тебя медведицу ты себе заполучил!

Сзади зашуршало, и мимо с независимым видом протопала начинающая медведица. Мимоходом стукнулась башкой о бок большой медведицы, тут же была внимательным образом осмотрена и обнюхана. Особое внимание было уделено повязке.

– Фу! Вонища-то какая! Снимай сейчас же!

– Мама! – Возмущенный девичий голос.

Она еще и говорить умеет. А когда я ее перевязывал – фыркала и хрюкала. Хоть бы слово сказала, засранка! Вот же…!

– Снимай!

– Но тут же мужчина!

– Он уже всю твою попу облапал, общупал и обнюхал. Если б еще и облизал – мне впору было бы о будущих внучатах задуматься!

– Мама!

– Снимай, кому сказала!

– Но там же рана. Она открыться может!

– Да? Странно. По моим расчетам уже должно было затянуться. Что-то я упустила в твоем обучении… надо будет поговорить с наставником Ба о пересдаче курса «Практической саморегенерации».

«Практическая саморегенерация»? Если задуматься о смысле, то звучит весьма… грозно. Даже как-то… по-мазохистски.

– Мама!

– Сни-май! – По слогам повторила большая медведица.

Недовольно засопев, Хана извернулась, дотянулась пастью до края повязки и легко содрала ее со своего бока. Тут же зачихала. Ну, да – алхимические препараты пахучие… весьма.

Не забыть – ни в коем случае не облизывать попу Ханы. Кто их знает, этих волшебных зверей – может, у них размножение контактным путем осуществляется. Потерлись друг о друга – хоп! – медвежата!

– Что-то ты какой-то неспокойный, маленький охотник… – Оценила мой вид старшая медведица. – Пожалей свою нервную систему – она, говорят, не восстанавливается. Охота твоя идет хорошо, мы свою часть сделки выполняем… Чего ты такой дерганный, а?

– Осталось самое трудное, Хозяйка Леса…

– Лю! Не нервируй меня! – Непередаваемым голосом оборвала медведица. – Вы, двуногие, немного подутомили уже этой «Хозяйкой» – после смерти Ма Джувэя даже поговорить нормально не с кем. Зана. Тетя Зана… или… – Морда медведицы Заны не была предназначена для демонстрации каких-либо других эмоций, кроме ярости, но сейчас я был уверен, что она ухмыльнулась. – Или мама Зана…

– Мама! – Возмущенно пискнула Хана.

– Цыц! Ну? В чем проблема-то, маленький охотник Лю?

– Никаких проблем нет, тетя Зана. Просто впереди самое неприятное…

– Эх, человече… – Тяжело вздохнула Зана. – Чтоб ты понимал. Самое неприятное – это рисковать дочерью, подставляя ее под стрелу этой, как ты выразился, «имбы».

– Простите, тетя Зана. – Повинился я. – Но люди устроены так, что в первую очередь их интересуют собственные проблемы.

– Это ты так мне вежливо и «тонко» намекаешь на то, что тебе плевать на наши проблемы? – Медведица прищурилась… выглядело угрожающе. – Ну, с объективной точки зрения, ты прав. Придраться не к чему. Такая шняга не только у вас, двуногих. Да. Так что? Ты собираешься довершать начатое? Или отступишься от своей добычи, оставив ее нам? Как ты и сказал, дальнейшее – уже твоя инициатива и твоя «трабла». Мы готовы подождать, пока ты их утрясаешь. Мне достаточно решения моей проблемы – в лесах провинции Увзан не будет армии, состоящей из людей, мало осведомленных о традициях провинции Увзан.

Собственно, этим-то я косолапых и купил. Их могущество в провинции держится только на древних договоренностях с кланом Ма. Если в ходе войны клан Ма уничтожат или сильно ослабят, то владычеству косолапых в лесах Увзан придет конец. Превратятся в обычную дичь. Благо, выбить их по одиночке нетрудно. При их-то склонности не сбиваться в стаи. А если еще подключатся прайды, стаи и стада других тотемов – косолапым любителям сладкого в лесах Увзан станет совсем кисло.

– Я довершу начатое. Негоже оставлять подранков.

– О! Це дило! – Обрадовалась медведица. – Ты тогда времени на осмотр места стоянки не теряй! Я понимаю – азарт охоты, поиск следов добычи, все такое. Но это ж время-время! А я таки совсем не ночной хищник, чтобы ждать, пока ты догонишь караван со своими медведицами. Так что Ханочка тебя отведет на место новой стоянки. Вряд ли они в темноте смогут уйти далеко.

Кстати, возмущенного писка «Мама!» на этот раз не последовало. Напротив, Хана заинтересованно шмыгнула носиком.

– И это… Фан! – Окликнула медведица, когда Хана уверенно потрусила с полянки, а я, поклонившись (и заодно подхватив флягу с земли), двинулся за ней.

– Да, тетя Зана?

– Ты того… этого… попку Ханы пока не облизывай. Остановитесь пока на обнюхивании и поглаживании, дети мои – мама Зана слишком молода для возни с внучатами.

– Мама!

Медведи смеются… прикольно. И с чувством юмора у их старшего поколения – все в ажуре… Не вышло бы мне боком это их чувство юмора.