Европейский сезон

Глава 2

Миниатюрный "Рено" легко бежал по дороге. За рулем сидела Флоранс. Она любила водить машину. Тем более, трасса от тихого Лиласа до двухмиллионной столицы поздним утром была относительно свободна. Вечером за руль садилась Катрин. По мнению Фло, подруга водила машину слишком осмотрительно и осторожно. Ничего не поделаешь, — Кэт не любила автомобили. Ее собственный, слегка обшарпанный, но все равно великолепный "ягуар" по большей части скучал в гараже. Относилась к своей машине Катрин довольно странно. Следила исключительно за ходовой частью. На несвежий салон и потертость шикарной отделки, девушке было глубоко наплевать. Может быть, потому что дорогая машина досталась ей по случаю, и об этом случае Катрин вспоминала без особого удовольствия.

Темно-бордовый "Рено" проскочил последнюю пригородную заправку. Флоранс сбавила скорость. Катрин по-кошачьи жмурившаяся на солнце, вдруг повернулась и спросила:

— Фло, тебе очень не нравится Мышь?

— Почему ты спрашиваешь? — красивое лицо Флоранс не дрогнуло.

— Потому что, я чувствую. Мы обещали не лгать друг другу.

— У меня и в мыслях нет лгать. Но правдивые люди не обязательно должны страдать нетактичностью. Так ли нам необходимо обсуждать странности Найни? С ними ведь ничего не поделаешь, не так ли?

— Обсуждать нужно! Ладно, я страдаю патологической нетактичностью. И если ты меня любишь, то должна исправлять меня, а не молчать, — в голосе Катрин внезапно прорезался металл.

Флоранс в некотором потрясение кинула взгляд на подругу. Сейчас Катрин выглядела совсем взрослой. Очень взрослой. И ее голос… Фло крепче вцепилась в руль и принялась смотреть на дорогу.

— Останови, — негромко сказала Катрин.

— Я опоздаю. Сегодня пятница, — важный день, — Флоранс справилась с голосом, слова звучали почти как обычно.

— Я знаю. Останови, пожалуйста.

"Рено" зашуршал шинами, останавливаясь у обочины. Впереди уже высилась развязка у первого бульваром города.

— Фло, я тебя напугала, — теплые ладони осторожно взяли женское лицо, повернули к себе. Сквозь дымку навернувшихся слез, Фло увидела яркие изумрудные глаза подруги. Катрин, жалобно кривилась, — больно девочке.

— Фло, прости. Я не хотела командовать и рычать. О, черт, ненавижу себя!

— Кэт, я привыкла к указаниям продюсеров и заказчиков, но мне казалось, что ты к их числу не относишься. А я не имею ничего общего с солдатами.

— Прости, — Катрин порывисто обняла подругу, притянула к себе. — Я не хотела, не хотела, не хотела!

Флоранс придушенно пискнула, обмякла:

— Ты меня удавишь!

Катрин ослабила объятия, но все равно судорожно прижималась, уткнувшись носом в шею подруги.

— Я тебя люблю, Фло. Очень.

Флоранс почувствовала влагу на шее.

— Ты что, мой сержант? Тушь береги. Или это сопли?

Катрин смущенно подняла лицо:

— Насморка у меня нет. А глаза я не крашу. Прости. Я очень боюсь тебя потерять.

Флоранс дотянулась до ключа и выключила двигатель.

— По-моему, ты не умеешь бояться. Когда-нибудь мы расстанемся — это общий закон бытия. Не будем делать из этого трагедию. Это случиться нескоро, мы обе успеем привыкнуть к этой мысли. И обязательно останемся подругами.

— Ты всерьез это говоришь? — прошептала Катрин, вглядываясь в ее лицо.

— Не знаю, — Фло опустила глаза. — Мне безумно хорошо с тобой. И это даже страшно.

Глаза щипало. Флоранс испуганно прижала пальцы к уголкам глаз.

— Никогда, Фло, — прошептала Катрин. — Слышишь? Мы никогда не расстанемся. Я не приказываю, не заклинаю, — я просто знаю, что мы никогда не расстанемся. Поверь.

— Так не бывает, детка.

— Бывает, Фло. В мире бывает что угодно. Уж в этом-то я убедилась. Как сказал один странный человек по совершенно другому поводу, — "как пожелаем, так и сделаем". Неприятная личность, но в этом постулате он был абсолютно прав.

— Это из какой-то книги? Дай мне прочитать. Знаешь, Кэт, в жизни нет ничего вечного. Изменимся мы, измениться мир. Ты очень молода, и я вовсе не собираюсь портить лучшие годы твоей жизни. И не желаю становиться старушкой на твоих глазах.

— Не желаешь, — не становись.

— Некоторые законы природы весьма трудно обойти. Даже с помощью самых лучших адвокатов. Мне стоит напомнить, что по возрасту, я, пусть и с некоторой натяжкой, но гожусь тебе в матери.

— Годишься. И без всякой натяжки. Я миллион раз мечтала о такой мамочке. О мамочке, и о любовнице. Даже не знаю о ком больше.

— Кэт!? — в изумлении пролепетала Флоранс. — Ты что несешь? Тебя когда инцест начал заводить?

— Ты меня заводишь. И все давно запуталось. Там, — Катрин неопределенно махнула рукой, — ты сначала заботилась обо мне, хотела защитить. А потом мы начали совращать друг друга. А потом я четыре года мечтала о тебе, мечтала, как буду тебя беречь и развратничать с тобой. И я хочу жить с тобою всегда. До самой смерти. Тебе будет сто двадцать лет, мне — чуть за сотню. Так ли уж важна такая мизерная разница? Надоест этот мир, мы придумаем что-нибудь поинтереснее на том свете.

— В сто двадцать лет едва ли я буду способна что-нибудь придумывать, — пробормотала Флоранс. — Я буду прибывать в глубоком маразме. Имя бы свое тогда не забыть.

— Нужно вести правильный образ жизни, — заметила Катрин. — И все будет хорошо.

— Тебе придется меня хоронить. Сморщенную и беззубую, — Флоранс передернуло от отвращения.

— О зубах нам придется специально позаботиться. И обо всем другом. Но вполне вероятно, — это тебе придется побеспокоиться о возложении цветочков на мою безымянную могилку. Если у меня вообще будет могила. Честно говоря, я не надеялась дожить до встречи с тобой. Кто знает, как может пошутить судьба в будущем?

— Этого еще не хватало! — взвыла Флоранс. — И думать отаком не смей! Хватит с тебя войн и дурацких приключений. Я тебя ни в какое дерьмо никогда не пущу!

— Вот, — радостно воскликнула Кэт, — ну разве ты не похожа сейчас на мамочку? И выражения родные. Прямо сердце радуется. Удочери меня хоть немножко. И будем меньше обижаться на всякие лексические и юридические тонкости.

— Да уж, — Флоранс смущенно посмотрела в сияющие изумрудные глаза. — Не уверенна, что смогу спокойно заниматься сексом с "частично удочеренной". И потом, помниться, где-то в России у тебя имеется настоящая мать?

— Маман по мне совершенно не скучает. Опять ты предаешь значение каким-то формальностям. Я уже совершеннолетняя. Разрешения опеки не требуется. Черт возьми, да я уже сама вдова! У меня пасынок и падчерица имеются. Правда, надеюсь, они сейчас без меня прекрасно обходиться. Удочери меня хоть немножко, а?

— Кэт, ты меня шокируешь. У меня, кстати, сын есть, если ты помнишь.

— Я отниму у него совсем чуть-чуть материнской любви. Твой Жозеф учиться, потом уедет служить, зарабатывать себе наградные, медальки и прочие цацки. С ним все будет хорошо.

— А если он попадет на какую-нибудь идиотскую войну? Я не переживу, если он окажется под пулями.

— Ну, он очень целеустремленный мальчишка. Ты же видишь, как он мечтает надеть форму. От судьбы не уйдешь. Он будет служить, а я буду помогать тебе по хозяйству и успокаивать. Хорошо?

— Что здесь хорошего? Несешь какой-то бред. Не желаю я тебя удочерять. Хватит с меня одного заносчивого отпрыска.

— Жо поумнеет. А я буду не очень глупой, — Катрин взяла подругу за руку. — Кроме того, я тебя тоже могу немножко удочерить. На правах близких родственников мы сможем орать друг на друга и не обижаться. Фло, нам жутко мешают рамки приличий и воспитаний.

— Нам? Приличия? Ты о ком-то другом говоришь. И вообще твоя психологическая установка выглядит совершенно иезуитской. Я даже не понимаю, насколько ты сейчас шутишь.

— У меня с юмором плохо, — Катрин поцеловала руку подруге. — Если не хочешь, не будем друг друга удочерять. Просто пообещай быть со мною всегда.

— Пообещать? — Флоранс сердито выдернула руку. — Пообещать можно что угодно. Но я совершенно не уверенна, что решусь стариться на твоих глазах.

— Конечно, неуверенна. Ты просто пообещай. Когда у тебя будут возникать очередные сомнения, я их буду рассеивать. А когда на меня найдет затмение, ты наставишь меня на путь истинный. Так мы и дотянем до наших ста двадцати. Я тебя очень люблю.

— Я тебя тоже очень люблю, — Флоранс неожиданно для себя всхлипнула. — Только одного чувства мало. Невозможно исходя лишь из чувств, планировать жизнь на десятки лет вперед. Такой долгой любви не бывает.

— Значит, — наша будет первой. Ведь мы кроме любви и еще много чего умеем. Ты подумаешь над этим?

— Подумаю, господин сержант. Сейчас я уверена только в том, что мы способны нести абсолютную чушь. Вообще-то мы начали говорить о твоей сумасшедшей подружке.

— Во-первых, Фло, если ты собралась величать меня по званию, — то именуй, "товарищ старший сержант". Во-вторых, — Найни не сумасшедшая. Странности у нее остались, но это сущие мелочи по сравнению с тем кошмаром, что был изначально. Посмотрела бы ты на это чучело раньше. Сущая клиника. Она хорошая девочка. И как не странно звучит, — мой друг.

Флоранс судорожно вздохнула:

— Кэт, ты же регулярно ее бьешь. И серьезно утверждаешь, что она твой друг?

— Да. Ей нужно. Как укол инсулина. Иначе Найни будет плохо.

— Катрин, это противоестественно. Её нужно лечить.

Подруга пожала плечами:

— Ее лечили. Безо всякого успеха. Я же тебе рассказывала.

— Да, но… — Флоранс замолчала. Действительно, обо всем было сказано. Но как было догадаться, что реальность окажется столь отвратительной. Никакой игры, никакого подобия развлечения, — действительно спокойная медицинская процедура.

— Кэт, ты не возбуждаешься? Ну, когда воспитываешь ее?

— Сейчас практически нет. Раньше я была голодной, ну и мы.… Шалили всерьез. В общем-то, можно и сейчас. Мышка умелая партнерша. Хочешь попробовать?

— Нет! — Флоранс передернулась. — Никогда не смогу заниматься сексом с мышами. Тем более с такими безумными.

— Хм, Ричард тоже сначала не хотел пробовать. Мышка мало кому нравиться с первого взгляда. Но мой бедный муж ее принял. И даже не без кайфа.

Флоранс в сомнениях посмотрела на подругу. Как-то трудно было поверить, что юная Кэт успела побывать замужем. Флоранс до сих пор не могла понять, — любила ли подруга мужа? Вспоминала Кэт своего покойного супруга с нескрываемой грустью. Впрочем, не хватало еще к покойникам ревновать.

— Фло, я сейчас не сплю с Мышкой. Вообще-то, мы с ней детально разбираем хозяйственные проблемы, ну и попутно я массирую её нервные окончания на заднице.

— Я знаю, что ты с ней не спишь, — мрачно сказала Флоранс, глядя на залитую солнцем дорогу. — Если бы ты получала удовольствие, я бы еще поняла. А так…

— Скажи честно, что тебя беспокоит?

— Я ее элементарно боюсь, — Флоранс старалась скрыть раздражение. — Я знаю, что она совершенно безобидна и несчастна, но все равно боюсь. Возможно, потому что просто не могу понять ход мыслей настолько больного человека.

Катрин помолчала, потом тихо сказала:

— Она отличается от нас с тобой, лишь тем, что ей нужно непременно знать, что над ней есть старший. О чувственной попе говорить не будем. Ты тоже, насколько я знаю, не против легкой боли в постели. Но Мышь не безобидна. Она прошла через настоящую кровь.

— Это как понимать?

— Она убивала. Так же как и я.

Флоранс смотрела испуганно:

— Ты о чем говоришь? Ты мне не о чем подобном не рассказывала.

— Извини. Я как-то упустила, что это может быть важно для тебя. Стыдно признать, но крови за эти года я пролила слишком много. Даже без учета чьей либо помощи.

— Я знаю, Кэт. Но ты не Найни. Она же…

— Ее тогда зажали в одной квартире. Я оставила ей оружие, и она вела бой, — в голосе Катрин звучала странная гордость. — Тряслась как заяц, но стреляла. Одного гостя она точно завалила. Потом мы ее вытащили. Она хорошая девочка.

— О, боже, — Флоранс покачала головой. — Полный дом террористок.

— И террористов, — Катрин ухмыльнулась. — Цуцик — он тоже. Может быть серьезным.

— Уж в зубастом я не сомневалась. Но Мышь… Она же патологически безвольна.

— Если будет нужно, и она покажет зубки. Но ты-то, почему ее боишься? Мы с ней искали тебя вместе. И Цуцик искал. Найни понимает, что ты значишь для меня. Она будет защищать тебя до последнего вздоха.

— Спасибо, конечно. Но, надеюсь, защита маленькой мазохистки мне не понадобится. Пусть даже она и умеет убивать. Не уверена, что знания о ее боевом опыте подействуют на меня успокаивающе.

— Фло, а чего ты конкретно опасаешься? Самое страшное, на что способна Мышь, это забыть протереть абажур в гостиной.

— Вот за абажур я совершенно не беспокоюсь. Про него она забыть неспособна. Но когда твоя слайв стоит у меня за спиной… Я боюсь, что она сунет мне фен в ухо, или накинет шнур на шею. Ну, я не знаю, что вы, террористки, еще умеете.

Катрин захихикала:

— Управиться с удавкой у нее силенок не хватит. Забавно, но и она боится тебя, по весьма аналогичным причинам.

— Не издевайся, — сердито сказала Флоранс. — Я твою Мышь и пальцем никогда не трону.

— Ну, это конечно опечалит малышку. Возможно, она не прочь и попасть под твою красивую руку. Но пока она страшно огорченна, тем, что ты не позволяешь ей делать маникюр. Штудирует пособия и думает, что ты ей демонстрируешь свое недовольство.

— При чем здесь маникюр? Кэт, я не понимаю.

Катрин вздохнула:

— Уход за моим внешним видом — вытребованная ею в долгой и упорной борьбе почетная обязанность. Раз ее Госпожа сейчас раздвоилась, — естественно, Мышь считает своим долгом проследить и за твоим внешним видом. Но ты предпочитаешь ездить в салон. Ну, это ей очень обидно. Она считает, что может справиться не хуже. И, кроме того, она боится, что ты соберешься делать в салоне и прическу. А там и до приглашения посторонней прислуги недалеко. Какой правильной слайв такое понравится?

— Черт! Она слайв или твоя подруга?

— И то и другое. Извини.

Флоранс застонала:

— И сто двадцать лет мы должны мириться с ее присутствием?

— Я могу ее отослать, — Катрин принялась поправлять ворот футболки.

Флоранс ухватилась за ее руку:

— Кэт, я не хочу никого обижать. Но я чувствую себя не в своей тарелке. Мне тяжело быть кому-то обязанной. В конце концов, я не желаю, чтобы мне делали прическу бесплатно. И пусть мои простыни стирают за деньги. Нельзя ли как-то ограничить присутствие Найни в нашей жизни? Это сильно повредит вашим отношениям?

— Не знаю, — мрачно сказала Катрин. — Можно попробовать ее отселить подальше. Вообще-то, мне будет трудно нарушить свое собственное обещание.

— Что ты ей обещала?

— Обещала не выбрасывать на улицу. Обещала, если она станет ненужной, пристрелить своей собственной рукой.

Флоранс зажмурилась:

— Иногда мне кажется, что ты явилась из каких-то африканских дебрей. Ты ведь собиралась всерьез выполнить договор?

— Я поступаю честно с близкими мне людьми. В те времена Найни то и дело тянуло к суициду, и она категорически желала оставаться на этом свете только при определенных условиях. Пришлось пообещать. Жаль, что тогда тебя не было с нами. Мы бы нашли иной выход.

— Дикость какая, — Флоранс вздохнула. — И что нам теперь делать?

— Поговори с ней сама. Вы обе умные, почему бы и не обсудить некоторые вещи напрямую?

— Мне нужно подумать.

— Ага. Еще тебе нужно ехать в свое увеселительное заведение и налаживать его работу. Ты опаздываешь.

Флоранс кивнула и завела двигатель. Выключила. Обхватила подругу за шею:

— Кэт, я очень хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

— У нас, Фло. Только у нас вместе. Иначе все будет плохо. Ты помнишь, что я и вправду жила в очень дикой Африке? Там многие вещи становятся удивительно элементарными, — или — или. Никаких полутонов.

— Ты прижилась в слишком первобытных местах. Поцелуй меня, дикарка.

— В губы? — алчно прошептала Катрин.

— Нет! Мне нужны силы, чтобы работать.

Целоваться с Кэт по-настоящему было опасно. Слишком хорошо она научилась это делать где-то в своих фантастических странствиях. Короткий поцелуй ввергал Флоранс в состояние слишком близкое к оргазму. Вообще-то, иногда даже не в близкое, а самое непосредственное. Еще один повод задуматься о собственном психическом здоровье.

На экране монитора мелькали эскизы интерьеров, макеты рекламных плакатов, спецификации и многозначные счета за все эти грабительские предложения. Ежеминутно сыпались электронные письма. Флоранс любила свою работу, но только не сегодня.

Клуб открылся две недели назад, но Флоранс по опыту знала, что добрая треть работы еще впереди. Пока все войдет в повседневную колею, пока удасться подобрать приемлемый персонал и станет понятно, насколько рекламная компания попала в цель. Два уик-энда клуб был почти полон. Что это, — мимолетный интерес к вновь открывшемуся заведению, или устойчивая тенденция, пока понять невозможно. В принципе, финансовый результат двухмесячного труда не имел прямого отношения к оценке работы самого менеджера. Флоранс приглашали для того чтобы свести воедино фантазии дизайнеров и музыкантов, усилия строителей, идеи службы охраны и барменов, требования пожарного контроля, капризы танцовщиц, претензии инспекторов по борьбе с наркоторговлей. Естественно, не стоило забывать и об интересах людей непосредственно финансирующих создание всего этого модного бардака. Любое коммерческое заведение обязано приносить прибыль. Но для кризисного менеджера, которым и являлась мадам Морель, главное было избежать противоречий. Танцпол должен сверкать, сиять и кружить голову гостям, но и мощности кабелей электросети обязаны выдерживать весь этот восторг. Кокаин должны нюхать где-то за стенами заведения. Стулья и столики должны не только удовлетворять взыскательный взгляд ценителя современного дизайна, но и надежно удерживать на себе самые жирные задницы. По большому счету, Флоранс было все равно, что за музыкальный клуб создавать, — она была одинаково равнодушна к techno, lounge, garage. Должно получаться нечто гармоничное, то, что понравится заказчикам. Сумма выделена — и вас непременно устроит результат. Флоранс достаточно поверхностно разбиралась в строительстве, безопасности, бухгалтерии и модных музыкальных тенденциях. С дизайном дела обстояли чуть лучше, — эстетическим моделированием Фло увлекалась еще в юности. Но стать вольной художницей не сложилось. Теперь Флоранс Морель была одним из немногих профессионалов способным объединить усилия других профессионалов. Получалось. На ее счету осталось почти два десятка успешных проектов, начиная с крошечного кафе на плавучей барже, и заканчивая отреставрированной четырехзвездочной гостиницей на самой популярной улице Европы. Проекты получались долгими, — работа начиналась на стадии первых эскизов и заканчивалась лишь когда новый организм полностью входил в ритм. Почти всегда Флоранс просили остаться в новом заведении, но ее куда больше соблазняла возможность начинать с нуля, чем поддерживать скучный рабочий ритм. За восемь лет Фло обзавелась полезными деловыми связями, объехала большую часть западной Европы, и неплохо узнала изнанку развлекательного бизнеса. Привлекательная молодая женщина легко находила контакт с самыми разными людьми, без видимого труда улаживала конфликты Из неких противоречивых намерений рождалось нечто, способное прочно стоять на земле, развлекать людей и приносить деньги. Способности мадам Морель с каждым годом ценились все выше. Любовных связей тоже хватало. Флоранс никогда не обманывала себя, — секс не оставлял ее равнодушной, как не отпугивало и искушение легко и просто решить через постель некоторые проблемы бизнеса. Конечно, если подходить с чисто сексуальной стороны, — от путешествия в кровать с некоторыми джентльменами, Флоранс вполне могла бы воздержаться. Но она никогда не делала того, от чего тошнит. Проклятая душная комната, с автоматом на спинке стула, осталась в далеком прошлом. Можно было спокойно жить, работать, и зарабатывать.

Вот только четыре года назад Флоранс Морель допустила ошибку. Проект сам по себе не являлся чем-то уникальным, — приватный загородный клуб. Слегка сомнительная репутация заказчиков, — но, если смотреть правде в глаза, — практически все клубы создавались на не слишком хорошо отмытые деньги. В конце концов, если не приглашают создавать элитную гостиницу для паломников при монастыре, почему бы и не создать элитный бордель? Денег у заказчиков хватало. И это показалось любопытной нестандартной работой. Флоранс задержалась в веселом клубе дольше, чем рассчитывала.

Потом случилось то, что случилось.

Несчастный, упрямый светловолосый котенок. Катрин. И сама Флоранс ошеломляюще внезапно оказавшаяся в роли тюремщицы. Ужасные дни. Потом котенок выпустил когти. И появились трупы.

Даже сейчас Флоранс не могла бы сказать, — стала она соучастницей до первых трупов, или после? Не помочь Кэт было совершенно невозможно. Да, котенок сумел вырваться. И Флоранс внезапно догадалась что бывает любовь. Страсть, похоть, наслаждение, — все это бывало и раньше. Любовь, — ее, казалось, выращивают на удобрении из старых романов и голливудской пленки.

Кэт тогда ушла. Документы, деньги и убежище на первое время, — Флоранс сделала для девочки все что могла. Но до далекого убежища котенок не добрался. Смутные сведения о новых мертвецах, о дикой перестрелке в жаркой стране. Кэт исчезла.

Флоранс покинула проклятый притон, как только это стало возможным. Было просто невыносимо смотреть на продуманно драпированные стены, на тщательно выставленный мягкий свет, на многочисленные, совершенно переставшие быть уютными, апартаменты для интимных свиданий. Тюряга, место убийства. Флоранс проклинала себя.

Шло время. Флоранс много работала, меняла любовников, да и любовниц. Сын окончил закрытую среднюю школу, с упорством достойным лучшего применения, жаждал военного будущего. Пришлось отдать его в престижную и знаменитую, основанную еще в XVIII веке, Военную Школу. По крайней мере, деньги там брали, демонстрируя длиннющий список знаменитых выпускников. Кстати, далеко не все из них тупо пробегали всю жизнь, размахивая шпагами и поднимая гвардейцев в атаку на вражеские пушки.

Но вечерами было плохо. Покой не возвращался. Флоранс хотела увидеть Котенка. Просто увидеть, узнать, что она жива. Или узнать, что она умерла. Дни сливались в недели и месяцы, легче не становилось. Флоранс начинала поиски, пугалась, одумывалась, затихала. Многие желали найти Катрин. Те, — первые трупы, — Кошке не собирались прощать. Слишком, слишком неудачного мертвеца оставил котенок. О пропавшей девчонке не забывали серьезные люди. Флоранс знала этих людей, и боялась, боялась. И за девочку, и за себя.

Месяц за месяцем. Много работы, беглый секс, приносящий какое-то мутное, незавершенное удовлетворение. Флоранс вспоминала те несколько дней и ночей, проведенных с Котенком. Почти ничего не успела тогда узнать о девочке. Лбом хотелось о стол биться, такой идиоткой себя чувствовала. Оставалось смотреть русские фильмы, читать книги. Флоранс терзало недоверчивое недоумение, — бородач Толстой и деревенский лорд Тургенев не давали ответов. Кошка не походила ни на аристократок-княгинь, ни на трогательных крестьянок из тех книг. Му-Му было жалко, было жалко и вообще всех русских. В их непонятной жизни все время кто-то воевал, пытался найти личного бога, перестроить мир, убить старушку и полететь в космос. Флоранс осознала, что никогда ничего не поймет. Возможно, Катрин была, как принято там ныне называть, не русской, а россиянкой? Теперь уже было не догадаться. Иногда Котенок снился. Одичавшая, окровавленная девочка, или смеющаяся и нарядная. Но непременно дерзкая. Флоранс снам не верила. XXI век, в конце концов, уж какие тут суеверия. Мертва девочка. Где-то там — на Ближнем Востоке исчезла, как исчезают миллионы людей. Опасно любить мертвую. Отстраниться, оставить в дальнем углу памяти. Не получилось. Любовь мучила, тлела возле сердца. Пришлось даже несколько раз сходить к врачу и отказаться от настоящего кофе.

Потом случилось нечто непредвиденное. Люди, за которыми настороженно приглядывала Фло, начали погибать. Практически в один день первые лица организации, так целеустремленно и неутомимо разыскивавшей несчастного Котенка, оказалась на кладбище.

И появилась Катрин. Котенок стал роскошной, обманчиво мягкой, хищной Кошкой. Кошка явилась из неоткуда и спросила, — хочет ли Фло жить с ней всегда?

Любовь, — поистине блаженное проклятье.

Флоранс сообразила, что держит у уха телефонную трубку и тупо кивает монитору. Какие еще кондиционеры? Неужели незаметно, что мадам топ-менеджер не в себе?

С установкой дополнительных кондиционеров Флоранс все-таки управилась, заодно решила десятки иных текущих проблем. Глянула на часики на узком запястье, — начало четвертого. До переговоров оставалось сорок минут. Попросить у секретарши кофе? Или попробовать успеть перекусить в ближайшем ресторанчике?

Мучила недоговоренность. На языке вертелся десяток вопросов. Вечно времени не хватает. Может быть, бросить к дьяволу эту работу? Разобраться с личной жизнью. Как раз до сто двадцатого дня рождения успеешь все понять и организовать.

Флоранс потянулась к телефону.

Катрин ответила сразу.

— Чем занята, спортсменка? — проклиная себя за неуверенность, поинтересовалась Флоранс.

— Сижу в твоей машине.

— И как там, весело?

— Читаю про сражение у Тагинэ[1]. Забавно.

— Верю. И забавно, и весьма актуально. Кэт, тебе не приходило в голову, что ты живешь в известнейшем городе планеты? Могла бы сходить в королевский дворец, посмотреть разные любопытные безделушки. Там есть Микеланджело и Рембрандт.

— Что-то я про этих дяденек слыхала. Но туда, говорят, ломятся толпы туристов. А эту металлическую этажерку, что называют башней, я уже разглядела со всех сторон. И вообще, Фло, я размышляла — вдруг ты захочешь у меня что-то спросить?

— Я хочу спросить. Но у меня мало времени. Через сорок минут важная встреча. А у меня список вопросов длиною с налоговый отчет. И еще я хочу перекусить.

— Здесь полно кафе. Выходи. Посмотришь на солнце, и скушаешь что-нибудь питательное.

— Придеться безобразно давиться, чтобы успеть запихнуть что-нибудь в желудок. Лучше я выйду к тебе, посидим в машине.

— Фло, ты меня извини, — у вас очень режимное заведение?

— В каком смысле?

— Мне категорически нельзя к тебе подняться?

— Можно, но… Я не думала, что тебе интересно…

— Фло, на мне не написано, что я лесбиянка. Я тебя не скомпрометирую.

— Фу, Кэт, ты о чем? С людьми какой только сексуальной ориентации мне ни приходиться встречаться. Дело не в этом…

— Как скажешь. Тогда выходи посмотреть на солнце.

— Черт возьми, ненавижу, когда ты притворяешься такой покорной! Давай поднимайся. Мой кабинет…

— Фло, — проникновенно прошептала в трубку Катрин, — я просидела под окнами вашего чудесного клуба довольно много вечеров. Неужели я не знаю где твой кабинет?

Флоранс поспешно подошла к зеркалу. Глупости, едва ли можно выглядеть безобразнее, чем обессилено отключаясь в чудовищно развороченной постели.

В кабинет заглянула секретарша. На блеклой рожице удивление:

— Флоранс, к тебе…

— Мадам Морель, к вам пицца, — высокая Катрин ловко просочилась мимо стража кабинета. В руках опасно раскачивалась коробка пиццы.

— Анетта, сделай два кофе, пожалуйста, — Флоранс повернулась к подруге: — Садись, отравительница.

— Продукт проверен экспертами. В смысле — мною, — заверила Катрин.

Флоранс с опаской взяла горячий ломоть. Пицца была вкусной.

— У меня с желудком что-нибудь нехорошее случиться. И уж совершенно точно, — с талией, — сказала Флоранс, беря второй кусок.

— Я тебе помогу, — немедленно обнадежила Катрин.

— С пиццей? Или с талией?

— Со всем вместе.

Появилось кофе.

— А я твоей секретарше не понравилась, — сказала Катрин. — Ревнует?

— Едва ли. Ты говоришь по-английски, а здесь этого очень не любят. А насчет ревности, — она нормальная. Кажется, у нее муж есть.

— Надо же, — удивилась Катрин. — Такая рожа, — а муж в наличии. Везет же некоторым.

— Не издевайся. Здесь все дамы тусклее твоей Мышки. Это считается нормальным и приличным.

— Мышка совсем не тусклая. Ты ее просто не разглядела.

— Несомненно. За три месяца, где же мне ее успеть рассмотреть.

— Ну, Фло, ты очень занятая дама. Кроме того, ты предпочитаешь смотреть на меня.

Флоранс вздохнула и отложила третий надкусанный кусок. Ну, как не смотреть на девчонку. Длинноногая, красивая, гибкая как пантера. Фу, пошлое сравнение, но ничего другого в голову не идет, — из кошачьих она, тут уж ничего не поделаешь. Дикая, дикая кошка. Улыбается весело, легкомысленно. Только не обманет, — совсем она не легкая. И она о чем-то думает, волнуется. И не так уж ей весело.

— Что будем делать, Кошка?

— Доедим пиццу. Потом ты будешь работать, а я вернусь в машину и буду тебя любить с улицы.

— Довольно извращенно. Надо ли это понимать как намек на то, что наша любовь несколько одностороння? Тебе кажется, что я к тебе равнодушно отношусь?

Теперь изумрудные глаза совершенно серьезны. Оттуда, из зелени, дунуло холодом. То, от чего у Флоранс вздрагивало сердце, — котенок умеет легко убивать. Хладнокровно, без сожалений. Как может выглядеть девушка, отнимающая жизнь со равнодушием того здоровенного волосатого типа, с засученными рукавами, что работает на бойне? Или сейчас там носят белые халаты и убивают электричеством?

— Ты меня любишь, Фло. Но любишь еще не так как нужно, — тихо сказала Катрин.

— А как нужно? — прошептала темноволосая дама, крепче упираясь локтями в стол. В глазах неудержимо поплыло от подступающих слез.

Катрин отпихнула в сторону коробку с остатками пиццы, навалилась животом на исчерканную распечатку графика собеседований. Загорелое, не городское лицо приблизилось. Взгляд изумрудных глаз впился в глаза Флоранс.

— Нам нужно научиться, — прошептала Катрин. — Любовь сложнющая штука. Но мы с тобой главное, что есть друг у друга.

Флоранс коротко всхлипнула:

— Кэт, я тебя очень люблю. Но я не могу забыть, что у меня есть сын, работа, что я на пятнадцать лет старше тебя. И не смогу забыть о том, что есть у тебя самой.

Катрин плюхнулась обратно в кресло, и совершенно несвойственным ей жестом, всплеснула руками:

— Да ты что, Фло?! Как можно об этом забывать? Мы что, с тобой, истерички какие-нибудь? Нам разве серенады и сцены у фонтана нужны? Да ни фига подобного. Мы с тобой будем думать, строить графики и планы. Всему найдется место. Неужели твоего парня, моих хвостатых и нехвостатых оболтусов, любимую работу, личную жизнь и развлечения, нельзя устроить так, чтобы всем нравилось? Ты составишь проект, а я обдумаю как обойти с флангов опорные пункты противника. У нас получиться.

— Ну, разве что, если ты возьмешь на себя фланги и объяснишь, что значит "ни фига подобного", — Флоранс пыталась улыбаться.

Катрин выковыряла из кармана джинсов платок, и снова навалившись на стол животом, принялась нежно промокать щеки подруги.

— Фло, нам предстоит жутко сложный процесс. Но у нас обязательно получиться. Любовь нужно взращать и охранять. Ну, там прививки разные делать, опрыскивания, натаскивать прочий навоз и удобрения.

— Ты жутко поэтичная, — пробормотала Флоранс, покорно подставляя щеки платку.

— Ага. Во мне уйма достоинств. Почти столько же, сколько и недостатков. Мы всё сделаем как нужно. Ты поговоришь с Мышкой, и я вылеплю из нее то, что тебе понравиться. И вообще, действительно, составь список спорных вопросов.

— Не упрощай, детка. Людей нельзя лепить как глину. Мне кажется, ты слишком упрощаешь.

— И не думаю. Перед нами тысячи вопросов. Но мы справимся, — Катрин с досадой глянула на дверь, и снова сползла с широкого стола в кресло. — Вот ты, Фло, дергаешься, опасаясь, что кто-нибудь войдет. Почему не скажешь прямо?

— Ты и сама догадалась.

— Догадалась. Кстати, жаль, что дверь нельзя запереть. На диво удобный и просторный столик, — Катрин коротко улыбнулась. — Но иногда, Фло, я могу и не догадаться. Я, знаешь ли, очень талантливая, но не гениальная. Может, — ну её к черту, тактичность, а? Я не обижусь, если ты на меня рявкнешь.

— Я не хочу на тебя рявкать.

— Жаль. Я иногда слышу, как ты разговариваешь по телефону. Если бы ты могла командовать и мной, мне бы было куда проще.

— С какой это стати?

— Я бы знала, что ты меня меньше боишься, — Катрин глянула исподлобья.

— Я тебя не… — начала Флоранс и замолчала.

Катрин грустно улыбнулась:

— Вот, — маленький шажок в нужном направлении. Зря мы это никогда не обсуждали. Я довольно пугающее создание. Грехов на мне много. Честно говоря, я и сама себя иногда боюсь. У меня синдромы должны быть, — ну, знаешь, — вьетнамский там, афганский.… Но я что-то их не ощущаю. Или не могу распознать. Кровь иногда сниться, мины сняться, будь они прокляты. Но я понимаю, как к такому чудищу как я можно относиться.

— Черт! Замолчи, Кэт. Ничего ты не понимаешь. Уж совершенно точно меня смущает не та ерунда, которую ты сейчас несешь. Синдромы у нее. Чушь какая. Лучше скажи своей Мыши, чтобы платки носовые тебе чаще меняла. Этой тряпочкой только пилинг каким-нибудь старым мартышкам делать.

— Скажу, — Катрин улыбнулась. — Но вообще-то, копаться в моих карманах грызуну не позволяется. Так что это я сама виновата.

— Ну, так будь любезна справиться со столь глобальной проблемой.

— Обещаю. Еще, знаешь, я не буду никого убивать. Честное слово.

Флоранс сердито фыркнула:

— Можно подумать, я тебя считаю какой-то маньячкой. Нечего притворяться романтичным и туманным Потрошителем. Я тебя и так люблю. А сейчас иди отсюда. Что-то мне работать захотелось.

— Исчезаю, — Катрин подхватила коробку с пиццей.

— Куда ты ее тащишь?

— Доем в машине. Ты ведь ее выбросишь? А бросаться продуктами большой грех.

— Представь себе, я об этом знаю. Оставь здесь. Себе еще купишь. Боюсь, у меня не будет времени заказать что-то не столь ядовитое.

Катрин мигом сунула коробку на полки с папками, смела со стола крошки.

— Кэт! — с негодованием сказала Флоранс, — Для уборки здесь держат целый штат местных "мышей" и секретарш. Ты мне нужна совершенно для другого.

— Да, босс, — девушка чмокнула подругу в подставленную щеку, потом в шею. Флоранс с довольно-таки мстительным удовольствием ущипнула туго обтянутую джинсами попку.

— Ах, босс, вот с замком у вас непорядок, — мяукнула Катрин.

— Проваливай, искусительница…

Кабинет опустел. Флоранс с ненавистью уставилась в монитор. Боже, неужели еще и работать нужно?

[1] Битва у Тагинэ — сражение византийцев с готами в 552 г.