Фашистский социализм

4. Двенадцатое равно шестому

Дело Ставиского внезапно высветило затруднительную ситуацию, которая существовала давно. Радикально-социалистический мир был застигнут врасплох в его тайной беспомощности и отреагировал неловко и запоздало. Он отреагировал в два приема. Двойное оборонительное движение: радикальное и социалистическое. Два этих мира во всей Европе занимают оборонительные позиции со времен войны и уже почти везде разбиты.

Первое движение: Шотан, оказавшийся в неловком положении из-за невозможности замять скандал, кое-как организует первую оборону. Даладье и Фро[16] приходят к власти, смотрят на правый фланг, упускают возможность создать сплоченный кабинет, делают его левым, проваливают оправдание Ставиского. Не сумев остаться в стороне, они оказываются неподготовленными к прямой обороне и проваливают прямую оборону.

Но буржуазная атака не может по-настоящему увлечь народную массу. Она вызывает легкое коммунистическое возбуждение, которое тут же нагоняет на нее страх; из-за нехватки общественной смелости она останавливается, чувствует свою слабость: в среду утром она испугалась. Но остальные испугались еще больше.

Противники, чувствующие свою слабость и ограниченность, соглашаются на компромисс в виде кабинета Думерга. Национально-республиканская масса – из интереса или по убеждению – не больше левых хочет разрушать режим. Формируется новый кабинет, в весьма широком смысле республиканский – союз правых и левых, замешанный на национальном радикализме. Кабинет, напоминающий десять больших министерств, которые время от времени принимают фундаментальный план, со всех сторон его ужимая.

Но ответное движение левых стремится отыграться на благоприятной для него почве социального и лжесоциального. Оно говорит о правах рабочих и о защите республики одновременно.

Социализм, не отличающийся, в сущности, от радикализма, приходит радикализму на помощь. (Радикалов-то не видели на улицах со времен дела Дрейфуса).

Второе движение: социалистический мир тоже реагирует запоздало; он выходит на улицу 12-го, тогда как ему следовало быть на улице 6-го, еще перед шпиками Фро; а главное, раньше, чтобы взять на себя оправдание Ставиского, так же как до того – оправдание Устрика.

И, кроме того, между 6-м и 12-м выступили коммунисты, и их реакция подхлестнула социалистический мир.

Ибо есть третий мир левых, мир коммунистический.

Коммунистический мир – мир более многочисленный, чем тот, что вертится вокруг «Французского Действия», особенно, мир парижский. Тем не менее Парижем он не ограничивается. Коммунистический мир превосходит все остальные по социальной однородности: его составляют рабочие Парижа и нескольких крупных центров. Отсюда его особенные сила и слабость.

Наряду с миром ФД это наиболее независимый мир. Но, подобно ФД, он не вполне независим и он ясно доказал это.

Как и мир ФД, он не может воспользоваться вызываемыми им самим импульсами, совсем наоборот.

Поначалу коммунисты выступали сами по себе, в стороне от националистского движения. Затем, спохватившись, обнаружили связи с социалистическим миром. Сами они взять испугались, да им и побоялись предоставить роль одновременно косвенных союзников и провокаторов для правых, которую они играли по отношению к гитлеризму. Продолжив сражаться в одиночестве 9 февраля, 12 февраля, в Венсенне, они объединились с социалистами, которых обязывал выйти на улицу пример коммунистов.

Но, подобно ФД, который захлестнула национал-республиканская волна, так что результатом его подъема оказался кабинет Думерга, коммунистов захлестнула запоздалая и чисто негативная волна защиты республики.

Коммунисты во Франции показали, что в действительности они не изолированы. Вопреки их словесной непримиримости, их исключительной смелости, они цепляются за существующую систему так же, как, с другой стороны, «Французское Действие».

Миры левых и правых цепляются друг за друга. Пять миров цепляются друг друга.