Фаворит смерти 3

Глава 11

Сила покидала меня — я явственно чувствовал это, — стремительно.

А вот Герцен напротив — чувствовал сейчас себя великолепно. Он готов был нанести последний удар.

И он его нанес.

Огненный шар сорвался с его ладони — идеально ровный, выверенный. Полетел прямо в меня и… рассыпался мелкими искрами в воздухе.

Удивился не только я, но и сам Герцен. Такого поворота событий он не ожидал.

Магический конструкт разрушил не я — просто бы не успел. Да и сил бы не хватило.

Тогда кто?

— Я присоединяюсь к объявленной войне — и встаю на сторону Вяземского, — торжественно строго пробасил кто-то за нашими спинами.

Мы одновременно обернулись. И так же одновременно воскликнули:

— Бартынов!

Это действительно был он, строго одетый, подтянутый. Многонедельное пьянство отпечаталось на его лице в виде красных глаз и припухлостей. Но эти глаза были полны решимости, и будь я проклят, если бы согласился сейчас пройти против него.

Бартынов потерял все, он начал свое падение вниз после смерти сына. И я видел это. Вместе со случившейся трагедией он также потерял смысл к существованию.

Сегодня же — и я это вновь видел, — он обрел новый смысл.

— Я буду воевать, — повторил Бартынов, создавая в воздухе страшное заклятие — Спираль Сокола.

— Зачем тебе это нужно? — злобно прошипел Герцен, отойдя от замешательства.

— Хочу закончить то, что не доделал, — Бартынов показал на единственный глаз Григория. — Я вырву и его, как тогда, в подвале, а потом скормлю собакам. Вместе с твоим языком. Вполне себе нормальная цель. Как считаешь?

— Ты потеряешь место в палате! — взвизгнул Герцен. — Мы сделаем так, что ты вылетишь от туда быстрее пробки шампанского. У нас теперь длинные руки. Лучше не лезь в это!

Бартынов рассмеялся.

Мне тоже стало смешно. Я понимал — он уже нечего не боится, потому что не держится за этот бренный мир. И пугать его сейчас чем-то — просто бессмысленно.

В своей страшной трагедии он обрел столь же страшную философию, внезапно и случайно.

Жизнь — есть боль и страдание.

Желание обладать невечным приносят их.

Отказавшись от этого желания лишь можно обрести вечное.

И Бартынов принял это. Ему уже не было важно ничто — ни статус, ни деньги, ни власть. Зачем? Власть изменчива, деньги — ничто.

И лишь война была способна на время скрасить стремительный полет в вечное.

Я увидел все это в его глазах. Увидел — и мне стало страшно.

Бартынов принял смерть, и даже желал увидеть ее — поэтому, наверное, пришел сюда, — чтобы встретиться в другом мире со своим сыном.

— Не лезь, это наши дела! — вновь прошипел сквозь зубы Герцен, косясь на Спираль Сокола — магический конструкт рос и укреплялся.

— Уже не ваши, — буднично-спокойно ответил Бартынов.

И обрушил заклятие на Герцена.

Защита родов затрещала. Я видел ту страшную мощь, с какой лопнули ремни, стягивающие связи. Казалось, такой силой можно легко уничтожить целую гору.

Герцена швырнуло в сторону.

Но не убило.

Я сообразил, что связь с мегалитом продолжала его поддерживать и подпитывать. И потому, сквозь дикую слепящую боль поднялся и соорудил конструкт — единственный из того, что сейчас мог.

И швырнул в Герцена.

Конструкт не был боевым. Он не причинил противнику вреда, но лишь проявил незримое.

Я увидел толстый червеподобный канат — пуповину, — тянущийся от груди Герцена до земли.

По этой самой пуповине и текла сила — было видно, как внутри нее что-то сокращается и содрогается, перетекая от земли к Герцену.

— Что это? — с омерзением спросил Бартынов.

Смотреть на это и вправду было неприятно. Словно огромный червяк присосался к парню и исторгал в его нутро свои внутренности и переваренную еду. В каком-то смысле именно так и было.

— Руби! — только и смог вымолвить я.

И без сил упал на землю.

Два раза повторять Бартынову не пришлось.

Он выкрикнул заклятие и создал Облачного Волка — не менее страшный конструкт, чем Сокол.

Все-таки Бартынов отличный воздушный маг — отметил я, лежа без сил на траве и наблюдая как фантомный монстр яростно бросился на пуповину и одной атакой перекусил ее.

Герцен закричал — не из-за боли, но от страха.

Он понял, что остался без подпитки, а значит, вопрос о стремительном поражении уже был лишь делом времени. Очень короткого времени.

На помощь своему командиру рванули солдаты.

Но Бартынов одним взмахом руки расшвырял их в стороны. Даже не глянул. Словно мурашей. Я невольно с уважением посмотрел на главу рода. Он вновь был тем самым Бартыновым, которого я увидел первый раз — грозный, яростный, неоспоримый.

— Представляю как лопнет твой глаз! — каким-то веселым озорным тоном произнес Бартынов.

И двинул в сторону Герцена.

Мне даже стало немного завидно — не я придушу этого гада.

Однако Герцен умирать сегодня явно не собирался.

У него был припрятана еще одна домашняя заготовка — видимо как раз на такой случай.

Он вытащил из кармана небольшой желтый камень и швырнул его в сторону.

Артефакт оставил в воздухе янтарный след — словно разрезал пространство. Края рассечения засветились кровавым светом.

В этот проем и прыгнул Герцен.

Бартынов бросился за ним, но было поздно — пространственный разлом затянулся. Лишь использованный артефакт бесполезным камнем светился, докрасна раскалившись.

— Ушел! — с досадой произнес Бартынов, возвращаясь ко мне.

И присвистнул, увидев мое состояние.

— Крепко ранило.

— Спасибо… вам… за помощь… — только и смог произнести я.

И упал в черноту.

И вновь Барьер. И демоны.

Они все были не из этого мира — я это узнал прямо сейчас, пришло как озарение.

Они кружили надо мной, желая получить мою душу, чтобы выпить досуха, а потом отрыгнуть в форме ключа, способного открывать двери любых миров.

— Он — мой, — повторила Смерть.

— Мой! Мой! Мой! — на разный манер зашипели демоны в ответ.

И бросились в атаку.

Смерть отразила первый выпад, обожгла ударом одного, второго, третьего.

Круг вновь расширился — с первого захода взять нас демонам не удалось.

— Мой! Мой! Мой! — еще более жутко зашипели демоны.

И вновь ринулись на нас.

Смерть сотворила заклятие — я удивился, что здесь вообще что-то можно было творить, ведь это «чистая» зона, где невозможно что-то вообще сотворить. Но это только для обычных людей. Самой Смерти правила не писаны. Тем более то, что сделано людьми.

Заклятие было старым — старее этого мира. И несло в себе частичку своего создателя.

Сияющие ярко-красным волны ударили по демонам и те с криками отпрянули.

— Мой! Мой! Мой! — начали галдеть они, уже не так смело поглядывая на нас.

«Нам долго не протянуть», — внезапно сказала мне Смерть.

Это откровение было самым страшным, какое я когда-либо слышал.

Если тебе говорит сама Смерть, что времени осталось совсем мало и шансов нет — то это действительно так.

«Что же делать?» — дрожа, спросил я.

«Объединиться», — после некоторой паузы ответила та.

«Что это значит?»

«Ты должен принять меня — и тогда наших сил будет достаточно, чтобы победить демонов»,

«Что значит — принять тебя?» — в моей голове это значило только то, что я должен буду умереть.

Мне сложно было осознать Смерть как сущность.

«Пусти меня в свою душу», — холодным могильным голосом ответила Смерть.

«Но…»

«Иначе мы умрем».

— Мой! Мой! Мой! — начал напевать демоны.

И вдруг истерично принялись хохотать. От этого хохота я едва не сошел с ума.

Маскарад жутких физиономий был в самом разгаре. Львиные морды со слоновьими носами, осьминожьи щупальца и крабообразные клешни, собачьи и крокодильи, голые черепа и сгнившие разложившиеся куски плоти — все это смешалось в сплошное, невообразимое месиво.

— Мой! Мой! Мой!

— МОЙ! МОЙ! МОЙ!

«Хорошо!» — выкрикнул я…

И тут же почувствовал, как неимоверный холод проникает в меня — в тело, в сердце, в душу.

*

**

Меня лихорадило.

Я то просыпался — словно выныривал из толщи океана, — то вновь погружался в густую мглу.

Сквозь туман порой я слышал голоса: Нианзу говорил тихо, обеспокоенно, Бартынов в основном кричал.

— Франц, послушай, что значит, ты не можешь приехать?! Мне нужна помощь… Ты десять лет был моим личным врачом! А теперь что же? Что значит «многое изменилось»? Да иди ты в задницу со своими приоритетам! Урод!

И вновь пиканье телефона — быстрый набор другого номера.

— Роман Васильевич, добрый день… да, это Бартынов, узнали… ничего, дела идут… я вот по какому вопросу вам звоню… что? Что значит отошли от дел? Не лечите уже… ага… так… понятно, тоже не хотите со мной связываться? Я все понимаю, все прекрасно понимаю… идите в задницу, уважаемый Роман Васильевич, вы и ваша мелкая трусливая душонка…

— Не получилось? — спросил Нианзу.

Бартынов не ответил.

— Стахановой… позвоните… — прошептал я, придя в себя.

Ведь есть же прекрасный врач, зачем искать других?

Нианзу подошел ко мне, поправил смоченную тряпочку на лбу, тихо ответил:

— Госпожа Стаханова не отвечает на звонки, Максим Петрович.

Легкая тревога кольнула сердце. Но произнести я ничего не смог — новая волна боли поглотила мой разум.

Меня бросало в какие-то туманные кровавые галлюцинации — то казалось, что я начинаю рассыпаться на мелкие части, то напротив мерещилось, что превращаюсь во что-то огромное, слишком огромное, чтобы поместиться в комнате.

Порой меня просто вырубало. Я открывал глаза и понимал, что прошло не меньше часа с того раза, как я их закрыл.

Дождавшись, когда силы говорить вновь вернутся, я спросил у Нианзу:

— Что с раной?

Посмотреть на грудь, куда прилетел магический снаряд, я не мог. Но ощущал — дело серьезное.

Слуга не ответил, начал что-то мямлить, скосил взгляд.

— Все плохо, — вместо него ответил Бартынов. — Если не найдем тебе хорошего дарованного медика — к вечеру ты умрешь.

Новость была горькой, но я был благодарен Бартынову за то, что не он соврал, сказал все как есть, прямо.

Значит, есть время только до вечера. Что же, не так и плохо.

— Максим… — в комнату вломилась Ольга.

Нианзу остановил ее, начал что-то вещать, но сестра его не слушала.

Но вот увидев Бартынова, девушка остановилась, растерялась.

— Плох он, — хмуро ответил тот. — К вечеру умрет, если не найдем врача. Так что не мешай.

Это подействовало, Ольга мелко задрожала, но ничего не сказала, лишь поплыла в сторону двери. Так же беззвучно вышла.

Бартынов некоторое время смотрел ей вслед, потом сел на кресло и принялся смотреть в телефон — видимо выискивая нужный номер.

— Вам что-нибудь принести? — спросил у меня Нианзу.

— Да, — вместо меня ответил Бартынов. — Водки. И льда. Двойную порцию водки. И что-ниудь из сигарет — без разницы что.

Нианзу поклонился, вышел.

— А вот и первые новости подошли, — усмехнулся Бартынов.

Я осторожно скосил взгляд. Увидев, что я в сознании, он показал мне телефон, на котором читал новостные сайты.

— «Бартынов вернулся!». Это заголовок с «Горячих вестей». Слушай что пишут: «вспыхнувшие между семьями Герценых и Вяземский внутренний раздор поддержал глава рода Бартыновых». Ты слышал? «внутренний раздор»! Вот ведь черти! Война! Пишите прямо — «Война»! Но нет, боятся. Хотя чего уже боятся — и так все знают.

Бартынов хмыкнул, перелистнул пальцем на другую новость.

— А вот это? «Кто-то кого: Верхняя палата и Нижняя?». Намекают на то, что я с Верхней. И что с того? Ты вот с Нижней. И Герцен с Нижней. Пишут всякую чушь, лишь бы заголовок сделать интересным.

Бартынов вновь начал листать.

— Ага, а вот тут с пометкой «срочно». Ну-ка, почитаем.

Он погрузился в чтение, и с каждой новой строчкой лицо его становилось все хмурнее и хмурнее.

— Что там? — прошептал я.

Самому стало интересно.

— Император Российский решил распустить обе палаты. Ожидается это после проведения бала, посвященного жертвам вчерашних столкновений народа, — Бартынов задумался. — Теперь понятно, почему так все в открытую начали грызню: узнали, что конец близок, боятся за свои шкурки, пытаются вместе держаться, чтобы понятно кто выйдет на переизбрание и тому задницу потом подлизать первым.

Мне стало не по себе. Я понимал, что переизбрания может и не случится — если я что-то не придумаю с заданием «Красных Казематов».

— Я видел у Герцена защиту родов. Кто пошел с ним против меня? — спросил я.

— Известно кто — Аксенов. Правда пока не в открытую. Ему в открытую нельзя — все-таки не абы кто, а надворный помощник. Ему вообще в таких мероприятиях не рекомендуется участвовать. А он туда же. Еще слышал про Соколовых — у них тоже какой-то интерес есть во всем этом.

— А со мной только вы, — ответил я. — Может быть, не стоило идти…

— Это не из-за тебя, парень, — ответил Бартынов. — Не надо из себя делать важную фигуру. Я просто хочу уничтожить Герцена. В прошлый раз… — он замолчал — говорить о том, что он отдал убийцу своего сына, ему было тяжело. — В прошлый раз они смогли надавить на меня, чтобы я вернул им Герцена. Но в этот раз им это не удастся. Мне нечего терять. Место в Верхней палате? Да к черту его» Уйду в лес, у меня там есть небольшой домик. Буду выращивать капусту и огурцы. А почему бы и нет? Вот только сначала до Герцена доберусь!

Последнее Бартынов прошептал зловещим шепотом.

— Вполне неплохой план, — кивнул я.

И провалился в забытье.

Я ощутил силу. Небывалую, страшную, о какой даже и представить не мог. Он бурлила во мне, текла горячей лавой. Это было сравнимо с тем, что я ощущал, когда на Дикой Охоте попал в западню и принял договор со Смертью. Но в этот раз в разы больше. В разы мощнее.

«Уничтожь их», — прошептала во мне Смерть.

Я чувствовал — она была довольна такой трансформации. Обмен был взаимовыгодным — я получал силу Смерти, а вот что получала она? На этот вопрос я не знал ответа. Но чувствовал — если бы не это что-то, то Смерть навряд ли вообще предложила бы это.

Возможно, все это и было сделано так, чтобы произвести в итоге это слияние? Чем черт — точнее Смерть, — не шутит? Она пыталась отговорить меня заходить за Барьер. Но как-то слабо, не настояв. А ведь могла бы и просто приковать цепями, если так боялась и тревожилась за мою жизнь.

Или у меня опять начинается паранойя? Обстановка и натянутые нервы не способствовали спокойному потоку мыслей. Да еще это темнота.

«Уничтожь их всех», — повторила Смерть.

И я начал действовать.

Магические конструкты доставал из глубин память, причем, как мне показалось, не из своей.

Складываясь с моей сущностью, они обретали какие-то патологические, кривые формы. Слишком отвратительные, чтобы быть правильными.

Но Смерть лишь довольно кивала:

«Бей! Бей! Бей!»

Я швырнул один несуразный конструкт. И убедился — он был поистине страшен. Одного демона развоплотило в считанное мгновение. Он растворился во тьме, словно облитый кислотой.

Увидев это, другие бесы истошно загудели:

— Мой? Мой? Мой?

Теперь самоуверенность и злость сменились страхом и удивлением.

Я вновь ударил заклятием. И вновь уничтожил демона.

Потом еще одного.

Я ощущал небывалый подъем: подумать только — я убивал демонов собственными руками!

«Не зазнавайся!» — тут же одернула меня Смерть.

Очередной конструкт полетел вдруг мимо — демон ловко увернулся. И рванул ко мне.

Черт!

Я отпрыгнул в сторону. Еще один демон, видя, что я попал впросак, бросился на меня.

Мне только чудом удалось сотворить еще один конструкт и бросить его в демона.

Вспышка — и монстр растворился в воздухе.

Второй удар — и демон развоплотился прямо перед моими глазами, успев только щелкнуть огромными уродливыми челюстями.

Я вновь поднялся на ноги. И принялся раздавать гадам магические оплеухи.

Инфернальные твари уже не желали поймать меня — им хотелось поскорее убраться.

Пустив вдогонку последний конструкт, я с наслаждение стал наблюдать, как он испепеляет уплывающего прочь демона, помедлившего с бегством.

Наступила тишина. Я остался один.

«Куда теперь?» — спросил я у Смерти и вдруг почувствовал, что чертовски устал. От сотворения такого объема заклятий меня словно выжало как лимон.

Смерть не ответила.

Тогда я пошел наугад.

Я брел в темноте, не зная, куда иду. Может быть, и вовсе ходил кругами?

Но через какое-то время вдали показался призрачный белый огонек.

Уже понимая, что боятся нечего — что может быть страшнее демонов? — я двинул в его сторону.

Огонек оказался призраком. И он был не один. Россыпь душ, словно кто-то уронил рис на черное покрывало, виднелась в подобии долины. Я смотрел на это с удивлением и каким-то смешанным чувством. Ряды. Бесчисленные, ровные.

Я понял — это были все те, кто когда-то зашел за Барьер и погиб.

Изувеченные солдаты и генералы, раненые медики и простые парни, забравшиеся за границу каким-то неведомым образом. Тысячи лиц взирали на меня, беззвучно, не колеблясь. И у каждого можно обнаружить рану, от которой он погиб — у кого-то пробита грудь, у кого-то — раскромсана голова, кто-то — с небольшой черной дырочкой прямо между глаз.

Я шел мимо рядов, пораженный увиденным, не смея заглянуть им в глаза.

Сколько так продолжалось, я не знал. Ряды покойников все не сокращались, с каждым шагом открывались все новые и новые, и я шел, шел, шел…

В какой-то момент я даже стал проваливаться в гипнотическое состояние. Неужели я обречен блуждать среди них вечность? А может быть, я уже один из них и должен занять какой-то из рядов?

Нет! Я живой. Пусть и со Смертью внутри. Но живой. И вставать в один ряд со стоящими призраками я не собирался.

С этими мыслями я все шел вперед, как вдруг один из бойцов преградил мне путь. Отдав мне честь, он что-то беззвучно произнес.

— Что? — только и смог ответить я.

И вдруг прочитал на его нашивке на груди: «Фельдфебель первого ранга Константин Бобков».

— Евгения… — прошептал я, вспомнив знакомую фамилию.

И призрак переменился в лице — из ничего не выражающее маски она вдруг превратилась в удивление, которое быстро сменилось на боль.

— Она ваша дочь? — спросил я.

И призрак кивнул.

— Помогите мне выбраться отсюда, — прошептал я, едва не плача.

Призрак махнул мне рукой и повел через ряды покойников.

Мы плыли так, казалось, целую вечность, пока не оказались в странном месте. Темнота тут едва рассевалась и можно было различить общие черты. Однако вид был не самым красивым. Кости. Множество костей. Тысячи и десятки тысяч человеческих костей, сваленных в огромные ровные кучи.

— Что это… — только и смог промолвить я.

Призрак показал мне жестом — молчи!

А потом подошел к одной из куч и достал оттуда череп.

Протянул его мне.

— Зачем? — прошептал я.

Призрак показал жестом — открывание двери ключом.

И я взял череп.

Призрак показал жестом — закрой глаза.

И я закрыл.

Когдав следующий раз открыл глаза, то передо мной стоял…

— Альберт Михайлович? — только и смог выдохнуть я, видя преподавателя.

Или это мне сейчас кажется? Магическая отрава добралась и до мозга?

— Да, я это я, — ответил Чернов. В тоне голоса ощущалось напряжение. — Решил связаться с тобой по поводу… — Чернов мельком глянул на Бартынов, уклончиво ответил: — По поводу нашего недавнего разговора — а Ольга сказала, что с тобой что-то не в порядке. И попросила приехать. Я так понял у вас с врачом беда? Найти не можете?

— Не можем, — кивнул Бартынов. — Если можете чем-то помочь — валяйте.

Чернов кивнул.

— У меня конечно не медицинское образование, но одно время я кое-что изучал некоторые трактаты и даже имел неплохой практический опыт…

— Ближе к делу! — начал нервничать Бартынов.

— Хорошо, — кивнул Чернов. — Вкратце расскажите мне, что случилось: характер повреждения, магические элементы, которые были задействованы, что-то, что, как вы считаете, будет мне полезно.

— Его ударили огненным шаром, каким именно — не разглядел. То-то сильно похожее на «Круг Жертвы». Я наложил как смог поддерживающие заклятие, но я в это мне спец.

— Вас понял, — кивнул Чернов.

И подошел ко мне ближе.

— Сейчас осмотрю рану.

Я начал вновь проваливаться в беспамятство. Это тут же заметил Альберт Михайлович и накинул на меня спасительную сеть заклятия. Полегчало. Боль отупила, сознание прояснилось.

— Спасибо, — кивнул я, облизывая пересохшие губы.

— Вы правы, — обратился к Бартынову Чернов. — Это «Круг Жертвы», да не простой, а с оттягиванием нижнего слоя.

— Что это значит?

— То, что надо очень хорошо поработать, чтобы… — Чернов глянул на меня, в глазах мелькнуло сомнение. Но он все договорил: — Чтобы спасти Максима.

— Тогда действуйте, док, — произнес Бартынов. — Я в вас верю.

— Хотел бы и я в себя так верить, — не весело ответил тот.

— Продержите его как можно дольше — я пока постараюсь найти хоть какого-то врача. Будь они все неладны!

Чернов кивнул. И принялся колдовать надо мной.

Но длилось это не долго. Проведя рукой и создав проекцию магического сканера, Бартынов задумчиво посмотрел на результат и произнес:

— Парень безнадежен. Его не спасти.