Взгляд Армана меняется — просачивается удивление, и даже растерянность.
— Твой?
— Да, Надя — моя дочь, — тихо говорю и понимаю — я буквально на волоске. Зря ляпнула, но это дало возможность хотя бы немного передохнуть от давления бывшего.
Нечаев садится обратно, и мне становится чуть проще дышать. Он долго молчит, сверлит меня тяжелым взглядом. Мне кажется, он будто пытается ко мне в голову забраться.
— Надеешься, эта ложь спасет тебя? — наконец, мрачно усмехается он.
— Я не вру…
— Лена, прекрати выворачиваться, — выплевывает Арман. — Прежде чем ввязываться в брак с тобой, я разузнал и про тебя, и про твоего папашу. По документам нет у тебя детей. Так что…
— Ты прав, — перебиваю его, решив доиграть эту партию до конца. — Нет. Для этого есть причина. Та же самая, по которой я здесь.
Нечаев откидывается на спинку стула. При этом выражение его лица неуловимо меняется. И нет, оно не становится мягче. Скорее, напротив. Он будто заранее уже все решил для себя, и что бы я ни говорила дальше — все бесполезно. Вот только у меня нет права сдаваться. Если бы дело касалось только меня, я бы, может, и смирилась. Но прежде всего я должна позаботиться о дочери — сделать все, чтобы не просто защитить ее, но и обеспечить достойную жизнь.
— Ну, давай, удиви меня, — барским тоном заявляет Арман.
Эта его снисходительная поблажка, которую он вроде как мне дает, вызывает отторжение. Очень хочется встать, плюнуть и, забрав Надю, сбежать. Но я уже неплохо знаю Нечаева — он не отступит. Не знаю, что там у него за ситуация с конкурентами, но похоже, и правда что — то серьезное, раз он приехал в такую даль. И если бы не это, мы бы с дочерью уже завтра снова были в дороге. А там…
— Отец устроил так, что по документам Надя мне никто, — выдаю наиболее обтекаемую формулировку, тщательно подбирая слова.
Одну промашку я уже допустила. Нельзя допустить еще одну.
— Зачем?
Отвожу взгляд, не выдерживая. Не хочу вспоминать тот день, но он против воли всплывает в памяти, а вместе с ним и все те эмоции, которые разрывали меня на части.
— Потому что я пошла против него, — тихо говорю. — Потому что Надя для него — нагулянный ребенок, а отец… Он был против.
— И что, он так просто лишил тебя родительских прав?
— А как ты думаешь? — мой голос ломается. Мне физически больно говорить об этом. Больно за дочку, за наши поломанные судьбы. За то, что я была слишком слаба, чтобы бороться тогда.
— Я спрашиваю тебя.
В голосе Армана нет ни намека на понимание. Лишь холод и безразличие. Я не заслужила этого, но мне приходится переступать через себя, приходится выстраивать диалог, чтобы спасти наш с дочерью шанс на спокойную жизнь.
— Конечно, это было просто — он не дал мне даже возможности стать матерью в формальном смысле. Нашел меня в роддоме и поставил ультиматум — или он заберет Надю сейчас, и я ее больше никогда не увижу, или я буду играть по его правилам и видеть ее по строгому расписанию.
Я так и смотрю куда угодно — только не на Армана. Боюсь увидеть в его взгляде осуждение. Ненависть, злость, ярость, гнев — все это я смогу вынести. Но если в его глазах будет осуждение, я не справлюсь.
Я и так знаю, что мать из меня никудышная. Добить мою самооценку в этом плане — раз плюнуть.
— Таркович — мудак тот еще, — соглашается Нечаев. — Но он не всесилен, Лена. Почему ты не пошла и не попробовала вернуть родительские права? Если, конечно, тебе было не плевать на дочку.
— Я…
— А может, это просто слезливая история, чтобы прикрыть твой план, который не выгорел?
Я все же поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с бывшим. Зря, конечно. Потому что каждое его слово сказано не на эмоциях, а равнодушно и спокойно.
Он мне не верит. Считает, что я выгораживаю себя. И это не потому что он хочет сделать мне больнее.
— Ты мне не веришь? — беспомощно спрашиваю, хотя ответ и так очевиден.
— Нет, конечно, — фыркает он. — Я не идиот. И папаша твой, пусть и мужик со связями, но не смог бы столько времени прикрывать такое преступление.
— Ты и понятия не имеешь, на что он способен.
— Или на что способна ты, — мрачно парирует Арман. — Скажи, ты сама придумала весь этот план с долгом и якобы вынужденным браком с партнером папаши? Или он натолкнул тебя на мысль?
— Я клянусь, я ничего никому не сливала! — отчаянно говорю, но вижу, что он не верит. Арман мне не верит! Своим желанием наказать за то, что я не делала, он все испортит.
— Ну, это мы скоро узнаем — как только вернемся в город и устроим вам с Марком очную ставку.
Внутри все холодеет от его слов. Вернемся…
Господи, нет. Если только я сделаю это, то все. Надю мне не видать!
— Пожалуйста, — умоляю его. — Не надо! Он же заберет ее, понимаешь? Заберет у меня!
Меня начинает трясти, обхватываю себя руками, стараясь успокоиться. Эмоции сейчас сыграют против меня. Нужно мыслить здраво. Но стоит только подумать, что отец все узнает, а мы с Надей окажемся в зоне его возможностей, меня охватывает паника.
— Ты можешь рассказать правду здесь, — жестко усмехается Арман, чуть подается вперед, и я чувствую, как меня придавливает его взглядом. — Последний шанс.
— Клянусь, я бы так не поступила с тобой, — шепчу, ужасаясь той решимости, что вижу в его взгляде. — Арман, пожалуйста, в память о том, что между нами было, я прошу…
Он молчит, но что — то в его глазах такое мелькает, что я испуганно замираю.
— Отец ребенка где? — тихо спрашивает он.
— Надя только моя, — тут же отвечаю я.
“Быстро. Слишком быстро…” — мысленно ругаю себя.
— Сколько ей?
— Два.
— Опять врешь, Лена, — тут же реагирует Арман. — Лживая сучка. Я задал столько вопросов — и ты ни на один не ответила честно. И при этом смеешь о чем — то просить?
— Я клянусь, я ничего не знаю про флешку и материалы. Я ничего не забирала и не отдавала никому. Мы уехали из города сразу же — потому что у меня появились документы. Отец в командировке, и мне надо было успеть… Господи, Арман, да как ты не понимаешь — мне плевать на твою компанию и твоих конкурентов! Мне надо спасти дочь, увезти ее подальше и найти врачей. Я не могу ее снова потерять!
— Возраст, Лена, — чеканит он, медленно поднимаясь из — за стола. — Точный возраст ребенка!
Я почти не дышу. Вся моя жизнь сейчас висит на волоске. Не только моя, но и Надина. Если я не смогу убедить его, не сумею развеять его подозрения, то все пропало.
Смотрю перед собой, замечаю, как Нечаев медленно обходит стол, приближается ко мне, встает рядом.
— Она… моя? — хрипло спрашивает он, ставя меня перед сложным выбором.