Гамбит дождября

Третий рассказ Артёма

Меня как-то спросили, почему я перестал писать стихи... Нет, не жена, конечно же. И в тот момент я не смог ответить. А на следующий день сел и на одном дыхании написал этот стих. И, как часто у меня бывало, именно сплетая слова в рифму, я неосознанно объяснил себе — и всем — эту причину. Потому что мне не интересно писать для себя. Нужен хоть один читатель.

— Он теперь у тебя есть! — воскликнула Марина. — А вот это... «рукою космы теребя»... — она покачала головой. — Это гениально. Это так визуально и так по-человечески. Я прямо вижу тебя, сидящего ночью над этим листком. Твоя жена... она ничего не понимала. Чашкой чая на стихи... Это кощунство.

— Она не делала это специально, — автоматически, по привычке, защитил он. — Она просто не видела в этом ничего особенного. Графомания и всё.

— Не оправдывай её, — мягко, но настойчиво остановила его Марина. — Ты имеешь право на своё творчество. И ты имеешь право на то, чтобы его уважали. Даже если оно кому-то кажется неидеальным. Особенно если это самый близкий человек. Близкие должны поддерживать первыми. Иначе зачем им быть к тебе ближе?

Она замолчала, давая ему переварить её слова.

— Знаешь, о чём я подумала? — снова заговорила она через минуту. — Ты говорил, что стихи пишут не для себя. А этот стих... он же получился таким... терапевтичным. Как будто ты сам себе объяснил и оправдал своё право творить. Как будто это разговор с самим собой и примирение с собой.

Артём поднял на неё глаза, и в них мелькнуло удивление.

— Я об этом не думал.

— А оно так и есть. Ты написал манифест. Манифест того, кто устал оправдываться и готов признать: да, я это делаю. Потому что не могу не делать. И точка.

— Спасибо тебе за твои стихи. Это большая честь для меня — прочитать их.

— Может, хватит на сегодня психоанализа? — с лёгкой усталостью в голосе спросил он. — А то ты всю мою душу наизнанку вывернула.

Марина улыбнулась.

— Я иду гладить твои волосы?

— Только, чур, рукой, — сказал Артём, вспоминая о соприкосновении их губ.

— Только рукой! Только! Даже если ты уснёшь.

Он прикрыл глаза, но так, чтобы видеть её силуэт в полумраке: её осанку, распахнувшийся халат и упругое тело под ним.

Когда Марина поняла, что он уснул — по изменившейся глубине дыхания, — она провела рукой по его, остриженной ею, бороде и поцеловала свою ладонь в том месте, где только что коснулась его щеки. А потом свернулась калачиком в его ногах.