Гамбит дождября

Четвёртый рассказ Артёма

Артём прочёл последнюю строчку и опустил листок. В комнате повисла тишина, густая, хоть ложкой черпай. Он смотрел на её силуэт в темноте, не решаясь спросить.

Его голос прозвучал тихо, нарушая тишину, но не разрушая её:

— Я написал этот стих в общаге. Были зимние каникулы, все соседи по комнате разъехались. А я, не помню уже почему, остался. Целыми днями пялился в телевизор и читал книгу. А ночью трансляции заканчивались, было такое время... А читать было темно, свет зажигать не хотелось. Я ходил по комнате, смотрел в окно, на пустые кровати своих соседей, и в голове сложились строки «за секундами минуты, за минутой полчаса», а потом к ним, по натию, в рифму пришли «разорвался крик на шёпот, за окном растёт луна». И это было началом. Я тонко чувствовал такие моменты тогда. Что нужно просто сесть и записывать. А дальше строки пошли сами собой. И там всё правда. И про сугробы, и про осколки льда. Хотя «осколки льда» туда, наверное, из другой песни занесло, это у нас тогда хит был. А потом я уснул. А проснувшись, взял этот листок, перечитал и офигел. Я сам не мог поверить, что это написал я. Но мне стало легче. Не потому, что боль ушла. А потому, что я оставил её тут, — он постучал пальцем по листку. — И начал жить дальше.

Из темноты донёсся её голос, тихий и немного влажный:

— Спасибо.

— За что? — искренне удивился он.

— За то, что показал мне это. Не каждый готов... открыть свою больницу души. Даже самому главному врачу.

— Вот это вот «строчки в голове плодятся» — это не про вдохновение. Это про навязчивую идею, от которой не избавиться. Я пишу не потому, что «нужно», а потому, что иначе этот «крик» разорвёт изнутри. И время перестаёт существовать. Ты даже не замечаешь, как проходит ночь.

Она встала с кровати и подошла к нему. В полумраке он увидел, что её глаза блестят, но щёки сухие. Она не стала его обнимать. Она просто села рядом на его кровать, их плечи едва касались.

Он задумался, собираясь с мыслями, и услышал, что Марина сопит. Она уснула. Он лёг на кровать и долго смотрел в потолок, пытаясь вспомнить, в какой момент он отвык засыпать один в постели.