Гамбит дождября - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Андрей Люмнов (Четвёртое дождября) #7

Четвёртое дождября

Набат будильника взорвал тишину утра. Шесть утра. Артём открыл глаза. Жёлтый шелк халата Марины в полумраке — она спала поверх одеяла, на боку, лицом к нему, одна рука под щекой, вторая вдоль тела, слегка раскрывая халат. Он вспомнил их вчерашние обнимашки. Её, мягкую и тёплую. Запах её волос. Ничего не было в том. Но она попросила разрешения присесть на его кровать и гладила его волосы, пока он не уснул. Ему было приятно, и он не хотел засыпать. Но быстро уснул.

Он осторожно поднялся, стараясь не шуметь. Надо умыться и идти печь хлеб. Умыться можно и не здесь. Он поспешил выйти, сбежать. Сбежать к тесту, к знакомому ритуалу, который не думать о том, что скрывает халат. Но сначала — вода для душа. Её душа. Вчера он наполнил бак тайком, пока она спала. Сегодня... Сегодня она проснётся от шума вёдер. Или не проснётся? Он замер у двери, прислушиваясь к её ровному дыханию. Дождь за окном стих до шёпота.

Внизу, в прохладе пустого холла, Артём потянулся к вёдрам у колодца. Металл был ледяным. «Ты первая женщина за девять лет, которая... не вызывает отторжения». Мысль звучала громко, навязчиво. Он резко дёрнул ворот — ведро с глухим плеском нырнуло в темноту. Какая разница? Завтра, послезавтра дождь кончится. Она уедет. Вернётся к своим клиентам, бизнес-ланчам, городу. А он останется с шахматным глобусом и воспоминанием о психологе в халате, с которой они играли в боулинг клубками нитей.

Он зачерпнул ведро из бака на кухне и услышал шаги наверху, обернулся. Марина стояла на лестнице, с растрёпанными волосами, глаза ещё сонные, но взгляд пристальный.

— Уже пора? — её голос был хрипловатым от сна.

— Сейчас воды принесу, — ответил он, стараясь не смотреть на неё. — Примешь душ, взбодришься.

— Одна? А ты? — уточнила она, спускаясь. Остановилась в шаге от него, рассматривая его большие ладони, напряжённые мышцы спины под тонкой тканью футболки. — С вёдрами помочь?

Она улыбнулась, и в этой утренней улыбке не было вчерашней игривости или вызова. Была... усталость? Или что-то ещё, что он не мог распознать. Артём молча протянул ей одно ведро. Их пальцы едва соприкоснулись.

Он посмотрел на неё и отлил из ведра половину.

— Осторожно — тяжелое, — предостерег он.

— Я сильная! — она взяла ведро. Её рука дрогнула под тяжестью, но удержала.

Она пошла к лестнице, неся ведро, стараясь не расплескать. Шёлковый халат был так короток и тонок, что не мог скрыть почти ничего. Артём смотрел ей вслед, сжимая рукоять второго ведра. «Не делай другим того...». Правило било обломками прошлого. Но дождь стучал по крыше всё тише, и вместе с водой он нёс наверх что-то новое, хрупкое и очень опасное. Но он пока не знал, что.

Марина стояла с ведром в ванной.

— А дальше что? — спросила она, услышав шаги Артёма.

Артём поднял и вылил своё ведро воды в бак, потом вылил ведро Марины.

— Пойду ещё принесу.

— Так много нужно?

— Ну эти вёдра по десять литров — с двадцатилитровыми по лестнице неудобно. Расход воды примерно 5–10 литров в минуту.

— Значит, хватит. Я всего минуту моюсь.

— Мне даже с секундомером стоять не нужно, чтобы понять, что ты лукавишь, — улыбнулся Артём. — Душ ты принимаешь минут десять. Вчера успела быстрее, торопилась смыть с себя платье.

Марина стояла и хлопала глазами, он развернулся и вышел.

Он зашёл в ванную с двумя вёдрами.

Марина стояла под струями воды, заканчивая смывать с себя мыло. Увидев его, выключила воду и рассмеялась.

— Я решила проверить, хватит ли мне воды и успею ли я до твоего возвращения!

— Хватило?

Она кивнула.

— И я почти успела, — она развела руками. Голая, мягкая, в каплях воды.

— Выглядишь как при первом своём появлении здесь — мокрой и взбудораженной.

— Так, хватит разглядывать своего психолога, лучше подай мне полотенце.

Он протянул ей полотенце, и пока она вытиралась, вылил вёдра в опустевший бак.

— А теперь ты прими душ, не зря же ты воду принёс?

— Надо полотенце принести. И во что переодеться.

— Возьми моё, — Марина протянула ему полотенце, снова обнажаясь. — В нём и походишь.

Он недоумённо посмотрел на неё.

— Да что? Будешь как Тарзан в набедренной повязке.

— Ну, ты хоть помыться мне позволишь в одиночестве?

— Ну если ты настаиваешь...

— Очень настаиваю.

Марина вышла. Артём снял одежду и шагнул под душ.

Когда он вышел, вытершись насухо и туго обмотанный полотенцем, чтобы случайно не свалилось, Марина уже ходила в клетчатой рубашке и юбке.

— Я схожу к себе, оденусь, встретимся на кухне через пять минут.

— Подожди, — остановила его Марина, — дай-ка тебя рассмотреть.

— А чего меня рассматривать? Я же не скульптура.

— Выйди в центр комнаты, — Марина схватила его за руку и повела на свет.

Её пальцы скользили по его плечам, мышцам спины, проверяли крепость бицепса.

— Ты зря стесняешься своего тела! — вынесла вердикт она. — Выглядишь как Геракл с единственным отличием.

— Каким?

— Ты — живой! И ты рядом.

— И я твой пациент, — напомнил Артём, — так что закончим обсуждение моей сексуальности.

— А про сексуальность я ничего не говорила! Ты уже сам себе придумал.

Она ткнула пальчиком ему в пресс.

— Когда я тебя вчера по волосам гладила, у меня внутри что-то щёлкнуло...

— Остеохондроз?

— Да не в этом смысле, дурак, — она ткнула его кулачком. — Нет, отношение переключилось. У меня так ни с кем не было. Ты — первый. Первый, кто меня не захотел с первого же намёка. И я понимаю, что со мной всё, по-прежнему, нормально. И с тобой всё нормально. Просто женщины делали тебе больно. Причём дважды, и второй раз по ещё не зажившему. И ты уже почти заживил эту рану, а я разбередила. Но я разбередила — я и залечу. Как специалист, не как девушка. Так что мы можем обниматься безо всякого сексуального подтекста.

Артём прижал её к себе так, что у неё внутри что-то хрустнуло.

— Ты меня сломаешь! — взмолилась она.

— Прости. От запаха твоих волос силу не рассчитал.

— А ты ещё и извращенец? У меня жирные грязные волосы, потому что шампуня у тебя нет.

— Так мыло же есть!

— Я так не могу...

— Ещё пара дней, и научишься, — рассмеялся он и разжал объятия. — Встречаемся через пять минут на кухне.

Марина ждала его на кухне.

— Ты зачем грязную майку надел?

— Это — другая. Просто такая же.

— А зачем тебе две одинаковых майки?

— Почему две? Десять. Купил по скидке. Зачем мне разные майки? Это же для меня как униформа. Я же живу на работе. Круглосуточно, круглогодично.

— Ты никуда не выезжаешь?

— Выезжаю, когда погода позволяет. В посёлок за продуктами.

— Когда дождь закончится, поедешь со мной в город? Посидим в кафе, сходим в театр. Или хотя бы в кино.

— Зачем?

— За сменой обстановки. Выползай из своего панциря, черепаха! — Она ткнула его кулачком.

— Зачем?

— Рррррррррр.

— Вот и я про то. Давай лучше печь хлеб.

Он научил её разжигать печь, как месить тесто и как определить, что оно готово. Марина с интересом наблюдала и пыталась помогать. Первый каравай он вылепил сам, второй лепила Марина. Закончив, она вдавила покрепче свою ладошку, оставляя отпечаток.

— Чтобы различать, кто какой делал, — объяснила она, перехватив удивлённый взгляд Артёма.

— Их всего два — мой дальний, твой ближний.

— Ну, мне захотелось оставить свой след.

— След — это отпечаток ноги. Но не надо так с хлебом.

Он поставил противень в печь.

— Раз уж мы оба проснулись, то можно устроить ранний завтрак.

— Нужно! Чур, завтрак готовлю я!

— Ну, ты знаешь, что где.

— У меня предложение.

— Какое?

— Хочу нарвать в теплице свежих помидоров и приготовить шакшуку.

— Это что такое?

— Если по-простому, то омлет с помидорами, с чесноком, луком, болгарским перцем. Ещё зелень.

— Лук и чеснок сейчас принесу, перца нет, остальное растёт на грядках.

Марина тут же убежала в теплицу, вернулась, неся в руках пяток средних томатов и пучки зелени.

— Жаль, кинзы я не нашла.

— Я не сажаю кинзу.

— Это вкусно!

— Я учту. В следующем году посажу. Если семена найду.

— А когда у тебя снегабрь? Привезу семена и останусь с тобой ждать лося.

— Ещё дождябрь только начался.

— Он закончится, как всё плохое.

— И придёт снегабрь, как новое плохое.

Марина решила не развивать тему и начала увлечённо нарезать продукты.

— Пока ты колдуешь над завтраком, я воды натаскаю.

— Куда натаскаешь?

— В бак. Мы из него брали воду утром. Я его каждый день наполняю водой из колодца.

Она с интересом смотрела, как Артём взял два больших ведра и коромысло, вернулся, аккуратно поставил и вылил вёдра в огромный чан, на который раньше она не обращала внимания.

Артём сходил трижды. Марина уже всё нарезала и заполнила глубокую сковороду.

— Ну, хватит на сегодня.

— Ты носишь коромыслом?

— С большими вёдрами так удобнее.

— А можно мне попробовать?

— Ты сначала просто с коромыслом попробуй походить.

Он положил коромысло ей на плечи, поправил руки.

— Вот так, походи.

— Ой. Мне так неудобно.

— А это ты ещё без вёдер.

Артём навесил ей вёдра. Вёдра мотались в разные стороны.

— Это потому что они пустые!

— Пойдём.

Артём пропустил её к колодцу, снял вёдра и плеснул немного воды в каждое, литров по пять, не больше, и повесил на коромысло.

— Ооооой.

— Делай так каждое утро — и спина болеть не будет, — иронично сказал Артём. — Попробуй донести до чана и аккуратно поставить на пол.

Марина попробовала, одно ведро опрокинулось.

— Ну, заодно и пол помыли.

— Извини, я не хотела.

— Да ерунда. Если хочешь научиться, то можешь помогать мне каждое утро, количество воды можно будет постепенно увеличивать.

— Сложная наука.

— Ничего сложного, раньше каждая девушка этой наукой владела в совершенстве. А нам уже пора вынимать хлеб.

Он достал противень из печи, а Марина сразу задвинула в печь сковороду с шакшукой.

— На плите тоже можно, но лучше печь в духовке.

— Это — не духовка, это — печь.

— Тем более! Ещё вкуснее должно получиться.

Марина с интересом разглядывала хлеб. Отпечаток её ладони запёкся почти до черноты.

— Какой изумительный запах!

— Я раньше жил около хлебозавода, — начал вспоминать Артём, — и каждый день ходил в их магазин за хлебом. И всегда приносил буханку с объеденной коркой. Мама всегда ругалась. А я каждый раз обещал больше так не делать. И каждый день не мог наесться этим горячим хлебом.

— Я попробую?

Он отломил кусок и протянул ей. Она взяла его за ладонь, но не стала забирать хлеб. Откусила, держа его за руку.

— Горячий, — сказала она, смеясь, — и вкусный. Попробуй.

Он поднёс руку и откусил. Она в это же время откусила с другой стороны. Ей было неудобно это делать — пришлось встать на цыпочки. Их глаза встретились.

— Первый в мире брудершафт хлебом, — рассмеялась она.

— А мы уже давно на ты.

— И целоваться не будем, я помню.

— Пока жарится шакшука, нужно сварить кофе, — напомнил он.

— Да, я сейчас.

Марина поспешила уйти. А Артём доел ломоть и нарезал хлеб на завтрак.

— Спасибо, теперь я знаю, что такое шакшука и как это вкусно, — сказал Артём, протирая куском хлеба тарелку.

— Рада, что тебе понравилось. Это лучшая моя шакшука, возможно, потому что впервые она из печи.

Марина собрала тарелки и принесла кофе.

— Какие у нас планы на сегодня?

— У меня по понедельникам постирочный день. В воскресенье все уезжают и остаются горы грязного белья.

— А где у тебя стиральная машина?

— А вот она! — Артём продемонстрировал свои ладони. — Вот ты восхищалась моей фигурой, а ведь сюда приехал рыхлым тюфяком с пузиком и женскими ладошками. Но когда ты регулярно колешь дрова, таскаешь вёдра... Коромысло, кстати, я не сразу нашёл и освоил. А ещё раз в неделю я стираю руками десяток только простыней и выжимаю их досуха. Теперь получается. Поэтому у меня такие огромные ладони.

Марина смотрела на него с восторгом.

— Можно мне поучаствовать?

— Можешь смотреть, если обещаешь не мешать.

— Я готова пообещать всё, что угодно!

— Тогда нам нужно полведра кипятка.

Когда вода уже закипала, Артём взял со стены ковш, зачерпнул в него золы из ведра, стоявшего у печи, взял ведро и пошёл, с ковшом в одной руке и ведром в другой.

— Передумала? — спросил он через плечо.

Марина опомнилась и побежала догонять.

Артём остановился, положил ковш и плеснул в него горячей воды из ведра. Плеснул аккуратно, ровно столько, сколько нужно, покачал ковшом, взбалтывая золу с водой.

— Это щёлок. Собственно, мыло — тоже щёлок.

— О, жидкое мыло в домашних условиях? Почему ты мне раньше не показал? Сегодня я вымою волосы, — радовалась Марина, хлопая в ладоши и подпрыгивая от нетерпения.

— Начинаем с самого грязного, — сказал Артём, снимая со стены лохань, поставил на пол и закинул туда простыни. — Сегодня их немного — на прошлой неделе было только двое гостей, да мы с тобой. Правда, ты на двух кроватях поспать успела.

Он принёс воды из колодца и вылил в корыто. Простыни впитывали воду, оседая. Артём взял сито из частой металлической сетки и осторожно стал процеживать горячий щёлок из ковша прямо на бельё. Пахло не щёлочью, а пеплом, дымом и чем-то древним, земляным. — Потом полотенца, пододеяльники — в конце. Зола отстирывает не хуже мыла, а водой потом огурцы польём.

Марина замерла у края, наблюдая. Её восхищение смешивалось с любопытством. Мускулы на его плечах и спине играли под тонкой тканью майки, когда он с силой тёр, мял и переворачивал простыни в мутной, тёплой взвеси. Каждое движение было отработано: захватить складку, тереть ладонями и костяшками кулаков, особенно по пятнам, сбивать серую пенку, перекладывать. Звук был специфический — тяжёлое хлюпанье, глухой шлепок мокрой ткани. Вода в чане быстро темнела.

— Почему зола? — не выдержала Марина. — Разве мыло не проще?

— Мыло — это результат химической обработки, а зола — природная. Хорошее удобрение, опять же, — не отрываясь от работы, ответил Артём. Дыхание его было ровным, но лоб уже блестел от усилия. — А зола — своя. От моих же дров. И после неё вода не ядовита. Её в теплицу вылью — растениям впрок. Безотходный способ существования, в гармонии с природой. — Он вытащил одну простынь, взбил её в воде, сбивая основную взвесь, и шлёпнул обратно. Пятна по краям уже заметно посветлели. — Рукам, кстати, зола мягче, чем хозяйственное мыло.

Потом наступил этап «проварки». Артём долил в чан чистого кипятка из ковша (уже без золы). Вода зашипела, пар густо заклубился. Он взял длинную, гладкую от времени деревянную палку — «выбивалку» — и начал методично, с глухими ударами, переворачивать и «бить» бельё в горячей воде, выгоняя грязь. Марина заворожённо смотрела на его силуэт в клубах пара.

— Теперь полоскать, — произнёс он, когда вода в чане стала тёмно-серой, а лёгкая пена осела. Это был самый тяжёлый этап. Артём вытащил первую простынь — тяжёлую, как гиря, обжигающе горячую. Он быстро перенёс её в огромный таз с ледяной колодезной водой, стоящий рядом. — Резкий холод закрепляет чистоту, — пояснил он, с силой взбивая простынь, вымывая остатки золы и грязи. Вода в тазу мгновенно стала мутно-серой. — И бодрит!

Марина разглядывала жгуты вен на его руках, как срабатывают мощные мышцы предплечий и спины, когда он вынимал мокрую простынь и начинал её выкручивать. Он брал концы ткани, заводил их за спину, упирался ногами и с рычащим усилием, всем телом, скручивал её в канат, выжимая потоки тёмной воды. Сухожилия на шее напрягались. Простыня становилась лишь влажной на ощупь. Затем он резким движением встряхивал её, расправляя складки, и перекидывал через верёвку.

— Второе полоскание — в чистой, — указал он на следующий таз с холодной водой. — Чтобы следов золы не осталось. — Он перенёс прополосканную простыню туда, снова взбил, и вода лишь слегка помутнела. Повторил выжимание с не меньшей силой. — Хочешь попробовать? Полоскать полегче. Но вода — ледяная.

Марина не раздумывая закатала рукава рубашки и шагнула к тазу. Он протянул ей уже прополосканную им в первом тазу простыню. Ткань была ледяной и невероятно тяжелой.

— Держи крепче, — предупредил он. — И взбивай, как я. Чтобы вода сквозь ткань прошла хорошо.

Марина погрузила руки в ледяную воду. Ойкнула от холода. Она начала неуклюже переминать простыню, пытаясь повторить его энергичные движения. Руки быстро занемели, мышцы горели. Вытащить мокрую тяжесть из таза оказалось сложно.

— Теперь вдвоём выжмем, — предложил Артём, видя её мучения. Он взял один конец простыни, она — другой. — Тянем в разные стороны и скручиваем. Выжимаем над лоханью. По команде, раз… два!

Они потянули. Серая вода хлынула ручьём между ними.

— Сильнее! — командовал он. — Крути!

Они вращали запястьями, скручивая ткань в жгут. Марина пыхтела, лицо раскраснелось. Наконец, скрученную «колбаску» Артём ловко перехватил и с привычной силой дожал остатки воды. Простыня стала почти сухой.

— Вот и всё, — он легко встряхнул её и перекинул на верёвку. — Получилось. Для первого раза — отлично.

Марина стояла, тяжело дыша, вытирая лоб тыльной стороной ледяной руки. Руки красные, спина ноет, но на душе… странно легко и чисто. И на верёвке висит выжатая простыня, из которой они своими руками выжали всю грязь. Было в этом что-то символичное.

— Следующая? — спросила она, с вызовом глядя на чан. Усталости не было, был азарт и чувство глубокого удовлетворения.

Артём усмехнулся.

— Следующий, — кивнул он, уже процеживая новую порцию щёлока на полотенца. — Но давай долью тебе горячей воды для второго полоскания. А то окоченеешь с непривычки. Ты же городская девочка?

— Да я уже не девочка, — отозвалась она, — после коромысла и такой стирки уже вполне себе деревенская баба.

— Не вполне, — усмехнулся Артём, — но я прям вижу, как глянец потускнел.

— Вернусь в город и снова засияю.

— Ну и хорошо.

— А может, я не хочу? Я за эти несколько дней сделала своими руками больше, чем за весь год. И мне это нравится!

— Что именно?

— Работать руками и получать мгновенный результат. Провела тряпкой — и видишь чистый пол. Помолола кофе — и чувствуешь аромат. Слепила каравай — и вдыхаешь аромат свежего хлеба. А обычно же как? Приехала в офис, приходит клиент, рассказывает свою ситуацию. Я его слушаю, даю рекомендации. Он уходит, через неделю возвращается, рассказывает снова. И с его слов всё стало только хуже. Спрашиваю: «что делал?» А он делал всё то же самое, жил как жил, но надеялся, что от одного факта посещения психолога жизнь его изменится. А это так не работает. Извини, накипело.

— Вот, — Артём показал рукой на развешанное бельё, — результат. Но этого мало.

— Что ещё? — возмутилась Марина.

— Бери ковш и иди в теплицу.

Артём отнёс лохань и поставил в меже.

— Зачёрпываешь ковшом, аккуратно льёшь около корней. Не резко, чтобы землю не смыть от стебля.

Он принёс вторую лохань, вылил её в первую, ушёл за третьей.

Когда оставалось уже на донышке и ковшом не зачёрпывалось, он поднял лохань и аккуратно, тонкой струйкой, полил грядку с морковью.

Он забрал лохань и посмотрел на Марину.

— Устала?

— Да!

— А нам ещё нужно приготовить обед.

— Шакшука же осталась.

— А суп? Обед без супа — второй завтрак.

— А можно я?

— Что — ты?

— Суп приготовлю! Это же тыква там лежит?

— Тыква. Уже не знаю, куда их девать. По всему огороду до бани растут. А больше тут не выживает ничего в дождябрь.

— Я знаю рецепт супа из тыквы, но там совсем нет мяса. Доверишь?

— Ну вот, как я могу доверять женщинам, если вы постоянно обманываете?

— Это где это?!

— Ты обещала не переставлять мебель и в этот же день заставила переносить кресло. Говорила, что не веганка и собираешься готовить суп без мяса.

— Если ты мне поверишь, то я приготовлю обалденный суп без мяса, а на ужин сделаю тартар. Говяжья мякоть водится у тебя?

— Найду, — недоверчиво ответил Артём.

— Тогда меню на день утверждено! Крем-суп из тыквы на обед, тартар на ужин. Разрешите выполнять?

Артём только махнул рукой. Марина схватила тыкву в охапку и умчалась, забыв про усталость.

Когда он вошёл на кухню, Марина уже ловко препарировала тыкву.

— Семечки куда? Не поверю, что ты их выкидываешь.

— Оставь на тарелке, пусть подсохнут. В снегабрь сгрызу.

— Мне нужен лук и морковь!

— Сейчас принесу.

— Я с тобой! Хочу знать, где что лежит!

— И дело тут даже не в том, чтобы как можно меньше от меня зависеть, а в том, чтобы провести ревизию моих припасов...

— И это тоже! Мне нужно знать, на какие продукты я могу рассчитывать.

Артём спустился в погреб первым и светил Марине.

— Что ж ты мне под юбку светишь? У меня там глаз нет!

Артём смутился.

— Да ну, случайно же. А что глаз там нет, я уже видел. Сегодня в душе и не только.

— Хватит флиртовать! Показывай свои припасы!

Артём показал. Сусек с картофелем. Морковь, воткнутую хвостиками вверх в глубокие ящики с песком. Ботва срезана, но из песка торчат пушистые «пеньки». Марина тянет одну — крепкую, крупную, холодную. Горка корней хрена на стеллаже.

— Это точно не имбирь?

— Точно. Лучше не проверяй.

У дальней стены стройными штабелями лежали тыквы. Они были разные — огромные, приплюснутые «кухонные часы» оранжевого цвета. Продолговатые, как дирижабли, зеленовато-серые «баттернаты». Маленькие порционные, ярко-оранжевые. Некоторые идеальны, другие с зарубцевавшимися царапинами или причудливыми наростами.

— Ого, сколько их! — восхитилась Марина.

Под потолком висели луково-чесночные гирлянды. Тяжёлые косы, сплетённые из луковиц с высохшей, шелестящей шелухой. Золотистый, красный, белый. Висят, как украшения, на натянутых верёвках. Некоторые уже дали бледно-зелёные стрелки, тянущиеся к мнимому свету. Чесночные косы были поменьше и туже. Фиолетовые и белые головки, пахнущие резко и аппетитно даже сквозь общую сырость.

В дальнем сусеке лежала капуста. Плотные, тяжёлые кочаны поздних сортов. Белокочанная, с сизым налётом. Краснокочанная, как тёмный аметист, кочерыжками вверх, в несколько слоёв на толстой подстилке из соломы и сухого папоротника.

На отдельной полке лежали фрукты — яблоки и груши в ящиках. Яблоки зимних сортов. Зелёная, жёсткая антоновка с характерным ароматом. Красные лобо и пепин. Каждое завернуто в мягкую бумагу (старые газеты?) и уложено в один слой. Груши пахли слаще — плотные, бугристые «бессемянка».

А ещё тут и там свисали пучки мяты, мелиссы, зверобоя.

Отдельный ряд занимала мясная галерея. Тут были копчёности — тяжёлые окорока, обсыпанные специями и золой, висели на крюках. Бекон, сало в брусках. Пахли дымом и перцем. Большой керамический горшок, залитый рассолом, из которого торчал край говяжьей голяшки. Было на стеллаже и свежее мясо — куски говядины, свинины, с костью и без, тушки кроликов.

Особняком стояли бочки с соленьями. Огурцы, мочёные яблоки, квашеная капуста с клюквой под гнётом. Пахло кисло, но аппетитно.

— Это что за монстр?

— Марина, это — тыква. Тыква — это Марина.

— Мы её всю зиму есть будем!

— Мы?

Марина осеклась и замолчала. Спешно оторвала луковицу и чеснок, аккуратно придерживая связки рукой.

— А папоротник зачем?

— Для капусты. От слизней и сырости. Мудрость народная.

Марина взяла с полки яблоко, понюхала.

— Ух, как пахнет... как в детстве у бабушки. Можно?

— Здесь всё можно есть.

Марина выбрала несколько картофелин, поровнее и покрупнее, осмотрела полку с мясом и показала рукой с яблоком на кусок.

— Вот этот сразу захвати, вечером на тартар, — дала она указание Артёму. — Надо выбираться, прохладно тут.

Она полезла наверх первой, с яблоком в зубах, прижимая к груди овощи для супа, и даже не задумавшись, что Артём может посмотреть снизу под юбку.

На кухне она сразу деловито стала чистить и шинковать овощи.

— Мясо положи где-нибудь, чтобы не мешало, — бросила она через плечо вошедшему в кухню Артёму.

— Слушаюсь и повинуюсь, моя госпожа!

Марина резко повернулась.

— Не надо шутить с женщиной на кухне! У неё в руке нож!

Она сделала несколько фехтовальных па ножом. На ноже налипла луковичная шелуха, поэтому жест выглядел скорее смешным, чем угрожающим.

Артём примирительно показал руки.

— Хотя бы рядом постоять можно?

— Нечего тут над душой стоять, сходи в шахматы поиграй.

— Вы только посмотрели сцену «разговор матери с пятилетним Артёмкой».

Марина замерла, осмысливая его слова. И захохотала.

— Прости. Действительно, забавно получилось. Стой рядом, если хочешь. Только под руку не лезь, а то чиркну ненароком.

— Себя не чиркни, у меня для тебя пальцев лишних нет.

Марина взяла кастрюлю, налила в неё растительного масла так, чтобы покрывало дно хорошим слоем, и поставила её на огонь. Высыпала лук с морковью, когда зажарка потемнела, добавила кубики тыквы и картофеля. Вылила в кастрюлю два ковша воды и посолила. Перемешала содержимое половником и замерла.

— Всё, шоу закончено, теперь ждём, когда овощи сварятся.

— Всё? А магия?

— Магия будет потом, когда мне нужно будет превратить это в пюре без блендера.

— У меня есть «толкушка».

— Вау! Вот это агрегат! Простой, как всё гениальное.

Артём вручил ей толкушку торжественно, как жезл.

— Я тогда действительно в гостиную пойду. Позовёшь к столу?

— Ну конечно, мой господин, — Марина изобразила книксен. — Ну ты же меня госпожой обозвал? Я парирую.

Артём улыбнулся и вышел.

— У меня не получается! — ворвалась в гостиную Марина, вытирая руки полотенцем.

— Что не получается?

— Пюре не получается этим чудо-инструментом!

— Пойдём.

— Вот, — Марина показала пальцем в кастрюлю, — я не могу раздавить кусочки этим агрегатом. Она потрясла толкушкой.

— Выдыхай. Осознай своё дыхание и успокойся. Я сейчас принесу сито, и мы им процедим. А потом через сито протрём все кусочки.

Марина заворожённо наблюдала, как он процеживал суп и протирал крупные куски через сито.

— А вот это можно выкинуть, — сказал он, показывая на непроцедившиеся волокна.

— Ты — волшебник!

— Разливай по тарелкам и добавь пару веточек зелени, я буду ждать в столовой.

Она торжественно внесла и поставила тарелки.

— Подожди, сейчас хлеб принесу.

— Ну? — затаила дыхание Марина, когда Артём зачерпнул ложку, подул и съел. — Съедобно? Или как?

Он поднял на неё глаза. В них светилось что-то редкое — чистая, без иронии, признательность и удивление.

— Это не суп, Марина, — сказал он тихо. — Это... «солнце в дождябре». Спасибо за такое вкусное солнце.

Марина зарделась.

— Без тебя моё солнце было бы не таким чистым, а бугристым, в комочках.

— Мы вместе это сделали.

— А теперь вместе поедим и пойдём играть в боулинг!

Артём традиционно галантно уступил ей право первого броска.

— Только давай сегодня без клубка со спицами, а то на каждый бросок будут страйки.

Марина согласилась и бросила. И первым же броском сбила все кегли.

— Страйк! — завопила она. — Это надо записать! У тебя есть чем записывать?

Артём оглянулся и пошёл в самый дальний угол, присел на корточки и начертил пальцем на пыльном полу:

М - Х

А -

— Хорошо, что ты тот угол пропустила, — рассмеялся он и пошёл расставлять кегли.

— А ты помнишь правила боулинга? Кто следующий бросает?

— Нет, не помню. Я только один раз играл, да и то на встрече курса. Я больше общался, чем играл. Кинул только пару раз, для приличия. Запомнил только, что шары различаются по весу.

— И я не помню. И в интернете не посмотреть.

— Ну, это же наша игра, мы сами придумываем в ней правила.

— Тогда просто бросаем по очереди и записываем очки. У кого больше очков — тот и выиграл.

— А что выиграет?

— Желание!

— С одним условием. Желание будет приличное.

— Ну, конечно, приличное. Пусть мальчик Артёмка пяти лет не переживает по этому поводу.

Артём бросил и выбил пять очков. Марина бросила и не сбила ни одной кегли.

Страйк больше не выбил никто. После каждого своего броска Артём шёл и записывал их результаты. Сбивший последнюю кеглю шёл расставлять, чтобы второй приготовился к броску.

И всегда кегли расставлял Артём.

Марина стояла и смотрела на счёт.

— Мне уже не отыграться!

— А вдруг ты выбьешь страйк?

— Ты сам-то в это веришь? У меня только первым броском и получилось. Давай своё желание, Артёмка пяти лет.

— А я не придумал. Я не хотел выигрывать, честно.

— Но всё равно выиграл!

— Да лучше бы я проиграл. Очень хотелось узнать, какое желание придумаешь ты. А у меня желаний нет.

— Прям совсем? Ничего не желаешь?

— Из осуществимого — ничего.

— А из неосуществимого?

— Переместиться во времени и прожить тут с дядей хотя бы лет десять.

— Да, машины времени не существует.

— Но существует кофе, пошли пить кофе. Который бесплатный и не входит в общий счёт.

Марина посмотрела на запись игры.

М - Х | 0 1 0 0 | 3 1 0 | 4 0 0 | 3 0 | 22

А - | 5 3 0 1 | 3 1 2 | 1 1 4 | 4 3 | 28

— Завтра всё вымою, весь чердак полностью. А для записей завтра надо захватить листок и карандаш.

Артём пришёл на кухню первым и начал варить кофе сам.

Марина подошла и обняла его.

— Не откажешь девочке Мариночке в обнимашках?

— Ну, как я могу.

— Спасибо.

Он опять прижал её до хруста и понюхал её волосы.

— Я здесь только три дня, а ты мне уже такой родной. Как старший брат, которого у меня никогда не было.

— Ты здесь уже три дня и четыре вечера.

— Ага, помню. Влетела такая сырая курица. Я действительно думала, что это заброшенный дом и я просто пережду непогоду.

— «Вошел человек огромный, как Петр, Петроградскую ночь стряхнувши, Пелена дождя ворвалась с ним», — продекламировал Артём.

— Маяковский?

— Ну а кто же. Далеко машину бросила?

— На углу. Ближе было не проехать — там лужа с озеро.

— Сестрёнка, у нас сейчас кофе убежит.

Она разомкнула объятия, и он снял турку с огня.

Кофе пили молча, сидя рядом.

— Я здесь только потому, что решила переждать дождь час-другой, — начала диалог Марина.

— Правильно сделала. Поехала бы дальше и увязла бы в пяти километрах отсюда. И жила бы эту неделю в машине.

— Хорошо, что тут есть твой дом.

— Это моя гостиница. И не я выбрал это место, но оно как будто не случайно. Магнит для путников. Притягивает всех, кому нужна помощь.

— А сейчас откроется дверь и влетит такая же, как я.

— Уже не влетит. За эти дни дорога в кашу, после окончания дождя ещё пару дней не проехать даже на танке.

— А может, и хорошо. Третий сейчас был бы лишний.

— Чем займёмся? — спросила Марина в гостиной.

— Какие ты видишь варианты?

— Я хочу почитать Лукьяненко, если ты найдёшь, а ты продолжишь решать свои шахматные задачки.

— Лукьяненко... — задумчиво сказал Артём и пошёл к шкафу.

Долго перебирал книги, вынимал первый ряд.

— Держи, — протянул он Марине книгу, — Лукьяненко, «Черновик». Если понравится, то есть продолжение — «Чистовик».

— Гран мерси, — Марина опять попыталась изобразить книксен, и в этот раз получилось чуть лучше. Уселась в кресло и увлеклась чтением.

Артём сел в кресло напротив и стал расставлять фигуры.

— Пока ты до конца не увлеклась, позволю себе вопрос. Сколько готовится тартар?

— За час управлюсь. Напомнишь?

— Конечно. Я же не хочу остаться голодным.

— Пора.

Марина посмотрела на него, обернулась на часы.

— Да, пора, — согласилась она. — Есть закладка?

Артём огляделся.

— Тут точно нет.

Марина нахмурилась, выдернула волос из чёлки, вложила в книгу и аккуратно закрыла, чтобы не вылетел.

— Надо сделать закладку, иначе я скоро без волос останусь.

— Как будто ты здесь навсегда, — рассмеялся Артём.

Марина с укором посмотрела на него и вышла.

Артём вошёл на кухню и с интересом наблюдал, как Марина кромсает вырезку.

— Ты что-нибудь знаешь про тартар? — спросила она, заметив его присутствие.

— Только с твоих слов — то, что он из говядины.

— Тартар может быть и из красной рыбы. Это мелко рубленное СЫРОЕ мясо, с солью и перцем.

— Сырое? — недоверчиво уточнил Артём.

— Да! Но хорошо бы его поместить в холод на полчасика. И украсить сырым яйцом и корнишонами.

— Корнишоны — это такие же солёные огурцы, но размером с мизинец.

— Абсолютно точно. Кадку с огурцами я видела.

— Но мелкие там если и есть, то на самом дне.

— У нас будет полчаса, пока охлаждается мясо, чтобы их найти.

Марина очень мелко нарубила мясо, размашисто посолила и сдобрила перцем, перемешала фарш, как тесто, и скатала колобок, шлёпнув его в миску.

— Сейчас ополосну руки и полезу в погреб, добывать корнишоны. Ты со мной?

— Конечно. А вдруг тебя там припасами завалит?

— Тогда светить мне будешь.

Марина спустилась первой, поставила тарелку на полку с мясом.

— Вон там, в углу, я храню снег.

— Хранишь снег?

— Да, он тут не тает. И как напоминание, что зима неизбежна.

Марина переставила тарелку на снег и даже чуть-чуть посыпала фарш снегом сверху.

— Свети лучше, — скомандовала она.

Она стала вынимать огурцы из бочки, складывая на полку. Когда огурцы сверху закончились, она закатала рукава и погрузила руки в бочку по локоть. Найденные корнишоны она откладывала в сторону.

— Раз, два, три... двенадцать. Хватит на сегодня.

Она вернула огурцы в бочку, забрала тарелку и переложила в неё корнишоны по краям.

— Полезли наверх.

Он зажал фонарик в зубах и полез.

— В глаз не свети! Вот, лучше прими, — Марина протянула ему тарелку и выбралась.

— Рацпредложение — соли корнишоны в отдельной бочке.

— Звучит разумно, приму к сведению.

На кухне Марина ещё раз помыла руки и вытерла насухо. Разделила мясо на две, примерно, половины, одна была явно больше. Сделала углубление в фарше и разбила туда яйцо, обложила по краям корнишонами.

— Вуаля! Тартар готов, прошу к столу. Употреблять лучше с хлебом.

— Солнечный суп на обед, сырой светофор на ужин? — пошутил Артём.

— Почему светофор?

— Красный фарш, жёлтое яйцо, зелёные корнишоны.

— Красный-жёлтый-зелёный и чёрный, — ответила Марина, показывая на хлеб. — Смотри, как это едят. Берём вилкой фарш, макаем в яйцо, отправляем в рот, тут же откусываем корнишон и хлеб, разжёвываем и глотаем. Ну как?

— Не скажу, что прям пища богов, но отторжения не вызывает. Я даже осознаю, что это сырое мясо, но мне вкусно.

— Если уж стираешь, как предки, то и есть надо, как предки.

— Я смотрю, ты прониклась, — рассмеялся он.

— Мммммм мммм ммм, — попыталась ответить Марина с набитым ртом.

— Что?

— Когда я ем, я глух и нем, — расшифровала она, проглотив пищу.

Артём кивнул и взял кусок хлеба с отпечатком её ладони.

— Спасибо, было первобытно вкусно.

— Не думаю, что у первобытных людей были корнишоны.

— Да, но всё равно — сырое мясо это прям первобытно.

— Тартар придумали всего лет пятьсот назад. Принято считать, что татары, которые не ели свинину. А говядину клали под седло, и пока они весь день скакали, доходила до кондиции, пропитавшись солью из пота лошади. Но, якобы, французы придумали рубить мясо, а блюдо считали настолько первобытным, что назвали в честь диких варваров — татар. А как было на самом деле, мы уже не узнаем. Кстати, со свининой так делать крайне не рекомендуется. А ещё можно раздавить пару зубчиков чеснока в растительное масло и макать в него, но я забыла. Слишком уж увлеклась ловлей корнишонов.

— Всё равно получилось вкусно. Буду готовить себе долгими зимними вечерами.

Марина бросила на него быстрый взгляд, но он не заметил.

Артём ждал Марину за доской.

— Твой ход.

— Опять я?

— Я галантно уступаю даме право первого хода.

— Тогда e2-e4. Почему ты всегда играешь чёрными?

— e7-e5. Чёрные изначально грязные, как мои пальцы, — отшутился Артём.

— f2-f4! Чистые у тебя пальцы, не наговаривай.

— Тогда сделаем немного по-другому — d7-d5... Вполне вероятно, что я не люблю создавать обстоятельства, но охотно готов их развивать. Вот эти обстоятельства я не создавал, но я их развиваю.

— И на одни и те же обстоятельства реагируешь по-разному?

— Ты сейчас про мой второй ход?

— В частности, да.

— Шахматы — зеркало жизни, поливариативны. Но в шахматах партию в случае проигрыша можно переиграть.

— Тогда так. — Марина передвинула коня с g1 на f3.

— А я опять по-другому.

Артём съел пешкой с d5 на e4, ставя под удар её коня.

Марина ушла из-под удара, съев конём с f3 его пешку на e5.

Артём снова атаковал её коня своим, переместив его с b8 на c6.

Марина поставила своего слона с f1 на b5.

— Ты не уйдёшь! — угрожающе сказала она, — иначе шах королю.

— А лошадей-то у меня две, — ответил он, перемещая второго коня с g8 на f6.

— Тогда я ем! — Марина съела его коня своим с e5 на c6.

— И я! — Артём съел её коня пешкой с b7 на с6.

— Так я и её съем! — Марина съела пешку на c6 слоном с b5. — Тебе шах!

— Я вижу, — спокойно ответил Артём, закрываясь от шаха слоном с c8 на d7.

— Ладью зевнул! — воскликнула Марина, съедая его ладью на a8 слоном с c6.

— А зевнул ли? — парировал Артём, передвигая слона с d7 на g4.

— Ты же мог моего слона съесть!

— А мне твой ферзь вкуснее!

— Ах ты! Шах! — Марина вернула слона с a8 на c6.

Артём передвинул короля на e7.

— И что ты мне теперь сделаешь? Я в другой системе ценностей!

— Не поняла?

— Ну, что ты сделаешь королю на чёрной клетке белопольным слоном?

— Я съем твоего! — и она съела его слона на g4 своим ферзём с d1.

— И потеряешь ферзя! — Артём съел ферзя на g4 конём с f6.

Марина задумалась над следующим ходом.

— Сдаёшься?

— Ещё чего! — Марина водила рукой над доской, не решаясь, какую фигуру взять и куда пойти.

— Остановись, выдохни и почувствуй своё дыхание. Оцени позицию — твоих фигур больше, но они в одном углу и мешают друг другу, а у меня оперативный простор. С большей долей вероятности я выиграю, но на это уйдёт много времени.

— А мы куда-то торопимся?

— Ты хотела ещё потанцевать. И провести сеанс психолога.

Марина хмурилась.

— Готов предложить ничью, — Артём протянул ей руку.

— Ради танцев я согласна! — Марина быстро пожала его руку и выпорхнула из кресла. — Ты же будешь танцевать со мной?

— О, нет! Сжалься над старостью.

Марина остановила веселье и меланхолично смотрела, как он перебирает пластинки.

— Помнится, я вчера обещал Stars on 45.

Он поставил пластинку и раскрутил ручку.

Марина сразу запрыгала под музыку. Когда ритм сменился, поманила Артёма.

«Иди сюда», — сказала она без звука, но так размеренно, что по губам прочитал бы любой.

Он улыбнулся и помотал головой.

Музыканты играли попурри. В моменте, когда заиграл рок-н-ролл, Марина показала высший пилотаж спортивного рок-н-ролла. В какой-то момент она налетела на Артёма, он подхватил её, чтобы она не упала, она вцепилась в него и увлекла в танец.

— Фух! — выдохнули оба, когда получасовая пластинка доиграла до конца.

— Круто было! Правда же!

— Ужас просто! Умотала старика.

— Мы же завтра повторим?

— Завтра будет другая пластинка, вон их сколько, — он кивнул на коробку.

— А какая?

— А вот как завтра день сложится, такую и выберем. Вдруг завтра дождь закончится и пора будет прощаться?

— Так рано же?

— Ну а вдруг?

— Всё равно останусь. Я не дотанцевала! Всё равно записи на эту неделю считай слетели, так что у меня спонтанный отпуск. Могу себе позволить.

— А я себе могу позволить желание.

— Да, кстати! Какое? Чтобы я побыстрее уехала?