— Спокойно идите, — попросил Арким своих нервничающих спутников. — Это бытовая проблема, ничего необычного.
— Ничего необычного?!. — яростным шёпотом заговорил Гюго. — Вы убили тех людей!..
— Это фактически война, — ответил ему Арким. — Потери неизбежны.
— Но нельзя же так… — Виктор Гюго растерялся.
— Жандармы — это верные псы текущего режима, — резко развернулся к нему Арким. — Можно и нужно. Я убью в тысячу раз больше жандармов, если это приблизит освобождение рабочих. Тем более, когда они вербовались в жандармерию, они знали, на что шли. Знали, что тёмные улочки таят в себе таких как я или кого похуже. Я хотя бы убиваю без лишних мучений.
— Это точно, — кивнул Эжен Варлен. — Нам нужны такие люди.
— Революция должна проходить не так!.. — снова шёпотом воскликнул Гюго.
— Революция — это кровь и смерть, много крови и много смертей, — сказал на это Арким. — Не готовы лить кровь, убивать врагов, терять друзей — вы не революционер. Сейчас мы пройдём на одну явку, где вы сможете переждать активный период поисков. А потом я перевезу вас в пригород, есть там у меня одна усадьба…
— Я не готов покидать Париж! — воскликнул занервничавший Гюго.
— Это даже не обсуждается сейчас, — покачал головой Арким. — Жандармы выйдут на каждого из нас, у них тысячи сексотов по всему городу, кто-то да видел нашу компашку. Когда вас будут пытать в застенках «отеля» Бово, вы выложите всё, что знаете об остальных и жандармы придут за всеми. Готовы терпеть пытки, а затем неизбежно предавать всех, кого только знаете? Они не пожалеют вас и я тоже. Вот вам пистолет, выстрел себе в голову будет равносилен уходу в город.
Гюго стиснув зубы прошептал несколько ругательств, а затем молча продолжил путь.
Арким поводил их по трущобам, а затем вышел на конспиративную хибару, где устроил всех в вырытом однажды подвале. Его он оборудовал замаскированным входом, запасным подземным выходом и минимально необходимыми удобствами для обитателей. Вероятность его нахождения кем-либо стремится к мизерным значениям, потому что он нём не знает никто, кроме меча.
— Я не соглашался жить под землёй! — возмутился Шарль Делеклюз.
— Жандармы тоже разместят вас под землёй, только в несколько ином смысле, поэтому придётся, во имя выживания, потерпеть некоторые неудобства, — хмыкнул Арким.
В это самое время у Жанны зазудело левое предплечье, причём ритмично, явно что-то сигнализируя.
Она находилась в халупе на окраине трущоб и читала труд по опыту боевого применения формации терция, а также об особенностях её формирования. Эти вопросы детально освещались автором, с особым упором на меры противодействия ей.
Арким предупреждал, что подсадил каким-то образом частичку металла Бездны, через которую мог с нею взаимодействовать.
Девочка приложила место пульсации к левому уху.
— Значит, слушай, — раздалось оттуда. — Какого-то рожна мы ещё не испытывали с тобой такой способ связи. Случилась накладочка с одной из явок, на площадь триумфальной арки больше не ходи и вообще минимизируй свободные хождения по городу и Флорентине скажи. Теперь слушай план действий: мы с группой сочувствующих нашему делу залегаем на дно в установленном месте, это на улице Фонтейн, что в трущобах, неприметная хибара, которую я снял неделю назад. Принесёшь нам поесть, запас на две недели, на пятерых. Остальные подробности о дальнейших действиях при встрече.
Жанна молча кивнула.
— Не слышу ответа, — раздалось из её левого предплечья.
— Я всё поняла, — ответила Жанна.
— Хорошо, конец связи, — сказал Арким.
Арким вышел из своей комнаты и прошёл в небольшую столовую, где за столом собрались «социалисты».
— Ребята, вы вообще социалисты или кто? — спросил меч, усевшись во главе стола.
— Я вообще-то анархист, — сообщил Эжен Варлен.
— Глупо, — покачал головой боевой платформы Арким. — Анархия, может и мать порядка, но вот долго продержаться власть анархистов не может, потому что более высокоорганизованные партии берут власть, пока вы решаете свои внутрианархические проблемы между собой.
Варлен что-то хотел сказать, но его придержал за плечо Делеклюз.
— Каким образом вы собираетесь бороться с властью, раз уж мы впутались в это настолько, насколько это вообще возможно? — поинтересовался Делеклюз.
— Нужно взращивать самосознание рабочих, — произнёс Арким. — Агитационные материалы уже готовятся, книги будут распространяться в ближайшее время. Основная беда рабочего движения сейчас — они банально не знают, что надо делать. У меня есть инструкции, у меня даже оружие есть, нужно только сформировать боевые ячейки и начинать террор.
— Террор? — недоуменно спросил Андре.
— Да, — кивнул Арким. — Будем выносить наглухо важных шишек из правительства, похищать, пытать и убивать их. Ну и казнить прилюдно, само собой. Они уже подписали себе приговор, когда пришли во властные структуры и приняли правила игры. Все они прекрасно знают, что рабочих бьют по любому поводу, хотя ещё Настоящий Наполеон гарантировал всем гражданам Франции права и свободы. Сидишь на должности и ничего с этим не делаешь — ты часть порочной системы и ты должен быть уничтожен. Мочить мы, конечно же, будем не всех, только тех, кто прямо или косвенно замешан в измывательствах над рабочими, а с остальными разберёмся потом, после торжества Революции.
Настоящий Наполеон — так между собой рабочие называли Наполеона I Бонапарта, который в их глазах был хорошим правителем, не то что второй. На деле же Наполеон I фактически создал текущий порядок. С помощью адептов Порядка.
— Но это безумие! Я не хочу видеть Францию в крови! — Делеклюз был возмущён.
— Кровь и так льётся, — покачал головой Арким. — Сколько рабочих умирают от нищеты, сопутствующего ей голода и действий жандармов с Сюрте? Уничтожив этот режим, мы спасём страну. Бояться лить кровь сейчас — это ложное милосердие врача, не вырезающего опухоль больному из-за мнимого сострадания и нежелания причинять ему боль.
— Он ведь прав, Пауль, — поддержал его Варлен.
— Но кто мы такие, чтобы решать, кто будет жить, а кто умирать? — Делеклюз был не переубеждён.
— Император решает такие вопросы шутя, министры решают, жандармы решают, Сюрте решает, — перечислил Арким. — Настоящий Наполеон декларировал равные права у всех граждан Франции. Из этого следует, что мы тоже можем решать такие вопросы.
— Это демагогия, — отмахнулся Пауль Делеклюз.
— Я к тому, что всё это ерунда, — Арким опёрся локтями на стол и тот страдальчески скрипнул. — Надо что-то менять и мы будем. Чего бы это нам не стоило. А чтобы всё не обошлось слишком дорого, мы будем работать грамотно, по предельно чётким инструкциям.
— И каким же? — поинтересовался Эжен Варлен.
— Вот по этим, — Арким положил на стол стопку методических пособий по подпольной деятельности собственного авторства. — Здесь расписаны все действия, которые необходимо предпринять для того, чтобы избавиться от слежки, минимизировать шанс раскрытия конспиративной квартиры, порядок взаимодействия с другими членами подполья, типовые методики организации террора в отношении полномочных лиц, правила организации похищений и так далее. За время, которое мы проведём здесь, я обязуюсь научить вас всему, что там написано и вы выйдете отсюда подготовленными революционерами. Теоретически подготовленными. Итак, скоро нам принесут запас еды на две недели, а пока что давайте-ка разберёмся, что есть конспирация…
Жандармы, по сообщениям Жанны, снуют по трущобам и шерстят каждую хибару. Делают это они преимущественно днём, когда большая часть обитателей на работе.
Арким выбрался из их подвальчика ночью, скрытно добрался до северо-востока трущоб, что в другой стороне Парижа и замаскировался в укромном месте посреди мусора.
И сейчас, в полдень, его час настал.
Мимо проходил крупный отряд жандармов, которым сегодня очень не повезло.
Арким не стал кидаться на них врукопашную или стрелять из отсутствующего оружия. Нет.
Он просто начал кидать в них шесты арматуры, спёртой со склада готовой продукции на заводе «Шанс & сыновья».
Заточенные стальные арматуры полетели в направлении ничего не подозревающих жандармов на скоростях около ста метров в секунду.
Кого-то пробивало на вылет, а кто-то оставался с застрявшей стальной жердью в теле. Двадцать «дротиков» — двадцать жертв. Машинная точность позволила решить проблему крайне быстро. Не прошло и двадцати секунд, а Арким уже скрылся среди местных халуп.
Он по давно намеченному маршруту скрытно вернулся к конспиративной хибаре и спустился в подвал.
— Уже вернулся? — вялым голосом спросил Эжен Варлен. — Я уже начал думать, что тебя поймали и гильотинировали на Площади Согласия…
— Вряд ли бы у них получилось что-то дельное из этого… — Арким прошёл в душевую, на ходу снимая с себя провонявший отходами кожаный плащ с капюшоном.
Тщательно отмыв боевую платформу от разного рода нечистот и загрязнений под гравитационным душем, он прошёл в свою комнату, где завалился на свою длинную кровать и активировал общение с Жанной.
— Как поживаешь, Жанночка? — спросил он.
— Неплохо, — донёсся до него ответ. — Это значит, что нужно приступать?
— Да, сегодня вечером, — ответил Арким. — Ровно в девятнадцать ноль-ноль.
— Принято, — равнодушно ответила Жанна.
Меч заметил, что с определённого момента её совершенно перестало парить происходящее вокруг. Он связывал это с тем, что она сейчас думала исключительно о родном мире, перестав воспринимать этот как настоящий. То есть она прекрасно понимает, что это реальный мир, но он чужой и всё, что происходит здесь, перестанет иметь какое-либо значение для неё ровно в тот момент, когда она вернётся обратно домой.
Во всяком случае, Арким так думал. Возможно, мотивация её имеет иную причину. Чужая душа — потёмки.
Во Дворце правосудия заседали видные представители судебной системы, разной степени значимости судьи, прокуроры, адвокаты…
Сегодня произойдёт событие, которое взбодрит кровь многим в этом здании.
Жанна ползла по прорытому Аркимом тоннелю, держа фонарь в одной руке. Меч всё тщательно продумал и подготовил длинный подкоп под Дворец Правосудия, ведущий сейчас Жанну к самой цели.
Было страшно, душно, но она боролась со страхом и терпела духоту, уверенно продвигаясь если не к сердцу, то уж точно к печени врага, если говорить метафорически.
Час спустя она оказалась у расколотого фундамента и деревянного пола. Теперь нужно было ждать.
Она очень многое узнала за время пребывания в этом мире. Этот мир был диковинным, с трудом верилось, что это настоящая Франция. Жанна знала Францию другой. Неспокойной, нервной, разорённой… Но причиной тому была эта долгая череда войн, которую Арким называл одной Столетней войной, а тут… Тут не было войны на родной земле, не было кровожадных отрядов англичан и бургундцев, опустошающих селения и даже небольшие города, оставляя жителей без еды и средств к существованию. Но было общее беспокойство, нервозность и, как ни странно, разорённость.
Да, простым французам всегда несладко жилось, но властвующие феодалы не забирали всё до последней копейки. Здесь же император и его государственный аппарат забирали львиную долю имеющегося, вынуждая простых французов идти на крайние меры, чтобы выжить.
Жанна успела вдоволь пообщаться с простыми рабочими, мужчинами и женщинами, с грабителями и ворами, с детьми и сверстниками. Их жизнь — это что-то близкое к крайней степени нужды. Грабителей ей приходилось убивать, ибо они хотели забрать что-то у неё, а одному вору она отрубила правую руку. Дело происходило посреди трущоб, поэтому никаких санкций со стороны жандармов не было, ибо не было никаких жандармов. Один взмах тесаком — кисть вора упала в пыль под ногами. Рукав платья пришлось долго отстирывать, но Жанна всегда была последовательной, этому её научил Арким: всегда должно наступать воздаяние. Всегда.
И сейчас она приползла к воздаянию.
Сверху доносились возмущённые голоса, кто-то постучал чем-то деревянным по столу, а затем продолжил монотонно диктовать что-то обвинительное.
Жанна сняла со спины рюкзак и извлекла из него длинный бронзовый «стакан», начинённый порохом и готовыми поражающими элементами.
Также она вытащила оттуда лист бумаги, который поместила под установленный «стакан».
От устройства она отвела бикфордов шнур, протянула его на двадцать сантиметров и прислушалась к происходящему наверху.
Вытащив изготовленную Аркимом зажигалку, она подожгла запальный шнур и стремительно поползла прочь, завернув за угол тоннеля.
Пять секунд спустя произошёл громкий взрыв, но Жанна не реагировала, по пути хватаясь за верёвки, которые с силой дёргала. Верёвки были закреплены на распорках, удерживающих тоннель.
За её спиной валился тоннель, а сама она уверенно двигалась к выходу.
Спустя час с лишним она выбралась в неприметном местечке в трущобах, переоделась в относительно чистое одеяние обычной рабочей, умылась припасённой водой и направилась к своей хибаре.
Она попыталась представить, что стало с верховным судьёй, который являлся её целью, но не смогла. Половина килограмма чёрного пороха должна была отправить около двух кило стальных шариков вверх, на встречу с задницей верховного судьи, восседающим на специальном троне. Стальные шарики должны были пробить пол, дерево трона, а затем превратить судью в фарш прямо на глазах всей собравшейся публики.
Мило улыбнувшись проходящим мимо жандармам, Жанна вошла в свой дом, где кивнула Флорентине, активно пишущей что-то за письменным столом, а затем села с ней по соседству и начала жевать чёрный хлеб, запивая его разбавленным вином.
С одной стороны, она сделала хорошее дело, ведь судили совершенно непричастных к массовому убийству жандармов людей, но с другой стороны, это бедолагам не сильно поможет.
На оставленной под «стаканом» бумаге было очень лаконичное послание для текущего правительства: «Дело якобинцев живёт, вы следующие».
— Я всё сделала как надо, — произнесла Жанна, приблизив к лицу левое предплечье.
Арким лежал на кровати, сложив руки боевой платформы на затылке и думал.
Жанна сделала свою часть работы. Париж сейчас сотрясали ужасные новости: якобинцы вернулись, начав с очень громкого убийства, как оно им обычно и свойственно.
Был «ужасающе жестоко убит Антуан де Ной, верховный судья». Его разорвало на кровавые ошмётки на глазах наблюдающих за судебным процессом зрителей. Заряд был избыточным, достаточно было четверти имеющегося, чтобы надёжно убить его, но нужна была максимальная жестокость, чтобы показать, что мифические якобинцы были настроены решительно.
Этот эпизод привёл к тому, что в трущобах поднялись волнения. Истинной причиной волнений были рейды жандармов, которые в ходе осмотров помещений порой убивали жителей, показавшихся им слишком подозрительными. Якобы объявившиеся якобинцы были лишь поводом к решительным действиям недовольных, которых практически сразу нажали жестоко прессовать усиленные армейскими частями отряды жандармов. Это свидетельствовало о том, что власти были хорошо подготовлены к возможным волнениям.
Пока что всё шло по плану Аркима.
Ночами он рыл подкопы. Работёнка была тяжёлой: рыть было легко, с его-то силищей, но куда-то надо было девать землю. Решение он нашёл в виде заброшенных парижских катакомб, куда он упорно доставлял лишнюю землю и породу.
Можно было обойтись мерами попроще, но ему нужны были гарантии успеха. Неожиданный удар из-под земли — это надёжно и очень пугающе. Никто не может быть уверен в своей безопасности даже дома.
«Революционеры-социалисты» сидели под землёй и отрабатывали приёмы из методичек. Даже Гюго втянулся и уже наизусть знал несколько шифров, с помощью которых предполагалось наладить коммуникацию революционного подполья.
Иронично было то, что они являлись подпольем практически буквально: атаки наносились из-под земли и большую часть времени они проводили как раз-таки под землёй. Не будь Аркима, это было бы невозможно.
Поднявшись с кровати, Арким накинул на себя очередной чёрный плащ с капюшоном и пошёл к выходу. Сегодня для него тоже есть работёнка…
Версаль он пока не трогал, нельзя возбуждать оставшихся в живых адептов Порядка раньше времени. В Париже случалось и не такое, поэтому дерзкое убийство верховного судьи, по мнению Аркима, не слишком сильно удивит и встревожит адептов.
Их предстояло найти, локализовать и уничтожить. Арким считал это своей самой главной задачей, но это оказалось не так просто, как думалось первое время.
Они тщательно скрывались. Будучи поставленными ещё Настоящим Наполеоном на ключевые должности в различных покорённых государствах, адепты не светились публично, почти не покидая Голубых палат, что есть сеть запретных для посторонних дворцов, из которых велись настоящие государственные дела. Про адептов знали как о людях Наполеона, но никто не знал их имён, лиц, ибо они всегда были сокрыты личинами из драгоценного голубого нефрита. Они могли исчезать и появляться в самых неожиданных местах, но так как мир очень быстро стал работать под их диктовку, необходимости в этом не было.
Но это не значит, что они не могут начать скрываться когда запахнет жареным.
Нельзя вызывать подозрения раньше времени.
Арким спустился под землю в старых катакомбах и начал очередной подкоп. Терпеливо утаскивая накопившуюся землю назад и высыпая её в один из тупиков, он невероятно быстро для человека продвигался вперёд.
Двенадцать часов спустя он оказался под главным зданием жандармерии Парижа. Несколько раз чуть не случилось затопление, так как он копал и под рекой, но миновало.
Далее он перетаскал заранее заготовленный порох, небольшое количество, около пятидесяти килограмм, а также пять бочек с керосином.
Совершив разветвлённую сеть подкопов, он заложил заряды под фундамент находящегося сверху здания и растянул паутину из бикфордова шнура, который обеспечит одновременный подрыв.
Закурив трубку, он уселся на выкорчеванный в ходе продвижения камень и грустно улыбнулся.
Очень странная работёнка для магического говорящего меча, по мнению Аркима, но он сам когда-то давно на неё подписался и нечего теперь ныть.
Высыпав тлеющий табак на скопление бикфордовых шнуров, он дождался, пока они загорятся и пополз прочь.
Когда до взрыва оставалось минут семь, он вылез из-под земли за оградой департамента жандармерии и приколотил к ней табличку.
На табличке имелась надпись: «Дело якобинцев живёт. Ждите две недели».
Последняя приписка была добавлена почти в последний момент, в качестве шалости. Не будет ничего через две недели, но власти-то об этом не знают… Ещё они не знают, что за недели имеются в виду.
Арким понаблюдает за происходящим и примет окончательное решение. Если они расслабятся через четырнадцать дней, он нанесёт удар.
Скрывшись в тёмных переулках, он услышал некий глухой грохот, который ознаменовал очередную акцию мифических якобинцев, которые взбудоражили город.
Двое мужчин стояли в неприметном местечке возле переулка между двумя доходными домами, располагавшимися рядом с оградой фабрики.
— Ты принёс? — тихо спросил Жак.
Жак — это низкорослый парень лет двадцати, обладающий засаленной чёрной шевелюрой, усталыми голубыми глазами, одетый в чёрный замызганный жилет, серую рубаху, чёрные штаны из грубой ткани и грязные войлочные ботинки. На голове его была кепка, сильно напоминающая армейскую, но лишённая знаков отличий, которые напоминали о себе лишь следами из более чистой ткани на их месте.
— Принёс, — кивнул Леонард.
Леонард — это болезненного вида мужчина лет тридцати, сероглазый блондин с выделяющим его носом-картошкой, одетый в точно такую одежду с такой же «огражданенной» военной кепкой. Кожа его лица была тёмного цвета, в основном по причине болезни почек.
Он достал из-за пазухи кипу листов.
— Надо было выбрать менее приметное место, — недовольно произнёс Жак, пряча листы в сумку почтальона. — Фараоны совсем озверели…
Содержимым листов являлся список первой главы «Капитала» с комментариями, труда, который неожиданно появился в Париже несколько недель назад.
Простой народ очень заинтересовался работой неизвестного немца[16], который писал об очень дельных вещах. Особенно им понравилась теория прибавочной стоимости. Для простых рабочих умов всё выглядело так: фабриканты оплачивали лишь незначительную часть затрачиваемого ими труда, разницу помещая себе в карман. Это было очевидно и вопиюще несправедливо, когда ты непосильно работаешь под десять-двенадцать часов в сутки и остаёшься бедным, а владелец завода сидит на заднице ровно и получает сверхприбыли от такой эксплуатации, конкурируя с другими игроками на рынке. Интуитивно это понимали все участники данного процесса, но Маркс объяснил всё это детально, дополнительно просветив любого желающего читателя о том, когда, каким образом и почему всё это происходило.
Книги переписывались, перепечатывались, стремительно распространяясь среди рабочего общества.
Возвращение якобинцев всколыхнуло рабочее общество, жаждущее освобождения. Люди были воодушевлены, ведь подумать только: они сначала очень жестоко убили верховного судью, которого потом хоронили в закрытом гробу, а на следующий день каким-то образом обрушили и сожгли главный департамент жандармерии, располагавшийся до недавних пор рядом с Елисейским дворцом, где в этот момент пребывал сам император.
Это были сигналы к грядущим изменениям, ведь очевидно, что у якобинцев явно есть какой-то продуманный план.
Лично Жак считал, что следующей их целью станет император. Последний, судя по всему, считал точно так же, ибо в спешном порядке перебрался в Версаль и запретил въезд туда для кого-либо, также выставив утроенную охрану. По слухам, все полы в версальских дворцах вскрывали и проверяли на предмет подкопов.
Но для Жака главное даже не возможная гибель императора. Дело, заведённое на него жандармерией, сгорело к чертям, поэтому он вроде как не под следствием. Он специально узнавал: инспекторы, которые вели его дело, погибли под завалами, поэтому его не будет никто преследовать.
«А как хорошо они подобрали время: в момент обрушения здания как раз происходила смена дежурных», — подумал Жак, закрывая портфель.
Из-за удачного времени погибло максимальное число так ненавидимых Жаком жандармов, в том числе и упомянутые инспекторы.
Хаоса, которого ожидал Жак в первые дни после самого массового теракта якобинцев в истории, не состоялось. Да, в главном департаменте заседали самые большие шишки жандармов, но их гибель не означала, что остальные департаменты стали вдруг беспомощны. Наоборот, они действовали с удивительной эффективностью и встретили собравшихся сеять разруху и учинять грабёж горожан резиновыми пулями и деревянными дубинками.
Была надежда на то, что это ещё не конец и они устроят этим зажравшимся холуям, но это не значит, что нужно бесцельно ждать развития событий.
К каждой книге авторства Карла Маркса, который, как разнесла молва, был убит очень давно за океаном, прилагалась инструкция к действию. И согласно этой инструкции любому желающему предлагалось организовать марксистский кружок, в котором собрать надёжных людей, вместе с которыми изучать теорию.
Жак кружка не создавал, но вступил в действующий, организованный Паулем Смитом, владельцем небольшой лавки по торговле одеждой. В её подсобке они и собираются, обсуждая непонятные моменты из трудов Маркса.
Только вот безопасно продолжалось это лишь до позавчерашнего дня.
Фараоны начали активную деятельность по выявлению и уничтожению марксистских кружков, собираться стало опасно, каждый мог предать. Но был придуман альтернативный способ общения: они обмениваются списками из «Капитала» с комментариями в неприметных безлюдных местах и таким образом продолжают деятельность кружка.
— Проклятье… — прошептал Леонард. — Фараоны…
Жак развернулся и увидел тройку жандармов, с недобрыми улыбками из-под усов, движущихся в их направлении.
— Ну нет, живым не дамся, суки! — Леонард выхватил пневматический пистолет и разрядил его в кинувшихся к укрытиям жандармов. — Бежим!
Один из жандармов был надёжно убит, завалившись с кровавым отверстием вместо носа, но двое открыли ответный огонь. Засвистели пули, сопровождаемые сиплыми выдохами пневматических карабинов, коими вооружали жандармов. Самодельная броня, которую изготавливали городские бандиты из книг и досок, не защищала от них.
По левой руке Жака очень больно чиркнула пуля, но он не сбавлял скорости бега и завернул за доходный дом.
— Теперь не отцепятся! — воскликнул он, догнав Леонарда. — Что ты наделал?!
— Нам и так гильотина за бумаги в твоём портфеле! — резонно ответил тот. — Бежим к трущобам!
И они побежали. Словесные портреты жандармы умеют давать очень точно, поэтому им рано или поздно придёт конец. Пусть картотека с данными Жака сгорела в ярком пламени, но это не значит, что жандармы совсем ослепли и разучились работать…
Всё равно, сдаваться Жак не собирался. На кону жизнь.