Жизни немертвых важны

Глава двадцать вторая Из могил

Три дня стоим и ждём.

Персы, вопреки моим ожиданиям, не начали подготовку к штурму сразу же, а ждали подкреплений. Теперь под стенами Душанбе не три тысячи, а шесть тысяч воинов с ещё шестью тысячами на подходе.

Только предполагаю, что командир персов переговорил с сатрапом и тот решил, что угроза гораздо выше, чем казалось изначально.

Они ведь не знали, с кем именно имеют дело, но юный маг верно оценил степень моей угрозы, поэтому сюда спешно стягиваются дополнительные силы, чтобы размотать охамевшую нежить раз и навсегда. В случае со мной «навсегда» — это очень сомнительное понятие, но вот остальных им уничтожить по силам.

Больше всего меня беспокоит то, что у меня до сих пор нет филактерии. У каждого приличного лича должна быть филактерия, с помощью которой можно будет быстро возрождаться хоть из пепла, хоть из раскалённой плазмы, а ещё она охренительно нехило приращает тёмномагическую мощь, но взамен создаёт нешуточную уязвимость.

А уязвимость заключается в том, что если разбить филактерию, лич отправится в безвременье на гораздо больший срок, нежели лич, не удосужившийся создать себе усилитель мощности. Что-то типа, если изгнать позорного лича без филактерии, то он исчезнет лет на сто, может, двести, а вот уважаемый лич с филактерией может отъехать лет на пятьсот, а то и на все восемьсот.

Люди обычно столько не живут, поэтому можно сказать, что уважаемый лич исчезнет навсегда. Ну, для людей.

И я интуитивно ощущаю, что имею представление о том, как сделать филактерию, но нужно больше информации и хотя бы пару методических пособий, чтобы не обосраться с такой важной вещью.

Вообще, у меня есть сомнения, надо ли вообще делать филактерию. Соблазнительно, потому что сплошные выгоды при одном очень существенном минусе. Вот убрали тебя ненароком, «изгнали навсегда», а ты такой — хоба! — через две-три недели очнулся в своём уютном склепе. И снова в поля, куролесить и резвиться…

Обдумываю эту идею и всё больше склоняюсь к мысли, что сделать надо, но потом обязательно затарить так, чтобы ни одна сука даже представления не имела, где искать…

«Ха… Уже есть одна идея…» — гадливо заулыбался я своим мыслям.

— Повелитель, они начали установку осадных орудий, — сообщил мне пришедший на стену Хидео Кодзима.

— Я не слепой, — отвлечённо ответил я. — Всё идёт по плану.

А вообще, филактерии личи обычно делают из самых дорогих своих внутренних органов, например, из сердца или печени. Но не порицается делать из очень дорогих памяти личных вещей — в конце концов, никто не увидит содержимого филактерии, поэтому вообще пофигу, что там будет, лишь бы было очень дорого личу. Хоть, блядь, локон возлюбленной или даже её сердце или иной внутренний орган.

Хорошо, что я ещё не встречал других личей. Засмеяли бы, за бичару бы считали, потому что все почтенные и уважаемые личи давно уже сделали себе достойные их уровня филактерии, а Лёшка до сих пор ходит как лох неуверенный…

По большому счёту, мне насрать на мнение других личей, я не в тусовке, если быть честным, но всё равно, для поддержания достойного уровня самоуважения, надо озаботиться изготовлением высококачественной филактерии.

Архиважно, к слову, накачать филактерию прорвой некроэнергии, чтобы всегда было, из чего восставать. Бесплатно в этом мире бывают только пиздюли, поэтому обязательно надо иметь собственный фонд с солидным некроэнергетическим капиталом. Ты уважаемый лич или погулять вышел?

— Ты чего здесь стоишь? — посмотрел я на всё ещё стоящего рядом Кодзиму.

— Пришёл сообщить о приготовлениях персов, повелитель, — ответил тот.

— Сообщил? — спросил я.

— Да, повелитель, — ответил немёртвый.

— Ну так пиздуй дальше, — приказал я ему. — Или работы совсем нет и нечем заняться? Так я тебе, блядь, придумаю работу! К Кумбасару, меха качать — ты и твои ребята! И чтобы уведомил подчинённых, почему они сегодня потеют! Проверю, сука!

Командир отряда «Кодзима» резко развернулся и побежал прочь.

Очки они, сука, зарабатывают, мать их!

Немёртвые боятся меня, очень сильно боятся, но, в то же время, хотят быть поближе, чтобы заработать статус вроде «правая рука повелителя», «левая рука повелителя», «правое яйцо повелителя», «левое яйцо повелителя», «хуй повелителя» и остальное в этом духе.

Интригуют ещё друг против друга, стучат мне на косяки недругов, продвигают своих друзей и союзников в собственной виртуальной иерархии, созданной поверх той, которую я задал в состоянии глубокого помрачения сознания.

Хуйнёй маются ребята, совсем как живые…

Возможно, им это нужно, чтобы не терять связь с прошлым. Я вообще без особого понятия о мотивах, но о явлении знаю и даже стараюсь держать руку на пульсе. Как бы я негативно и презрительно не относился к этой подковёрной возне, но знать подробности должен.

Ебучее Солнце портит обзор, поэтому прикрываю глаза ладонью и смотрю на копошение персов.

А они активно собирали три мангонеля,[30] коими собирались портить мне фасад городских стен и крыши зданий за ними.

Пусть стреляют, сучары, а ночью мы посмотрим…

Готовились они обстоятельно: внимательно пялились на стены, высчитывали расстояние, ругались между собой на персидском и греческом, выгружали камни и готовили места для установки осадных орудий.

Ребята мои неподвижно лежали в земле, ожидая своего часа.

— Эй вы, пидоры! — крикнул я обслуге осадных орудий. — Попортите фасад, сами будете всё восстанавливать! Подниму вас тухлыми мертвецами и вооружу мастерками с раствором!

Не успеют попортить, конечно же, ха-ха…

Мне они ничего не отвечали, делая вид, что ничего не услышали, но я отчётливо чувствовал, что напряглись ребятишки, неуютно им стало, не по себе…

Вот так работает кампания по деморализации сил противника. Они ведь знают, что я могу сделать то, о чём говорю. Это плохо для их боевого духа, а значит хорошо для меня и моих ребят.

Я знаю психологию людей: если кто-то решит просто не попадать в плен, сражаясь до последнего или протыкая головы павших соратников, то кто-то обязательно решит, что он такой у мамы один и позорно сбежит с поля боя.

Где-то к вечеру, прибыло ещё шесть тысяч воинов. Только вот, если первая и вторая партии воинов были более или менее экипированными, то эти вообще будто набраны по объявлениям в газете «Путаны Тегерана».

Только вот, тревожным звоночком для меня послужило то, что вместе с этими оборванцами приехало ещё пять крытых телег, которые были доставлены на артиллерийские позиции и начали разгружать очень специфический груз.

Бомбарды, бронзовые, изготовленные по всем канонам оружейной мысли Ренессанса, вытаскивались из телег и устанавливались на неподвижные лафеты.

Ещё я вижу на позиции землян, которые координируют действия персов, устанавливающих свои новые вундерваффе.

— И не стыдно вам, иудушки?! — вопросил я со стены на русском. — Не стыдно бомбить свой дом, тот, что строили вы сами?! Не позорно работать на того, кто пришёл к вам с войной, ограбил и поработил вас и ваших близких?!

— Пошёл нахуй, труп! — крикнул мне суховатый тип лет тридцати.

— Власовцы, тьфу! — выплюнул я. — Пощады не ждите!

Окидываю их презрительным взглядом и ухожу со стены.

И вот настала ночь.

«Действуйте, мёртвые», — поступил приказ со стены.

«За работу», — приказал Леви своим подчинённым.

Тихо зашуршала земля, мертвецы начали вылезать из своих могил.

Это была блестящая идея: организовать у холма будто бы настоящий погост, с крестами и даже могильными плитами, сделанными работниками Кумбасара из подходящих булыжников. Дёрн они срезали ножами, поэтому могилы выглядели так, будто всегда тут были.

Вторая группа могил была у ровной площадки, что недалеко от холма, там лежал отряд «Близзард».

Никто и не подумал ковыряться в могилах, никто даже предположить не смог, что обитатели этих могил до сих пор актуальны и опасны.

Ночь выдалась облачной, тучи плотно закрывали Жёлтую луну, поэтому видимость для живых была очень плохой, но персы частично решили эту проблему постоянно поддерживаемыми кострами и даже, явно, магическим светильником, потому что Леви никогда не видел такой яркий свет, дотягивающий до городских стен и отлично их освещающий. Правда, рядом со светильником тарахтела какая-то непонятная штука, возле которой тёрлась группа неких людей в странной одежде.

Оба отряда покинули свои могилы, после чего сходу бросились в бой против не готовых к обороне осадных специалистов, устроившихся на ночёвку рядом со своими орудиями.

— Тревога! На нас напали! — успел выкрикнуть один из бедолаг у костра.

Затем грудь его проткнул стальной копис, после чего Леви одним движением швырнул покойника в сторону городской стены. В том направлении стояли персидские воины, ещё не разобравшиеся в ситуации, но скоро они перестанут быть проблемой.

Группы воинов из города должны будут подойти совсем скоро, чтобы забрать трупы и то, что удастся захватить из осадного снаряжения, но для этого необходимо ударить в спину оборонительному заслону перед орудиями.

Действуя молниеносно, отряды «Активижн» и «Близзард» резали обслугу и даже тех людей, с которыми повелитель имеет какое-то родство или, как минимум, знает их.

Почти никакого сопротивления оказано врагами не было, никто не ждал, что мертвецы атакуют, минуя линию обороны.

Леви получил новый уровень, потому что успел зарезать минимум пятнадцать не последних по уровням противников, поэтому, если он сумеет выбраться отсюда в целости, то вылазка была совсем не зря…

На фоне уже подошли воины из города и вступили в противостояние с обороняющимся персами.

«Атакуйте линию обороны», — приказал повелитель.

— Строиться! — приказал Леви.

Отряды бросили свои кровавые занятия, позволив остаткам орудийной обслуги бежать, после чего выстроились в атакующий порядок и с ходу врезались в тыл уже связанных боем персов.

Во тьме душанбинской ночи лилась горячая кровь, в унисон звенели сталь и бронза, трещали щиты и кричали люди.

Линия обороны рухнула почти сразу же, как персы поняли, что их атаковали сзади, поэтому построение их рассыпалось и люди Леви быстро воссоединились с городским отрядом, попутно убив немало персов, переставших сражаться.

— Трупы и оружие собрать — сорок человек на это! — дал распоряжение Леви. — Остальные — за мной!

Пока персидское командование не успело понять, что происходит, диверсанты изрубили ключевые узлы осадных машин, а бронзовые штуки сорвали с деревянных станин и утащили с собой.

Ещё важным было забрать бочки с порохом, который повелитель обозначил более высокоприоритетными, чем даже трупы воинов.

Тела таскать неудобно, они мягкие, некоторые из них даже не особо-то и мёртвые, поэтому Леви был рад, что ему выпала возможность тащить две запечатанные бочки с порохом.

Его сильно удивляло, что повелитель знает о порохе так много, хотя в окрестных землях об этом чудо-оружии ходят только фантастические слухи. Но повелитель точно знал, что это такое, даже сделал немного пороха из содержимого ямы с дерьмом, серы и угля, а ещё говорил о порохе так, будто это какая-то простая и не очень хорошая вещь, которая, тем не менее, ему нужна.

Никакой магии, по его словам, в порохе нет, поэтому байки об изготовлении пороха могущественными магами лишены почвы. Но повелитель-то, как раз, является могущественным магом, поэтому Леви бы не стал так рано списывать эти «байки» со счетов. Может, для могущественного мага это и является ерундой, но не для простых людей и немёртвых…

Из города прикатили порожние телеги, на которые воины быстро закидали тела, оружие и бронзовые трубы.

К моменту прихода персидского отряда, собранного для отражения налёта, дела уже были закончены, поэтому Леви дал приказ на отступление и лично встал в заслон на разрушенной линии обороны, чтобы дать остальным отступить.

Стычка с противником вышла короткой, потому что до стен было рукой подать, поэтому, лично зарезав двоих персов, Леви отступил с отрядом заслона ближе к стенам и, когда удостоверился, что персы не собираются их преследовать, ушёл к городским вратам.

Противник не ожидал ничего подобного, заслугой этому был гений повелителя, разработавший такой лихой план с могилами, поэтому сегодняшную ночь можно считать очень удачной.

— М-хм… — почесал я подбородок, прищуренным взглядом рассматривая бронзовые пушки.

Орудия лежали на брусчатке главной площади и блестели под рассветным солнцем. Видно, что ухаживали за ними с особым тщанием, потому что эти девайсы были начищены до блеска и вообще выделялись качеством изготовления — никаких тебе проплавов, грубо исполненных деталей и прочих атрибутов изделий, выполненных слепыми и криворукими мастерами.

Мангонели мы, конечно, раздербанили, но их заново соорудить — на это даже одного высшего образования избыточно. Примитив предельный, но то, что мы отжали у персов пушки и порох…

— Великолепная работа, джентльмены, — поднял я взгляд на выстроенных немёртвых. — Были бы у нас медали, увешал бы вас ими с головы до пят, но нету, потому обойдёмся устной благодарностью. Огромное вам спасибо, вы все большие молодцы!

Надо, кстати, начеканить медалей. Что-то типа «За взятие города», «За отвагу», «За героизм», «За спасение дорогого повелителя» и так далее. Они нихрена не стоят по деньгам, а зато как увеличивают мотивацию воинов…

Пушки, думаю, поставим на башни, чтобы отстреливаться от охреневших персов и их осадных орудий, а порох используем для снаряжения мушкетов, коих с каждым днём будет всё больше и больше. Теперь надо сказать Кумбасару, чтобы бросал все проекты станков и высверливал новые стволы, а также вытачивал приклады. Самому мне тоже надо основательно засесть в мастерской и вырезать точные узлы.

— Повелитель! Сообщение от разведчиков! — крикнул мне со стены дежурный.

— Иду! — ответил я и посмотрел на командиров отрядов. — Возвращайтесь к своим обязанностям.

— Будет сделано, повелитель! — синхронно гаркнули немёртвые.

Молнией пролетаю расстояние до башни и вприпрыжку взбегаю наверх.

— Ну что там? — смотрю я дежурного, Ларри Каплана из отряда «Активижн».

— К Душанбе приближается большая армия, около восьми тысяч воинов, — сообщил Каплан. — Разведчики видели знамёна сатрапа Ариамена.

— Припёрся, значит, сукин сын… — пробормотал я, посмотрев в бойницу.

Либо мясом попытаются завалить, либо магов тащит. Надо срочно поднимать мертвецов, тех, которых притащили сегодня ночью.

Всего их сто четырнадцать тушек, это погоды не сделает, если смотреть на ту прорву воинов, что выставляет против меня Ариамен, но это хотя бы что-то.

Может, свалить нахрен ночью? Но мне так нравится Душанбе…

Ладно, подумаю после того, как подниму трупы. Эх, это будут просто мертвецы, а не некрохимероиды, что очень жаль. Надо думать над тем, чтобы искать альтернативы по улучшению мертвецов — но когда, блядь? Вечно какая-то хуйня происходит, ни вздохнуть, ни пёрнуть. Стоит мне только разомкнуть глаза и сразу какой-то пиздорез…

Можно было давно сорваться отсюда и валить куда подальше, но мне нужен мой амулет, он мне очень дорог, как память, и я ещё не поквитался кое с кем. Пока что обречён быть тут и решать шквал проблем. Но как только начнётся относительно спокойное время, обязательно буду выделять часть дня на эксперименты и исследования.

Но мне нужна аппаратура, к которой я привык! Значит, надо разбираться с Землёй! А чтобы разобраться с Землёй, мне надо пересчитать формулу ритуала! А на это нужно время, блядь!

— Ёбаные персы… — сквозь зубы процедил я с нарастающим гневом.

Замираю, после чего делаю три вдоха-выдоха. Вдыхаем глубоко через нос, в конце резко захватываем ещё немного воздуха, после чего медленно выдыхаем — так три раза. Ох, ништяк… Не, надо ещё пару раз. Вот, теперь точно ништяк.

Нельзя нервничать, даже если ты уже мёртвый. Особенно, если ты уже мёртвый. Вредно для нездоровья.

Раньше от стресса случались болезни, а теперь от стресса случаются персы под стенами.

Всё, за работу. Трупы сами по себе в нужной кондиции не восстанут.

Ползли персы, конечно, долго…

— Опять вы пришли поговорить?! — крикнул я со стены. — Вы что, не поняли ещё, чем это обычно заканчивается?!

— С тобой хочет поговорить сатрап Ариамен! — крикнул мне в ответ парламентёр.

— А должно ли меня вообще ебать, чего он там хочет?! — вопросил я. — Хотя ладно, поговорим! Я спускаюсь, пусть подъезжает поближе!

— Сатрап примет тебя в своём лагере! — ответил на это парламентёр.

Ловушка? Обычно за такую фигню сильно портится репутация, ведь переговоры — это дело святое. Но нельзя забывать, что я — нежить, поэтому на меня дохрена чего в местных законах просто не распространяется. Это живых им кидать позорно, а о мертвецах я что-то ничего такого не припомню.

— Э, нет! — крикнул я парламентёру. — Пусть выезжает на нейтральную территорию, там и поговорим! А то я знаю вас, уродов!

— Встретимся на холме! — ответил мне тот. — В полдень!

Вот и порешили. До полудня часа полтора, поэтому сгоняю-ка я поесть в столовую.

У меня теперь заведены, для поддержания целостности психического состояния, общие обеды с подчинёнными. Ну, чтобы поболтать за жизнь, поесть, как люди… Что-то, что напоминает о человечности, а то терять её очень и очень неохота!

Столовая у нас организована в здании кафе, где мы почти что сумели воссоздать былой антураж. Получилось не очень, столы и стулья вышли грубоватыми, как и стойка обслуживания, а ещё сильно не хватало нормальной кухонной утвари. И панорамных окон. И освещения. Есть, над чем поработать.

— Что у нас сегодня? — спросил я с энтузиазмом, садясь за стол.

Сейчас обедают воины из отряда «Близзард», я сел с ними, невольно заставив всех замолчать. Это они так показывают, что уважают меня, а мне каждый раз кажется, будто я ворвался на чужую вечеринку и оттого чувствую себя несколько неловко.

— Зерновая каша, хлеб, — сообщил мне Янис Малат, повар из отряда «Юбисофт». — И вино, повелитель.

— Наложи мне порцию, — попросил я его, а затем оглядел сидящих за столом немёртвых. — Джентльмены, продолжайте беседу, я не буду мешать.

— Ты не мешаешь, повелитель, — заверил меня Аллен Адам.

— Что новенького? — спросил я, принимая бронзовую тарелку с густой кашей.

— Ничего, повелитель, — ответил лидер отряда «Близзард». — Тренируемся, готовимся к бою.

— М-м-м, а ты делаешь успехи, Малат! — похвалил я повара, после того, как попробовал кашу. — Значительно лучше, чем вчера.

— Я добавил побольше специй, повелитель, — с некоторой степенью довольства поделился секретом Янис Малат.

— То-то я думаю, слегка перец ощущается, — покивал я. — Скоро достанем побольше специй и нормальное кухонное оборудование.

Слопал кашу, закусил пшеничным хлебом и запил всё это вином. Вкус притуплённый, не так, как при жизни, но всё равно неплохо, по-людски как-то. Я доволен.

Посидел, послушал несколько натянутые беседы немёртвых воинов, говорящих друг с другом о прошлом, подумал о том, какими будут переговоры с сатрапом — так и прошло время.

Встреча проходила на памятном холме, примечательным, ха-ха, вырытыми могилами и остатками осадных орудий.

— Снова встретились, — усмехнулся я, подходя к группе бронированных воинов.

Ариамен был в латной броне, ранее принадлежавшей Алексею Комнину, но теперь броню украшала позолота, драгоценные камни и чеканка с религиозными символами. Эта цыганщина не несла в себе никакой функциональности, но визуально удорожала броню.

— Я не рад этой встрече, — признался сатрап Ариамен.

Если бы не западноевропейская броня, выглядел бы он как какой-нибудь турок — голубые глаза, но типичные ближневосточные черты лица, густые чёрные волосы, прямой нос, висячие усы, бритая по бокам голова и густые брови. Конституцией не самый слабый малый, видно, что не пренебрегает физкультурой, причём весьма специфической, тесно связанной с размахиванием острыми железяками и тяганием куска дерева, обитого железом.

— Да мне плевать, если честно, — ответил я ему и задумчиво пожевал нижнюю губу. — Тебе передали, что мне от тебя нужно?

— Ты — как назойливая муха, бывший сатрап Алексей, — процедил Ариамен с неприязнью. — Только я успеваю забыть о тебе, как вновь слышу, что ты опять вылез и чинишь беспокойства моим людям…

— Ты мне, сам по себе, в хрен не упёрся, пока ещё действующий сатрап Ариамен, — сказал я на это. — У меня другие цели, другие интересы, но прошлое не даёт мне просто так уйти и оставить всё позади. У тебя есть кое-что моё, точнее дохрена чего моего, но нужно мне только одно. Мой амулет — верни мне его и ты сможешь забыть о моём существовании, до тех пор, пока тебе не покажется, что тебе стало мало места и пора расширяться. Тогда ты познакомишься со смертью, как это сделал я.

Присутствующей на переговорах свите из Бессмертных манеры мои не понравились, физиономии морщат, злятся, но мне всё равно. И сделать они ничего не могут, потому что осознают, что прямо сейчас переговоры почти на равных условиях, ведь даже несмотря на близость персидских войск, далеко не факт, что предпринятые предосторожности сработают наверняка. Личи, обычно, полны сюрпризов.

— Что за амулет? — спросил Ариамен.

— Не придуривайся, ты прекрасно знаешь, о чём я, — попросил я его. — Мой амулет, дорогой мне, как память о моих родителях. Без него мне не по себе, я начинаю сильно злиться, думая о том, что он находится в руках чужаков. Злящийся лич — это ведь плохо для твоих поселений, правильно?

— У меня многочисленная армия под стенами твоего города, у тебя же просто не может быть достаточного количества воинов, — произнёс сатрап. — Что ты можешь этому противопоставить?

— Буду честным, — начал я. — Я могу проиграть осаду Душанбе, это правда. Ты, наверное, будешь очень доволен. Но ты уже сейчас потерял много чего, потеряешь очень много при штурме, а потом, к несчастью для себя, узнаешь, что я куда-то делся, потому что в городе меня не найдут. И тогда у тебя начнутся проблемы в сатрапии. Ну, знаешь, мор вдруг начнётся, целые деревни кто-то будет вырезать, золотодобывающие шахты, в самом сердце твоей сатрапии, начнут взрываться и обрушаться, люди начнут проявлять недовольство — очень плохо для правления.

Сатрап, видимо, уже думал об этом. Он молчал и держал морду кирпичом.

— Чтобы ничего этого не происходило, предлагаю заключить договор, — продолжил я. — Ты отдаёшь мне мой амулет, а я взамен за это не трогаю тебя и твои земли, но только до тех пор, пока ты сам ко мне не полезешь. Выглядит несколько невыгодно, поэтому я отдам тебе твои пушки, которые ты отнял у землян, но без пороха, чтобы у тебя не возникло соблазнов. Устраивает такое? Это выгодное для тебя предложение, которое я делаю только один раз. Дальше будет уже не так выгодно, поэтому хорошо подумай.

— Мои воины… — произнёс сатрап.

— Уже мертвы, к сожалению для тебя, — сказал я на это. — Их уже не вернуть, но я предлагаю тебе отделаться малыми потерями.

Скорее всего, он уже достаточно проинформирован о моих возможностях, поэтому склонен будет согласиться. Но ещё он должен знать, что дальше будет только хуже — я буду становиться всё сильнее и сильнее с каждым месяцем, особенно, если сумею наладить контакт с Землёй. Что выгоднее — терпеть охренительную жопную боль всё время, пока я партизаню на его территории, с низкими шансами отловить меня и на некоторое время решить проблему, или получить через договор спокойное время, но с риском того, что обретший могущество лич решит передумать и армию его мертвецов будет уже не остановить.

Хотя, если подумать, никто не мешает сатрапу начать крепить собственное могущество и хорошо подготовиться к возможному нападению. Я бы, будь передо мной такой выбор, больше склонялся к «вечному миру», но это я лич такой, а как будет думать Ариамен — вот хрен его знает.

— Встретимся ещё раз ближе к вечеру, к тому моменту у меня будет решение, — произнёс сатрап.

— Хорошо, — кивнул я. — Буду надеяться, что разум возобладает и мне не придётся тратить время на насилие и жестокость.