Жизнь и книги Льва Канторовича

На освобожденной земле

П. Бровка

Лев Канторович знал южную границу, бывал на северо-западе. Осенью 1939 года его ждала за­падная граница. Он участник освободительного похода, воссоединения украинских и белорус­ских земель. В этих событиях приняли участие многие писатели. В сентябре — октябре на страницах централь­ных и армейских газет появились очерки, стихи, статьи о волнующих встречах с братьями — украинцами и белоруссами, которые два десятилетня были оторваны от родины. В одной из информаций указывалось, что писатели Москвы «прибыли для обслуживания армей­ских частей и населения». Среди писателей столицы — Твардовский, Е. Долматовский, В. Лебедев-Кумач, B. Катаев, В. Луговской... Большую группу представляли ленинградцы: Ю. Герман, А. Гитович, В. Беляев, В. Лифщиц, П. Далецкий... Вернувшись в ноябре в Ленинград, они рассказали о том, что видели в Западной Белорус­сии.

В газетных информациях той поры среди писатель­ских имен Канторович не назван. Он был в освобожден­ных областях как один из командиров-пограничииков. Ему не пришлось знакомиться с бойцами, он знал их, но писатель увидел людей, радостно встречавших Крас­ную Армию, увидел незнакомый быт, прошел и проехал вдоль всей границы. Впечатлений оказалось много, они требовали осмысления. Эти впечатления отразились сначала в записных книжках, а несколько позже в кни­ге «Пограничники идут вперед».

Сразу после возвращения в Ленинград в ноябре Канторович не смог работать над книгой, другие собы­тия захлестнули его. Судя по письмам полковника по­граничных войск В. Соменко, еще в апреле 1940 года книга не была завершена. 30 марта он пишет Канторовичу: «После бурь на Вашей границе приезжайте к нам вдохновляться в Карпатах. Пишите про виденное в За­падной Белоруссии. Книжку, или что там будет, при­шлите». Через месяц в шутливой форме, имитируя стиль военного приказа, Соменко отвечает писателю: «За письмо спасибо. План утверждаю. Не распыляться по мелочам. Требую: 1) Книжку написать про Западную Украину и Белоруссию. Это лучше сделать у подножия Карпат. При этом обязательно отшлифовать. 2) Писать в журнал «Пограничник» — нужно».

Судя но последней главе книги — «Пограничники идут вперед», — такая поездка состоялась, и лишь после этого работа была завершена.

Но сначала был исходный материал — листки днев­никовых записей, сделанные второпях, карандашом. Они сохранились и помогают понять, как шел Канторо­вич к своей очерковой книге, как он отбрасывал второ­степенное, развивал отдельные эпизоды, жертвовал в интересах целого иными важными деталями.

Конечно, записи отрывочны, но они показывают ход мысли писателя, его раздумья о противоречиях местной жизни, о значении похода для пограничников. Потом выстроится книга — девятнадцать очерков-зарисовок. О пройденных дорогах, о наших пограничниках, о горо­дах Вильно и Белосток, Друскининкай и Лодзь, о бед­ных селах и местечках.

В блокноте Канторович отмечал: «6-е октября. Марш в сорок километров. Половина колонны — запасные. Потерли ноги... Военком на последних километрах гонял взад и вперед свою машину и подвозил отстающих. Шли без воды. Шли с орудием. Дошли все-таки неплохо. Из 2000 всего 50 отставших. Их везли на машинах и на крестьянских подводах». В очерке «Бойцы», во­шедшем в книгу, эта запись не только развернута, по­дробно говорится о взаимоотношениях «стариков» и кадровых пограничников, но главное — показан в дей­ствии сам автор. Мы видим писателя-пропагандиста, агитатора. «Я рассказал о пограничниках Средней Азии, потом прочитал из повести, где описывался пере­ход пограничников через снежные перевалы Тянь-Шаня. Пограничники гонятся за бандой басмачей. В снегу, в буранах, на огромных высотах, без всякой дороги ма­ленький отряд пограничников с боями пробирается по горам». Лев Владимирович даже не называет своей по­вести. Для него здесь важна реакция бойцов, которые делают выводы из услышанного: нужно постичь военное дело, нужно научиться преодолевать трудности.

Дневниковые записи от 7, 10, 13 октября так или иначе проявились в очерках. Таково описание барского дома, монолог бойца Степанова, зарисовка кафе в очер­ке «Вильно». Порой из маленького зернышка, штриха вырастают целые сцены. Иногда же материал так и оставался в записной книжке. Некоторые ее страницы показывают разносторонний взгляд автора на противоречивые явления жизни. «7-е октября 1939 года. Будни заставы. Спутник — молодой лейтенант, бывший летчик. Ему все непривычно. Ему трудно выдержать нашу с Гаевым молчаливость, и он поет все песни, которые пели в училище. Сидит на козлах рядом с кучером и шутливо сокрушается: «Было триста лошадиных сил, а теперь меня везут две паршивые лошадиные силы». За­става — в бывшей стражнице. Маленький покосившийся домик. Начальник заставы, старший лейтенант, ест суп из котелка... Он сидит спиной к двери и едва обо­рачивается к нам... Политрук заставы — молоденький, розовощекий и толстенький человек. И ему, и лейтенан­ту все безразлично от усталости...» С другой стороны, о бойцах той же заставы, о главных впечатлениях: «Лица спокойные, совершенно спокойные. Армия на ра­боте. .. Эти... люди пройдут через огонь, через смерть. Они беззлобны, и всюду, где только можно, они весе­лятся... Они очень хорошо знают, за что они бьются. Любой из этих дядек разбирается в делах мира, в по­литике, в сложных отношениях между народами...»

В дневниковых записях приводятся и наивные раз­говорыместных граждан о новой власти, и оценка по­ведения некоторых из них нашим командиром роты: «Они немного слишком надеются на других, хотят по­лучить все сразу в готовом виде». Само время отраже­но в дневнике. Тут рядом — восторженное и смешное, высокие порывы и мелкие страсти... Молодой человек посылает телеграмму не больше не меньше — «всем трудящимся от моего имени».

Дневники вводят нас в творческую лабораторию пи­сателя, они же позволяют увидеть, как далеко ушел от этих набросков автор по пути обобщения, создания це­лостной картины. В книге не только наблюдения, в ней попытка раскрыть сложные, противоречивые явления, сопоставить старое и новое. Канторович пишет об из­менении строя жизни, о сдвигах в понятиях людей, гражданских навыках. Автор отмечает рождение ново­го взгляда на советских людей. Так, жители одного из местечек поражены тем, что, как они убедились, в Крас­ной Армии командиром может быть человек любой на­циональности. Лишенные права и возможности учиться, они удивляются массовой доступности образования в нашей стране и уважению к людям труда.

Главное место в авторских наблюдениях занимают все-таки пограничники (это видно и в названии книги), и прежде всего их роль представителей Советской вла­сти, советского образа жизни. Внимание писателя и со­средоточено на двух главных мотивах: столкновении старого с новым и задачах пограничников.

Для Канторовича важны психологические коллизии. Далеко не сразу усваивают здесь люди суть перемен, которые несет им новая жизнь. Писатель, например, показывает, как робко приступают крестьяне к дележу помещичьей земли. Им трудно привыкнуть к тому, что теперь власть — народ, они сами. И первые, кто объ­ясняют им все это, дают советы, дружески учат жить по-новому — пограничники, ведь «они впереди». Случаи простой и ясной «красноармейской агитации» настоль­ко выразительны, кинематографичны, что они воспри­нимаются как готовый эпизод из фильма. Характерная особенность всей книги — прямая авторская речь, рас­суждения перемежаются эпизодами, картинами увиден­ного. Одна из таких картин — выступление красноар­мейца перед крестьянами. В этом эпизоде все важно. И то, что красноармеец — запасник, и то, что, прежде чем выступить, он слушал оратора, «долго говорившего об очень хороших вещах», и то, что у красноармейца размоталась портянка — боец он еще непривычный к походу. Но он знает, этот красноармеец, очевидно тоже крестьянин, что сейчас главное для его братьев. « — Те­перь я скажу им пару слов. — Товарищ, который гово­рил речь, растерялся. Красноармеец взлез на подножку автомобиля, кашлянул и поправил винтовку.— Вы мне ответьте, граждане мужики, — сказал он, — помещик есть у вас? — Есть, — сказали крестьяне. — Так. Есть поме­щик. — Очень хорошо, — сказал красноармеец. — Теперь скажите вы мне: земли много у помещика? — Так, — ска­зали крестьяне. — Много земли у пана. — Очень хоро­шо,— сказал красноармеец и нахмурился. — А вы ту землю между собой поделили?..» Вот он, образец красноречия, доступного самому бедному крестья­нину.

Не так ли доходчиво агитировал и сам Канторович? В этих очерках кое-где автор говорит и о себе. Немно­гочисленные примеры характеризуют личность писателя, человека общительного, живого. В маленькой дере­веньке идет жаркий «диспут о боге» между красноар­мейцами и набожными крестьянскими ребятишками. Автор предлагает своим собеседникам: он нарисует все, что они попросят. И начинает рисунками свою агита­цию. «Я рисую красноармейца. Ребята громко выража­ют свое одобрение. Им очень нравится и шлем красно­армейца, и шинель, и сапоги, и винтовка». Потом он рисует ксендза, не слишком симпатичного, но, как при­знают ребята, похожего на здешнего, деревенского, и готов нарисовать... самого бога... Тепло прощаются ребята с новыми друзьями. Диспут еще не окончен. Эти мальчики продолжают утверждать: «А все-таки бог есть!» Но делают и другой, очень важный вывод: «Ко­нечно, товарищ... от бога все хорошее. Не было б бога, и вы бы к нам не пришли...»

Такие сценки общения пограничников с новыми со­ветскими гражданами полны доброжелательности, де­ловитости, юмора. Вчерашнего сапожника, а сегодня председателя временного управления, подавленного сво­ей прежде немыслимой для него ролью, пограничники учат чувствовать обретенную свободу. Они принимают участие в споре учителей начальной школы — чему и как сейчас учить. Посмеиваясь, но не насмехаясь, так­тично внушают они атеистические мысли. Впрочем, полпреды советской жизни не только отвечают на во­просы, они и сами немало удивляются. Их поражают размеры крестьянских «полосок», шириною в три метра, им невмоготу видеть поклоны «пану офицеру» — все эти следы чуждого строя. Но автор не только проявляет завидную зоркость глаза, показывая «разодранную, расчерченную, расколотую землю», он приводит запоми­нающиеся слова крестьянина, которые дают представление о прежней жизни здешнего земледельца: «Если я лягу отдохнуть на своем поле... если я лягу поперек, то голова моя будет на поле помещика, а ноги на поле соседа».

В очерках писателя один эпизод приходит на смену другому, но они не калейдоскопичны, пет в них и моно­тонности. Легко меняется интонация при переходе от одной темы к другой. Несколько патетично звучит ав­торский монолог о любимых героях — пограничниках напоминающих ему своей работой больше охотников разведчиков, зимовщиков, чем бойцов. «Пограничная застава скорее походит на полярную зимовку, чем на казарму». Не случайная фраза, ее написал писатель-пограничник, которому довелось быть и писателем-полярником.

Кажется, автор ждал случая, чтобы произнести сло­ва уважения к защитникам границ. То, что раньше вы­ражалось через образы, характеры, теперь сказано пря­мо. «Боевая дружба. Настоящая боевая дружба. Я не представляю себе пограничников вне этих замечатель­ных личных взаимоотношений. Боевая дружба соеди­няет бойцов и командиров, товарищей по наряду, това­рищей по тяжелой и опасной работе. Это та же дружба, которая на всю жизнь связывает людей на фронте, лю­дей, рядом лежавших в окопах, людей, идущих рядом в походе и бою. Эта дружба — прекрасное чувство лок­тя, чувство уверенности в товарище, чувство ответствен­ности за товарища. Каждый отвечает за всех, все отве­чают за работу каждого. И нет на заставе второстепен­ных обязанностей. Маленькая группка людей на заставе день за днем ведет очень большую работу, и каждый важен, каждый необходим на заставе. Повар и кава­лерист, рядовой боец и проводник собаки, начальник и политрук». За минувшие десятилетия изменилась боевая и техническая оснащенность советской границы, надежней стала ее защита. Но и сегодня как боевая заповедь воспринимаются эти слова. Они сказаны человеком, знавшим людей границы, их трудное дело.

Один из героев книжки, капитан Гаврилюк, отве­чаетна расспросы местных жителей о советском по­граничном режиме. Иснова слышится авторский го­лос: «Пограничное дело —дело серьезное. Я смотрю на лица слушателей. Люди перестают улыбаться, люди внимательно и молча слушают строгий голос капи­тана».

В последнем из очерков книги рассказано о проща­нии с начальником заставы Забелиным шестерых уво­ленных в запас пограничников. Выслушав слова благо­дарности за отличную службу, «бойцы молчат, лица их становятся серьезными, и один из них отвечает: «И вам, товарищ старший лейтенант, спасибо, от всех нас спа­сибо. Мы никогда не забудем, товарищ старший лейте­нант, науку пограничную. Это я вам точно говорю. И все бойцы так думают».

Не только автор, но и герои очерков взволнованно говорят о роли пограничников, о самой своей профес­сии. Пограничник Степанов (один из его монологов прямо перешел в книгу из дневниковых заметок) гово­рит так: «Но нам в оба смотреть и быть наготове в лю­бую секунду. В спину видеть мы должны. Я вот уже три года пограничник, и я уже научился: через спину вижу — куркуль идет. Но и молодые пограничники обя­зательно должны этому научиться. Как мы живем? Мы устраиваемся на новом месте таким порядком, чтобы враг государственной границы не перешел ни­когда».

В своей первой документальной книге «Холодное море» Л. Канторович избегал называть героев, своих товарищей по полярному переходу, собственными име­нами (это сделал за него в предисловии профессор В. Визе). Автору, очевидно, казалось, что таким обра­зом материал станет более обобщенным, хотя угадыва­лись и имена, и обстоятельства. В «Пограничниках...» возникают бегло очерченные характеры товарищей по западному походу. И комиссара Погребняка, который вместо поездки в санаторий отправился на новую гра­ницу, «обманул» начальство. Деловые консультации ко­миссара председателю местного временного комитета выдержаны совсем не в официальном духе: «Отучай от бумажной чепухи. Иначе погибнешь от бумаги... не суе­тись и не залезай в бумажную кучу». И пограничника Степанова, думающего о молодых бойцах. И гранато­метчика Андреева, рассуждающего обо всем, что уви­дел: «Вот ведь здесь не похоже на то, как у нас дома, в Союзе... Пока еще не похоже... И фабриканты ходят по улицам... И торговцы в своих лавках торгуют... И классы всякие в действительности существуют... А мы уже пришли сюда и несем службу и охраняем госграницу как ни в чем не бывало... Чудно все- таки».

Целостное впечатление очеркам книги придали ри­сунки, помещенные в тексте, они дополняли его. Это была лишь часть походных зарисовок автора. Вот женщина в остроконечном капоре, с накрашенными губами. На другом наброске — красивая девушка с уложенной на затылке черной косой. Из текста ясно — это безра­ботная, познавшая голод и национальное унижение.

Рядом с маленькими, в четверть страницы неболь­шого формата, рисунками — большие, на целую страни­цу.Здесь — крестьянин-украинец в национальном ко­стюме, жители Вильно, вечеринка в местечке. Все ри­сунки графические, видимо характер издания не давал иных возможностей. Но художник Канторович не мог обойтись без красок, он дал их в тексте: «Белые стены крестьянских домов, и коричнево-зеленая трава, и осен­няя листва деревьев. На вершине одного из ближних холмов высится кирпичная башня костела. Острая крыша костела из оцинкованного железа ослепительно сияет на солнце. Рядом с костелом в куще огромных берез видна черепичная крыша. Светло-красный цвет черепицы и темно-красный цвет некрашеного кирпича костела резко выделяются на бледно-желтой листве бе­рез».

«Пограничники идут вперед» — книга писателя, ху­дожника и пограничного командира. Такой взгляд и давал читателю реальную картину происходивших со­бытий, производил глубокое впечатление. В книге пе­редано прошлое и настоящее, быт и политика, живые картины сочетаются с публицистикой. В ряде случаев за авторской сдержанностью (очерк «Здесь проходит граница») чувствовалась напряженность, недосказан­ность. В самом начале 1941 года, когда книга пришла к читателю, некоторые строки казались предупрежде­нием. Таковы зарисовки Ломжа и Новогруда. «Все чаще и чаще виднеются черные скелеты сожженных домов, разрушенные стены, печные трубы среди груд разбитого кирпича. Здесь германская армия сражалась с армией Польши. Мы проезжали Ломжу, город, наполовину разрушенный германскими бомбардировщиками Мы проезжаем мимо домов, расколотых пополам, мимо домов, внутри которых разорвались бомбы и уцелели только наружные стены. Плоские, похожие на картонные, эти стены возвышаются над каменными осколками, и небо видно сквозь обгорелые, пустые окна». «Новогруд — мертвый город печных труб и куч кир­пича. Голые расщепленные деревья стоят возле дороги. Здесь германские бомбардировщики летали много». И еще: «Бледный луч электрического фонарика осве­щает четко написанные буквы. Здесь на столбах ря­дом с польскими надписями прибиты дощечки с над­писями по-немецки. Немцы проходили по этим доро­гам».

Тому, кто прочтет эти строки сегодня, ясно, что ав­тор не напрасно фиксировал на них внимание своих чи­тателей.

Книга Л. Канторовича вместе с дневниками — цен­ное свидетельство участника событий осени 1939 года, сохранившее свое значение и сегодня. По сравнению с дневниками, в книге более четко проявлено отноше­ние к происходящему, усилился публицистический пафос авторских размышлений. Очерковая форма позво­лила о многом сказать прямо, от себя, раскрыла неко­торые черты автора, человека общительного и деятель­ного.

«Пограничники идут вперед» вышла в свет в самом начале 1941 года (на обложке — 1940, по дате подпи­сания в печать: 26 декабря). Первыми ее читателями стали пограничники. Серьезный, творческий характер имело письмо-отклик на книгу начальника Политиче­ского управления пограничных войск НКВД Мироненко, который писал Канторовичу 5 февраля 1941 года: «Инте­ресно, волнует, хороши рисунки». Давая разбор очерков, автор письма вместе с тем указывал и на ряд их недо­статков. Он считал, что о пограничниках написано

Внимание, которое оказывали скромной книжке руководители политико-пропагандистской работы в вой­нах свидетельствовало о потребности в таких произведениях. Книга Канторовича — предшественница замеча­тельных очерков военной поры. Писатель, работая над книгой, опирался па реальный жизненный материал, открывал и для себя и для читателя новый жизненный пласт. Он, разумеется, не рассматривал свою книгу в литературном ряду — после очерков Ларисы Рейснер о гражданской войне или очерков И. Эренбурга и М. Коль­цова об Испании. Но, может быть, более скромные, чем у предшественников, очерки Канторовича были внутрен­не свободны от таких сильных влияний, самостоятель­ны. В книге походных впечатлений отразился весь опыт писателя, которого в его 29 лет уже трудно было на­звать писателем молодым. В книге видны и воинская школа писателя-пограничника, и позиция любозна­тельного и наблюдательного путешественника — черты, формировавшиеся его предшествующей литературной работой. В книге нового для автора жанра поход­ных военных очерков плодотворно сказалась соци­ально-аналитическая мысль, проявившаяся в характере героев «Кутана Торгоева» и «Полковника Коршуно­ва»— высших достижений художественной прозы Кан­торовича.

Разумеется, писатель не думал ни о каких откры­тиях, создавая на основе своих дневниковых записей очерковую книгу. У него была простая, на первый взгляд, задача: запечатлеть первое знакомство с новой для него страной, показать наших пограничников в этих небывалых условиях. Но так уж исторически сложи­лось, что небольшая книга оказалась одной из первых в советской литературе, в которой была показана наша армия, выполнившая свою освободительную миссию.

Книга не декларативно, а в конкретных обстоятельствах обрисовала роль советских людей — пропагандистов но­вого строя, передала их встречи, контакты с трудовым народом страны, вчера еще существовавшей в условиях капитализма.