Жизнь и книги Льва Канторовича

Последняя глава

О. Берггольц

Война стала началом нового этапа всей нашей жиз­ни. Наступила трагическая глава истории, затро­нувшая миллионы людей. Для многих эта глава оказалась очень короткой. Когда 22 июня от Бал­тики до Черного моря начались бои, на границе с Финлян­дией выстрелы еще не прозвучали. Л. Канторович в пер­вый же день войны буквально уговорил пограничников и, надев гимнастерку с зелеными петлицами, 23 июня сел в поезд на Финляндском вокзале...

Пограничные заставы жили напряженным ожидани­ем. С одной из них, из маленького городка Энсо, Кан­торович писал жене: «Дорогая моя, наконец могу напи­сать вам. Жизнь течет неплохо, хотя времени мало и что-то не выходит насчет сна. Настроение зато в полном порядке... Встретил здесь много старых друзей, и жить с ними и работать отлично. Если придется задержаться с ними надолго, не буду возражать. За это время успел почти дважды пересечь весь Карельский перешеек. Ты, миленькая, помни, что главное — хладнокровие и весе­лый взгляд на веши. Чем вещи серьезнее, тем важнее веселиться. Вот мы и собираемся повеселиться на славу». Это написано 26 июня, в тот день, когда Финляндия объ­явила нам войну.

«Ты, наверное, уже знаешь, что у нас тоже началась драка. Все превосходно. Дела идут, настроение хорошее. Времени очень мало».

Так он писал 30 июня (дата указана на конверте, с припиской, что забыл поставить её в письме). Времени почти не оставалось. В этот день Лев Владимирович Канторович погиб.

Хотя война шла уже несколько дней, его смерть была неожиданной: он был первым из писателей, погибших в Отечественную войну.

В сентябре 1974 года при содействии Совета ветера­нов Ленинградской писательской организации и, в част­ности, писателя П. И. Петунина были установлены кон­кретные обстоятельства, при которых пал на боевом по­сту Лев Канторович. Сведения о них сообщил в своем письме на имя вдовы писателя бывший начальник погранотряда, полковник в отставке В. Т. Андрияненко, свидетель последних дней Канторовича. В конце своей жизни В. Т. Андрияненко работал в одном из ленинград­ских военкоматов.

В. Т. Андрияненко сообщил, что Канторович трижды ходил в контратаку, когда погранзастава отбивалась от напора врага, а начальник заставы погиб во второй контратаке. «Когда 28 июня финны предприняли второе по счету наступление на 5-ю городскую погранзаставу, которая занимала командную высоту на окраине Энсо (Светогорска), Лев Владимирович с автоматом в руках повел за собой бойцов. Наступление финнов было при­остановлено». [24]

Подробно излагая весь ход операции, бывший на­чальник погранотряда подчеркивает, что писатель пока­зал себя бесстрашным, храбрым солдатом, бил врага огнем из автомата и бросался в рукопашную схватку во время контратаки. Наконец, сказано и о последней, роковой поездке на мотоцикле вместе с двумя погранични­ками для уточнения обстановки и установления связи с соседней заставой: «...Старшина был убит, Лев Вла­димирович смертельно ранен... Старший лейтенант Же­ребцов, получив легкое ранение в руку, оттащил Льва Владимировича от дороги к пустующему зданию виллы, где размещалась санчасть. Он не донес его до здания примерно 8—10 метров». Далее В. Т. Андрияненко пишет о подробностях дальнейшего хода боя, о том, как пограничники по его приказу уничтожили лесосклад, где за­сели фашисты, обстрелявшие мотоцикл.

На месте гибели писателя установлен обелиск. Он стоит на улице, носящей его имя. В праздничные дни сюда приходят жители Светогорска. В самом начале своей службы сюда приезжают молодые пограничники для принятия присяги.

В 1975 году в Выборге открыт музей, в нем собраны материалы о жизни писателя-бойца. Ежегодно в воинской части, где служил Канторович, проходят митинги.

Наверное, на этом можно было бы закончить рассказ о короткой жизни Льва Канторовича. Но жизнь писателя продолжается, пока помнят и читают его книги, пока герои его служат примером для других.

Уже несколько раз в стенах Дома писателя имени Маяковского отмечались памятные даты Канторовича, экспонировались его рисунки и картины. Друзья — ху­дожники, спортсмены, ученые, пограничники — вспоми­нали о Льве Владимировиче. И до сих пор в Союз пи­сателей приходят письма пограничников. Это как бы продолжение той переписки, которую вел автор со сво­ими героями.

«Дорогие товарищи! Пишут Вам комсомольцы Н-ской заставы. Нам известно, что у вас в городе-герое, колыбе­ли русской революции, родился Лев Владимирович Кан­торович, который всю жизнь был связан с пограничными войсками. Он написал книгу «Полковник Коршунов», это книга о пограничниках нашей заставы. И мы просим вас сообщить адреса близких родственников Льва Владими­ровича, так как мы восстанавливаем историю заставы. С уважением к вам комсомольцы-пограничники нашей заставы. Наш адрес: Киргизская ССР... в/ч». Так писали молодые пограничники, читатели рассказов и повестей Канторовича.

Другое письмо пришло с другой границы. Вот оно: «Уважаемые товарищи! Мы, пограничники, боремся за то, чтобы нашей заставе, где служил наш любимый пи­сатель Лев Владимирович Канторович, присвоили его имя. Застава в течение четырех лет удерживает звание отличной... Мы убедительно просим вас сообщить нам адреса родственников, писателей, работавших в свое вре­мя со Львом Владимировичем. Также просим указать, где можно достать его произведения и фотографии. Се­кретарь ВЛКСМ Белкин...»

Память о Канторовиче живет на границах страны. И его помнит родной город. Ведь он и погиб на дальних подступах к нему. За последний бой Л. В. Канторович был посмертно награжден орденом Красного Знамени, а затем и медалью «За оборону Ленинграда». В книгах о работе писателей во время войны и в Летописи обо­роны Ленинграда нашлось место имени Канторовича. Материалы о нем опубликованы в сборнике «За Совет­скую Родину», посвященном памяти ленинградских пи­сателей, погибших на фронте, в сборнике «900 дней». В уникальном ретроспективном дневнике А. В. Бурова «Блокада день за днем» (1979) записи закономерно ве­дутся не с начала блокады, а с первого дня войны. В записи за 30 июня говорится о наступлении против­ника значительными силами на Карельском перешейке и подвиге прачки (а потом санитарки) М. Уткиной. Далее сказано: «Сегодня на границе погиб ленинградский пи­сатель Лев Канторович — автор многих книг о погранич­никах. Будь он жив, то, возможно, написал бы и о Марии Уткиной».

Помнят о Канторовиче не только пограничники и историки, друзья-литераторы и художники. В несколь­ких ленинградских школах пионерские отряды носят имя писателя. Неизменно чтит его память пионерская дружи­на имени Льва Владимировича Канторовича Светогор­ской средней школы. В школьном музее боевой славы, посвященном писателю, установили скульптурный порт­рет. Именем его названа библиотека в соседнем со Све­тогорском — Лесогорске.

У Канторовича, как уже говорилось, было много дру­зей, но особенно ему были близки те, кто, как и он, хорошо чувствовал грозный воздух эпохи. Среди таких старших друзей был Николай Тихонов, который, по сви­детельству сестры писателя О. В. Макаровой, оказал воз­действие на формирование мировоззрения ее брата. К Тихонову Канторович тянулся, зная страницы его биографии. Ведь к началу 30-х годов за плечами Нико­лая Семеновича были две войны — мировая и граждан­ская. Как и у Тихонова, у Канторовича было обострен­ное предощущение военной страды. Их связывали общие интересы, им было о чем рассказать друг другу. Один видел напряженное приграничье, другой — предвоенную Европу.

Канторович иллюстрировал рассказы Тихонова, лю­бил повторять вместе со своим героем полковником Кор­шуновым строки тихоновских стихов:

Думая о литературном окружении Канторовича, ав­тор этой книжки, еще только начиная ее, обратился к Тихонову с просьбой написать воспоминания. Николай Семенович откликнулся. В своих заметках он писал об увлечениях Канторовича — спорте, рыболовстве, путеше­ствиях. В этих воспоминаниях возникает портрет и ха­рактер человека, который «поражал своей торжествую­щей молодостью». «Остались в памяти его волевое, весе­лое лицо, открытый, внимательный взгляд, вся его фигура спортсмена — крепкоплечего, высокого, подтянутого, как бы готового к любому состязанию».

Для понимания сущности Канторовича, всей его судь­бы весьма важен один эпизод, ставший под пером Тихо­нова образом большой обобщающей силы. Через три десятилетия Тихонов вспоминает о своих прогулках с Канторовичем по предвоенному Петергофу, о том, как вели разговоры, касающиеся жизни и работы писателя. «Так, гуляя со Львом Владимировичем, мы обозревали причуды прошлого — все эти затейливые павильоны, фонтаны, каналы, беседки. И неожиданно наткнулись на след большой катастрофы. Молодой, сравнительно, дуб был поражен молнией, которая ударила в него так, что, омертвив хорошую, добротную ветвь, прошла по стволу в землю. Дуб выглядел странно. Одна сторона его зеле­нела, а другая была поражена смертельно.

— Смотрите, — сказал Лев Владимирович, — это сю­жет для рассказа. Представьте себе писателя, который был очень молод и умер, скажем, неожиданно, ну, мо­жет быть, пожар на корабле или автомобильная ката­строфа. А творчество его живет и все больше растет, зеленеет, как вторая половина этого дуба...

Так мы смотрели на этот дуб глазами мирных, еще ничего не подозревающих людей. Я вспомнил про эту молнию, когда после разгрома фашистов под Ленингра­дом шел по Петергофскому парку с боевым товарищем и мы увидели весь ужас, пережитый этим роскошным уголком, за которым так любовно ухаживали в дни мира лучшие садоводы.

Теперь сваленные деревья, спутанные проволокой, лежали, как трупы лесных солдат, по бокам разворочен­ных аллей, пустые постаменты из-под статуй, завален­ные грязным снегом каналы, развалины дворца и мотки колючей проволоки окружали нас. И я увидел тот дуб, который привлек наше внимание несколько лет назад. Я вспомнил наш разговор о судьбе писателя. Молния уда­рила точно. Писателя нет, — но книги, память о нем остались».[25]

Теперь уже нет и Тихонова. Но он жил и работал еще 40 лет после этого разговора. И мы знаем резуль­таты его трудов. Николай Семенович был на 15 лет старше Канторовича. Но вот Ольга Берггольц, Юрий Герман, Александр Розен — ленинградцы, почти сверст­ники его. Они прошли через войну и написали лучшие свои книги. Их путь позволяет представить, как могло бы развернуться творчество Льва Канторо­вича.

Потерянного не вернешь, но вторая половина дуба живет и зеленеет. Остались книги, рисунки, письма, при­мер героической, яркой жизни.

А что последняя глава очерка о Льве Канторовиче столь коротка — виновата «молния» — тяжкий топор вой­ны, от которого он и его боевые друзья заслонили мно­гих из нас.

Книга окончена. Написана последняя глава. Но жи­вет память о писателе-пограничнике. Каждый год 3 фев­раля, в день рождения писателя, в Светогорск, который он защищал в последнем бою, приезжает его вдова, соби­раются боевые друзья. Молодые воины Северо-Западного пограничного округа, родившиеся и выросшие в мирные годы, приезжают на встречу с ветеранами, слушают рас­сказы о жизни Льва Владимировича, о героях его книг. Ведь где-то в таких же северных лесах служил командир Лось, не так уж далеко отсюда был питомник стороже­вых собак, знакомых нам по рисункам и рассказам Кан­торовича, по таким же тропкам неслышно уходили в до­зоры питомцы полковника Коршунова. Не было в ту пору Закона о Государственной границе. Но слова — «граница на замке», «сторожевые границ» пришли оттуда, из два­дцатых— тридцатых годов. И эту, неоконченную гла­ву,— пишут другие. Пограничники, не знавшие войны, молодые литераторы, познающие трудную, суровую службу на границе.

В феврале на севере глубокая зима. А в Киргизии, на другой заставе, где служили герои Канторовича, бегут ручьи. Их истоки — в горах, о которых писал и которые рисовал писатель и художник. Но главное — не эти ру­чьи, горы и степи — люди, продолжатели дела Кутана Торгоева, Александра Коршунова... Когда эта книжка придет в Киргизию, Льва Владимировича вновь вспомнят на далекой границе. Он был тогда чуть старше своих героев, но чувствовал себя среди них своим, ровней, был, как и они, комсомольцем, вместе с ними скакал на боевых конях.

Многое вместила короткая жизнь. Три границы — северную, южную и западную. Полярные льды. Северные острова и Страну Восходящего Солнца. Жизнь эта — при­мер и урок, она учит: нужно каждый день жить так, чтобы он был наполнен работой, друзьями, любовью, всеми красками мира.

Может быть, проживи Канторович длинную жизнь, он написал бы на склоне дней о своих друзьях, замечатель­ных писателях, художниках, ученых, тех, кто потом вспо­минал о нем. Но ведь и в их работе, творчестве сказалась эта дружба, эти встречи. В каждом из 20 миллионов, не пришедших с войны, был заключен целый мир. Мир Льва Канторовича был ярок, богат, глубок. Он раскрыл лишь малую часть своих сил и таланта.

В наши дни многие лишь начинают жизнь в тридцать лет. Слишком долгим бывает вступление, «подготови­тельный класс». Сверстникам Льва Канторовича, его бо­лее молодым друзьям судьба не давала такого разбега. И они спешили. Это не было торопливостью. Чувство ответственности, чувство долга определяли лицо поко­ления. И хотя ушли «недолюбив, недокурив последней папиросы» — они остались.

В нашем сознании.

В наших делах.

В новых главах неоконченной книги жизни.