Жизнь и миг

КОРОТКАЯ ЖИЗНЬ МАКЕЕВА

В один миг Макеев увидел тонкие молодые тополя, идущую навстречу женщину с ребенком на руках у серебристой ограды газовой колонки, ствол ружья. Он бросился к ограде…

Петру Макееву было 29 лет. Говорят, он выглядел моложе…

Он родился в Харьковской области. Мать умерла, когда Пете исполнилось пять лет. У него были еще брат и сестра. Тетка написала отцу: «Мальчики перебьются с тобой, а девочку присылай ко мне, буду кормить и воспитывать». Сестре Рае было одиннадцать, когда они с Петей расстались.

Спустя много лет встретились уже в Свердловске. Рая была замужем, старший брат Владимир тоже жил здесь с семьей, и они пригласили Петю к себе.

Он начал работать на стройке. Пошел в вечернюю школу. Вступил в комсомол. Становился на ноги.

А потом пришел на завод. Вместо полагающихся трех месяцев освоил токарный станок за две недели. Быстро втянулся в заводскую жизнь, подружился с Геной Лубниным, вместе проводили вечера, вместе ходили на дежурства. Дружинники. И вместе мечтали работать в милиции. Позднее Геннадий поступит на заочный факультет в юридический институт, а Петр пойдет в милицию, рекомендацию ему дадут в комитете комсомола завода и в райкоме комсомола — дисциплинированный, толковый парень. То, что надо.

Позднее Лубнин напишет о нем: «В свои 29 лет он отдал жизнь, борясь с правонарушителями, и погиб, как солдат, стоя на боевом посту. Погиб, чтобы люди могли спокойно трудиться и жить».

Петр станет работником Орджоникидзевского отделения милиции города Свердловска.

— Приняли, — просто скажет Геннадию Лубнину.

— Иду на первое дежурство, — скажет сестре, — буду поздно……

— Нет, не жалею, — ответит спустя неделю, когда вернется с трудной, долгой смены, еле передвигая ноги.

Профессию свою он принял до конца, до глубины. Его привлекала не форма милиционера, он не очень-то любил парадную форму. И людей, живущих ожиданием парадов, тоже недолюбливал. Однако все, что касалось ритма жизни, напряжения, беспокойства и доброты, лежащей в основе его профессии, призванной охранять человеческий быт и нормальную деятельность от всяких случайностей, воспринималось им с первых же дней как благодатный нравственный груз.

Его самоотверженность вначале выражалась наивно — он хотел как можно больше взвалить на себя работы.

Стало правилом: за полчаса, а иногда и за час до начала смены Петр Макеев появлялся в отделении. Спустя час после окончания дежурства Петр еще не спешил домой. Такие люди, конечно, не редкость. Например, шофер в гараже, расхаживающий после смены от машины к машине, предлагающий помощь напарнику. Каменщик, пропадающий в прокуренной прорабской. Газетчик, допоздна заглядывающий в соседние кабинеты: что там еще нового в мире?

— Я думала, — тихо рассказывает сестра Рая, — что в милиции он огрубеет, станет обозленным: ведь со всякими людьми приходилось иметь дело. Внимательно к Петру приглядывалась — не менялся он. Только мужественней становился.

Отношение к нему было в общем прекрасное. А ведь иногда знаете, как косятся на милиционера? Появится человек в подъезде дома — пошли толки: что-то кто-то натворил — и он уже тут как тут…

— Знаю, — отвечаю я, но не говорю Рае о том, как час назад ее слова подошли бы к разговору с одной работницей завода, где Петр работал. Мы зашли в конференц-зал управления, присели на несколько минут — она, два товарища из управления внутренних дел и я. Попросили вспомнить о Петре, рассказать, что она о нем знает: когда-то они работали в одном цехе. Женщина мучительно вспоминала, глядя на погоны работников милиции, а затем вслух начала перебирать: как-то однажды он опоздал на работу, как-то не справился с деталью и т. д. Как ей хотелось что-то о нем плохое сказать — ведь работники милиции интересуются!

— Погиб он, — сказал я, — погиб, спасая людей.

— Что вы говорите?! А я только вчера из отпуска, — испуганно оправдывалась женщина, — даже не слышала!

В отделении милиции Петра оценили быстро. Его стали назначать помощником дежурного. Это значило, что во время отсутствия офицера он, младший сержант Петр Макеев, должен был принимать решения.

И он принимал их, как того требовали обстоятельства. И чувствовал себя уверенно. Ему казалось, что он отвечает за покой всего громадного рабочего города Свердловска. Он любил музыку и любил песни. Если у него выпадало свободных полчаса, он приходил к Рае и просил Бориса, ее мужа, сыграть на баяне.

— Что было в Петре самым главным? — спросил я у Ирины.

— Он был очень честным, — сказала она.

В их комнате, где с ними жил Петр, на приемнике «Рекорд» стоит его фотография, и на этажерке стоит его фото — только не в гражданском костюме, а в милицейской форме…

В их дворе ходят совершенно потерянные мальчишки. Маленький Сережа Коновалов говорит: «Убили дядю Петю — не с кем играть в футбол».

Петр Макеев был самым обычным парнем. Все то положительное, что в нем было и о чем я рассказываю, свойственно большинству людей. Но я сознательно перечислял эти обычные качества, так как запомнил на всю жизнь слова, одного человека. Мы говорили о героизме и о людях, готовых к подвигу, это было после одного очень яркого случая, который у всех тогда был на устах, и он, мой собеседник, сказал: «Я читаю об этом герое, как он повел себя в трудный момент, и вижу, что он простой и близкий мне человек — и песни любит, и работу, и костер любит… Он ведь похож на меня, думаю я. А если ко мне придет испытание, я должен стать похожим на него. Правильно?»

Простая и очень важная мысль.

Золотое солнце поднималось над огромным городом, словно была весна, а не осень. Синим было высокое небо, белыми и редкими были облака.

Петр пришел в отделение, как всегда, заранее, в начале девятого. Сегодня он отправлялся на спортивные состязания по троеборью. Рассчитывал на победу. В кармане лежал приказ о том, что он, Петр Макеев, идет завтра в очередной трудовой отпуск…

А в недалеком будущем он мечтал работать, учиться, создать семью.

В 8.30 утра дежурный инспектор Орджоникидзевского отделения милиции принял сообщение о ружейной стрельбе в районе улицы Баумана.

В 8.35 оперативная группа находилась на пути к месту преступления.

Сотни взрослых, школьников столпились с двух сторон пятиэтажного дома. Подходили новые и новые люди. Через простреливаемое пространство еще шли трамваи. Преступник стрелял из окна первого этажа. Оперативная группа перекрыла подходы к дому. Руководитель группы капитан милиции Е. Ерохин, участковый инспектор П. Типтев и П. Макеев начали искать подходы к окну. Их товарищи зашли с другой стороны дома, ворвались в подъезд и пытались сорвать дверь квартиры. Два сотрудника милиции заняли позицию за углом соседнего дома. Макеев понимал, что они сейчас предпримут. Через несколько секунд пространство прошили пиротехнические патроны со специальной смесью. Но стрельба по окну из ракетницы ничего не дала — преступник неожиданно выставлял и прятал ствол, сам оставаясь за подоконником. Дым выходил в окно.

В это же время с крыш двух соседних домов по окну преступника открыли огонь два снайпера. Их пули также не достигали цели. Одновременно к месту происшествия примчалась вызванная дежурным милиции пожарная команда. Машина развернулась за стеной дома, пожарные размотали шланг. Тугая белая струя ударила в окно преступника.

Казалось, все. Все было сделано для обезвреживания вооруженного человека. Кольцо сжималось. И тут Макеев увидел в один миг — тонкие молодые тополя, идущую навстречу женщину с грудным ребенком на руках у серебристой ограды газовой колонки, ствол ружья. Он бросился к ограде через пустой двор, закричал женщине: «Спрячьтесь за дом!» — споткнулся о разноцветную детсадовскую скамеечку, покачнулся и в то же мгновение был сбит выстрелом в упор. Может быть, ему еще казалось, что он продолжает бежать к серебристой ограде и испуганной женщине. Может быть, шум жизни еще слышался в его ушах, словно далекая пурга, так как он жил еще несколько минут… Когда товарищи Петра ворвались в квартиру стрелявшего, они нашли его мертвым: он успел покончить с собой.

Петр Макеев в последний миг своей жизни видел женщину и ребенка. Он проявил мужество, защищая незнакомых ему людей, — это был высший миг его существования: отключиться от всего, кроме людей, которым грозит беда… У него была очень короткая жизнь.

Много было писем. Многие люди отдавали должное Петру Макееву. Многие искренне и глубоко сожалели о жизни, оборванной так внезапно. Но вот из Свердловска пришли вдруг два письма, примерно одинаковых по смыслу и резко отличающихся от всех остальных. Петр Макеев, писали их авторы, был, конечно, смелым, хорошим человеком. Но его последний поступок вряд ли можно назвать героическим — он скорее трагически нелеп. Ведь Макеев отдал жизнь в столкновении с больным — стрелявший был психически ненормальным человеком, прятавшим в тайнике оружие. Он отобрал жизнь Макеева. Вот что выяснилось при расследовании обстоятельств драмы…

«На мой взгляд, — ответил я авторам писем, — это не так. Я бы мог привести много примеров, опровергающих ваше толкование поведения людей в подобных обстоятельствах. Но здесь, видимо, надо опровергать ясной и простой мыслью, являющейся, по крайней мере для меня, мыслью бесспорной. Если человек бросается на помощь другим и погибает — он отдает свою жизнь людям, которых он защищал. Он отдает свою жизнь только им, а не кому-нибудь другому. Она не достается тому, кто ее оборвал — будь он здоров или болен. В этом и только в этом светлая суть подвига».