Жизнь и миг

ТРОЕ В ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ ТАЙГЕ

…Потом был самолет и возвращение домой, где два с половиной месяца, днем и ночью, их ждали, не веря ни во что, кроме встречи.

Они попрощались с геологами поисковой экспедиции, с которыми работали все лето. База находилась на среднем течении реки Нелькан. Стоял конец сентября, к тайге только подкрадывались холода, до морозов было еще далеко.

Они вышли в путь с оленями и собаками. Им предстояло находиться в дороге не больше полумесяца. Одеты были так: в легких куртках, в резиновых сапогах, без шапок, без рукавиц. Эта одежда вполне отвечала тому времени года, какое выпадает на окончание геологических работ. Ни один каюр, ни молодой, ни старый, не станет зря таскать с самого лета лишним грузом зимнюю одежду.

Они ехали на ездовых оленях, а остальные олени шли в связках. Было всего двадцать семь оленей. Каюрами были комсомольцы: двадцатилетний Виктор Макаров, девятнадцатилетний Виктор Романов и двадцатипятилетний Анатолий Попов. «Сопровождали» отряд веселые псы Мальчик и Тюлька.

«Срочная. Хабаровск. Начальнику геологосъемочной экспедиции Дальневосточного геологоуправления. Каюры вашей экспедиции Попов Макаров Романов полевых работ не вернулись просим принять срочные меры розыску. Слепцов».

Владимир Петрович Слепцов, председатель колхоза «Улгэн», приехал в Ивановское из отпуска, и весть о том, что каюры не вернулись, была самой первой вестью, коснувшейся его ушей.

Он тут же дал телеграмму в Хабаровск.

Вторая телеграмма ушла из Экимчана.

«Срочная. Хабаровск ДВГУ. Селемджинский райисполком просит немедленно организовать поиск трех каюров колхоза «Улгэн» работавших распоряжении Варзапова. Результат телеграфируйте райисполком. Предрика Стырно».

Александр Александрович Стырно, кроме того, что сразу же, узнав о случившемся, дал телеграмму в Хабаровск, куда к зиме съезжаются после полевых работ все геологи Дальнего Востока, еще немедленно поставил обо всем в известность первого секретаря райкома партии Александра Максимовича Софронова. Так здесь уже повелось — и Софронов, и Стырно, и другие руководители большого таежного района даже не представляют себе дел более неотложных, чем необходимость срочно, подчинив этому все средства, начать поиск людей, заблудившихся в тайге.

Впоследствии было подсчитано, что поисками была охвачена площадь в 18 тысяч квадратных километров.

Они шли уже несколько дней. Тропа была во многих местах изрезана вездеходами, их глубокие следы уходили в разные стороны, и каюры из-за этого часто сбивались с пути. Они вышли по чернотропу, но через несколько дней повалил сильный мокрый снег, с океана надвинулся густой туман. Однажды они попали на большое пожарище, и им пришлось пробираться через завалы. Три дня они искали тропу, а снег усиливался — живая белая стена. Потом они нашли тропу охотников, со старыми капканами, местами ночевок. Как-то ночью услышали сильный треск веток, лай Мальчика и Тюльки. Схватили карабины, фонари — к ним пришел медведь. Это был первый визит косолапого, но пока что визит безобидный. Второй оказался драматичным. Они остановились у озера Бокан. Снова шел мокрый снег, а потом полил дождь. Всю ночь гудел ветер. Озеро Бокан находится на мари, как называют здесь заболоченную местность, к озеру подступают сопки, и олени ушли к вершинам сопок искать корм. Ребята пускали оленей пастись только связанными по нескольку голов, так как в поисках грибов олени разбредаются в разные стороны — попробуй потом собери. В эту ночевку олени тоже паслись, и к одной тройке пришел медведь. Утром ребята обнаружили у вершины сопки следы нападения: все три оленя были задраны. Остальных пришлось искать несколько суток — разбежались.

Однажды задержались прямо на мари: дожди начались невероятные, в палатке пережидали. Места болотистые, тропа не сплошная, пропадает, а как гари начались, совсем тропу потеряли. Потом нашли, но оказалось, что это другая тропа…

Анатолий Попов: «Геологи нам карту местности дали. Но там главное русло не обозначено. Речек много, а какая куда впадает, не разберешь».

Сперва они переправились через Галам. Это была одна из самых опасных рек. По праву старшего Анатолий первым проверил брод. Олень еле-еле доставал дно под тяжестью Анатолия. Ледяная вода толкала упруго и сильно. Остальные олени переправились вплавь. Затем ребята, промокшие, ехали несколько километров, пока не нашли корм для оленей. Тогда только устроили привал.

…Время шло. Они достигли речки Гербикан и здесь вот, приняв Гербикан за речку Шевли, сбились с пути… Идти становилось труднее и труднее и в конце концов стало невозможно вообще. Снег набивался через верх в резиновые сапоги, олени проваливались по живот, и погонять их становилось все труднее и бессмысленнее.

Они разбили палатку и в эту ночь устроили первое совещание. Как двигаться дальше?

— Мы должны попытаться смастерить хотя бы одну пару лыж, — сказал ребятам Анатолий.

— Почему только одну? — спросил Виктор-младший. — А как нам двоим идти?

— А почему ты решил, что я буду один идти на лыжах? Будем идти по очереди. Нужна одна пара, три делать долго…

Они нашли хорошую ель, вырубили топорами короткие доски, а потом обработали их ножами. Подержав в расщелине концы «лыж» в таком положении, что они загнулись, каюры тронулись в путь. Впереди на лыжах шел Анатолий, по мягкой лыжне за ним шли олени без вьюков и делали лыжню плотной. Следом шли олени навьюченные и еще сильнее утрамбовывали лыжню. Замыкали колонну ездовые олени, на которых ехали верхом оба Виктора. Эти олени уже шли словно по твердому насту. Потянулись дни за днями — каждый день лыжники менялись.

Это изобретение, достойное высшей похвалы самых опытных каюров, было безусловным спасением в тех обстоятельствах, в которых ребята оказались.

Они потеряли счет дням…

С самолета уже были обследованы бассейны полутора десятков рек. В исходную точку, откуда ребята начали свой путь, забросили на вертолете поисковую группу во главе с Ильей Захаровичем Макаровым — отцом Виктора. «Я больше не могу ждать, — сказал Макаров-старший Владимиру Петровичу Слепцову, — ты ищи на самолете, а я пойду по земле». Но они смогли обследовать только водную переправу на приустьевой части реки Ира. Внезапный снегопад остановил их движение: снег покрыл тайгу, сопки и замерзшие реки слоем свыше метра…

Однажды к вечеру, когда парни перешли через очередную речку и сделали привал, Виктор Макаров сказал: «Все. Делим последнюю лепешку».

Кончились мука, сахар, соль. Потом вообще все кончилось. Пришлось забить оленя. Потом они подстрелили двух лосей. У них осталось семь патронов.

Они укрывали головы тонкими мешочками из-под продуктов. Сделали унты из переметных сумок — теперь они были в брезентовых унтах… Снег не попадал больше сверху, но ступни ног стыли от мороза.

По ночам вокруг оленей кружили рыси.

Каждый вечер они рубили хвойные ветки и на них устраивались на ночлег. Ели снег.

Однажды, когда Анатолий почувствовал, что ребята сдают, он высказал мысль, которая придала им сил. Он сказал: «Пройдем еще несколько дней и станем на зимовку, будем ждать весны». Конечно, это звучит парадоксально: ждать весны! Но парадокс здесь только кажущийся. Люди, теряя силы и надежды, уже не могут черпать уверенность в завтрашнем дне, потому что день сегодняшний, многократно повторенный, не обещает никаких изменений и завтра. В это время, когда человек рассуждает так или вовсе уже не рассуждает, а отказывается верить в спасение, в это время ему вдруг говорят о далекой весне, говорят спокойно и убежденно — тут у него просыпается чувство, порожденное спасительной перспективой. «Мы доживем до весны!» — думали каюры, и в этом было спасение.

С таким настроением они проснулись утром. Тронулись в путь. Через полчаса они увидели следы оленей. И каждый из них понял: это следы домашних оленей. Ребята потеряли от радости головы. Они шли, не останавливаясь ни на минуту, шли час, два, пять, шесть часов подряд, выбивались из последних сил, но шли по оленьим следам без остановок. На закате солнца между соснами они увидели грубо сколоченную, реальную, «живую» сторожку…

Вышла женщина — только вскрикнула. Она увидела черные лица мальчишек, лохмотья на головах и ногах, увидела их слезы… Это была жена оленевода Николая Яковлева, сам он был в это время в тайге, но здесь был его отец Илья Яковлев, которому 127 лет, и он сказал ребятам, что они молодцы — теперь из них выйдут настоящие каюры и настоящие мужчины. Им дали шапки, теплую одежду, и рано утром они тронулись в последний переход, к метеостанции, которую указал им оленевод…

…Потом был самолет и возвращение домой, где два с половиной месяца, днем и ночью, их ждали, не веря ни во что, кроме встречи…

…У нас много лесов, бесконечно большая тайга, есть пустыни и горы — длинные цепи гор. Каждый день в пустыни, леса и горы уходят люди обживать очень трудные места. И при этом иногда случается так, что кому-то не повезет. Тут спасает только одно — стойкость, мужество. Но подвиг и мужество ценны не только своим свершением — они бесконечно ценны как пример для других. И когда кому-то выпадает тяжкое испытание, он вспоминает людей, уже победивших и сдавших главный экзамен. Вот поэтому мы рассказали о трех ребятах, сдавших суровый экзамен в самом начале жизни — они ведь очень молоды.

Это было в немецком городе Карл-Маркс-Штадте во время встречи с молодежью. Каждый из нас отвечал на вопросы. Мы сидели в высоком спортивном зале, за длинным узким столом. Вдруг я услышал, как один парень сказал:

— А вот у вас, в Советском Союзе, на Дальнем Востоке, заблудились в тайге три молодых человека и вернулись живыми. Интересно, — закончил он, — остались они друзьями, когда вернулись, или разошлись?

— А почему вы ставите вопрос так? — спросил мой сосед, молодой инженер из Ижевска, — я читал эту статью тоже, но…

Парень, который задал вопрос, передал инженеру номер «Юнге вельт». Я увидел в газете полную перепечатку из «Комсомолки» статьи «Трое».

— Пусть задает вопрос до конца, — вмешался я, — эту статью писал я.

— Вы не удивились тому, что спросил Курт? — сказала девушка с короткими золотистыми волосами. — В журналистике и литературе приводится много фактов, когда люди не выдерживают длительного контакта в тайге или во льдах…

— Мне пришлось встретиться с оленеводами через двое суток после их возвращения из тайги, — сказал я. — Вылетел на Дальний Восток, приехал в таежный поселок, мороз стоял в те дни пятьдесят градусов.

— Сколько-сколько? — переспросили многие у переводчика.

— Пятьдесят, — сказал я снова. — Однажды в дороге, у подножия горы Эзоп, у нас сломалась машина, и мы слышали, как стреляют от мороза сосны.

— А как можно дышать в такой мороз? — спросил кто-то.

— Можно, но легкие болят, если с мороза попадаешь сразу в теплый дом. Так вот, — продолжил я. — Мне пришлось увидеть ребят через два дня после таежной эпопеи. Они держались друг друга, наперебой приглашали нас с коллегой в гости, по-детски радовались спасению и были как родные братья…

— А как они вытерпели два месяца в тайге?

— Они не паниковали. А от морозов защищались как могли.

— Железным надо быть, — сказал Курт.

— Те ребята выполняли долг, — сказал парень в военной форме, на вид совсем мальчишка, — правильно? А мы говорим о градусах жары и мороза.

— Правильно, — ответил я. — Они не бросили стадо оленей. Несмотря ни на что.

В разговор снова вмешалась девушка с золотистыми волосами. Она попросила срочно перевести:

— Главным испытанием для человека была и будет среда.

— А у нас много асфальта, — сказал Курт.

— Курт, — сказал я, — в Оксфорде один студент убеждал меня в том, что сегодня в мире не осталось настоящих приключений для мужчин. Он говорил так же, как и ты, — все в бетоне и асфальте.

— Так не только он и я говорим, — улыбнулся Курт.

— Поэтому, — продолжал я, — тот парень оправдывал стремление некоторых людей создавать для себя максимум неудобств и трудностей. Одни в бочках переплывают океан, другие прыгают с зонтиками в пропасть.

— Если ты сильный и мужественный человек, — сказал молодой военный, — ты проявишь эти качества и в городе. На асфальте.

— А как узнаешь, на что ты способен? — спросил Курт. — Нужно попасть в первобытную ситуацию. А город предлагает испытания только голове, а не сердцу и мышцам.

— И все-таки я предпочитаю обо всем этом только читать, — повела плечами, словно от холода, девушка с короткими золотистыми волосами.

Многие засмеялись. А Курт в заключение сказал:

— Давайте не спорить. Давайте напишем тем трем ребятам на Дальний Восток. И все у них узнаем.

— Да, да, да, — согласились многие.

Я дал адрес.