Журнал `Юность`, 1973-1

Шумят ветра…

И через годы снова

Себя я вижу мальчиком в окне,

И папка мой,

Родной, бритоголовый,

В последний раз

Пилоткой машет мне.

Крылата

Дворцовая площадь

Весной

и средь зимнего дня…

С годами

суровей и проще

Глядит

Эта площадь

в меня.

Быть может,

ещё на Сенатской

Застыли каре,

как во сне,

И выход

на Мойку, 12,—

Как рана

сквозная

во мне.

Наш дом дощатый на колёсах

Катил пригорками Литвы,

И сыпал снег с кудлатых сосен,

Касалось небо головы.

От напряжекья ныли ноги.

Январь. Мороз. Пурги разбой.

И хоть убей — одни ожоги

И «швы» косые вразнобой.

Да сменщик мой басил сквозь стужу:

— Эй, ленинградец! Как дела?

Пойми — металл имеет душу.

Поймешь, считай—твоя взяла!

Ведь ты же питерской породы!

И я, чтоб доказать ему,

Стучал, как дятел, электродом

И сыпал заездами во тьму.

И вдруг… как будто солнце встало!

— Даёшь! — кричал я сам себе

И лихо вскидывал забрало,

Как рыцарь, сидя на трубе.

— Упрямый черт! — смеялись хлопцы,

И чуть позванивала сталь.

А через снег спешила к солнцу

Моя стальная магистраль.

Как недолгий, но яркий фонарик,

Как зимою дыханье тепла,

Эта девочка — грустный очкарик —

Между нами однажды прошла.

Каждый штрих, словно ласточка детства,

Все по-пушкински — сразу ясней…

А потом с перехваченным сердцем

Я смотрел кинокадры о ней.

…Вот улыбка… Знакомые строфы…

Но я прутик забыть не могу.

Выводивший курчавый профиль

На веселом лицейском снегу.

Апрельский город хорошеет,

И в нем, как давняя беда,

Быкам Дворцового по шею

Встает лиловая вода.

И город в дымке акварельной —

Не серый и не голубой —

Плывет куда-то по апрелю,

Сливаясь с небом и водой.

Иду апрельскою прохладой

Я мимо Клодтовых коней,

Сливаясь с Невским, с Ленинградом,

Сливаясь с Родиной моей. ↓