Журнал `Юность`, 1973-1

В лиловой осиновой чаще.

Где воздух прозрачен и чист,

Я пробовал на зуб горчащий

И жесткий осиновый лист.

О Родина, в рощице где-то

Вместило и горечь твою

И бодрую свежесть рассвета

Тревожное слово «люблю»…

Мы с девочкой в роще гуляли.

Ей было четырнадцать лет.

В траве шелестели сандалии

И переплетали мой след.

Веселые желтые пятна

Сверкали на темной листве,

И дятел, одетый нарядно,

Стучал на сосновом стволе.

Как вдруг в этом ясном покое

У самой, казалось, земли

Услышали пенье такое.

Что тихо на зов побрели.

И замерли—в зыбком тумане

Фанерный скупой обелиск

Увидели вдруг на поляне

И грустный услышали свист.

Мы вздрогнули. За руку крепко

Она ухватила меня.

Цвела на могиле сурепка

В сиянье обычного дня.

На звездочке птичка сидела,

Невзрачная очень на вид,

Но как она… как она пела

Над тем, кто в могиле зарыт!..

В неярком сквозном перелеске

Слова на дощечке простой

Прочли мы: «Сержант Ковалевский,

Двадцатый — сорок второй».

И девочка вдруг задрожала,

Тревожно прижалась ко мне,

Как будто она горевала.

Как будто однажды и мне

Сурепки желтеющим дымом

Из глины пробиться к живым

И быть безвозвратно любимым,

Бессмертным солдатом твоим.

Охрани меня, удача,

От безрадостных забот.

От непрошеных подачек,

Незаслуженных щедрот.

От опеки неизбежной.

Бестолковой суеты,

От растраты дней небрежной,

От сердечной пустоты,

От холодного презренья

К людям добрым, к людям злым

И от ложного прозренья,

Что в душе подчас храним.

Люблю бродить в вечерней тишине

По улицам пустым, как коридоры,

Чтоб были ясно различимы мне

Далекие таинственные хоры:

Гудки машин и гул людской толпы;

Чтоб мог, сосредоточась, угадать я,

Где там, среди нее, мелькаешь ты,

Какое у тебя сегодня платье,

И как молчишь, и говоришь о чем.

Цветы себе какие покупаешь,

Как пожимаешь на вопрос плечом

И вслух афиши старые читаешь…

Коротко об авторах этих стихов.