19


В последнее время товарищ Честноков был Высоким Покровительством недоволен. Нет, он, конечно, понимал, что у Него есть много таких забот, о которых ему, маленькому человеку, и знать-то не положено. Но, с другой стороны, взаимные обязательства есть взаимные обязательства. От этого тоже никуда не денешься. Он исправно выполняет Указания и Намёки, благодарит, как полагается. Пусть и Он… Вялый Он стал какой-то, неактивный. Вот и сейчас: с минуты на минуту должны явиться Иванченко с Ивановым да Ступницкая прискакать. А помощи всё нет да нет! Она запаздывает всё чаще и чаще. Не к добру это!

Ударив по нервам, громыхнул селектор. Честноков метнулся к нему, ударил по кнопке.

— Нет. Ещё не готов. Ещё минут пять-десять пусть подождут.

Но помощь появилась только через пятнадцать минут…

Главный приободрился, подтянул узел галстука и, откашлявшись, повелел Сахаре Каракумовне впускать. Пришли всё те же: бухгалтера Иванов и Иванченко, зам по сети Ступицкая, последним вошёл начмед Претер.

— Ну-у? — вопросил Честноков и грозно обвёл соратников носом.

Почуяв в голосе начальства беду, бухгалтера быстренько уселись за стол и спрятались в папочки. Претер вобрал голову в плечи, как бы в ожидании, что главный клюнет его в темечко. И лишь несгибаемая Ступицкая бодро барабанила пальцами по столу, поводила плечиками и пускала от избытка энергии искры из глаз.

— Ну-у? — повторил главный, но на сей раз вопрос был направлен конкретно к бухгалтерам.

— Выяснили, — кивнул Иванов и постучал по папке.

— Как и приказано было, — закивал Иванченко и двумя руками приподнял свою папку.

— Проекту инфекционного отделения лет двадцать.

— Никакой институт никакой привязки к местности не делал.

— А без этого никакие подрядчики не берутся за строительство.

Претер виновато улыбнулся, пригладил рукой пушистый хохолок и сказал:

— Я же говорил вам, что это никакое не инфекционное отделение. Ещё мой дедушка о нем, то есть о коробке этой рассказывал, что…

Присутствующие подивились про себя умению Претера всегда говорить невпопад.

Ступицкая, давно рвущаяся в бой, обрадованно взорвалась:

— Никого из нас не интересует ваш дедушка! Нас должны интересовать только интересы дела. И только! Товарищ Хаменко сказал, что это инфекционное отделение, значит так оно и есть! Мы ведь с вами уже пришли по данному пункту к предложенному руководством единодушному мнению. Начальству сверху виднее!

— Если бы все видели, что это, например, голубятня, — тихо поинтересовался Претер, — а товарищ Хаменко стал бы утверждать, что это инфекционное отделение? Вы бы и тогда согласились с тем, что это инфекционное отделение?

Бухгалтера испуганно хрюкнули. Главный побагровел. Лицо Ступицкой пошло красными пятнами.

— Вы что это?! — вызверилась она. — Что это вы себе позволяете? При чём тут голубятня? Не такой товарищ Хаменко окончательный дурак, чтобы такое сказать!

Покуда Ступицкая прочищала мозги Претеру, главный пришёл к выводу, что спорить с подчинённым о вещах самоочевидных — глупо. Движением руки он остановил Ступицкую и, словно ничего не произошло, сказал:

— Ладно. О поведении товарища Претера мы поговорим в другой, более подходящий раз. Сейчас у нас слишком мало времени. Ваши предложения в отношении инфекционного отделения? Товарищи бухгалтера!

— Есть варианты, — молвил Иванов многозначительно.

— Да. Мы продумали несколько вариантов, — загадочно поддакнул Иванченко.

— Вот, например. В силу давности строительства, часть документации утеряна. Не по нашей вине, конечно. И мы…

— Или ещё…

— Хорошо, хорошо, — главный отмахнулся от очередного варианта. — Детали проработайте сами, и принесите их на утверждение. Теперь ещё вот что: недавно я просил вас продумать, какие инициативы может предложить наша больница? Есть мнение, чтобы мы отличились, чтобы вышли с инициативами. Намекнули, что выходки наши будут одобрены.

В кабинете словно полыхнула фотовспышка. То ли это на мгновение вынырнуло солнце из-за тяжёлых осенних туч, то ли вспыхнул взор Ступицкой, решившей, что настал её звёздный час.

Она несколько раз сжала и разжала кулачки, будто кот, пробующий когти.

— Я имею такие инициативы, — сказала она, сдерживая страстное дрожание в голосе. — Первое, для экономии лекарств выписывать больных на несколько дней раньше, чем полагается. Если же каких-нибудь лекарств, как у нас порой иногда бывает, не хватает, проводить с больными воспитательную работу. Ведь общеизвестно, какое огромное значение имеет на протекание заболевания нервная система Это вполне заменит большинство лекарств, которые бывают так токсичны, что прямо больных жалко.

Претер в безмолвном удивлении смотрел на Ступицкую, надеясь, что «инициативы» Ступицкой не более, чем неудачная шутка. Честноков благосклонно кивал.

— Далее, — продолжала Людмила Андрофаговна, всё более вдохновляясь. — Широко известно из научного журнала «Здоровье», что мясо при пищеварении может образовать ядовитые амины, особенно опасные слабому здоровью больного человека. Предлагаю пересмотреть технологию приготовления котлет. Такие котлеты можно будет давать больным, которым назначена безмясная диета. Куда девать образовавшиеся излишки опасного мяса, мы изыщем. Я даже готова пожертвовать собой…

Претер прикрыл глаза и застонал, как от физической боли.

— Что за чушь? Безумие какое-то!

— Что такое? — всполошилась Ступицкая.

— Какие инициативы? Какая экономия? — чуть не кричал тишайший Претер. — Мы должны лечить так, как учили нас лучшие из учителей. Применяя все знания. Вкладывая в лечение всю душу!

Ступицкая вскочила и, с ненавистью пялясь на мятежного начмеда, закричала, подвизгивая и брызгая слюной:

— Вы социально незрелый элемент! О какой душе вы говорите?! Идеалист! Мы, материалисты, знаем, что души не существует!

Претер тоже встал.

— А я начинаю верить, что душа есть, — тихо проговорил он. — Что же ещё так болит у меня, когда я вижу всю вашу мышиную возню.

И, не прощаясь, маленькими шагами вышел из кабинета.

Мнение оставшихся было единодушным.

— Подлец!

— Негодяй!

— Идиот!

Людмила Андрофаговна потрясла кулаками.

— Бог ты мой, как тяжело с такими людьми! Прямо руки опускаются. А также настроение. А также всё остальное. Хочется вернуться назад — в гинекологическое отделение. Заняться, как и прежде, тяжёлым, но таким бескорыстным трудом.

Честноков подытожил:

— Будем делать оргвыводы.

Коллеги одобрительно загалдели.

— Тише. Тише. Ещё один вопрос имеется. У нас есть кандидатура на должность заведующего терапевтическим отделением. Прекрасный молодой человек. Фамилия его Мрут. Мой земляк. Работал терапевтом в Блатославе. Теперь закончил клиническую ординатуру. Но как нам быть с нынешним завом?

Ступицкая подняла бровь, многозначительно произнесла:

— Тут проблем не будет. Он человек — ха-ха! — интеллигентный. Он не будет цепляться за должность, если я ему прямо сегодня намекну, что его присутствие на этом ответственном посту нежелательно. А если не поймёт намёка, то мы — ха-ха! — создадим ему в работе ряд дополнительных трудностей.

— Свободны, — сказал Честноков и, покряхтывая, стал заводить подчинённых, гуськом проходящих возле кресла.

Когда кабинет опустел, вошла Сахара Каракумовна. Она улыбалась так ясно и бёдрами виляла так активно, что Честноков сразу понял: Сахаре что-то надо.

— Ванюша, — проворковала она и, подойдя к шефу, погладила его острое колено.

— Говори, Сахарочка, что надо, — вымолвил Честноков, пытаясь придать трескучему голосу теплоту.

— У меня к тебе просьбочка. Малюсенькая. Вот такая, — Сахара Каракумовна отмерила на полированном ноготке несколько миллиметров.

— Ну, ну, — поощрил её главный.

— Наше медучилище очень много фельдшеров выпускает. Трудно им устроиться после окончания в нашем городе. На скорой, например, все места забиты. А моя племянница — дочечка Найи Спутатрикс — окончила в этом году медучилище и хочет устроиться у нас на скорой выездным фельдшером.

Честноков подёргал поглаженным коленом и в некоторой растерянности ответствовал:

— Я, разумеется, не против. Но…

— Никаких «но», — Сахара бодро взяла инициативу в свои руки. — Я знаю твою честность и высокую принципиальность; знаю, что без причины никого не уволить. Зомбичек мой, не волнуйся. Место освободится без твоего участия. Я сделаю так, что коллектив скорой сам выдворит с работы одного из своих членов.

— Кого же? Ты уже решила?

— Наташеньку Кроль.

— Это такая худенькая, симпатичная?

Сахара Каракумовна бросила на своего властителя острый ревнивый взгляд и довольно грубо заметила:

— Ну, да. Красивая, как свинья в дождь. И зубы, как лопаты. И голос гнусавый, как при люэсе. На ней штукатурки больше, чем она сама весит. Но ближе к делу. Она не очень уживчива. Часто конфликтует, И если девочкам со скорой дать повод, они её скушают самостоятельно. Профсоюз с нашей помощью утвердит решение коллектива скорой.

— Но как это сделать?

Сахара Каракумовна самодовольно усмехнулась.

— Все знают, что в Одесской области у Наташи проживают родственники. Она заказывала с ними переговоры дважды в течение этого месяца. Переговоры были заказаны на телефон скорой помощи. Ясно?

Честноков глядел на подругу ясным непонимающим взором.

— Дальше.

Сахара Каракумовна тонко улыбнулась и продолжала:

— Телефон скорой подключён параллельно телефону в кабинете Тагимасада. Оттуда я могу незаметно позвонить на междугородку и заказать переговоры с родственниками Кроль. Номер их телефона я узнала, — она встала на цыпочки и что-то зашептала шефу. Тот довольно заурчал.

Сахара Каракумовна нежно улыбнулась Честнокову и заключила:

— Мы поможем созвать собрание. Вислогуз и Игрищева сожрут её. А мы лишь удовлетворим требование общественности об увольнении с работы аферистки Кроль.

— Ну и ну, — только и мог сказать многомудрый Честноков. — Да! Но как же быть с Тагимасадом? В его присутствии нельзя будет…

— Его несколько раз вызывали в вечернее время на работу?

— Вызывали.

— Заработал он хотя бы день отгула?

— Заработал, — ответствовал главный, с восхищением глядя на хитроумную подругу.

— Вот и дай человеку его отгульчик. Он тебе только благодарен будет. Запасные ключи от его кабинета есть?

— Разумеется.


Загрузка...