7


При виде Честнокова Сахара Каракумовна вскочила. И, как солдат при виде генерала выполняет ряд действий, предписанных уставом: выпячивает грудь, отдаёт честь и ест высокое начальство оловянными глазами, так и Сахара Каракумовна совершила ряд действий, диктуемых неписаным учрежденческим уставом: пустила из глаз электрическое сияние, лицом выразила сдержанное ликование, а стан соблазнительно изогнула.

Последнее она сделала вовсе не для того, чтобы дополнительно охмурить руководство, а для того, чтобы напомнить, что она, его верная секретарша, во всеоружии.

Честноков произвёл тщательный осмотр вверенного ему биологического оружия, осмотром остался доволен; хмыкнул, облизнулся и затворился в своём кабинете.

Сахара Каракумовна знала, что в ближайшие двадцать минут беспокоить шефа не рекомендуется. Однажды, забывшись, она явилась к шефу по очень срочному делу сразу же после его входа в кабинет.

И попала в самый неподходящий момент. Зрелище, представшее перед ней, было малоэстетичным.

Шеф долго не мог ей простить невольной оплошности. Неделю он здоровался с ней сквозь зубы. И так как это произошло накануне отпуска, то она чуть не «пролетела» с путёвкой на юг. Хорошо ещё, что Честноков человек привычки, а в Крыму без Сахары Каракумовны он не отдыхал никогда.

За три дня до отпуска шеф пригласил любимую секретаршу в кабинет, долго покашливал, затем произнёс обычную, давно ожидаемую Сахарой шутку:

— Знойная женщина должна отдыхать только на юге.

И протянул ей путёвку в Мисхор, заполненную накануне.

Памятуя те события, Сахара Каракумовна терпеливо пережидала утренний ритуал шефа. Она со вздохами косилась в зеркальце и занималась обычным трудовым макияжем.

В это время главный врач стоял подле своего высокого кресла и, молитвенно сложив руки у груди, неслышно взывал к кому-то незримому, локализующемуся в районе потолка. Без помощи этого невидимого главный не мог взобраться в кресло, возвышающееся на высоких и скользких ножках.

Когда действо закончилось, главный вдавил клавишу селектора и сказал:

— Пригласи ко мне моих замов по лечебному процессу и по сети, а также бухгалтеров Израиля Львовича Иванова и Израиля Львовича Иванченко. Только предупреди их, чтобы они по своему обыкновению не слишком долго распространялись о дружбе великого русского и украинского народов. У меня очень мало времени. А из области намекают, что мы непозволительно долго тянем со строительством инфекционного отделения.

Он задумался, потёр переносицу.

— Слушай, Сахарочка, сладкая ты моя. Зайди сейчас ко мне. Есть неселекторный разговор.

Сахара Каракумовна тут же явилась, прижимая к высокой груди папку, на которой золотом была выведена приводящая в трепет фраза: «На подпись».

Главный восседал на своём троне, ухватившись руками за подлокотники и вытянув клювастую голову. Он очень напоминал попугая, сидящего на жёрдочке. Но, естественно, Сахаре Каракумовне даже в голову не пришло такое крамольное сравнение.

Честноков опустил голову и зашептал так тихо, словно зашуршали высохшие листья:

— Есть сведения, что на тех, кого я перевёл из Блатослава, кое-кто точит зубы. А значит, и мне копают яму. Но ямы не остановят нашей уверенной поступи. Я догадываюсь, кто этим занимается и воссоздам им по заслугам. Хотя любой рад подставить мне подножку. Все вокруг если не подлецы, то негодяи. Но ничего! Упырь Хмыревич нам поможет.

Сахара Каракумовна в изумлении пожала плечами.

— Неужели он будет помогать? Ведь тогда в реанимационном блоке его так и не смогли полностью вывести из состояния клинической смерти.

— Вот потому-то он нам и благодарен, — узкая щель рта главного растянулась чуть ли не до ушей. Но тут же он снова стал предельно серьёзен. — До меня дошло, что завакушерским отделением Бабич повсюду распространяет слухи, что дети простужаются в родилке! Будто из-за плохой работы отопительной системы в осенне-зимний период детям холодно стало быть. Кое-кто распространяет коварные напевы, что приёмное отделение у нас вообще не работает. Что по больнице невозможно пройти без риска для жизни: всё время падает вниз штукатурка. Что больные из-за неисправности туалетов вынуждены бегать домой, чтобы справить нужду, а в крайнем случае сдавать свои отправления в лабораторию под видом анализов. Что нужных лекарств в больнице нет, и больные достают их на стороне.

— Неужели они осмеливаются выступать со столь наглой правдой? — Сахара Каракумовна в изумлении широко распахнула глаза.

— Боюсь, они способны и на это. И нам предстоит… — Честноков так сильно нагнулся, что чуть не соскользнул с кресла.

Он мёртвой хваткой вцепился в подлокотники и заёрзал, вдвигаясь поглубже.

— И нам предстоит узнать, что они намерены предпринять в дальнейшем, — закончил главный, и страх всё ещё дрожал в его глазах, словно вода в потревоженной камнем луже.

— У тебя есть какой-нибудь план?

— План? План… Да. Есть.

Неожиданно Честноков умолк и несколько секунд глядел сквозь любимую женщину глазами, сделавшимися вдруг похожими на окна заброшенного дома.

— План… есть комплекс… биологически активных алкалоидов… получаемых из конопли индийской…

Монотонный голос главного вырывался из узкой щели рта, раскрывающегося и закрывающегося с размеренностью механизма.

Сахара Каракумовна, видимо, давно применилась к подобным сбоям. Она привычно пододвинула стул к креслу любимого человека, поддёрнув юбку взобралась на сиденье и папкой довольно сильно ударила его по лбу. В голове у Честнокова что-то коротко щёлкнуло.

— Что, снова заскок? — произнёс он, скорее утверждая, чем спрашивая. — О чём это я?

— О плане, — коротко напомнила Сахара Каракумовна.

— Да… План… Необходимо подобрать шустрого хлопца. Чтобы у него хорошо шарики крутились. Пусть поштирличит немного в лагере противников. У тебя имеются в наличии какие-либо кандидатуры?

— Гриша Рыжев… — не без сомнения предложила Сахара Каракумовна. — Это наш молодой хирург. Ему Резник доверяет. И если бы…

— Нет, нет! — резко прервал её главный. — До меня долетели некоторые его крылатые выражения. Он обо мне кое-что… И о тебе тоже. Что ты ведёшь произвольную жизнь. И ещё что-то. Всего он, конечно, не знает. Но!..

Сквозь смуглую кожу секретарши проступил тяжёлый румянец.

— Психопат, — процедила она сквозь сахарные зубки. — А, чтоб тебя!

Последнее восклицание относилось уже к Честнокову.

— Опять в несознательное состояние впал!

С ловкостью, выработанной привычкой, она вновь вскарабкалась на стул и несколько раз постучала кулачком по лбу главного.

— Никого нет дома, — вырвалось изо рта шефа.

Но тут глаза его приняли осмысленное выражение.

— Что, снова?

Сахара Каракумовна только вздохнула в ответ. Потом, старательно глядя куда-то в сторону, проговорила:

— Все знают, что ты не какой-нибудь, а морально устойчив. Твоя супруга ни в чём тебя упрекнуть не может.

— Ладно. Продолжим. Кого ты ещё можешь предложить?

И тут Сахара Каракумовна вспомнила о Эбисе. Ловкий, молодой, очаровательный. Как он к ручке умеет подойти!

Она подняла на главного глаза и сказала раздумчиво:

— Тогда — Эбис. Весьма шустрый молодой человек. Подлец, правда, большой. Мне так кажется.

Слово «подлец» Сахара произнесла глубоким волнующим голосом, словно в груди её заиграл маленький органчик. И поэтому обидное определение «подлец» прозвучало как комплимент.

Раздался странный звук, будто часто застучали друг о друга сухими деревянными палочками. То смеялся главный врач.

Насмеявшись вдоволь, Честноков поучительно заметил:

— То, что подлец, — хорошо. Но сможет ли он справиться с порученным ему мероприятием?

— Эбис? Справится! — коротко проиграл музыкальный органчик.

В карих глазах главного вспыхнули искры. Так искрится мебель, полированная под орех.

— Что это ты так имя его произносишь? Что-то мне это как-то не того! Или ты что-нибудь этого? Так я это самое! Ясно?!

Органчик заиграл ещё нежнее.

— Зомбичек ты мой дорогой! Да разве я могу то, что ты подумал? Птичка ты моя!

— Ну-ну, ну-ну, — с сомнением произнёс шеф, внимательно глядя на Сахару и ясно понимая, что товар в такой привлекательной упаковке может вызвать интерес не только у него.

— Зомбичек-зомбюша, — вкрадчиво ворковала коварная женщина. — Ты же у меня ещё красавчик!

— Ну-ну, — сомнение всё ещё звучало в голосе главного врача, но его уже можно было различить только очень опытному уху. У Сахары Каракумовны было именно такое ухо.

Чтобы окончательно рассеять сомнения «зомбюши», она прибегла к помощи тяжёлой артиллерии: изогнула стан.

Честноков крякнул и побагровел от ударившей ему в голову шальной мысли, что, в принципе, можно и сейчас… Но мгновенно сработали тормоза: до конца работы ещё уйма времени, а без Высокой Помощи в кресло не взобраться.

— Я верю тебе, Сахарочка, сладкая ты моя пресладкая, — хрипло выдавил Честноков. Он с минуту раздумывал, какой бы комплимент поизысканнее выдать подруге и, наконец, нашёлся: — Ты валидол моего сердца!

— Ну-ну-ну-ну, — только и нашла, что ответить многоопытная Сахара.

Ей пора было уходить в приёмную, так как с минуты на минуту должны были явиться замы и представители бухгалтерии.

Честноков, щурясь и млея, наблюдал за искусством ходьбы удаляющейся секретарши.

Солнце, с самого утра давившее в кремовые занавеси, прорвалось в кабинет озорным лучиком. Он вкрадчиво, нарушая всякую субординацию, коснулся лысины руководителя. Лысина взблеснула и осветила закуток возле шкафа, за которым прятался график. Проявились на нём чёрные гробовые буквы надписи: «Летальность по Кифозовской ЦРБ за 1988 год». Было видно, что летальность, а проще — смертность, старательно карабкается в правый верхний угол графика, испачканного подписью главного врача.

Сквозь щель между гардинами главный видел кусок больничного двора, насыщенного зеленоватой дымкой молодых деревьев. Он ощутил в глубине своего одеревеневшего естества непривычное щекочущее чувство, будто пробуждался к жизни нежный росток. Захотелось странного: сделать что-нибудь доброе, хорошее. Выговор Резнику отменить, что ли? Или деньги на новый инструментарий выделить?

Тучка заслонила солнце, в кабинете потемнело. Честноков тут же пришёл в себя и подивился нелепости явившихся к нему мыслей.

Выговор, хоть он и ни за что, пусть будет. Это дисциплинирует! А хирургический набор пусть достаёт, где хочет. Он ему не нянька! Говорят, что хирургические наборы снова появились в магазине «Сделай сам». Вот пусть едет туда и занимается делом, вместо того, чтобы всякими там операциями заниматься. Операцию — это каждый дурак может сделать! Ты попробуй достань то, чем оперировать! Это посложнее будет. Этому ни в каком институте не учат. Тут соображать надо!


Загрузка...