Гипсовая судорога

22

Честноков уже минут десять вертел в руках бумажку с телефонограммой, тщетно пытаясь проникнуть в тайный смысл непонятных слов. При этом он усиленно морщил лоб, который был настолько узок, что на нём умещалась только одна морщина. Морщина, впрочем, была глубока и казалась следом от только что снятой с бугристой головы фуражки.

— Ну, Сахара! Вспомни! Может ещё что говорили?! — в сотый раз обращался он к своей секретарше, стоящей перед шефом навытяжку, грудь — вперёд.

— Нет. Не говорили, — в сотый же раз отвечала божественная секретарша; и было видно, что терпение начинает покидать её. — Я помню совершенно точно. Впрочем, разобраться было очень трудно. Так трещало в трубке и даже хрюкало, как будто говорили с другой планеты.

— И подпись… Подпись тоже неразборчива… — никак не мог успокоиться главный врач.

— Я же объясняю, почему… Слышимость!

Честноков повёл носом по строчке.

— Мене. Текел. Упарсин. И неразборчивая подпись. Мене — это явно «мне». Текел… Текел… Что же это такое — «текел»? От слова «тека», которое входит, например, в состав слова «библиотека»? Тогда «тека» означает «хранилище» Или же это перевранное слово «только»? Упарсин… Этое слово мне никак непонятное. Упарсин… Калимин… Магазин…

— Ванюша, — пропела Сахара Каракумовна, умело скрывая раздражение.

Честноков вздрогнул. Он узнал интонацию, с которой южная красавица говорила с ним во вполне определённые интимные моменты.

— Зомбичек, — голос прозвучал ещё музыкальнее, ещё призывнее.

Честноков вскинул глаза.

— Лапушка ты моя, — это уже не женский голос произносил. Это звучал неземной нежности инструмент.

Воля главного и его небогатые способности к мышлению побарахтались в омуте чёрных глаз да и утонули.

— Хватит читать, — чётким голосом гипнотизёра молвила Сахара Каракумовна. — Надо им будет — пришлют повторный запрос. Я тебя сейчас хочу попросить об одном одолжении.

— Каком? — невнимательно спросил Иван Иванович, блуждая взором по фигуре секретарши.

— Вызови сейчас же к себе всех работников скорой помощи.

— Зачем?

— Погоди! Не перебивай! И слушай внимательно! У меня есть сведения, что около недели тому назад они прибыли на вызов по поводу высокой температуры с опозданием на полтора часа. Есть на этот случай жалоба от населения.

Сахара уселась на край стула, забросила ногу на ногу и выжидающе посмотрела на Честнокова.

Главный привычно наморщил чело.

— Не понимаю, чего ты хочешь. Я знаю об этом случае. Мне о нем в тот же день доложила Вислогуз. Тогда на скорой была всего одна машина. Они в то время выехали на сердечный приступ и не могли оставить больного, не купировав аритмию.

Сахара Каракумовна вздохнула и принялась терпеливо втолковывать главному:

— Я хочу, чтобы ты помотал им нервы. Обвинил в отсутствии ответственности, оперативности и тому подобное.

Иван Иванович выпучил глаза.

— Прости, но я никак не могу взять в толк: зачем это?

Сахара Каракумовна загадочно улыбнулась.

— Мне надо ткнуть палкой в их осиное гнездо. И ещё одна просьба. Через пять минут после того, как все сотрудники скорой помощи придут к тебе, позвони в диспетчерскую и несколько минут поговори о чём-нибудь с диспетчером.

— А это зачем?

— Я должна быть уверена, что диспетчер будет сидеть возле телефона, а не шляться где попало.

Оставив попытки хоть что-нибудь понять, главный устало махнул рукой.

— Будь по-твоему!

Он нажал на кнопку селектора.

— Скорая? Честноков говорит. Немедленно всех сотрудников, которые на смене, ко мне. Немедленно! Водители? — Иван Иванович вопросительно посмотрел на Сахару Каракумовну. Та энергично закивала.

— Да! И водители тоже пусть придут. Они ведь полноправные члены нашего коллектива. Их это тоже касается. Что именно касается? Придёте — узнаете!

Сахара Каракумовна одарила главного обворожительной улыбкой и выплыла из кабинета.

Сотрудники скорой помощи шумной толпой ввалились в приёмную главного врача.

Сахара Каракумовна встретила их недоумённым вопросом:

— Вы по какому вопросу такой делегацией?

— Нас Иван Иванович вызывал, — ответило сразу несколько голосов.

Сахара Каракумовна приоткрыла дверь в кабинет и громко проговорила:

— Иван Иванович. Тут сотрудники со скорой пришли. Говорят, будто вы их вызывали.

— Вызывал, — донеслось из кабинета. — Пускай заходят.

Секретарша с надменным видом распахнула дверь.

— Ладно уж. Заходите, раз вызывали.

Сотрудники скорой, откашливаясь и держа руки по швам, вошли в кабинет.

Сахара Каракумовна тут же поспешно встала и вышла из приёмной. Через пару минут она уже была в помещении станции скорой помощи. Она остановилась возле фельдшерской и замерла, прислушиваясь. В диспетчерской зазвонил телефон.

— Да, Иван Иванович. Это я — Наташа Кроль, — зазвучал тоненький голосок.

— Всё идёт по плану, — прошептала секретарша.

Она тихонько отворила дверь фельдшерской и проскользнула внутрь. В комнате Сахара Каракумовна пробыла недолго, не более минуты, и вышла, держа в руках какой-то продолговатый предмет, завёрнутый в газету.

Кроль всё ещё говорила с главным врачом:

— Нет, Иван Иванович. Я же совершенно точно помню. Тогда была не моя смена…

Не дожидаясь окончания разговора, Сахара Каракумовна поспешно покинула скорую помощь.

Зажав свёрток под мышкой, Сахара Каракумовна стремительно шла по коридору и, улыбаясь каким-то своим мыслям, бормотала:

— «Симпатичная такая». Тоже мне, симпатичная. Спереди, как доска, а сзади, как спереди. Наплачешься ты у меня!

Медработники, встреченные Сахарой Каракумовной в коридоре, при виде её улыбки холодели и прижимались к стене.

Войдя в приёмную, она бросила свёрток в ящик стола и направилась к зеркалу. Сахара Каракумовна внимательно всмотрелась в своё изображение и поулыбалась ему непривычно доброй и приветливой улыбкой. Она подумала немного и пустила локон от виска на щёку. Пусть он как бы невзначай напоминает Ванюше о тех сладких минутах, когда…

Затем она придала лицу холодное официальное выражение и ступила к столу.

Когда злые и красные сотрудники скорой помощи выходили из кабинета главного врача, секретарша уже сидела на своём рабочем месте. Она косилась в какую-то лежащую перед ней бумагу и увлечённо стучала на машинке. Сахара Каракумовна была настолько занята работой, что даже не заметила посетителей.

Лишь только закрылась дверь за последним из них, Сахара Каракумовна вскочила, вынула из стола тот самый продолговатый загадочный свёрток, взятый в фельдшерской, и ещё какой-то небольшой предмет и вошла в кабинет Честнокова.

— Ну и дал я им! — воскликнул Честноков и в азарте ударил по подлокотникам кресла обеими руками сразу.

Ноздри его раздувались.

— Ну, зачем, зачем ты такие слова говоришь, милый мой? «Я им дал!». Не надо так, — с материнской укоризной промолвила Сахара Каракумовна. — Ты же, можно сказать, культурный человек. Ты просто выполнил свой гражданский и административный долг.

Но Честноков никак не мог успокоиться.

— Ты представляешь, каковы наглецы?1 Никак не хотели сразу признать свою вину. Я им за это… Но как я был зол! Сильно они меня разозлили!!! Они осмелились в своё оправдание сказать, что с одной машиной остались по моей вине. Видите ли, я приказал отвезти на машине скорой помощи рамы для моей дачи. Какая наглая ложь! Никакие не рамы это были, а просто бруски!

— Они все были неправы, а ты — прав. Все они идиоты, завистники и подлецы. А ты — добрый, умный и хороший. Только никто этого не ценит и даже не подозревает этого.

Честноков посмотрел на Сахару с умилением.

— Никто не понимает меня так, как ты. Ты хороший психолог. Видишь меня насквозь!

— А теперь смотри!

Сахара Каракумовна развернула газетный свёрток и положила на стол зелёный складной зонтик. Зонтик был стар. Одной спицы не хватало. Рядом со складным зонтом лёг чёрный потёртый кошелёк.

Честноков в недоумении переводил взгляд с одного предмета на другой.

— Что это? Зачем это?

— Это я взяла в фельдшерской на скорой помощи, пока ты говорил с Кроль по телефону.

— Взяла? Взяла без разрешения? В смысле — украла?

— Фу! Зачем так говорить? — надула губки Сахара. — Ты снова употребляешь слишком резкие слова. Я просто эти предметы взяла. Можно сказать, на время одолжила.

— Но ведь у тебя уже есть три складных зонтика. Два, которые я подарил. И один… Один… — тут старое подозрение зашевелилось в душе главного врача.

Сахара Каракумовна, которая читала в душе шефа, как в раскрытой книге, поспешила отвести подозрение:

— И третий, который я купила себе сама. Ты совершенно прав. Да и в кошельке-то — посмотри… — двумя пальчиками она вынула мятую трёшку. — Не нужны мне эти вещи. А если не нужны, то какое же это воровство? Мне нужно, чтобы работники скорой помощи стали подозревать друг друга в воровстве, чтобы возникла атмосфера вражды и всеобщей подозрительности. Почему молния сверкает, знаешь?

Честноков набычился и молвил с видом знатока:

— От того, что гром гремит.

Сахара Каракумовна поспешно опустила ресницы, чтобы погасить смешливый взгляд.

— Ты, как всегда, абсолютно прав. Чтобы молния сверкнула, надо в воздухе иметь много электричества. Чтобы воздух им был буквально пропитан. Очень скоро на скорой, — она умолкла, склонив головку, и с удовольствием прислушалась к невольно сказанному каламбуру, — сверкнёт молния. Атмосферу я им наэлектризую до отказа.

Она помолчала и печально проговорила:

— Бедная Наташа Кроль. Мне её так жалко.

— У тебя очень нежная душа, — Честноков с умилением смотрел на очаровательную подругу. — Только никто этого не ценит. И даже не подозревает.

— Спасибо, зомбичек, — шепнула Сахара Каракумовна. — Ты очень хороший психолог.

Честноков от удовольствия заёрзал на кресле.

— Думаю, через пару дней преступное поведение Натальи Кроль выплывет наружу. От коллектива ничего нельзя скрыть, — по-деловому закончила разговор Сахара Каракумовна.

Честноков зашёлся в беззвучном смехе.

— Мы тут же проведём собрание. Бюрократических проволочек не будет.