Глаза убийцы

Глава 6

Красавец танцевал.

Джигу, под музыку, которая звучала только у него в голове.

Он переступал с ноги на ногу, его пенис подпрыгивал, точно голова слепого воскового червя, живущего в какой-нибудь пещере. Руки, согнутые в локтях, хлопали по бокам, как крылья цыпленка. Он смеялся от удовольствия, наслаждаясь ощущением мягкого персидского ковра под босыми ногами, и разглядывал себя в расставленные по комнате зеркала.

Красавец танцевал и кружился, подпрыгивал на месте и смеялся…

Он почувствовал на груди влагу и посмотрел вниз. На грудь падал малиновый дождь. Он прикоснулся к носу. Пальцы тут же стали липкими и красными. Кровь. Она стекала по его губам, капала с подбородка, бежала вниз по бледной безволосой груди в заросли волос в промежности. Музыка у него в голове смолкла.

— Кровь, — простонал он. — У тебя идет кровь.

С бьющимся сердцем Беккер встал на колени, забрался под стол и вытащил оттуда чемоданчик. Зная, что полиция обязательно придет к нему домой, он решил, что разумнее всего будет увезти свои лекарства в офис. Однако он еще не вернул их в аптечный шкаф. Он повозился с крошечным замком с секретом и открыл кейс, полный медицинских флаконов из янтарного пластика с белыми крышечками и приклеенными этикетками, по большей части тех, что выдаются по рецепту, но среди них нашлось и несколько купленных в свободной продаже. Он принялся их перебирать, не обращая внимания на капающую кровь.

Амобарбитал, декстроамфетамин, локсапин. Секобарбитал. Этотойн. Хлордиазепоксид. Амилорид. Нет, нет и нет. «Нужно ввести цветовые шифры», — подумал он; с другой стороны, как только он вернет их назад, на полки, находить нужный флакончик станет легче. Он поставит стимуляторы на верхнюю полку, сильные транквилизаторы — на самую нижнюю, успокоительные — на среднюю, а витамины и добавки — под ними. Галоперидол. Диазепам. Хлорпромазин. Нет. Где же? Где? Он был уверен… А, вот. Витамин К. Сколько? Никаких проблем с витамином К, но лучше перестраховаться. Он забросил пять капсул в рот и, поморщившись, проглотил.

Уже лучше. Кровь и без того стала течь медленнее, но витамин К не помешает. Он достал несколько салфеток из коробки на столе и прижал к носу. С ним и раньше случалось подобное, но он не испытывал боли, а кровотечение быстро прекращалось. «Я ведь принял только две штуки, но кровь все равно пошла», — подумал он. Он принял метамфетамины, но зачем? Была какая-то причина…

Беккер посмотрел на медный портсигар, лежащий на углу стола. Крышка была открыта, словно приглашала заглянуть внутрь. В одном отделении лежали три таблетки метамфетамина в черной оболочке, которые соседствовали с фенобарбиталами, буталбиталами и прочими запретными радостями, каждый препарат в собственном отделении: единственная оставшаяся светло-голубая таблетка «кислоты»,[8] четыре самые обычные на вид белые таблетки фенциклидина и совершенно невинные капсулы контака, три штуки.

Только три метамфетамина? Обычно он держал в портсигаре семь. Неужели он по ошибке принял четыре? Он не мог вспомнить, но чувствовал себя возбужденным, напряженным, он танцевал целых… сколько? «Долго», — подумал он. Наверное, стоит…

Беккер забросил в рот фенобарбитал, чтобы немного успокоиться. На кровотечение это не повлияет, отлично. Может быть… Он проглотил еще одну таблетку, отправился с портсигаром в руках — своей аптечкой скорой помощи — к чемоданчику, флагманскому кораблю, и старательно заполнил пустые отделения недостающими препаратами.

Интересно, кровь все еще идет? Беккер убрал салфетку от лица. На голубом фоне его кровь казалась черной, но кровотечение прекратилось. Он выпрямился и осторожно обошел одежду, которую разбросал по полу, когда его поглотили амфетамины. Зачем он их принял? Нужно подумать.

Его кабинет был аккуратным, с деревянными ящичками на старинном письменном столе, компьютером на антикварном столике в углу, целой стеной из книжных полок, заполненных книгами и журналами. На стене рядом с дверью висела фотография в серебряной рамке, где Беккер стоял рядом с «ягуаром» класса «люкс». К сожалению, «ягуар» принадлежал не ему, но все равно красивая машина.

Стефани улыбалась со снимка точно в такой же рамке, висевшего на стене по другую сторону двери. Она была в брюках для верховой езды. Почему она…

Как же трудно думать. Но необходимо. Стефани? Любовник. Кто был ее любовником?

Это очень важный вопрос. Беккер надеялся, что амфетамины помогут ему найти ответ. Но если это и произошло, он ничего не помнил.

Он сел на середину пола, широко расставив ноги. Нужно сконцентрировать мысль…

Беккер вздохнул. У него вывалился язык, и он почувствовал привкус соли. Посмотрел вниз и обнаружил, что его тело покрыто темной коркой. Что это? Он прикоснулся к груди кончиком пальца. Кровь, которая уже начала подсыхать.

Беккер поднялся на ноги, чувствуя, как затекло все тело, и, сгорбившись, начал подниматься по лестнице, цепляясь за стояки лестницы, затем по коридору прошел в ванную комнату. Он повернул кран, наклонился к раковине и плеснул холодной водой в лицо, затем выпрямился и посмотрел на себя в зеркало.

Розовое лицо, грудь по-прежнему ярко-красная от засохшей крови. «Я похож на дьявола», — подумал он. Эта мысль пришла сама собой, естественно, не встретив никаких преград. Он все знал про дьявола. Его родители, набожные христиане, вбили в него представления о дьяволе древними, мертвыми словами Джонатана Эдвардса.[9]

«В душах порочных людей правят принципы ада, которые в конце концов разгораются и превращаются в адский огонь, и спасет их лишь сила Бога».

Как-то раз воскресным утром Беккер сказал священнику, что он ни разу не видел силы Бога. За это его выпороли так, что он думал, будто за ним пришла смерть. Он целую неделю не ходил в школу, но не увидел в глазах родителей даже намека на сострадание.

Беккер стирал кровь, смотрел на себя в зеркало и произносил слова, которые помнил до сих пор: «Бог держит тебя над адской ямой так же, как ты держишь паука или другое мерзкое существо над огнем, Он испытывает к тебе отвращение, Ему очень хочется тебя туда швырнуть». Бред собачий.

А вдруг нет? Может, наше сознание куда-то попадает после смерти? Существует ли такая яма? Он смотрел, как умирали дети, и в последний момент у них менялось выражение глаз. Неужели это был экстаз? И они что-то видели за гранью жизни?

Беккер внимательно смотрел фильмы, снятые нацистами в концлагерях, вглядывался в лица тех, кто умирал от медицинских экспериментов. Эти фильмы высоко ценились некоторыми влиятельными немцами и считались предметом коллекционирования. Неужели все-таки на той стороне что-то существует?

Рациональный ум Беккера отвечал на этот вопрос отрицательно: мы не более чем живая грязь, наделенная сознанием, а оно представляет собой химический артефакт. «Помни, что ты есть прах и к праху вернешься». Ведь именно это проповедуют католики? Удивительная прямота для церковной политики. Но что бы ни твердил его разум, другие части сознания, интуитивные, не представляли мир без Красавца. Он не мог просто так исчезнуть.

Беккер посмотрел на часы. Время у него еще есть. Если разумно выбрать препараты… Он взглянул на медный портсигар, лежащий на бюро.

Майкл Беккер, который выглядел исключительно безупречно — немного кокаина и совсем чуть-чуть фенциклидина, — быстро шагал по коридорам университетской больницы.

— Здравствуйте, доктор Беккер, — кивнула ему проходившая мимо медсестра.

Слово «доктор» окутало его волной могущества. А может, причина в пи-си-пи? Иногда это трудно понять.

Свет в коридоре был приглушен на ночь, но три женщины в белых халатах сидели на сестринском посту под яркими светильниками. Они перебирали какие-то бумаги, проверяли назначения, а у них над головами, словно стереосистема какого-то богача, мерцало полдюжины мониторов. По ним сестры следили за состоянием пациентов, находящихся в отделении интенсивной терапии.

Беккер взглянул на свой планшет с закрепленным на нем листком бумаги: «Харт, Сибил, пятьсот шестьдесят пять». Он не спеша направился в нужную сторону, мимо отдельной палаты, в которой громко храпела пациентка. Потом быстро осмотрелся по сторонам — на него никто не обращал внимания — и вошел внутрь. Больная крепко спала, издавая звуки, напоминающие визг цепной пилы. Беккер подошел к тумбочке и открыл ящик. В нем лежало три коричневых флакона с таблетками. Он достал их и повернул к тусклому свету, льющемуся из коридора. В первом оказался пеницилламин, предотвращающий образование камней в почках. От него никакой пользы. Беккер убрал пузырек в ящик. Второй — параметазон. Еще один препарат для лечения почек. На этикетке третьего флакона было написано: «Хлордиазепоксид гидрохлорид, 25 мг». Беккер открыл крышку, заглянул внутрь и увидел бело-зеленые капсулы. Так. Либриум. Это ему пригодится. Он взял себе половину, завинтил крышку и убрал упаковку на место, а добычу спрятал в карман.

Около двери он остановился и прислушался. В таких вещах следует соблюдать осторожность: сестры ходят в кроссовках и передвигаются бесшумно, точно привидения. Но если знаешь, на что следует обратить внимание, можно уловить даже самый тихий шорох подошв по гладкой плитке.

Снаружи царила тишина. Беккер вышел из палаты и, прищурившись, принялся читать что-то в папке, которую держал в руке, придав своему лицу озадаченное выражение на случай, если в коридоре все-таки окажется медсестра. Но там никого не было, и он отправился в палату Сибил Харт.

У нее были волосы цвета воронова крыла и темные влажные глаза. Она лежала молча, глядя на экран телевизора, прикрепленного к стене в углу палаты. В одном ухе женщины был наушник, и хотя иногда ей хотелось кричать, слыша ту чушь, которую несли в поздних передачах, она не произносила ни звука.

Просто не могла.

Сибил не шевелилась, полусидя на своей кровати. Она не была пациенткой отделения интенсивной терапии, но здесь сестры могли проверять ее состояние примерно каждые полчаса. Ей осталось жить недели три или месяц — она умирала от амиотрофического склероза, болезни Шарко.

Все началось с онемения ног — женщина стала часто спотыкаться. Сибил сражалась с болезнью, но она захватила ноги, способность контролировать функции организма, руки и наконец голос. Но недуг на этом не остановился, он безжалостно лишил ее возможности управлять мышцами лица, включая веки и брови.

По мере того как прогрессировала болезнь, Сибил научилась общаться с окружающим миром при помощи компьютера «Эппл», оснащенного специальной приставкой и изготовленным на заказ текстовым процессором. Когда голос изменил ей, она еще могла контролировать руки и с помощью двух пальцев и особого переключателя так же ловко писала записки, как будто печатала их на клавиатуре.

Когда ей отказали пальцы, врач принес специальный переключатель для рта, и она по-прежнему могла общаться с миром. Потом пациентка перестала контролировать рот и получила другое устройство — для бровей. Но и они уже почти не подчинялись ей. Сибил Харт начала погружаться в финальное молчание, дожидаясь, когда болезнь набросится на ее диафрагму. И тогда она задохнется… через две или три недели.

Пока что с ее мозгом все было в порядке, и она еще могла двигать глазами. Комментатор Си-эн-эн что-то бормотал о налете отдела по борьбе с наркотиками на лабораторию, которая занималась производством наркотиков в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса.

Беккер вошел в ее палату, и женщина перевела на него взгляд.

— Сибил, — проговорил он тихо, ласковым голосом. — Как вы себя чувствуете?

Он уже трижды ее навещал, его интересовала болезнь, которая разрушала тело, но не затрагивала мозг. С каждым новым визитом он видел, что физическое состояние пациентки становится все хуже. В предыдущий раз она едва могла отвечать ему с помощью текстового процессора. Несколько дней назад медсестра сказала, что она лишилась даже этого.

— Мы можем поговорить? — спросил Беккер, обращаясь к тишине. — Вы в состоянии писать?

Он посмотрел на телевизор, который стоял в углу, но там по-прежнему передавали новости Си-эн-эн.

— Вы можете изменить картинку?

Беккер подошел к кровати и увидел, что Сибил следит за ним. Он еще немного приблизился и заглянул ей в глаза.

— Если да, опустите и поднимите глаза, как будто киваете. Если нет, посмотрите влево и вправо, словно отрицательно качаете головой.

Глаза пациентки медленно двинулись влево, потом вправо.

— Вам не удается переключить канал?

Взгляд поднялся вверх, затем опустился вниз.

— Великолепно. Мы с вами можем разговаривать. А теперь… минутку.

Беккер отошел от кровати Сибил Харт и выглянул в коридор. Он видел только угол сестринского поста, расположенного примерно в ста ярдах от палаты, и шапочку на голове медсестры, которая наклонилась над столом и что-то писала. Больше никого. Он вернулся к кровати, взял стул и сел так, чтобы оказаться в поле зрения женщины.

— Я хочу объяснить вам, чем я сейчас занимаюсь, — сказал он. — Я изучаю смерть, и вы станете чудесным участником моего эксперимента.

Сибил не сводила с него глаз, слушая.

А когда через четверть часа он ушел, она посмотрела на комментатора Си-эн-эн и напряглась. Если бы только… Ей потребовалось двадцать минут, за которые она полностью выбилась из сил, но неожиданно раздался щелчок и процессор заработал. Так, нужно написать букву «Б».

Когда через полчаса в палату вошла медсестра, она увидела, что пациентка не сводит глаз с экрана. На нем была единственная буква «Б».

— Что случилось? — спросила девушка.

Все знали, что Сибил больше не может управлять никакими приспособлениями. Но их оставили включенными, потому что на этом настоял ее муж. Для поддержания духа.

— Вы, наверное, слегка пошевелились, — сказала медсестра и похлопала женщину по бесчувственной ноге. — Давайте я снова включу телевизор.

Сибил в отчаянии наблюдала за тем, как исчезла буква «Б», а вместо нее появилось загорелое лицо и неестественно белые зубы комментатора Си-эн-эн.

Четырьмя этажами ниже Беккер расхаживал по лаборатории патологоанатомов, что-то насвистывал, погрузившись в неторопливые размышления. В прохладном помещении все было знакомым. Он подумал об умирающей Сибил. Жаль, что он не может заполучить ее за пять минут до смерти, всего за пять минут. Тогда он смог бы понаблюдать за тем, как уходит из тела жизнь…

Беккер засунул в рот две таблетки МДМА, и Красавец начал танцевать джигу.