Гниль в её голове

Глава четырнадцатая, в которой Рогатый получает то, что ему принадлежит

Открыв глаза спустя некоторое время, Эс-тридцать обнаружила, что снова слышит и видит, а кроме того — что висит на батарее, словно мокрая тряпка. Перебирая шестью руками с бледно-голубой кожей, Эс неловко переползла на кровать. Она долго лежала, опустошённая, не думая ни о чём. Представлять, как она сейчас выглядит, Эс было страшно.

«Интересно, — подумала Эс-тридцать, — другие видят меня так же, или для них я обычный человек? Эй, Гниль, ты знаешь?»

Если Гниль и знал, он не ответил ей, а может, просто не хотел говорить с Эс-тридцать. Лишние руки начали понемногу втягиваться и терять синюшный оттенок. Зрелище было отвратительным — почему, интересно, Рогатый меняет облик так быстро? — знать, во что она превратится на этот раз, Эс не желала. Она упрямо таращилась в потолок, а потом и вовсе закрыла глаза.

Эс-тридцать думала о том, что её теперь ждёт. Она не знала, кому верить: голосу в голове и Рогатому, давно уже не навещавшему её, или врачам, уверяющим, что ни чёрта, ни голоса на самом деле нет. Она переставала контролировать своё тело и рассудок и боялась этого. Но вместе с тем Эс было всё равно. Некое смирение снизошло на девушку: чем бы ни оказалось происходящее с ней: шизофренией или контактом с существом из преисподней — едва ли у Эс-тридцать были силы, чтобы противостоять этому.

— И где сегодня твоя защита? — раздался насмешливый шёпот, отогнавший сонный дурман.

Эс могла бы ответить, что во-первых, не чувствует опасности, а во-вторых, слишком утомлена и подавлена, чтобы делать хоть что-нибудь вообще, но решила игнорировать голос, кому бы он ни принадлежал — был ли это чёрт или Гниль, он всё равно уже услышал её мысли.

Открыв глаза, Эс обнаружила стоящего у её постели Рогатого. Чёрт негромко перебирал копытами, заложив руки за спину — вид у него был привычным и мирным. Удивил девушку не его неожиданный визит, а отсутствие страха, который чудовища обычно притаскивали с собой. Нет, Эс чувствовала себя и видела чёрта так, словно он всегда стоял в её комнате на этом месте — девушка впервые за очень долгое время почувствовала себя дома.

— Забери мою душу, — предложила она. Давно было ясно, что Рогатый не просто так ошивается рядом: он просто ждёт, пока принадлежащая ему душа достаточно очистится. Вот только Эс-тридцать не могла больше проходить через всё это — сама жизнь потеряла для неё свой смысл.

Чёрт усмехнулся: да, это было именно тем, что он хотел, чего так ждал: его Орсолья сама предложила ему свою душу. Предложила от отчаяния, а не от любви. Она сделала это не ради него, а ради себя самой... Нет, он, пожалуй, не настолько голоден, чтобы кидаться на неё: Рогатый подождёт.

Эс с ужасом и благоговением поняла, что слышит его, хотя видела, что рта чёрт не открывает. Значило ли это, что она стала абсолютно открытой? Или она лишь больше погрязала в своём безумии?

— Нет, — прошелестел Рогатый, прерывая поток сознания Эс-тридцать. — Я такую тебя не хочу.

Она не стала спорить с ним, но по щекам Эс-тридцать покатились слёзы. Это была не обида, а отчаяние. И именно это Рогатому и не нравилось. Он хотел, чтобы Эс полюбила его? Но она, казалось, не умеет любить... За всю свою жизнь эта девушка не задумывалась о чужих чувствах, ей было плевать на других, всю жизнь для Эс существовала только она сама.

Но наверное, если Рогатый был лишь её видением, то он тоже был частью Эс-тридцать, значит, быть может, она всё же любила и его в некотором роде?

Она подняла на него взгляд, затуманенный слезами, и спросила:

— Что со мной происходит?

Пожалуй, опрометчиво было надеяться на вразумительный ответ от собственной предполагаемой галлюцинации. Вернее, не стоило этому ответу доверять. Но Эс-тридцать решила рискнуть: альтернативы у неё всё равно не имелось.

— Я отравил твоё сознание, — признался Рогатый будничным тоном, — сделал его подобным моему собственному. Ты переродишься в мою сестру, Орсолья.

— Я не хочу, — прошептала девушка пересохшими губами. Голос был хриплым и тихим и то и дело прерывался на свист. Сколько она лежала здесь?

Чёрт усмехнулся и повернул к лежащей на кровати своё лицо, по-прежнему обезображенное и злое — Эс даже и не думала отыскать в нём что-нибудь светлое. Неужели теперь и она станет такой? Будет злой и жестокой, не считающейся с чужими жизнями, делающей то, что хочется?

Впрочем, так ли уж плоха будет эта жизнь? Эс-тридцать не думала о преимуществах вечной жизни, о магии и исполнении любых желаний, зато она позволила себе на миг предаться мечте о свободе, о мире, где можно не идти куда-то и чего-нибудь не делать, если не хочешь, где у неё будет достаточно силы и безразличия к чужим чувствам, чтобы стоять за себя.

Пока же Эс думала о том, что родители много раз говорили ей: они будут по ней скучать, они не смогут жить, если с Эс-тридцать что-нибудь случится. Девушка гадала, на сколько эти слова состоят из правды, и что она сама будет ощущать, покинув свою семью.

— Помнишь, — спросил демон, подходя к постели Эс ближе, — что я сказал тебе, когда мы гуляли по небу?

— Много всего, — уклончиво ответила девушка. Память её была избирательна: кое-что Эс-тридцать и сейчас могла бы цитировать дословно, другие слова начисто выветрились из её головы.

Она села. Эс не нравилось смотреть на чёрта снизу вверх, хотя иной позиции она не смогла бы достигнуть, даже встав на кровать. И всё же сидеть перед Рогатым было не так унизительно, как лежать. Чёрт стоял прямо напротив неё.

— Я сказал, что не люблю тебя и потому мне плевать на твоё желание и мнение, что сделаю так, как я захочу.

«Забавно, — подумала Эс-тридцать, невольно улыбаясь, — моя семья поступает со мной ровно так же, но аргументирует это своей любовью». Она даже думать не хотела о том, кто прав, а кто её на самом деле любит, чья психология сложнее, и чего же хочет от неё чёрт.

— Я сказал, — продолжал Рогатый, стараясь не отвлекаться на перебивающие его мысли Эс-тридцать, — что заберу тебя однажды в Замок. Насовсем. Но ты бы умерла — люди так устроены! А теперь, когда ты больше не совсем человек, эта преобразованная часть сознания останется…

Не дожидаясь, пока Эс-тридцать встанет, не получая её позволения, чёрт быстро — даже теперь Эс не смогла уловить его движения — переместился к кровати и поднял девушку на руки. Они были тёплыми и шершавыми и казались, несмотря на свою худобу, крепкими. Рогатый не шагнул со своей ношей в окно, где их ждала бы туча — его и Эс-тридцать окутал едкий и жирный чёрный туман. Когда спустя мгновение он рассеялся, Эс обнаружила, что они оказались в Снежной Пустыне. Рогатый осторожно опустил девушку на снег. Его ладонь оставил на её плече липкий влажный след.

Вообще сказать, Рогатый выглядел несколько озадаченным: он перенёс себя и свою новую сестру не совсем туда, куда собирался. Расстояние было пустяковым, но к промахам он всё-таки не привык — обычно, если чёрт и захватывал кого-то с собой, то это была его плата по контракту, совсем ещё маленькая — так что сейчас он имел все основания считать, что погрешность была вызвана именно Соль. Но винило чудовище справедливо себя. Рогатый помнил, как Эс брезговала притрагиваться к Туче и не стал её призывать — он легко подтолкнул свою спутницу в спину и пошёл вперёд. Орсолье пришлось следовать за ним.

— Как меня теперь будут называть? — окликнула она демона, надеясь, что он замедлится и даст ей возможность догнать. Рогатый и впрямь пошёл чуть медленнее. — Когда я стану выглядеть, как подобная тебе. Шестирукая? Многоглазая? Эс-тридцать Голубая Рука?

— Орсолья, — ответил чёрт, догадываясь, что девушка ещё долго может перебирать подходящие ей имена.

— Но почему? — удивилась она. — У других демонов имена им под стать…

— Потому что я так хочу, — озлобленно прошипело чудовище, отбив у Соль всякое желание спрашивать ещё о чём-нибудь.

Вскоре перед чертями выросли стеклянные стены и клонящееся к закату волшебное солнце, длинные тонкие витражи и маленькие фигурки обитателей Хрустального Замка.

Рогатый остановился и придержал Соль, намеревавшуюся идти дальше, за руку. Она пока не знала, но Рогатому было прекрасно известно, что на территорию Замка без Тучи не попасть — защитный купол не пропустил бы их.

— У меня для тебя есть подарок, — сказал чёрт неожиданно. Орсолья уставилась на него с непониманием и недоверием.

— В честь чего это?

Неужели он считает это её обращение торжественным событием и станет напоминать об этом Соль каждый год? И что за подарок? Обычно Рогатый дарил ей платья, но сейчас большую коробку прятать было некуда…

Монстр, слушая её невысказанные догадки, насмешливо скалился. Потом он протянул Орсолье руку, разжал пальцы, и вниз на длинной цепочке упал кулон. Формой и размером он напоминал жёлудь, но был прозрачным. Внутри плескалась какая-то неприятно живая чёрная слизь, она бросалась на стенки, устраивала бурю, но не могла вырваться — Орсолье не составило особого труда догадаться, что за мерзость Рогатый туда запихнул. Принимать подарок расхотелось, девушка поморщилась.

— Здесь немного магии, — пояснил чёрт, игнорируя недовольство Соль и надевая на неё кулон, — чтобы ты, неумеха брезгливая, могла войти в Замок. Хотя я не сомневаюсь, что с твоим талантом к созданию крайне избирательных защитных барьеров она тебе скоро не понадобится!

Орсолья расслышала в его заявлении издевательские нотки, но смолчала. Может, она и создаст тут защиту получше, да такую, что Рогатому всякий раз будет необходимо её разрешение на вход!

Пока же чёрт призвал Тучу и, создав врата, шагнул внутрь купола. Пока Орсолья гадала шагнуть ли за ним или воспользоваться жёлудем, Рогатый закрыл портал, чёрная слизь комочком уместилась в его костлявой ладони. Теперь таков был порядок: врата за собой полагалось закрывать — люди больше не могли ни отыскать Замок, ни войти в него, а демонам не понадобилось разрывать его связь с Реалией. Идея казалась прекрасной, и некоторые любили вопрошать, как это они раньше до неё не дошли, но Рогатый был уверен, что скоро чертям станет лень закрывать эти ходы, и всё вернётся к прежнему укладу. Пока же он всякий раз чинно отлеплял Тучу от защитной сферы.

Потоптавшись на месте в нерешительности, Орсолья всё же сделала шаг. Говоря откровенно, Рогатый и сам не был уверен, что запертая Туча сработает, но Соль прошла.

В Хрустальном Замке пели скрипки и маленький мальчик с пронзительным тенором. Дети переговаривались, гадали, что будет на десерт, кое-кто решительный приглашал демонов на танец — бал ещё только начинался, и замковые просто рады были видеть своих гостей. Вдруг кто-то выронил смычок. Огромные двери главного входа в тронный зал отворились: на пороге стояли Рогатый и босая девушка в простеньком хлопковом платье.

По залу пробежал шёпот: кто это с Рогатым? Никто прежде не видел эту девушку, да и в зал уже прибыли все, кто должен был прийти. Кто-то робко высказался, что видел в Замке портрет принцессы, похожей на неё — ему велели не молоть чепуху.

— Ба! — нарушил тишину пронзительный высокий голос Двуглавой. Она стояла, низко склонив обе головы к юноше в серебряной короне, будто ведя с ним доверительную беседу. Рядом с принцем стояла точная его копия — разве что без драгоценного головного убора — и смущённо улыбалась. — Неужели Рогатый соизволил-таки явиться! — верещала правая голова. — Мы уж думали, что после жеребьёвки ты покинул нас навсегда! — вторила ей левая.

— Отнюдь, — фыркнул чёрт. Он обнял Орсолью за талию и повёл в центр зала. — Но, согласись, без той, кого я выбрал, приходить было бы бессмысленно.

— Эта? — хором удивились обе головы.

Головы ощупывали липкими взглядами новенькую: никогда ещё не было, чтобы кто-то притаскивал в Замок человека в сознательном возрасте. Демонесса невольно усмехнулась: неизвестно ещё, что задумал этот рогатый псих, но это должно быть весело. А в случае чего, ему от расплаты не уйти…

— Ладно, — согласилась Двуглавая, растянув в елейной улыбке оба рта, — пускай!

Неслышно для остальных шепнув что-то своему принцу, она толкнула его в спину — кончиками пальцев, словно брезговала — и юноша, отойдя от ленты, ограничивающей трон, направился к Рогатому и его спутнице.

— Сегодня, — проговорил он, снимая с головы корону, — мы простимся с вами, настало моё время уйти…

Он говорил какую-то высосанную из пальца дребедень, которую говорили все уходящие правители, Орсолья не слушала его, вместо этого она думала о том, пришлось ли бы ей говорить нечто подобное, если бы она досидела свой срок на троне до конца. Девушка бросила осторожный взгляд на Рогатого, но тот не ответил ей и вообще, казалось, закатил глаза.

— Эта милая незнакомка, — принц, наконец перешёл к важной части, он отнял корону от груди и протянул её к девушке, — как избранная теми…

Внезапно принца прервали, по залу прокатился не то возмущённый, не то испуганный шёпот: Рогатый вырвал из рук юноши драгоценный убор, сжал его длинными сильными пальцами и отшвырнул прочь, словно старую жестянку. Принц выглядел совершенно потерянным. Даже сама Соль, до которой дошло, зачем Рогатый притащил её обратно в Замок, была немало удивлена его поведением и стояла, зажав открытый рот руками.

— Всё, — зашипел Рогатый на принца, — можешь быть свободен.

Черти тоже возмущённо переговаривались, обсуждая, как бы осторожно разрешить этот конфликт: детей Хрустального Замка пугать было запрещено, а Рогатый это правило почти прямо нарушал. Что, если ему придёт в голову убить кого-нибудь прямо здесь? Нет, нужно было увести его из Замка поскорее и подальше и там прикончить, чтобы он больше не портил никому жизнь.

Между тем принц отбежал к своей двухголовой покровительнице, которая тоже с жадным любопытством наблюдала за Рогатым, вся сжавшись и приготовившись к нападению. Чёрт, однако, не делал больше ничего ни пугающего, ни провоцирующего, и он и не думал вредить детям. С замиранием сердца каждый в тронном зале смотрел, как чудовище стаскивает с пальца переливающееся камнями кольцо, и в его ладони оно начинает расти.

«Это же старая корона!» — послышались со всех сторон изумлённые возгласы тех, кто был постарше.

Рогатый, торжественно и осторожно держа убор в когтистых пальцах, повернулся к своей спутнице.

— Я не просто так преобразил тебя, — прошелестел его голос, зал затих, прислушиваясь, — и неспроста хранил эти годы твою корону — я верил, что однажды вновь приведу тебя в Хрустальный Замок, и ты взойдёшь на трон. Тебе не понадобиться ничья помощь: собственной магии будет достаточно, чтобы всем обеспечить подданных, только ты отныне принимаешь решения относительно защиты, воспитания и духовного благополучия этих детей. И власть твоя будет бессменна.

Чёрт возложил корону на растрёпанные волосы Соль. Девушка попыталась улыбнуться, но чувствовала себя неловко: она была одета несоответственно случаю и совсем не готова к коронации.

Венец показался ей необычайно тяжёлым — словно Замок всем его весом давил на голову Орсольи. «Вот она, моя пытка в аду, — горько думала девушка. — Он извратил моё желание так сильно, как только мог, и запер меня в аду. Навечно». Она вспоминала их разговор в свой прошлый визит сюда. Чёрт спрашивал, что хуже: чувствовать боль краткий миг, пока лишаешься души, или провести в аду вечность? Глупая Эс-тридцать столько долго медлила с ответом, что Рогатый сам решил, что подарить ей. Вот уж кто знает толк в подарках! Уж лучше бы он убил её прямо в Реалии! Забрал бы душу, и дело с концом!

— Жители Хрустального Замка, — Рогатый выглядел торжественно, взывая к детям, — восславьте свою королеву Орсолью!

Раздались жидкие аплодисменты, потом они начали нарастать и вскоре уже были громоподобными. Кто-то даже одобрительно визжал. Черти расслабились: Рогатый сделал им, да и себе, неплохой подарок — избавил их от приглядывания за малышнёй, нашёл им бессменную няньку с магическими способностями! Так что даже демоны одобрительно кивали, глядя на королеву. Орсолья покраснела до кончиков волос и не знала, куда себя деть.

Рогатый протягивал ей руку и явно чего-то ждал. Соль выглядела совершенно потерянной. Чёрт усмехнулся.

— И когда ты только запомнишь? Открывать бал должна королева!

Девушка испугалась такого заявления почти столь же сильно, как и своей коронации. Она отшатнулась от монстра.

— Я даже не умею танцевать, — прошептала она в ужасе, понимая, что все ждут её одну, и каждый взгляд в этом зале направлен на неё.

— Конечно, умеешь, — заверил её чёрт, — просто не помнишь. Я тебе помогу. — Рогатый, не дожидаясь, пока Соль решится, схватил её за руку, второй лапой притягивая за талию обратно к себе, и прошептал на ухо: — сначала левой ногой делаешь шаг назад…

Они закружились в вальсе, и спустя некоторое время прочие дети Замка последовали примеру своей королевы. Рогатый был слишком высок, и Орсолье не было удобно танцевать с ним, но она улыбалась, думая, что её жизнь теперь будет прекрасна. Она надеялась позабыть о горестях, которые окружали её в Реалии. Да, пусть этот мир — всего лишь плод её воображения, тут никто не посмотрит на неё косо, никто не обвинит в непохожести на других. Быть может, на самом деле, чёрт сделал ей не такой уж плохой подарок?

Погружённая в свои мысли, Соль даже не заметила, как Рогатый подвёл её к самому трону и вдруг остановился.

— В чём дело? — спросила Орсолья, поднимая на чёрта глаза.

— Ты, я вижу, довольна, — заметил он тихо, чуть наклонив голову. Соль улыбнулась и согласно кивнула ему в ответ. — Теперь можешь расплатиться.

Пальцы Рогатого коснулись её щеки — осторожно, почти нежно — но внутри у девушки всё сжалось. Он говорил язвительно и зло, говорил страшную вещь.

— Ты сможешь теперь, — спросил чёрт, — повторить то, о чём просила меня полчаса назад?

У Эс-тридцать затряслись губы. Она не хотела бы потерять свою душу теперь, лишиться возможности радоваться жизни, ощущать покой, не хотела бы начинать свою новую, такую прекрасную жизнь с ощущения гнетущей пустоты внутри, с осознания, что её никогда не удастся заполнить.

Но при этом она впервые почувствовала, что хочет отплатить ему. Это существо всю жизнь поддерживало Эс, оно давало её надежду на что-то новое, чистое. Давало ей целый мир, который Орсолья сама могла построить. Разве это не было бы ужасно, пользоваться даром Рогатого, высокомерно глядя на него каждый раз, когда он попался бы ей на глаза? Думать, что этого места она не заслужила? Что оно сделано из чистого хрусталя, а его королева черна и порочна, гниёт изнутри и не платить по счетам?

— Это больно? — спросила Эс первое, что пришло ей в голову. Она понятия не имела, как себя следует вести перед тем, как лишиться души.

— Да, — честно ответил чёрт.

Наверняка он, правда, этого не знал и знать не мог: Рогатый появился уже в своём черноглазом обличии, с гнетущей пустотой внутри, которую он, как и все ему подобные старался заполнить чужими душами. Хотя никто никогда не вытягивал душу из Рогатого, догадка о болезненности этого действа всё же жила в нём. Это всегда больно — лишаться какой-то части себя — физически или духовно, но человек страдает. Он чувствовал муку в трепещущих в его лапах телах, видел гримасы, искажавшие их лица. Чёрт не хотел причинять Орсолье боль, но мог переступить через это нежелание.

— Ты обещал, — сказала Эс-тридцать, смутно припоминая их разговор в аду, — что не станешь рвать меня на части.

Ей хотелось бы на это надеяться, хотя Рогатый пообещал, что больно будет в любом случае. Эс не думала, что это имеет особое значение, если потом ты умрёшь, но ей, по словам чёрта, предстояло переродиться, и девушка не хотела, чтобы последним, что она увидит как человек, были её оторванные руки и безумное лицо демона. Кроме того она хотела бы сохранить надежду, что чудовище хоть иногда держит своё слово.

Чёрт сделал шаг ей навстречу, оказавшись почти вплотную к девушке, положил переломанные руки на её предплечья — осторожно, почти нежно, словно Рогатый хотел поддержать её. Эс знала однако, что вздумай она вырваться или хотя бы дёрнуться в сторону, монстр вопьётся в неё длинными когтями. Но бежать она не собиралась.

— Я не стану, — заверил её шелестящий голос.

Рогатый склонился над девушкой, обдавая её лицо своим дыханием. Она горько усмехнулась, вспоминая, как когда-то хотела расколдовать демона поцелуем, а он только фыркнул, сказав, что уж людей он за свою жизнь перецеловал!.. Чёртов гуманный способ собирания душ!

Он стоял так и ждал, давая ей право передумать, оставляя за Орсольей возможность передумать. Она должна была отказаться от своего мира, от Реалии, должна была сделать это добровольно. Отдаться аду, отдаться Рогатому, отдаться своей болезни... Он не хотел, чтобы Соль винила его в том, что не может вернуться. Нет уж, он хотел, чтобы признала, что это место лучше для неё! Что такая компания лучше!

Слышавшая его мысли Орсолья поднялась на цыпочки и поцеловала чёрта.

Тело Эс-тридцать свело единой судорогой, она не могла пошевелиться. В кожу словно вонзились миллиарды игл. С каждым мгновением они проникали глубже, сквозь кожу и мышцы, до костей, врезались в них и начинали гореть бело-голубым огнём. Эс чувствовала, как каждая её клетка вспыхивает и разрушается. Ей хотелось вырваться и закричать, но ни тело, ни голос больше не были подвластны Эс-тридцать, ей оставалось лишь стоять, удерживаемой железной хваткой Рогатого, и гореть.

Её душа была пряной на вкус. Рогатый не мог уже вспомнить, как долго не ощущал он подобного, отказавшись от душ людей из Реалии, заглушая голод приторно-сладкими рафинированными детьми Хрустального Замка. Он знал, что взрослые души могут горчить или даже отдавать тухлятиной, чёрт очень рисковал отпуская Орсолью в Реалию. Он метался и страдал эти годы, злился и ненавидел её и себя, его презирали и считали сумасшедшим сородичи. Пусть! Его голод усилился с годами и укрепил решимость вернуть эту душу, казавшуюся чёрту теперь самой прекрасной, напоённой живыми эмоциями и чувствами. Он знал, что ещё долго, облизывая сухие растрескавшиеся губы, будет вспоминать вкус этого поцелуя.

Огонь отпустил Орсолью почти так же резко, как и вспыхнул: он отхлынул от пальцев рук, от ног, пополз вверх, оставляя после себя ледяную выжженную пустоту, покинул сердце, перебрался к горлу. Когда чёрт отстранился, губы девушки ещё лихорадочно пылали. Сковывавшая её магия ушла, голова Соль закружилась, ноги подкосились. Рогатый, не позволив её упасть, поддержал девушку и стал наблюдать: не умрёт ли? Несмотря на разлившуюся по телу слабость, бледность, глубокое прерывистое дыхание и сильное головокружение, умирать Орсолья и не думала.

— Всё? — спросила она, собравшись с мыслями, оглядывая себя саму и держащего её чёрта.

Тронный зал смолк: все изумлённо таращились на королеву и, поддерживающего её чёрта.

От воспоминаний о пережитой боли, Эс-тридцать ещё бросало в дрожь, органы внутри завязывались в узлы. Горящие губы тряслись. Девушка думала о том, каково это, причинять подобное другому? Рогатому, наверное, проще, потому что ему не пришлось лишаться души, но ей!.. Если Эс и в самом деле стала подобной Рогатому, чудовищем, и ей придётся убивать других, чтобы выжить, но, скорее всего, скоро умрёт. Обрекать других на подобные ощущения она не хотела.

— Всё, — согласился монстр, хотя выглядел неуверенным и всё ещё сомневался, как бы Соль не скончалась с минуты на минуту.

Вопреки его ожиданиям, её душа оказалась сильна: у Рогатого заросли все порезы и разрывы, он чувствовал даже, как в грудной клетке, прикрывая угасающий огонёк, отрастает сломанное ребро. Правый рог издавал едва уловимый треск, вытягиваясь и скручиваясь кольцами.

— Почему тогда я до сих пор так выгляжу? — спросила Орсолья, отстраняясь от демона: она уже чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы держаться на ногах без посторонней помощи. Однако у неё всё ещё было две руки и кожа нормального, человеческого цвета.

— Потому что отчаянно этого хочешь, — сообщил ей чёрт. Он не стал говорить своей принцессе, что её глаза стали чернее самой тёмной ночи и выдают новую сущность своей владелицы. — Ты теперь сможешь принимать любой облик, какой пожелаешь, если будешь достаточно сосредоточена и отпустишь свою человеческую оболочку.

Эс-тридцать попыталась сделать то, о чём он просил, но понятия не имела, как. Разве можно отказаться от тела, в котором прожила всю свою жизнь? Что для этого нужно сделать? Достаточно ли убедить себя? Будет ли какой-то страшный ритуал?

Слышащий её мысли так, словно девушка произносила их вслух, Рогатый усмехнулся: похоже, Эс-тридцать слишком приросла к ней, чтобы так скоро расстаться. Но однажды Орсолья сможет — в это чёрт верил.

— Ты сможешь однажды, не спеши, — прошептал монстр. — Теперь вся вечность лежит перед тобой.