Беверли-Хиллс гудел, как пчелиный рой, обсуждая новость об инфаркте Нийла Грея. Закупорка сердечных сосудов была в городе темой весьма актуальной, вызывающей ожесточенные споры.
У каждого было свое мнение, как избежать инфаркта.
Надо держать себя в форме.
Сбить уровень холестерина.
Трескать витамины.
Бросить наркотики.
Бегать трусцой, гонять, скакать, прыгать, накачивать мускулы… Надо заниматься физическими упражнениями!
Ну и… больше трахаться (этот рецепт дал двадцатитрехлетний сотрудник киностудии, который даже не знал, что такое сердце!).
Тяжело хранить в тайне пикантные истории, но в Голливуде — Мекке сплетен — особенно.
— Слышала, что он был с Джиной Джермейн?
— Знаешь, что их доставили в больницу спаренными, как на собачьей свадьбе?
— Слышала, они нюхали кокаин?
— ..курили травку…
— ..накачивались кислотой…
— ..глотали снадобья…
— ..впрыскивали героин…
— Он, конечно, гомик.
— А она лесбиянка.
— Устроили оргию.
Ах, сплетни! Ах, Голливуд!
Как же все забавлялись слухами, грязными намеками и откровенной похабщиной!
В джинсах и тенниске — растрепанные черные волосы бешено развеваются — примчалась Монтана в больницу. Фотографы уже выстроились в ряд и ждали вместе с пишущей братией, телевидением и радио.
— Почему вы не были с ним?
— С кем он был?
— Где были вы?
— Почему его не было на приеме в честь Джорджа Ланкастера?
— Вам есть что сказать?
— Можете что-нибудь сообщить нашим зрителям?
Она промчалась мимо и угодила в объятия одного из недоумков, Оливера Истерна, он провел ее наверх к нему самому, к великому человеку.
— Где ты пропадала? — встретил ее Оливер Истерн.
Он бросил ходить взад и вперед по больничному коридору и уставился на нее прокурорским взглядом.
— Как, по-твоему, на это посмотрят газетчики? У человека инфаркт, а жена его неизвестно где обретается.
— Как он?
— Господи! Она еще спрашивает. В реанимации, вот он как.
Борется за жизнь с тех пор, как сюда попал.
Изо всех сил она пыталась оставаться спокойной.
— Что случилось?
Он не знал, сказать ей правду или соврать. Монтана умница.
Ее не так просто одурачить, да и сам он ей говорил, что Нийл в свое время крутил с Джиной.
Он схватил ее за руку.
— Мне дали тут отдельную палату. Пойдем поговорим.
— Я хочу видеть Нийла.
У Элейн с утра зазвонил телефон. Во сне она потянулась к трубке, готовая начать принимать поток комплиментов от благодарных за великолепный прием. Нащупывая телефон, она задела стакан, который с грохотом свалился на пол, и открыла глаза с перепугу. Была она не в своей удобной кровати, как ей думалось, а на диване в гостиной, посреди кавардака, что остался после вечеринки.
— Росс! — громко позвала она и охнула.
Ты его выгнала, кроличьи твои мозги.
Не напоминай, благодарю покорно.
А телефон звонил. Она встала и с опаской к нему подошла.
Если Росс, то она должна быть уверена — скажет все как надо. Упрямый, подлец; чтобы заполучить его назад, придется ублажать и задабривать. Она подняла трубку без особого вдохновения, поскольку заметила, что времени было только семь тридцать утра.
— Алло! — пропела ласково на тот случай, если это Росс.
— Элейн! — захлебывалась от рыданий Мэрли. — Ужас, что случилось!
Да. Со мной. Откуда ты знаешь?
— Что? — рявкнула она. Новость и в самом деле должна быть Просто ужасной, а то Мэрли, разбудившей ее в такую рань, худо будет.
— Это… это Нийл.
— Что Нийл?
— У него инфаркт. Его умчали в больницу. Я должна к нему сходить. Пойдешь со мной?
Элейн опешила и не смогла сразу ответить. Кто бы ни заболел, она всегда бывала потрясена. Она почему-то полагала, что люди всегда здоровы и живут вечно.
— Боже!.. Как жаль… ужасно!..
— Можешь со мной пойти? — плача, умоляла Мэрли.
— Прямо сейчас, нет, не могу. У меня тут… э… сложности.
Чуть слышный разочарованный вздох: «А-а-а…»
— Но я тебе вот что скажу… — Элейн овладела собой. — Я тебя там увижу попозже.
— Буду признательна. Не хочется в такое время быть одной.
С твоими миллионами ты никогда не бываешь одной. Где Рэнди? Как ему нравится эта внезапная любовь к бывшему мужу?
— Понимаю. Какая больница?
— «Кедры».
— Буду.
Она повесила трубку, увидела себя в зеркале и в ужасе открыла рот. Несвежий грим размазан по всей роже. Вид как у старой карги. Как же она могла лечь спать, не сняв грима? Господи, наверное, и в самом деле была очень расстроена.
— А еще кто был, греза моя? — спрашивал Коко. — Чудно было? Потрясающе ты провела время? Разве в тебе все сегодня не поет?
Ангель с трудом улыбнулась.
— Миссис Л, была вся в бриллиантах? — взволнованно про — . должал Коко. — Перещеголяла Памелу Лондон? Джордж Ланкастер великолепен? А как Ричард Гир? Он чудно выглядел? Кто еще был там, дорогая моя? Расскажи мне все как было!
«Был Бадди, — хотелось ей сказать. — Знаю, надо его забыть, но я его так люблю, что даже больно. А ему до меня дела нет. Он ясно дал это понять, не вернувшись за мной».
— Было дивно, Коко, — сказала она, собравшись с духом, потому что знала, как он разочаруется, если не услышит от нее восторженного отзыва. — Просто изумительно.
Высадив Монтану у больницы, Бадди погнал машину к Рэнди домой. Монтана одолжила ему на время «Фольксваген», и это придало ему мобильности. Его беспокоила картина. Нийл Грей в больнице, и, значит, съемки отложат. Везет как утопленнику.
Он ворвался в квартиру и, к своему удивлению, застал дома Рэнди — тот спал, растянувшись поперек кровати. Бадди требовалось только переодеться и быстро убраться. Не годится заставлять Сейди Ласаль ждать. Проблема — что надеть? Лучший пиджак, брюки и рубашка изуродованы. Он открыл стенной шкаф, забитый шмотками. Ничего не было видно, и он поднял штору на окне.
Рэнди беспокойно заворчал:
— Опусти чертову штору и отвали. Не мешай спать.
Это вместо приветствия! Он мигом перерыл свои вещи, сваленные в одном углу шкафа. Схватил другой свой пиджак от Армани. Мятый и грязный, но придется довольствоваться таким.
Брюки и рубашка в таком же состоянии. Он тихо выругался и стал переодеваться.
Рэнди сел и свирепо на него уставился.
— Заведи собственную говенную халупу, Бадди. У меня не богадельня, а ты у меня, мужик, в печенках уже сидишь.
— Не вышло с Мэрли, а? — сочувственно справился Бадди.
Рэнди было не до смеха.
— Отвали, и ноги твоей чтоб здесь больше не было, ключ оставь, а говенные деньги, что мне должен, перешлешь.
Бадди сгреб вещи и затолкал в чемодан. Рэнди он не винил.
Не стоит засиживаться дольше, чем приятно хозяевам.
Встретиться лицом к лицу с бывшей женой Нийла — не совсем то, чего ждала Монтана. Но она сохранила невозмутимость, представилась с коротким рукопожатием, хотя и почувствовала себя оскорбленной, поскольку пришлось спросить:
— Вы видели его?
Мэрли, расположившаяся у реанимационной, потрясла светлыми кудряшками.
— Никого не пускают, — объяснила она.
«Я его жена, — подумала Монтана. — И нравится им это или Нет, я зайду к нему».
Появился врач. Красавец лет сорока с хвостиком, выхоленный до изнеможения. Вид его доверия у Монтаны не вызвал. От туфель «Гуччи»и толстых золотых цепочек под белым накрахмаленным халатом ей стало как-то не по себе.
— Миссис Грей? — вкрадчиво спросил он, направляясь прямо к Мэрли.
— Да, — выдохнула Мэрли. Она была из тех женщин, которые, очень нервничая, начинают говорить тоненьким детским голоском с драматическим придыханием.
— Миссис Грей — это я, — решительно объявила Монтана, вставая между ними.
Врач взглянул на нее в замешательстве. Она заметила, что брови он выщипывает, а темные круги под глазами скрывает, чуть-чуть их подрумянивая.
Замешательство сменилось улыбкой, когда он вспомнил, ЧТО это ведь Голливуд.
— Ах! — понимающе вздохнул он. — Вы обе миссис Грей.
— Пять за сообразительность, док, — обрезала Монтана. — Можно тут где-нибудь поговорить с глазу на глаз?
— Вы теперешняя миссис Грей?
Она хотела съязвить, но удержалась.
Он провел ее в отдельный кабинет. Мэрли пыталась увязаться за ними, но Монтана остановила ее взглядом.
— Миссис Грей, — сказал врач, сжимая пальцы и глядя ей прямо в глаза, — ваш муж в очень плохом состоянии.
— Понимаю, доктор. Мне хотелось бы знать точно, что произошло.
Он взял со стола какие-то бумаги и принялся их внимательно изучать.
— Вы еще не говорили с мистером Истерном?
— Говорила, но он ничего не сказал. Сюда его привез Оливер Истерн?
Минуту доктор был в нерешительности.
— Мистер Истерн позвонил мне… Хорошо, что он был с вашим мужем в это время.
Но Оливер был на банкете. С чего бы ему уходить с банкета и ехать к Нийлу? Она нахмурилась. «Мазерати» Нийла стоял перед домом Джины Джермейн, и, пока она ждала Бадди у ворот, на бешеной скорости подъехала машина. Если подумать, так, может, это и был Оливер.
Должно быть, у Нийла случился приступ в то время, когда он был с Джиной. Она вызвала Оливера. А Оливер послал за врачом, который, ясное дело, об этом шуметь не должен.
— Чем был вызван приступ? — холодно спросила она.
Он пожал плечами.
— Кто знает? Перегрузки, переедание, стресс…
— Секс?
Притворяться он не умел. Красивое лицо омрачилось чувством вины.
— Может быть, секс. Все что угодно может это вызвать…
— С Джиной Джермейн? — перебила она.
Теперь наступил черед доктора хмуриться. Пропади пропадом Оливер Истерн, который затеял делать из всего этого тайну.
Жена знает, в чем дело. И, вероятно, знает вся больница. Не каждый день в отделение неотложной помощи доставляют сцепленные друг с другом парочки, которых приходится расцеплять хирургическим путем. Особенно если одна половина парочки — кинозвезда.
Он вздохнул.
— Видно, что с положением дел вы знакомы, миссис Грей.
Ситуация печальная, но все мы люди, и я уверен, что для вас главное — чтобы мистер Грей поскорее поправился и выписался.
Он сменил голос отзывчивого друга на деловой тон врача.
— Он перенес два инфаркта. Первый — до того, как мы привезли его в больницу, а второй — после того, как их с мисс Джермейн… э… разделили.
Ей показалось, что она не правильно расслышала.
— Что? — переспросила она, чувствуя, что ей холодно и знобит.
Осторожно подбирая слова, он объяснил, в чем дело:
— Вагинизм. Резкое сокращение влагалища, что и вызвало у мистера Грея… э…
Больше она не слушала. Ее мутило. То, что у Нийла случился инфаркт, ухе плохо. Но при таких обстоятельствах!
До нее смутно доходило, что бубнил доктор.
— ..истощен и ослаблен… без сознания… пульса и давления нет… искусственное дыхание дало результат… реанимация… теперь состояние устойчивое… сделано все возможное.
Она чувствовала, как по телу расползается слабость. Ощущение холодное и вязкое. Внезапно она свалилась в обморок.
Хлопоты гостиничной прислуги разбудили Росса Конти. Осторожные шорохи за дверью в коридоре, дребезжание посуды, испаноязычный шепот. Он потянулся, откашлялся и подумал, как хорошо спать в одиночестве. Потом вспомнил о сообщении, сделанном Джорджем Ланкастером, и помрачнел. Вот так вот взять и погубить картину. Отдали роль Джорджу Ланкастеру. Да он даже из презерватива выпутаться не может. Все это знают.
Он нахмурился еще больше, когда снимал трубку и заказывал себе в номер плотный завтрак.
Элейн захотела его выставить, так? Если это то, что ей нужно, пусть сидит и радуется.
Элейн, зануда. Элейн, членодробилка. Элейн, магазинная воровка.
Осточертело слушать: делай это, делай то, сядь на диету, займись физкультурой. Ты жирный. Ты старый. Ты лысеешь.
Он-то не лысеет. Если на то пошло, так лысеет она. Волосы лезут пучками… сам видел у нее на щетке. Не забыть бы ей об этом сказать, позлорадствовал он.
Когда? Ты с ней не увидишься, придурок.
Он встал и вывалил из чемодана фирмы «Вьюнтон» кое-как брошенные вещи. Хоть в дорогу собрала с приличным багажом.
Впрочем, ему на это наделать. Ярлыки его не волнуют, никогда не волновали. Это у нее вся жизнь построена на ярлыках.
Он громко зевнул. «Перестань!»— сказала бы Элейн. Он пернул… салют трубача. Заныла бы: «Боже, Росс! Ты просто омерзителен». Как будто сама никогда не пердит. А вообще-то, если подумать, то, наверное, и нет. Вот если бы пердеж был предусмотрен дизайном…
Он оглушительно загоготал. Переживет он все это. Уйти из дома — конец счетам, что утром приносят для оплаты.
Вкатили столик на колесиках, уставленный всякими вкусными вещами. Свежевыжатый апельсиновый сок, горячий кофе, глазунья из двух яиц с кусочками бекона, гренки из гречихи и гарнир из поджаренных овощей. На еду он набросился как голодный волк.
Надо бы позвонить Карен, но не хочется. Ее развязное поведение на банкете удовольствия ему не доставило. Она не имеет на него прав. К тому же, раз он будет свободен, можно и развернуться. Теперь, когда он ничем не связан, на ум приходит сразу несколько женщин, с которыми было бы неплохо встретиться… с Джиной Джермейн, например.
Он улыбнулся сам себе и постарался забыть, какое разочарование для него — лишиться роли и быть выставленным из собственного дома. По крайней мере днем он встречается с Сейди Ласаль, а если кто и может спасти карьеру актера, спрос на которого падает, так это она.
Кажется, Нийл сотворил немыслимое. Монтана никогда бы не подумала, что он попадется в явную ловушку, подстроенную пышногрудой кинозвездой, жадной до внимания, но он оказался таким же мужиком, как и все. Измена ее терзала, она думала о нем куда лучше. Тяжело сознавать, что он рохля. Такой рохля, что чуть себя не угробил.
Ненависти к нему она не чувствовала. Но и любви не ощущала. Его поведение ошеломило ее, и она знала наверняка: все, что у них было, ушло.
Она придумала, что делать. Пока он в больнице, она будет рядом. Но когда выйдет… ну, что до нее, то возврата нет.
Одиннадцать. Точность — прямая дорога на киноолимп. Несмотря на мятую одежду, Бадди чувствовал себя уверенно.
— Миз Ласаль, — сказал он секретарше, которая сидела в приемной и была занята подпиливанием ногтей.
— Кто? — выпалила она.
— Миз Ласаль.
Это вывело ее из себя. Девицей она была немногословной.
— Вы-то кто? — рявкнула она.
Она заглянула в журнал регистрации, показала Бадди на стул, проронила: «Ждите», — и объявила его имя по селектору.
Пять минут превратились в десять. Он просмотрел журналы «Тайм», «Драмалог»и разные кинематографические издания.
Десять превратились в двадцать. Он немного подумал об Ангель, вспомнил свой вечер с Монтаной. Фантастическая женщина, хорошо бы им остаться друзьями. Секс с ней был роскошным — как раз то, что им обоим тогда и было нужно… но не навечно. Он знал, что она думает так же. Зажужжал селектор.
— Идите, — сказала девица, указывая трехдюймовым наманикюренным ногтем в сторону коридора, куда выходили двери множества кабинетов.
Он сделал глубокий вдох. В жизни его наступал важный период, и от этого он и впрямь нервничал.
К нему шла секретарша в красном платье.
— Бадди, добро пожаловать. — Она улыбнулась. — Пожалуйста, сюда.
Она проводила его в конец коридора и распахнула дверь кабинета, где сидел мужчина и печатал на машинке. Он поднял голову и быстренько прикинул на глаз, чего стоит Бадди.
— Здравствуйте, — сказал он. — Сейди сейчас будет. Присаживайтесь.
— Это Ферди Картрайт, — объяснила секретарша. — Личный помощник миз Ласаль. — Она улыбнулась и ушла.
Бадди сел. Подмышки потеют, на рубашке остаются пятна.
Только бы на пиджаке не проступило.
Ферди кончил печатать и, картинно взмахнув рукой, вытащил лист из машинки.
— Готово! — воскликнул он. — Личная записка от Сейди Барбаре13.
Бадди сидел, уставившись перед собой, и повторял про себя ту фразу, которой начнет разговор.
«Мисс Ласаль». Не так. «Миз Ласаль, об этом дне я мечтаю с тех самых пор, как впервые попал в Голливуд».
Слюнявая чушь!
«Сейди, вам и мне… нам предназначено быть вместе».
Еще хуже.
«Сейди Ласаль»— произносится с благоговением. «Живая легенда в своем городе».
Ну и дерьмо!
— Миз Ласаль просит вас зайти, — сказал Ферди, услышав три коротких звонка.
Бадди вскочил. От хладнокровия его не осталось и следа. Он пошел за Ферди, который провел его в дверь знаменитого внутреннего кабинета.
— Миз Ласаль, позвольте представить Бадди Хадсона, — официально произнес Ферди.
Она сидела за большим старомодным письменным столом, заваленным сценариями. Брюнетка средних лет, черные волосы коротко подстрижены, и лицо примечательно только большими черными с поволокой глазами. Не привлекательная. Но и не отталкивающая. Ее лицо кого-то очень напоминало, только он не мог вспомнить кого.
Она курила тоненькую коричневую сигарку, махнув которой пригласила его сесть.
Сейди сразу же поняла, что имела в виду Монтана. Парень не вошел к ней в кабинет, он вбрел, как-то по-особому вихляя бедрами, на что трудно было не обратить внимания. Фигура отличная — это видно даже в одежде; и, хотя он смуглый, ей все равно сразу же вспомнился Росс — каким он был в тот раз, когда они впервые встретились. Та же походка. То же движение бедер. Откровенная чувственность, от которой теряешь самообладание.
Она использовала все это, чтобы сделать Росса звездой. Попробовать сделать это еще раз! О, она многих сделала звездами! Но ни с кем не было так, как с Россом.
Интересно, как бы Бадди смотрелся на рекламных щитах по всей Америке, от океана до океана? Теперь, спустя все эти годы, точно такая же кампания, как и тогда, с Россом. Обрезанные выцветшие «ливайсы»и вопрос: «Кто Бадди Хадсон?»
Мысль эта ее заинтриговала.
Он робко пристроился на краешке стула, давно позабыв все вступительные фразы. Она пристально рассматривала его, словно он был куском отборного мяса, и от этого ему становилось неловко.
Наконец она сказала:
— Я рада, что ты пришел, Бадди. Монтана Грей отзывалась о тебе с восторгом. Утром я просмотрела твою пробу, и я согласна с Монтаной.
— Правда? — разволновался он. Удача его не оставляет. Все становится на место. — Я рад, — пролепетал он.
— К тому времени, как я с тобой закончу, ты будешь больше чем просто рад. Ты хотел бы стать звездой, так ведь? И мне кажется, я могу тебе это устроить.
Он ушам своим не верил, но ведь именно этого он и ждал всю жизнь.
Две пары черных глаз встретились.
— Я готов, — сказал он.
— Знаю, — ответила она.