Горе Побежденным

Глава 13

На языке парвов название Великой пустыни звучало как долина Мардука. И не удивительно — ни на что это место не походило больше, чем на мифическое царство мертвых. Песчаные смерчи над красной, раскаленной солнцем землей, пологие остатки некогда величественных хребтов и закладывающее уши безжизненное безмолвие. Вот такой пугающий мир тянулся от самых предгорий Сардийского хребта до океанского побережья. Величественная и смертоносная, Великая пустыня никому не прощала ошибок, и высушенные солнцем останки людей и животных напоминали об этом любому решившему пересечь ее путнику.

Петляя от одного оазиса к другому, Большой торговый путь с востока на запад тянулся через всю Великую пустыню. Сменялись поколения, взлетали и пропадали в небытие могучие царства, а он по-прежнему оставался главной торговой артерией, соединяющий запад с таинственным востоком. Так же, как и тысячу лет назад, купцы предпочитали тяжелую, но более короткую дорогу через пустыню походу вокруг, через долину Ура и Сардию, и дело было не только в расстоянии. Скорее, главным мерилом была стабильность и предсказуемость. Пусть пустыня страшна и жестока, но требования ее известны, если ты их знаешь и подготовился, то сможешь все преодолеть с минимальными потерями. Другой путь был комфортнее, но далеко не безопасней, ведь для горных районов Сардии война — обычное состояние. Она то затихала, то вспыхивала вновь, но присутствие ее ощущалось всегда, и не важно, кто с кем сражался, — любая сторона неизменно считала купеческий караван своей законной добычей.

Один сардийский поэт назвал Большой торговый путь ожерельем из одиннадцати изумрудов на красном платье пустыни. Говоря про изумруды, он имел в виду одиннадцать оазисов, протянувшихся связующей нитью с востока на запад. Эти островки жизни, по сути, были душой Большого торгового пути, и борьба за них не прекращалась никогда. Каждый новый владелец пытался укрепить свое присутствие в пустыне, и постепенно изумруды одели в оправу из мощных каменных стен, ведь тот, кто владел ими, тот владел нитью, соединяющей восток с западом, нитью, приносящей своему владельцу неслыханные богатства.

За последнее столетие кровавой борьбы все одиннадцать были поделены между Ибером и Сардией. Подписанный мирный договор отдавал каждой державе по пять, а один, в самом центре пустыни, названный Оком Мардука, оставался под двойным управлением, и доходы с него делились поровну между Хозроем и Муслимом. Золотой ручеек наполнял казну обоих правителей, и взаимная выгода хранила шаткий мир на Большом торговом пути, пожалуй, получше гарнизонов и каменных стен.

Лава вывел свой отряд к тракту перед самым рассветом примерно в десяти километрах к западу от оазиса Око Мардука. В этом месте остатки горного кряжа пересекали унылую равнину длинными округлыми хребтами, делая пустыню больше похожей на море с идущей по нему крупной зыбью. Взобравшись на вершину одного из них, Лава даже присвистнул: лучшего места для засады и придумать трудно.

Он выбрал эту точку на карте по двум причинам. Во-первых, кратчайшее расстояние, и во-вторых, единственное место, где он успевал перехватить караван. А тут такой подарок!

Лава повернулся к стоящему у него за спиной Ранди:

— Ты только посмотри, Кот, какое чудо!

Прищурившись на встающее над гигантскими красными волнами солнце, Ранди радости друга не оценил.

— Воды осталось на день. — Он попытался сплюнуть, но у него не получилось — в пересохшем рту не было слюны. — Не найдем воды — сдохнем все в этом расчудесном чуде!

Пустыня сидела у Кота уже в печенках. За неделю она вымотала его, как и весь отряд, до основания. Даже привычные к безводью степняки — и те были на пределе.

Посмотрев старому товарищу прямо в глаза, Лава подумал, что таким уставшим и потерянным он его никогда не видел.

«Пустыня высасывает из живых не только воду. Недаром она зовется долиной Мардука», — вздохнул он про себя, а вслух произнес уверенно, как всегда:

— Не думай о плохом. Ты же меня знаешь — все будет вовремя! — Хлопнув друга по плечу, Лава продолжил уже в другом тоне: — Давай-ка лучше займись делом! Лошадей и людей спрятать в тень вон туда под скалу и сидеть тихо, чтобы не видно нас было и не слышно.

Говоря, он бодрился только для вида: положение действительно было дрянь. О караване они ничего не знали. Где тот сейчас? Когда подойдет сюда? А может, вообще уже давно прошел? Эти вопросы мучали Лаву, и ему оставалось только надеяться на удачу и свою везучесть, никогда его не подводившую. Он все поставил на кон, и если расчет оказался неверен, то Ранди прав — отсюда они уже не выберутся никогда. Вода закончится завтра, а это означало медленную мучительную смерть.

Лава улегся на землю, укрывшись за выступом скалы, отсюда ему был отлично виден большой тракт, идущий в ложбине между двумя каменными валами. Оставалось только ждать, что, собственно, он и собирался делать. Ждать! В первую очередь, разведку. Десяток гавелинов был отправлен еще позавчера с одной единственной целью — отыскать следы каравана. Пройти здесь раньше них тот не мог — о таком Лава не хотел даже думать. Он еще раз всмотрелся в красную-бурую землю внизу: даже отсюда, сверху, было видно, что она девственно чиста — никаких следов прошедших лошадей и верблюдов.

«Но это здесь, — зло осадил себя Лава. — А где гарантии, что они не прошли за соседним хребтом или за следующим?»

Он постарался успокоиться. Можно, конечно, послать людей и поискать следы в соседних ущельях, но это лишний расход воды, а самое главное — риск засветиться, если впереди каравана идет разведка.

«К тому же, — скривился венд от одной только мысли, — если они уже прошли, то на наших вымотанных лошадях мы все равно их не догоним. Зачем тогда рисковать? Надо просто набраться терпения и ждать: если караван все еще на пути сюда, то гавелины его найдут».

Было еще кое-что, не дававшее Лаве покоя. Даже в такой критической ситуации, как сейчас, его грызло воспоминание об уроке, что он дал своему отряду и последнем выстреле Джэбэ. Тогда ему хотелось верить, будто все прошло, как задумывалось, но себя-то не обмануть. Ломать стрелу он не собирался, это накатило потом, когда мир вокруг изменился и полет стрелы вдруг замедлился. Что произошло и было ли только его внутренним ощущением, Лава не мог сказать ни тогда, ни сейчас. Это-то и беспокоило. Грызло нехорошее предчувствие, что случившееся напрямую связано с тем моментом в осажденной башне, когда он перешел черту. Он до последнего надеялся, что тогда было просто видение, и черта́, как и призрак Лирины, — всего лишь его измененные воспоминания, смешанные с крайним нервным возбуждением, но сломанная стрела рассеяла эти иллюзии. Он действительно переступил какую-то грань, сделал то, чего так хотела добиться от него тонгрийская ведьма. И что теперь? Он стал колдуном, демоном тьмы?

— Смешно! — Сказав, Лава все-таки не удержался и посмотрел на свои пальцы, словно желая убедиться, не появились ли на них когти. Взглянул — и тут же выругался: — Чушь! Зачем я нужен Лирине? Она давно меня отпустила и вообще, может, уже померла, а я все таскаю ее за собой!

Эти воспоминания тревожили его так, что, задумавшись, он слишком поздно почувствовал приближающиеся шаги. Резко обернувшись, Лава наткнулся на мрачный взгляд Ранди.

— Лава, там Винслар со своими вернулся. Тебя требует.

«Судя по кислой физиономии, гавелины в своем духе», — хмыкнул про себя сотник, обрадовавшись, как приезду разведки, так и возможности отбросить тяжелые мысли. Ничего не спрашивая, он вылез из укрытия и расправил плечи.

— Ну, пойдем послушаем.

Лава двинулся первым по тропе, а Кот пристроился следом, недовольно ворча:

— Послушаешь их! Молчат, как покойники. Так и прибил бы, аж руки чешутся!

Под скалой весь отряд уже сгрудился вокруг гавелинов, забрасывая их вопросами, но те, заносчиво задрав головы, стояли молча, делая вид, что в упор не видят всех остальных.

— Нашли?

— Где он? Далеко?

В каждом выкрике слышались затаенный страх остаться навсегда в этой проклятой богом пустыне. Счет шел уже на часы, и это нервировало даже обычно невозмутимых тонгуров. Толпа чуть ли не разрывала на части восьмерых гавелинов, а те продолжали молчать, наслаждаясь своей значимостью и всеобщим вниманием.

Протолкавшийся вперед Джэбэ раздраженно схватил вождя гавелинов Винслара за плечо.

— Нашли или нет?

Тот скинул с плеча вцепившуюся в него руку.

— Придет старший, вот ему все и скажу, а тебе я ничего не должен.

В глазах степного князя вспыхнула бешеная искра, но он все же сдержался, а Лава, уловивший последнюю фразу, резко ускорил шаг. Уже работая локтями и слыша нарастающий гул, он лишь хмыкнул: «И почему я не удивлен тому, что у этих ребят совсем нет друзей».

Его наконец-то заметили, и притихшая враз толпа расступилась, пропуская командира. В полной тишине сотник прошел вглубь и не говоря ни слова уселся на камень. Всеобщее молчаливое нетерпение теперь переключилось на Лаву, а тот жестом пригласил вождя гавелинов сесть рядом. Если хочешь иметь дело с этим взбалмошным народом, то наберись терпения и научись демонстрировать уважение даже в мелочах.

Винслар присел и, пожевав ус, начал без всяких вопросов.

— Караван нашли. Сегодня утром он вышел из крепости. Идет сюда, мы обогнали его часа на три всего. Наши лошади совсем плохи. Караван большой, охраны много, не меньше сотни. Все конные и в броне.

Слушая, Лава молча кивал, не выказывая эмоций. Когда вождь замолчал, он только выразительно посмотрел на него, и тот, поняв правильно, тут же добавил:

— Двоих оставили следить за ними. Как подойдут ближе — мои люди доложат, какой дорогой двинутся.

«Вот теперь все», — подумал Лава и оглядел свое воинство. Панцири и кольчуги были только у его ребят да кое у кого из вождей, а на остальных — либо нагрудники из вареной кожи, либо вообще ничего.

«Да уж, — в очередной раз вздохнул он, — против сотни корпуса Бессмертных выглядим слабовато».

Впрочем, на другое Лава и не рассчитывал, поэтому план у него уже был готов, тем более что место подходило как нельзя лучше. Взяв крупный продолговатый камень, он положил его перед собой.

— Это наша гора. — Он нарисовал пальцем линию вдоль булыжника и положил маленький камушек с восточного края. — Отсюда пойдет караван.

Затем его палец поочередно ткнул в Джэбэ, Турслана и Винслара.

— Ты, ты и ты — со своими людьми зайдете вот отсюда. — Три камня легли с западной оконечности булыжника. — Как только я подам знак, вы раскатитесь лавой по всему ущелью и пойдете в атаку. Побольше шума и пыли, чтобы подумали, будто вас много, — тогда охрана двинется вам навстречу. Вы в бой не вступайте, сблизитесь на выстрел, а затем разворачивайтесь и уходите.

Джэбэ покачал головой:

— Лошади еле живы — не уйдем, догонят.

Остальные, соглашаясь, дружно закивали, а Лава, хитро прищурясь, хмыкнул:

— Не догонят! Потому что в этот момент ударим мы. — Он взял два камушка и скатил их прямо с горы на караван. — Мои парни и фарги. Увидев это, сарды развернуться и бросятся обратно. — Тут он внимательно посмотрел на предводителя фаргов Одоара. — Пока сардийская конница не вернулась, мы с тобой должны разметать оставшуюся охрану и пробиться к принцессе. Забираем девушку, всех верблюдов с водой и…

— Уходим в пустыню, — подсказал Винслар вдруг замолчавшему Лаве, но тот отрицательно покачал пальцем.

— Нет! Сами знаете, лошади у нас чуть живы — на одну атаку их, может, и хватит, а потом впору на себе будет тащить. Поэтому все бурдюки с водой, что не сможем забрать, режем, и пусть вода течет в песок, а мы забираемся обратно наверх и садимся в оборону.

Помяв подбородок, возразил предводитель тонгуров:

— Они пошлют за помощью в крепость.

— Правильно. Пошлют. — В глазах Лавы заплясали веселые бесенята. — Но не сразу. Сначала, в азарте, попытаются взять нас сами, и тут мы должны их хорошенько вразумить, чтобы в момент поумнели. Вот тогда пошлют, но гарнизон в оазисе небольшой, думаю, не больше полусотни, да к тому же не сардийский, а смешанный. Сарды не доверяют иберам, а те сардам. Будут судить да рядить, и в лучшем случае пошлют десяток, только чтобы воду доставить сюда. Придет он не раньше завтрашнего вечера, а мы напоим лошадей, дадим им отдохнуть и ночью рванем восвояси. Сарды к утру заметят, что нас нет, и встанут перед выбором: идти за нами в пустыню без воды или сначала дождаться, когда ее привезут. И в том и в другом случае у нас будет значительная фора.