Горе Побежденным

Глава 26

Командор ордена Лисандр Пасто́р шел по мраморным плитам, и звук его тяжелых шагов гулким эхом проносился по коридорам дворца. Он никогда еще не бывал в императорских покоях, но его внимание не привлекали ни украшенные великолепными фресками стены, ни величественные статуи. Сейчас его волновало только одно: зачем императрица Феодора хочет его видеть?

Перебирая на ходу возможные варианты, Лисандр выругался, осененный догадкой: «Неужели этот трибунальский крысеныш Фирсаний нажаловался? Чтоб он сдох, паскуда! Думает достать меня через императрицу? Посмотрим. Коли уж так, то у меня тоже есть что рассказать. Что бы не говорили, а в глупости Феодору еще никто не обвинял. Думаю, она сможет разглядеть, куда нас способно завести скудоумие Трибунала».

Слава об этой женщине ходила разная: ее симпатии возносили людей до небес, а ее нелюбовь многим стоила жизни. Говорили даже, что она ведьма и околдовала императора. Шутка ли — подняться с самых низов на такую высоту! Лисандр всей этой ерунде не верил, но и Константина не понимал — зачем жениться на простолюдинке? Ведь как ни замазывай, это клеймо все равно рано или поздно отразится на потомстве. Влюбился — хорошо, пусть будет любовницей, фавориткой, кем угодно — не важно. Женится-то зачем? Что, без того проблем в стране не хватает?

Так, с бескомпромиссной солдатской прямотой, командор говорил только с самим собой. Это было его личное и очень тайное мнение. Ведь выскажи он такое вслух, его не спасло бы ни высокое звание командора, ни заступничество патриарха и магистра. Лисандр это знал, и ему, не боящемуся ни черта, ни бога, было немножечко стыдно за себя.

Очередные двери отворились перед ним, и в который уже раз командор отметил пустые залы и отсутствие охраны. «Что это? — спросил он себя. — Особое доверие или мою аудиенцию тщательно пытаются сохранить в тайне?»

Задумавшись, Пасто́р шагнул в проем и чуть не сбил выскочившего из ниоткуда евнуха.

— Вот окаянный! — выругался от неожиданности командор, а устоявший на ногах евнух фыркнул, как недовольный хозяйский кот, и, блеснув маслянистыми глазами, отворил следующую дверь.

— Проходите, вас ждут.

Феодора стояла вполоборота, касаясь длинными ухоженными пальцами лакированной поверхности стола. Черное платье с высоким воротником вычерчивало на фоне окна ее все еще стройную фигуру.

Остановившись у входа, Пасто́р склонился в глубоком поклоне, но почти сразу услышал ее мягкий грудной голос:

— Полноте, командор, подойдите.

Выпрямившись и оправив плащ, Лисандр подошел к столу, и только тогда Феодора повернулась. В ее больших, по-восточному чуть раскосых глазах застыла грусть и тревога.

— Сегодня пришла страшная новость из армии. — Ее взгляд впился в лицо командора, словно она хотела понять, знает ли тот уже или нет, и поскольку Пасто́р действительно был в полном неведении, императрица с горечью в голосе продолжила: — Мой муж и император Константин II умер.

Пасто́ра словно обухом по голове ударили, и он, не соблюдая этикета, смог вымолвить лишь:

— Как⁈ Как такое могло случиться?

— Сердце. Не выдержало сердце. — Не обратив внимание на вольность, Феодора тяжело вздохнула: — Страшное горе обрушилось на всех нас: на меня, на детей, на всю страну. Больше всего на свете мне хотелось бы сейчас упасть головой в подушку и залить слезами ту чудовищную рану, что терзает мою душу, но я не могу себе этого позволить.

Очнувшись и вспомнив об обязательных в таких случаях словах, командор вновь склонился в поклоне.

— Простите, моя госпожа, мою солдатскую бестактность. Я глубоко соболезную вашему горю и…

— Оставьте. — Узкая холеная ладонь поднялась, останавливая командора. — Я позвала вас не для этого.

Она чуть помедлила, справляясь с борющимися внутри чувствами, и продолжила:

— Есть еще новость, не менее страшная, чем первая. Убит мой старший сын! Убит своим сводным братом! В этом его напрямую обвиняет цезарь Иоанн. Он обвинил деспота Василия в убийстве моего старшего сына Михаила, поднял мятеж и оспорил его право на трон. Армия раскололась на два лагеря.

Императрица замолчала, и командор, не удержавшись, воскликнул:

— Михаил убит! Так что же теперь — война⁈ — В обрушившемся на него потоке новостей он не мог выбрать, какая ужаснее.

— Да, мой сын и муж мертвы. — Лицо Феодоры заледенело. — Армия и страна на краю гражданской войны, но шанс удержаться у нас все-таки есть. Именно поэтому вы здесь.

В голове командора заметались хаотичные мысли: «Что потребует от меня эта женщина? Знает ли обо всем этом магистр ордена? Патриарх? На чьей они стороне? На чьей стороне я?»

Словно прочитав его мысли, императрица добавила:

— Вы здесь, потому что вас посоветовали мне патриарх и магистр. Посоветовали вас как честного и бескомпромиссного воина, никогда не изменявшего своей чести и долгу.

Феодора немного лукавила. Не они посоветовали ей Пасто́ра, а она выбрала его, спросив у иерархов лишь одобрения. Едва получив известие от Сцинариона, женщина не потратила ни единой секунды на оплакивание мужа и сына. Смерть Константина и воцарение на троне Василия означали для нее и ее детей неминуемую гибель, поэтому ее первые мысли были о бегстве. Но чем дольше она читала письмо, тем сильнее менялось ее настроение. В то, что сделал Варсаний, невозможно было поверить, но теперь у нее появился шанс не только выжить, но и усидеть на троне и отомстить. Ей нужна была опора, и она выбрала Линия — второго по званию, но не по значению человека в ордене.

Немного упорядочив тот хаос, что царил в его голове, командор все же решился на вопрос.

— Что я могу сделать для вас, моя госпожа?

Длинные черные ресницы удивленно взлетели вверх.

— Для меня? Нет, командор, спросите, что вы можете сделать для страны, для империи, и я вам отвечу.

Глаза императрицы вспыхнули гневом.

— Там, в армии, Василий и Иоанн затеяли странную и опасную игру. Испугавшись того, что наделали, они, казалось, нашли верный выход из положения. Выход, примиряющий всех со всеми и спасающий империю от братоубийственный войны.

Неожиданный поворот заставил Пасто́ра обратиться в слух, внимая Феодоре.

— По предложению Великого логофета они оба отказались от своих прав на трон в пользу моего младшего сына Петра. Был даже подписан договор о передаче власти и образовании регентского совета, но это оказалось лишь фикцией. Соглашение спрятали под сукно, а на деле и Василий и Иоанн продолжают раскалывать армию и вести страну к опасной черте.

Взгляд императрицы требовательно остановился на лице командора.

— Теперь, когда вы все знаете, ответьте: что вы считаете правильным и лучшим для страны?

В голове Пасто́ра роились сомнения, но одно всегда было его неукоснительным правилом — данное слово надо держать. Честь перевесила все остальное, и он заговорил с твердым убеждением в голосе:

— Если такое соглашение существует, то оно должно быть обнародовано и все подписавшие стороны должны его неукоснительно выполнять.

— Именно это я и хотела услышать. — Феодора выдохнула с облегчением. Делая ставку на Линия Пасто́ра, она в первую очередь рассчитывала на его почти легендарную верность данному слову. «Честь для него не пустой звук, — говорила она себе. — А значит, он будет действовать в моих интересах из убеждений, и его невозможно будет перекупить или соблазнить».

Вскинув голову, императрица поправила идеальную прическу и произнесла с чувством глубокой озабоченности:

— В армию отправляются представитель патриарха и Трибунала, и я хочу, чтобы вы поехали вместе с ними. Ваш авторитет и ваша безукоризненная честность вселяет в меня надежду, что вам удастся разобраться в этом деле и призвать Василия и Иоанна к исполнению договора. Вы согласны?

Все было так неожиданно, что Пасто́р не сразу нашелся что ответить. Какое-то глубинное чувство подсказывало ему, что в таких мутных политических интригах солдату вроде него делать нечего и что надо все хорошенечко взвесить, прежде чем совать голову в петлю. Но ждущий ответа требовательный взгляд императрицы не давал ему времени на обдумывание, и командор, уступая, произнес:

— Я согласен.

— Вот и хорошо. — Голос Феодоры потеплел. — Возьмите достаточно своих людей, чтобы обеспечить представительство и охрану всей миссии.

Соглашаясь, Пасто́р кивнул и, прикинув про себя, добавил:

— Думаю, сотни бойцов ордена будет вполне достаточно.

Он еще не успел договорить, как получил в ответ жесткий взгляд Феодоры:

— Нет! Соберите под ваше знамя всех рыцарей Огнерожденного в столице! Слово мира услышат лучше, если оно будет подкреплено сталью.

В этот момент облик императрицы изменился, и в чертах ее правильного лица вдруг прорезалось что-то хищное и зловещее. Вспыхнуло — и тут же пропало. Феодора умела справляться со своими эмоциями.

— С магистром ордена я уже все обговорила. Можете не беспокоиться, он полностью со мной согласен.

Вспышка безумной ненависти не ускользнула от командора, но он не уделил ей внимания, рассудив по-своему: «В один день она потеряла и сына, и мужа — что еще она может чувствовать?» Гораздо больше его обеспокоило желание Феодоры отправить из города весь столичный отряд ордена, тем более что последние события в Сартаре давали повод для осторожности.

Решив, что он обязан высказать свои опасения, командор позволил себе возразить:

— Моя госпожа, вы, наверное, слышали о вчерашних событиях в Сартаре. Настоящее сражение муниципальной стражи с жителями района. На мой взгляд, это прямое следствие неразумных акций магистрата и Трибунала, и оно может иметь серьезные последствия. Магистрат Эмилий Флак совместно с Трибуналом как будто специально разжигают обстановку. Фирсаний Софоклус в поисках некоего Акси нашпиговал район своими людьми, вместе со стражей они врываются в дома, устраивают погромы, запрещают раздачу хлеба. Сартара накалена до предела, достаточно самой крохотной искры, чтобы вспыхнул пожар. Мне кажется, оставлять Царский Город в такой ситуации без силовой поддержки ордена будет крайне неосторожно.

Феодора выслушала до конца не перебивая, но когда она подняла взгляд, Пасто́р понял, что мысли этой женщины далеки от того, что он ей говорил. На миг в ее глазах промелькнуло раздражение, словно он отвлекал ее всякой ерундой от чего-то действительно важного.

— Поезжайте спокойно, мой друг, и думайте о главном. — Она старательно вложила в голос озабоченность словами командора. — У меня достаточно войск и без ордена. Я обещаю вам со всем разобраться и принять меры.

Глядя в глаза императрицы, Пасто́р с горечью подумал: «Она не верит в опасность. Так же, как магистр, так же, как патриарх, как вся прочая городская знать, и боюсь, нам всем скоро придется пожалеть об этой беспечности».