Горе Побежденным

Глава 24

Начало весны 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Царский Город

С плоской крыши двухэтажного дома Акцинию был хорошо виден весь центральный рынок, церковь Спасительного Пламени на другой стороне площади и ближайшие улицы. Вдоль одной из них вытянулась ставшая уже привычной длинная очередь за бесплатным хлебом. Раздачи проводились регулярно, несмотря на открытое противодействие магистрата. Эмилий Флак пробовал разгонять людей, конфисковать зерно, но пока у него это плохо получалось. Ему не хватало людей и своевременной информации. Сартара сопротивлялась давлению сама по себе, и кровавые стычки на улицах становились все чаще и чаще. Не давая магистрату возможности заранее подготовиться, Акси менял точки и дни раздачи, а жителей Сартары не надо было даже предупреждать об этом. Они сами каким-то волшебным образом узнавали, где и когда, и подтягивались куда надо точно к открытию, зная, что зерна на всех не хватит и место в очереди дорого стоит.

Накал борьбы нарастал с каждым днем, за голову Акциния назначили награду, а соглядатаи Трибунала рыскали по городу, стараясь его отыскать. Наксос относился к этому спокойно. На его стороне была впитанная с молоком матери нетерпимость каждого жителя Сартары к любой власти и ее представителям на своей территории. Чужой человек, как бы ни старался он казаться незаметным, выявлялся на раз, и разговор с ним был недолгий. Шпионский корпус Трибунала нес ежедневные и трудно восполняемые потери, а со своими, решившими заработать легкую монету, Акциний поступал с безжалостностью хирурга, удаляющего опухоль. Черные пожарища нескольких сгоревших вместе со своими хозяевами домов были тому свидетелями, а заодно и напоминанием тем, кому вдруг захотелось бы неправедных денег.

Такие траты в одиночку Акси было бы, конечно, не потянуть, но теперь он действовал не один. Все банды Сартары вносили свою лепту. Скрепя сердце, ворча и проклиная в душе Акциния, все главари банд еженедельно присылали свой взнос, и сейчас, глядя на движущуюся очередь, Наксос, усмехнувшись, вспомнил как это было.

Был момент, когда все висело на волоске. Запасы истощились, капо, да и рядовые члены банды выражали недовольство уже в открытую. Дело в любую минуту могло обернуться бунтом или подосланным убийцей. Он сидел тогда в своем убежище на краю города и, глядя на огонь очага, тщетно искал выход. Решения не находилось, и он вдруг по наития разворошил тайник и вытащил ту чертову шкатулку, из-за которой и обрушились все неприятности. С изрядной долей опаски Акси взял в руки кристалл и поднес к глазам. Пламя свечи заиграло на отшлифованных гранях.

— Ну и что в тебе такого страшного, что тебя все так бояться?

Темно-синее свечение пульсировало, то набирая силу, то вновь затухая. Эта игра света завораживала, притягивая взгляд. Акси еще хотел сказать что-то саркастическое, как вдруг внутри все закипело. Сексуальное возбуждение, ярость, вожделение, смешавшись в бешеную волну, ударили в голову, и он увидел свои толстые волосатые пальцы, тянущиеся к трясущемуся маленькому мальчику. В ушах зазвучал его тоненький писк, и собственный голос, переполненный похотью:

— Не скули, я тебя не обижу.

Вздрогнув, Акциний отдернул от лица руки, и безумное видение пропало. «Что это было⁈ — не мог он прийти в себя. — Это был я⁈»

Кристалл выпал из рук, и еще несколько минут, Акси не мог унять колотившееся сердце. Лишь успокоившись, он проанализировал увиденное и понял: это не его руки. Дальше пошло легче. Еще один просмотр в памяти, и он увидел на пухлом безымянном пальце золотой перстень с крупным изумрудом. Камень Наксос узнал — как и короткие пальцы с черной каймой грязи под ногтями. Они без сомнения принадлежали главарю второй по величине банды Сартары — Арвану Докия.

Брезгливая усмешка скривила рот Акциния, но уже через мгновение он понял, что хотел сказать ему кристалл.

— За все надо платить, Арван, а за тайные пороки — вдвойне!

Потом были встречи с главарями банд. С каждым отдельно и втайне.

Посмотрев вверх на синее безоблачное небо, Акси улыбнулся. Ему вспомнилась первая встреча. Тогда стояла ночь и небо было мрачнее осенней грязи.

Арван воспринял его слова спокойно, даже не вспылил и не отпирался.

— Ну и что — братва побурчит, позубоскалит, и все. Против меня из-за такого не пойдут. — Он нагло ухмыльнулся ему в лицо. — Зря ты вообще полез не в свое дело.

Акциний был готов к такому ответу.

— Может, и зря, а может, и нет. Мне вот интересно, что скажут твои бойцы, если узнают, что эти дети — не рабы, что не куплены они на рынке, а украдены прямо с улицы, украдены у вольных граждан Царского Города.

— Брехня! — взвился Докия, мгновенно теряя прежнюю самоуверенность.

— Может, и брехня, — додавил его Акси, — но только что ты будешь делать, если на каждом перекрестке Сартары будут голосить и проклинать твое имя матери загубленных тобою детей? А может, у кого-нибудь из твоих ребят тоже сынишка пропал, а?

Вот тогда Арван сорвался. С воплем «Удавлю!» он попытался броситься на наглого чужака, но тут же взревел от боли. Отточенная спица пригвоздила его ладонь к доскам стола, а Акси склонился к искаженному болью лицу.

— Ты не о том думаешь, Арван. Тебе бы лучше узнать, чего от тебя хотят.

Грузное тело Докия тяжело плюхнулось обратно в кресло, и, признавая поражение, он произнес:

— Чего же ты хочешь?

Это был самый сложный случай, с остальными пошло легче. Всего один вечер общения с кристаллом, и сквозь сознание Акциния прокатилось столько грязи и мерзости, что больше всего ему захотелось свалить всех мразей в одну яму и закопать в ней живьем, но он понимал — игрушка Ариана показывает ему все совсем для другого. Он просил помощи, и кристалл помог ему так, как видит помощь настоящий хозяин бесовской штуки. Эффективно? Да, тут Акциний должен был согласиться, но ощущения гадливости не уменьшилось.

Потом была общая сходка воровских главарей, на которой «неожиданно» признали идею Акси Добряка разумной и полезной для общего дела. Решили поддержать ее всем миром и назначили каждой банде еженедельный «благотворительный» взнос. С тех пор платили все, пусть со скрипом, с задержками, но платили. Отказаться никто не посмел. Не посмели и сдать его Трибуналу: а что если он там все расскажет — грязным слухам казематы не помеха.

Акциний очнулся от воспоминаний, услышав свист Венда. Это означало — идут стражники магистрата. Сегодня Наксос планировал устроить любителям лупить беззащитных женщин показательную кровавую баню.

С крыши Акси хорошо видел пересекающий базарную площадь большой отряд стражников. Такой же заходил с соседней улицы, а еще один — с другого конца.

— Наш друг Эмилий стал маститым стратегом. — Акциний улыбнулся стоящему рядом Клешне. — Хочет не только народец примерно наказать, но и зерно к рукам своим загребущим прибрать. Отсекает нам все возможности его вывезти.

Улыбка вдруг сменилась жестким выражением.

— Но мы ведь не будем сегодня бегать, так ведь, Клешня?

Парень положил руку на рукоять ножа.

— Как скажешь, Акси, но, если честно, эти сытые мордовороты осточертели уже людям. Чего лезут — ведь не из их же кармана раздаем⁈

Акциний услышал то, что хотел. Люди раздражены, усталы и злы, но все еще боятся пойти против власти. Сегодняшняя показательная порка должна вселить в них уверенность. Самое печальное было в отсутствии настоящего оружия. Стража магистрата хоть и не в броне, как легионеры, но у каждого кожаный нагрудник и шлем, на поясе меч, а у его людей — в лучшем случае ножи да дубины. На эту боль кристалл всегда отвечал одним и тем же. В сознании Наксоса появлялись убаюкивающие волны спокойного океана, что тот однозначно трактовал как: «Не дергайся и жди, все будет вовремя».

Повернувшись на звук приближающихся шагов, Акси увидел показавшуюся из люка всклокоченную голову Меры. Шумное дыхание, которое тот пытался выровнять, говорило, что парень бежал изо всех сил.

— Все на местах, ждут сигнала! — Мера выдохнул слова и остановился ожидании.

Акциний молча кивнул — мол, хорошо, ждем. В сегодняшнем деле участвовала не только банда восточных доков: к его удивлению, на призыв проучить зарвавшегося магистрата нашлось немало охотников из других банд. Претензий к страже у воровского мира было немало, и такого удачного случая поквитаться многие упускать не захотели.

— Коль восточные доки поднялись, то и нам грех по углам отсиживаться, — так говорили приходящие в открытую, а между собой шептались: «Если сам Акси сказал, то значит, дело будет удачное». Слава накрывала фигуру Акциния своим могучим крылом.

Отряд стражи уже просочился сквозь рыночную толпу и, сгруппировавшись, втянулся в улицу. За ним туда юркнули несколько странных силуэтов, и Акциний подумал: «Эти по мою душу. Надеются, что и я попаду под облаву».

Рядом не выдержал Мера:

— Может, пора?

Не повернув головы, Наксос предупреждающе бросил:

— Не суетись.

Он ждал. Для максимального эффекта надо было, чтобы удар обрушился на все три группы захвата одновременно. Место для наблюдательного пункта было выбрано идеально, отсюда хорошо было видно, как самый большой отряд, идущий по боковой улице, замешкался, тогда как два остальных уже вышли на участок улицы, зажатый между двумя высокими заборами. Получалось не так, как хотелось, но ждать дольше было нельзя.

— Давай! — Он махнул рукой, и над кварталом повис тягучий волчий вой.

Бывший центурион пятого северного легиона, а ныне старший десятник муниципальной стражи Линий Камилл чувствовал себя отвратительно. Ругая про себя магистрата и прочую бюрократическую сволочь, он широким солдатским шагом двигался впереди топающей за ним колонны. «Разве такой я представлял себе почетную старость? — бормотал ветеран под нос — Лучше бы я остался в армии». В старые добрые времена, когда он в шеренге своей когорты выступал против варваров, ему все было понятно: там — враги, здесь — свои. «А теперь что? — спрашивал он сам себя. — Против кого я воюю?» Ответ был очевиден, и потому становилось еще противней.

Линий Камилл вел три десятка муниципальной стражи и еще человек пятьдесят совершеннейшего сброда, нанятого магистратом специально для сегодняшнего дня. Задача была проста — разогнать народ максимально жестко, чтобы знал свое место, как прямо и сказал Эмилий Флак. Разгромить точку раздачи, а конфискованное зерно доставить в магистратуру. Задача Линию была ясна, непонятна была только цель. «В кои то веки, — вздыхал ветеран, — ворье решило раскошелиться и сделать доброе дело. Так зачем мешать? Народ-то в чем виноват⁈» Ходил, правда, слушок, что главарь бандитов Сартары отказался платить магистрату долю с этого зерна и, мол, из-за этого вся заваруха. От таких мыслей бывшему центуриону стало совсем тошно, захотелось заорать в голос, замахать руками, а еще лучше — съездить кому-нибудь в морду.

В таком далеко не лучшем расположении духа Линий услышал надрывный женский вопль и оглянулся назад. Увиденное наполнило его уверенностью, что бог все-таки есть и зубы он сейчас кое-кому все же выбьет.

По всему было видно, что два остолопа из того сброда, что магистрат назвал добровольной милицией, решили прибрать к рукам толику чужого добра. Перемахнув через низкий штакетник, они схватили разгуливающую по двору курицу и хотели уже свалить, но бдительная старуха им помешала. Вцепившись в одного из незадачливых воров, она орала во все горло, взывая о помощи.

Одним своим видом заставляя бойцов расступиться, Линий прошел назад вдоль вытянувшейся линии стражников. К тому времени похитителям уже удалось сбросить воющую старуху и вернуться в строй. Возбужденные своей маленькой победой, они не смогли правильно оценить выражение лица своего командира, а его кивок в сторону зажатой в руках курицы и словно бы поощрительный вопрос: «Добыча?», и вовсе вызвал самодовольные улыбки.

— Ага!

В следующий момент тяжелый кулак ветерана врезался в щербатое расплывшееся лицо. Добровольный помощник власти рухнул на землю, словно его смело лавиной. Второй не успел даже по-настоящему осознать произошедшее, как его постигла та же участь, а освобожденная курица, закудахтав, юркнула в щель забора, где ее тут же подхватила обрадованная хозяйка.

Посмотрев на лежащие у его ног тела, бывший центурион почувствовал, что ему полегчало. «Ведь не много и надо, — подумалось ему, — ткнул пару раз в зубы, а сколько удовольствия!»

Старуха из-за забора все кланялась и бормотала: «Спасибо, мил человек!», а рассматривающий свои разбитые фаланги Линий вдруг замер, как завороженный, — разрезая тишину, в воздухе повис протяжный волчий вой. Ему, ветерану пятого северного легиона, не надо было объяснять, что это такое. «Варвары⁈ — недоумевая, воскликнул он. — Здесь, в столице⁈» В момент, изгоняя из сознания всю прочую шелуху, в нем проснулся тот самый центурион первой когорты, что когда-то наводил ужас на герулов и вендов.

Звуки схватки раздавались справа и слева. Яростные крики, лязг железа, а уж свист выпущенных из пращи камней Линий точно ни с каким другим бы не перепутал. Все это означало только одно — засада! Его взгляд прошелся вдоль улицы. Впереди, словно стены ущелья, высились стены высокого глинобитного забора. «Мы сейчас должны были быть там и, скорее всего, тоже получили бы по сопатке, — ветеран мгновенно оценил замысел противника. — Все три отряда одновременно попадают в ловушку. С высоты заборов бьют пращники, летят камни, а эти… — Он взглядом оценил свое испуганное воинство, — жмутся в кучу, как бараны, и останется их только добить».

Вывод напрашивался только один — не лезть в расставленную сеть, а обойти дворами и самим напасть на тех, кто ждет их в засаде. Внезапным ударом разгромить их, а дальше… Дальше центурион не заглядывал, решив: ввяжемся в бой, а там посмотрим.

Вытащив меч, он заорал, заглушая все звуки вокруг:

— За мной, сучьи дети! Того, кто отстанет, своей рукой придушу!

Опрокинув ударом ноги хлипкий штакетник, Линий Камилл бросился вглубь двора, и его бойцы, сжимаясь в единый кулак, рванули за ним вслед.