Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Великая пустыня между Халидадом и Ибером
Из своего убежища Лава наблюдал за событиями внизу и хмурился. Вроде все шло так, как он и предполагал. Сарды в первую очередь отправили караван обратно в оазис за помощью и водой, но что-то в их поведении не давало ему покоя.
— Какого рожна они занялись покойниками? — задавал он себе вопрос, рассматривая возню в ущелье. — Что, поважней дел у них сейчас нет?
Для него все выглядело странно, но опыт подсказывал, что в вопросах религиозных обрядов люди редко руководствуются здравым смыслом. Казалось, ничего опасного в этой страсти к погребению не было, и время работало не на сардийцев, но все равно в глубине души ворочалось подозрение, что его пытаются обмануть.
Сзади послышались шаги, и по поступи Лава легко опознал друга. Не оборачиваясь, он произнес:
— Взгляни-ка, Рыжий. Ничего подозрительного не замечаешь?
Присев рядом, Ранди осмотрел ущелье и суетящихся внизу сардов.
— Да нет. — Он еще раз прошелся взглядом по толпе людей, которую Бессмертные пытались построить в плотные шеренги. — Если не считать того, что наши «друзья» хотят прикрыться человеческой стеной.
— Это да, — Лава задумчиво потер подборок, — тут не поспоришь.
Действительно, желание визиря защитить бойцов от стрел ценой жизни погонщиков и слуг было очевидно и говорило лишь о том, что сарды пойдут до конца. Это было важно, но тем не менее не покидало ощущение, будто своими явными действиями сардийцы пытаются отвлечь его от чего-то скрытого и малозаметного. Лава вновь оглядел пеструю толпу внизу, шеренги Бессмертных, уходящий караван — и выругался в голос:
— Пожри их Мардук! Не вижу что, но чувствую какую-то гадость они нам готовят!
На тропе вновь зазвучали шаги, и прежде чем бросить туда взгляд, Лава успел раздраженно подумать: «Упускаю, упускаю что-то!»
Из-за камней появилась коренастая фигура Джэбэ. Степной князь неторопливо поднялся и молча присел, никак не реагируя на вопросительные взгляды вендов.
Подавив в себе желание рявкнуть: «Чего надо⁈», — Лава вдруг подумал, что знаки судьбы частенько принимают самые замысловатые формы. То, ради чего этот заносчивый степняк шел сюда, может быть, и ценно, но подождет.
Не задавая вопросов, он поманил азара:
— Джэбэ, будь добр, посмотри в ущелье.
Князь выждал секунду, так, словно это время ему понадобилось, чтобы распробовать и понять, достаточно ли уважительно к нему обратились. Затем, видимо, решив, что приличия соблюдены, он поднялся и, подойдя к краю скалы, вперился пронизывающим взглядом в суетящихся внизу сардийцев. Через пару минут его широкоскулое круглое лицо повернулось к венду.
— Те, что уходят, сидят на лошадях по-разному.
— То есть? — не удержался от вопроса Ранди, и Джэбэ, по-прежнему глядя в лицо старшему, пояснил:
— Одни, как пастухи, другие, как воины.
Лава уже все понял и не удержался от восклицания:
— Ай да сарды! Удивили!
Теперь все встало на свои места: они таскали трупы, чтобы скрыть переодевание. Оставалось только выяснить сколько Бессмертных уходят вместе с караваном. Он прищурился, глядя в лицо Джэбэ:
— А точно сказать можешь, сколько среди них воинов?
Степной князь без слов дважды показал растопыренные пять пальцев, и Лава задумался: «Поднимутся на входе в ущелье и пойдут по вершине. Ударят в тот момент, когда мы пойдем в атаку. Вопрос только один — кого против них выставить? Лучше всего было бы отправить своих ребят или фаргов, но они и здесь мне нужны».
Степняк по-прежнему выжидающе смотрел ему в лицо, и Лаву вдруг пронзило нехорошее предчувствие.
— А ты чего пришел-то, Джэбэ?
Узкие потрескавшиеся губы едва заметно дернулись в усмешке — наконец-то! — и князь кивнул в сторону тропы, по которой поднялся:
— Там гавелины опять свару затевают.
Лава мгновенно напрягся.
— Чего хотят?
— Воды требуют.
Захотелось выругаться в голос, но Лава сдержался, подумав: «Ох как не вовремя!» Не зря ведь оставил фаргов в резерве, и подспудная мысль, что заодно те и за верблюдами с водой присмотрят, тоже была не зря. Ведь как чувствовал, что кто-нибудь не выдержит.
Перед тем, как занять место на отведенной позиции, каждый боец и лошадь получили по отмеренной пайке воды. Приходилось экономить. Приказ Лавы был один для всех: держать рубеж до последнего. Если гавелины оставили свое место в строю и пошли скандалить из-за воды, то это прямой вызов ему, командиру, и Джэбэ поднялся сюда даже не предупредить, а, скорее, из любопытства — посмотреть, что тот будет делать.
Лава все это хорошо понимал, как и то, что действовать надо быстро и крайне жестко. Поднявшись, он выразительно глянул на Ранди и, получив понимающий кивок в ответ, хмыкнул:
— Что ж, пойдем посмотрим, что там за буза.
Не оборачиваясь и точно зная, что Дикий Кот понял его правильно, он решительно двинулся вниз по тропе. Миновав поворот, сотник на миг задержался перед выходом на площадку, где гуртом стояли стреноженные кони и верблюды. Здесь уже были слышны визгливые крики гавелинов:
— Мы что, не заслужили глотка воды перед боем⁈
— Да мы за этот глоток кровью заплатили!
Ощетинившийся копьями строй фаргов только угрожающе рычал в ответ, но чувствовалось, что неуверенность и сомнения уже закрались в их ряды.
Винслар подскочил к Одоару и закричал, яростно кривя рот:
— Если вы так, если за все наши старания нам даже капли воды не дают, то мы вообще уходим! Отдайте нам нашу долю — мы чужого не просим!
Скривившись, как от зубной боли, Лава еле слышно прошептал:
— Значит, вот ради чего вы все затеяли — решили задницу свою спасать. Зря ты так, Винслар, ой зря!
Он стремительно пересек площадку и, растолкав строй фаргов, неожиданно вырос перед вождем гавелинов.
— Почему ты оставил строй, Винслар? — В голосе венда прозвучала такая неприкрытая угроза, что Винслар отшатнулся, а Лава, не отрывая взгляда от побледневшего лица, сделал еще шаг.
— Ты же ведь давно в имперской армии и знаешь, что ждет нарушившего приказ.
На миг в глазах Винслара промелькнул испуг, но, почувствовав за спиной сородичей, он вновь преисполнился уверенностью.
— Здесь не армия, а ты не император! Отдайте нам пятую часть воды, и мы уходим. Я не собираюсь подыхать здесь из-за какой-то… девки — Последнее слово застряло у него во рту и, булькнув, вырвалось уже вместе с кровавой слюной.
Остекленевшие глаза уставились на торчащую из груди рукоять кинжала, а над застывшими в оцепенении воинами глухо прозвучали слова венда:
— Кто еще забыл о своей клятве?
Клинок вышел из мертвого тела, и капля крови, набухнув на кончике лезвия, оторвалась и упала на раскаленный песок, разгневанно зашипев. Этот звук словно вывел гавелинов из ступора, и стоявший рядом с вождем родич, взревев, рванул саблю из ножен.
— А-а-а-а!
Сталь с размахом понеслась на обидчика, но Лава как будто ждал атаки. Толчок отправил оседающее тело Винслара в сторону нападавшего, а выскочивший в одно мгновение меч принял второй удар — уже с другой стороны.
Венд знал: ближайшая родня Винслара не спустит — они обязаны отомстить, иначе позор до конца дней. В отряде таких двое, может, трое, и их надо будет убирать вместе с вождем. Быстро и показательно, не давая шанса вмешаться остальным.
Сабля отскочила от тяжелого меча, и его отточенное острие, продолжая движение, коротко ткнуло гавелина в шею, над самой кромкой кожаного нагрудника. Брызнула кровь, и воин, еще не поняв, что умер, схватился за развороченное горло.
Родич, не решившийся сходу оттолкнуть тело вождя, замешкался лишь на миг, но он стоил ему жизни. Клинок венда в своей стремительности не оставлял противнику ни единого шанса. Стальное жало, развернувшись, ударило в грудь, жалобно хрюкнули пробитые кольца кольчуги, и над тремя поверженными врагами выжидающе замер грозный победитель.
Оставшиеся семь гавелинов сжались в комок под страшным взглядом человека, в одно мгновение сразившего трех лучших бойцов. То, что произошло, больше походило на казнь, чем на поединок, а в одночасье выросшие вокруг хмурые лица вендов, их обнаженное оружие сломало последнее сопротивление. Теперь каждый из оставшейся семерки надеялся лишь на милость и снисхождение.
Окровавленный меч Лавы нацелился на кучку сжавшихся людей, а зазвучавшие слова рубанули не хуже стали:
— Вы нарушили приказ, подставили своих товарищей! За такой проступок наказание только одно — смерть!
У Лавы не было ни времени, ни желания добивать оставшихся, но одно он знал точно — пощаду надо заслужить, пощада, как и награда, не должна раздаваться просто так. Отлично зная переменчиво-взрывной характер гавелинов, он взял паузу, давая им возможность вымолить себе жизнь.
Через мгновение совершенно раздавленные гавелины заголосили:
— Пощади!
— Мардук затуманил наш разум! Не со зла мы!
— Мы никогда!.. Жизнью клянемся! Пощади!
На полную моральную экзекуцию времени не оставалось, и Лава поднял руку, останавливая жалобный вой.
— Хорошо, я дам вам последний шанс. Вы сможете смыть свой позор в бою, но десяток ваш будет распущен, а вы войдете в состав других отрядов.
Посмотрев наверх, он нашел взглядом стоящих там вождей.
— Если кто-нибудь из них, — палец венда указал на замерших гавелинов, — сделает хоть один шаг назад, я разрешаю вам привести отсроченный приговор в исполнение и убить труса на месте.
Лава еще раз прошелся взглядом по лицам вождей, читая по их глазам, что впечатление ему удалось произвести не только на гавелинов. Они поочередно кивали в знак понимания и согласия со всем тем, что только что здесь произошло. Даже Джэбэ склонил голову, подтверждая правоту принятого решения.
«Значит, всем понравилось, — мысленно съерничал Лава. — Тогда принимайте гостинцы!»
Он ткнул в первую пару гавелинов:
— Ты и ты — в десяток к Джэбэ.
— Вы, — его рука выцепила еще двоих, — к тонгурам.
Он повернулся к вождю фаргов Одоару:
— Возьмешь вот этих.
К последнему гавелину, не дожидаясь команды сотника, подошел Ранди и легким шлепком отправил того к своим ребятам:
— Пошли, бедолага, поучим тебя хорошим манерам.
Прерывая поднявшийся было гомон, сверху раздался сигнал тревоги:
— Сарды пошли!
Взгляды всех, кто находился в лощине, обратились к Лаве, а тот, прежде чем двинуться наверх, показал вождю фаргов на несколько гигантских валунов, разбросанных по вершине хребта.
— Поставь там пятерку своих лучших ребят. Оттуда Бессмертные попытаются ударить нам в спину, и твои бойцы должны сдержать их во что бы то ни стало.
Одоар молча начал отбирать воинов для засады, а Лава, осмотрев еще раз свое воинство, довольно усмехнулся:
— Ну что, ребятки, пойдем покажем этим Бессмертным, что кровь у них такая же красная, как и у всех!
Простые слова были произнесены с такой невероятной уверенностью в победе, что даже у самых сомневающихся вдруг появилось ощущение отчаянной удали. Воодушевленные воины разом полезли вслед за сотником на вершину, а тот, обернувшись, бросил последний взгляд на лощину и мертвых гавелинов. Безжизненно-мутные глаза Винслара уставились ему прямо в лицо, рождая странную мысль, что кто-то невидимый и всемогущий наблюдает сейчас за ним из-за потухших навсегда глаз.