Горе Побежденным

Глава 31

За праздничным столом посадника действительна собралась вся старши́на Озерных вендов. Многих из них Рорик хорошо знал еще со времен памятного похода на южный берег. Все они до сегодняшнего дня были врагами. Лютыми и непримиримыми, ибо крови друг друга пролили немало.

Сидя на почетном месте, конунг недоумевал: «Что за странный поворот? Что эти чертовы венды задумали?». Слева от него мрачно сопел Озмун, а справа хмурился Фарлан, но ни тот, ни другой ничего путного так и не посоветовали. Оставалось только ждать.

Брага полилась в глиняные чаши, и над столом поднялась крупная фигура хозяина.

— Давайте выпьем, друзья, за наших дорогих гостей! За конунга Рорика!

Тост встретили в тишине, но кубки подняли все. Руголандцы с удивлением смотрели на насупленные суровые лица вендов, пьющих за их здоровье.

Чаши тут же наполнились вновь, и встал Рорик.

— За здоровье и благополучие хозяина дома, посадника Торвана!

Брага пролилась в луженые глотки, но лица ничуть не разгладились. Уловив это, Фарлан мысленно усмехнулся: «Выходит, вся затея — лично Торвана да его ближников, а остальные с тяжелым сердцем, но все же вынуждены с ним согласиться. Видать, прижало их всех крепко».

Протянув руку, Острой взял с блюда жареную курицу и с хрустом отломил половину. Оторвав зубами изрядный кусок, он утер текущий по бороде жир.

— Говорят, эта зима была удачной для вас. — Его взгляд уперся в руголандцев. — Суми приструнили и тонгров отделали.

Рорик, глотнув из чаши, ответил на вызывающий взгляд:

— Было. Грех жаловаться.

Острой вдруг расплылся в натянутой улыбке.

— Тут не поспоришь. Руголанд воевать умеет. — Его широкоскулое лицо повернулось к своим, показывая, кому в первую очередь предназначались эти слова.

Спорить никто и не собирался. Гости продолжали усиленно жевать, заполняя всю горницу звуком работающих челюстей. В отличие от хозяев, руголандцы ели немного. Мысль о том, что любой отправляемый в рот кусок может быть отравлен, никак не способствовала аппетиту. Они с напряжением ждали, когда же венды перейдут к делу.

Всеобщее молчание вновь нарушил Острой.

— Вот без обид, конунг. Ты человек уже не молодой, а жены у тебя нет. Почему? Неужто не думаешь о сыне? О том, кто род твой продолжит?

Чего Рорик не выносил, так это когда к нему лезли в душу. Вспыхивал он мгновенно, но сейчас сдержался, уловив за словами венда не одно пустое любопытство. Переглянувшись с Фарланом, он ответил неспеша, словно отвешивая каждое слово.

— Для продолжения великого рода Хендрикса не каждая женщина подойдет.

— Понимаю, — тут же отозвался Острой, и все присутствующие тоже согласно закивали: невеста должна быть родовитой, а приданое — достойным.

Взгляды вендской старшины повернулись во главу стола, давая Торвану понять, что пришло его время, и тот, огладив ухоженную бороду, произнес:

— Мы спрашиваем не просто так, чтоб языком потрепать. Я предлагаю тебе, Рорик, породниться. Моя старшая дочь уже на выданье, и я готов отдать ее тебе в жены.

Предложение ошеломило руголандцев. Требовалось время все обдумать, ибо понять сразу, что заставило вендов пойти на такой шаг, было невозможно.

Как ни пытался Рорик сдержать эмоции, они не укрылись от опытного взгляда посадника.

— Я вижу, ты ищешь подвох, конунг. — В глазах Торвана мелькнула насмешливая искра. — Не ищи, его нет. Я буду честен с тобой. У нас, Озерных племен, сейчас непростые времена. Нас давят со всех сторон. Тонгры с востока опустошают наши земли, а братья вместо помощи сами норовят вцепиться в загривок. Белые венды этой зимой взяли на щит наш торговый острог. Залеские берут непомерную виру с наших торговых людей и мутят смуту среди озерных племен. В наших рядах не хватает единства, чтобы ответить всем сразу, а враги рвут нас по частям.

Вот теперь для Рорика все встало на места: «Свои достали настолько, что они готовы договариваться с кем угодно, лишь бы отомстить. Чистый торг. Им нужна моя сила, а взамен предлагают девку. Маловато».

Он поднял тяжелый взгляд на Торвана.

— Допустим, я приму предложение. Что мне с того?

В ответ окрысился Острой:

— Значит, родство с нами для тебя ничего не значит?

Несдержанность вождя заставила посадника недовольно поморщиться.

— Не горячись, Острой, — Торван сурово посмотрел на родича. — Наш гость дело говорит. Девка ценна не только красой своей, но и приданым.

Разумные слова старшего сразу всех успокоили. Разговор переходил в чисто деловое русло, а это совсем иное дело. Тут все будто начиналось с чистого листа, и кровавая вражда прошлого отодвигалась на второй план.

Посадник этот настрой сразу почувствовал, и в его тоне прибавилось уверенности.

— Твой отец хотел поставить хольм на нашей земле. — Торван помолчал, решая, как лучше сказать, и продолжил. — Ему не удалось, а ты сможешь. Как члену моей семьи я дам тебе право поставить острог рядом с Хольмгардом. Станешь одним из военных вождей Озерных вендов, а за помощь мы будем отдавать тебе десятину с каждой весенней ярмарки.

Условия были неплохие. Рорик быстро прикинул количество мест на торговом поле и сколько город получает с каждого. Десятая доля получалась поболе, чем вся добыча за зиму, включая полюдье с суми.

Он глянул на своих ближников, но так, для порядка — учить его торговаться нужды не было. Главное правило всех переговоров он знал как никто — какими бы не были первоначальные условия, сразу соглашается на них только полный олух.

Рорик положил тяжелую ладонь на стол, словно припечатывая каждое слово.

— Предложение хорошее, спору нет. Премного благодарен вам за уважение и доверие, но мне не подходит.

Недовольное бурчание пробежало по лавкам, но Торван остался спокоен. Он знал Рорика лично, а слышал о нем еще больше, чтобы подумать, будто тот согласится сразу. Тому же Острою, что убеждал всех, что рокси обеими руками ухватятся за предложение, он еще тогда сказал: «И не надейся. На руголандцев положиться можно, для них данное слово свято, но они волки и аппетиты у них волчьи. Уж коли решили связаться с ними, то приготовьтесь заплатить по полной».

Теперь ему оставалось только включиться в игру и проявить терпение.

— Если ты говоришь, что предложение хорошее, то что же не устраивает?

Вместо Рорика ответил Озмун:

— Хендрикс не может быть одним из вождей. Рорик Хендрикс — конунг и должен им оставаться.

Теперь уже старшины заворчали в открытую:

— Конунгов у нас отродясь не бывало!

— Венды — народ вольный. Нам конунги на шее не нужны!

Фарлан шепнул что-то на ухо Рорику, и, получив утвердительный кивок, прервал недовольный гул:

— Венды не хотят конунга… Хорошо. Но ведь есть еще вольный город Хольмгард. Пусть Рорик будет военным конунгом Хольмгарда. Это ведь всего лишь название — суть не меняется.

Прикрыв глаза, Торван подумал: «Хитер». Но компромисс в целом его устраивал: скрытая опасность могла отозваться позднее, а военная помощь была нужна прямо сейчас. Он поднял руку, призывая к вниманию.

— Фарлан говорит дело. Город хоть и наш, но по закону вольный. Раз может выбирать себе посадника, то почему бы и конунга не выбрать.

Все затихли, обдумывая услышанное, но это оказалось еще не все. Суровый голос Рорика вновь нарушил возникшую тишину:

— Одной десятины мало. Я хочу такую же долю и с осенней ярмарки тоже.

Совет ответил полным молчанием, а посадник бросил на гостей недобрый взгляд.

— Не много ли, конунг?

— Вам решать. — Рорик поднял глаза на сидящих напротив вендов.

Торван для вида тяжело вздохнул. Цена была приемлемая, но и соглашаться без боя тоже было нельзя. Пришла пора выставлять свои условия.

— Если уж так, то твоя дружина должна всегда и незамедлительно выступать по зову совета Озерных племен.

После торговля пошла уже в открытую, как обмен ударами.

— Плата должна производиться только серебром.

— Оружие и кормление дружины за счет конунга.

— Помощь в строительстве нового хольма.

— Вы не вмешиваетесь в внутригородские дела Хольмгарда.

Посадник и конунг поочередно выкрикивали новые условия, а головы остальных синхронно поворачивались то к одному, то к другому.

Спектакль был в полном разгаре, когда вдруг с грохотом распахнулась входная дверь. Все разом повернулись на звук и увидели в проеме Ладу. Запыхавшийся вид и тяжелое дыхание говорили, что та мчалась сюда изо всех сил.

Под взглядом десятков глаз голос девушки дрогнул:

— Отец, останови их!

— Кого? — В тоне Торвана просквозило еле сдерживаемое раздражение. Он очень любил свою дочь, но та сейчас его сильно подставляла.

В этот момент Лада отчетливо поняла, что скрыть ничего не удастся, и с какой-то обреченной яростностью выкрикнула:

— Там рокси убивают! Останови их!

В миг загромыхали опрокинутые лавки и бьющаяся посуда. Взбудораженной толпой все еще только повалили к выходу, а Фарлан, одним прыжком преодолев расстояние до двери, уже несся по коридору. Расталкивая встречных и грохоча сапогами по дубовым доскам, он почему-то ничуть не сомневался, о каком именно рокси говорила девушка.

Фрикки хмуро смотрел на сборы друга.

— Может, не пойдешь, Оли? Зачем так рисковать из-за девки⁈

В ответ он получил лишь молчание и суровый взгляд, но это его не остановило.

— Ты же знаешь, Рорик запретил и Озмун сказал, чтобы в городище ни ногой.

Пропуская все мимо ушей, Ольгерд двинулся к выходу, но Фрикки решительно встал у него на пути.

— Давай хоть вдвоем пойдем, всяк спокойней будет. — Он подхватил деревянную колотушку для забивки клиньев. — Если что, так хоть будет, кому спину прикрыть.

Посмотрев на дубину в руках друга, Ольгерд усмехнулся:

— Ты пойми дружище, я ведь жениться на ней хочу. Сватов я что, тоже в броне и с оружием буду засылать?

Он отодвинул огромного парня с прохода.

— Я знаю, что ты от чистого сердца, и очень ценю, поверь. Но сегодня я сам. Понимаешь, я должен показать ей, что не боюсь и не считаю ее родню врагами.

Кувалда выпала из рук Фрикки, и, опустив голову, он отошел в сторону.

— Ты уж поаккуратней там, на рожон не лезь. Помни, если что — мы это гадючье гнездо раскатаем по бревнышку!

— Я знаю! — Ольгерд для бодрости ткнул товарища кулаком плечо. — Не волнуйся, все будет хорошо.

Не оборачиваясь, он двинулся в сторону города. Меряя широким шагом тропу, Ольгерд совершенно не думал о том, что скажет Ладе при встрече, как вообще все пройдет и явится ли та вообще. Он шел, наслаждаясь ожиданием предстоящего свидания, в полной уверенности, что все пройдет так, как надо. «Раз она предназначена мне судьбой, — пела его душа, — то иначе и быть не может».

Откуда взялась эта уверенность и с чего вдруг случайная встрече в его сознании обрела таинственный ореол перста судьбы, он не задумывался. Девушка притягивала его, Ольгерд чувствовал, что с ней он меняется и в нем начинает просыпаться тот другой Ольгерд, о котором он уже начал забывать.

Дело близилось к вечеру, и народу у ворот было не много. В большинстве своем горожане уже вернулись с ярмарки, и сейчас к темному проему башни подтягивались лишь последние жители Хольмгарда да кое-кто из торговых гостей.

Перед входом маячили два стража из дружины посадника. Они оба покосились на шагающего Ольгерда, но ничего не сказали. Договор вендов с Ролом не запрещал рокси входить в городище во время ярмарок, но как-то так повелось, что те никогда так не делали. Это было негласное правило. Торговать торгуем, но никто ни к кому не лезет. Вы не заходите за городскую стену, мы не трогаем ваш лагерь на берегу. Правило всех устраивало. Конунги Истигарда, как и старшина вендов, не желали новой войны и старались избежать любых столкновений.

Год назад стражники точно бы остановили идущего рокси, но на сегодня настроение верхушки изменилось, и простые дружинники это почувствовали. Раз посадник и вся старшина пирует с конунгом руголандцев, то, может, и этот туда же. Пусть сами разбираются…

Ольгерд прошел в воротную арку, стараясь не обращать внимания на хмурые преследующие взгляды. «Дальше куда?» — Он осмотрелся по сторонам. Выбора особого не было. Всего одна улица посреди низких, врытых в землю домишек. Двинувшись по ней, Ольгерд вскоре вышел на площадь. Здесь сразу почувствовалось — народ живет побогаче. Высокие заборы, резные коньки на крытых дранкой крышах.

«Должно быть, здесь. — Его взгляд остановился на выделяющихся среди прочих воротах. — Чай, дочь ихнего конунга». Теперь оставалось найти место, откуда он мог бы все видеть, но сам не бросался в глаза. С этим возникли трудности. Площадь была практически пуста. Пяток мальчишек, возящихся в пыли, мужик, загоняющий телегу в ворота, да еще пара теток у забора, старательно делающих вид, что появившийся чужак им совсем не интересен.

— Нда-а! — почесал затылок Ольгерд. — Как-то я себе это иначе представлял.

Перейдя площадь, он опустился прямо на траву напротив резных ворот. «Плевать! Будь что будет. Раз пришел, то буду ждать».

Солнце уже скрылось за крышами домов, повеяло прохладой и приближающимся вечером. Ольгерд по-прежнему сидел на земле, откинувшись спиной на колья забора. Он не крутил головой, но боковым зрением отмечал, что мужик, загнав лошадь, не ушел в дом, а вдруг заинтересовался одним из воротных столбов. Болтающих баб тоже прибавилось, и вообще ему стало казаться, будто десятки любопытных глаз следят за ним из всякой заборной щели.

С каждой минутой становилось все неуютней, но Ольгерд решил ждать до конца. «Хоть до утра!» — процедил он про себя, готовясь провести ночь под открытым небом.

Ольгерд уже перестал надеяться, когда калитка в доме напротив приоткрылась и появилась она. Выйдя за ворота, Лада гордо вскинула голову и с вызовом обвела взглядом площадь. Парень вскочил на ноги, а собравшиеся у края площади бабы, отбросив притворство, уже в открытую уставились на посадничью дочку.

Не отрывая взгляда от девушки, Ольгерд двинулся напрямик, пересекая площадь. В этот момент он не замечал и не хотел ничего замечать, кроме устремленных на него синих глаз. Даже когда из соседнего дома вышли трое парней и быстро зашагали ему навстречу, он не обращал на них внимая, пока не столкнулся нос к носу. Бросив взгляд на мрачные физиономии, возникшие перед ним, Ольгерд поморщился, как от досадного недоразумения, и попытался их обойти.

Его попытка была воспринята неправильно, и жесткая пятерня схватила Ольгерда за рукав.

— Ты куда это так торопишься, рокси?

Руголандец молча смерил взглядом сначала вцепившуюся руку, а затем злую усмешку на лице венда. Где-то в глубине начала закипать бешеная ярость, а в накрывающем сознание тумане всплыли безжалостные ледяные глаза: «Как они смеют⁈ Накажи! Убей!» Начиная разгон, стукнула в барабан заячья лапка: «Жатва… Жатва!»

Прикрыв веки, Ольгерд сжал кулаки, пытаясь успокоиться, а перед закрытыми глазами замелькали картинки: три трупа, валяющиеся в перемешанной с кровью пыли, выпущенные глаза, торчащие из распоротого живота кишки.

Ольгерд встряхнул головой, прогоняя морок: «Нет, нет, нет! Не сейчас!».

Дернув рукой, он вырвал рукав.

— Шли бы вы, ребята. Я вас не трогал, и вы…

Договорить он не успел. Кулак жестко влетел ему в челюсть, и пошатнувшись, Ольгерд осел на землю.

На миг сознание отключилось, а когда вернулось, то над ним уже возвышалась вся троица. Один из них склонился, скаля белые зубы:

— А мы… Как видишь, тебя тронули.

Другой же для убедительности похлопал дубиной по открытой ладони.

— И еще раз тронем.

Ощупав челюсть, Ольгерд пробурчал: «Вроде на месте», а в голове уже грохотал шаманский бубен: «Жатва! Жатва! Жатва!».

Откуда-то сверху донеслось с пренебрежительной издевкой:

— Ползи отсюда, рокси, пока кишки тебе не выпустили!

— Не научили меня в детстве ползать. — Вскинув голову, Ольгерд ощерил окровавленный рот

— А вот это ты зря… — Тяжелый сапог взлетел, норовя впечататься каблуком в живот, но жертва вдруг откатилась в сторону, и вложившийся в удар парень сам полетел на землю.

Вскакивая на ноги, Ольгерд уклонился от просвистевшей у виска дубинки.

— Ах ты су…! — Еще один замах, но ударить венд уже не успел. Его рука вдруг зависла в воздухе, стиснутая железной хваткой, а кулак чужака ударил прямо в пульсирующий кадык.

Пылающий жар захлестнул сердце, и ледяной голос разорвал голову криком: «Убей!». Глаза Ольгерда встретились с глазами третьего парня, и тот, пораженный бушующей в них яростью, попятился от жуткого взгляда рокси.

«Жатва! Жатва! Жатва!» — замолотил шаманский бубен, и Ольгерд одним прыжком преодолев расстояние до отступающего в ужасе венда, рванул у того с пояса нож. Взметнулась стальная молния, и отточенное острие застыло, лишь проткнув кожу на шее парня.

Рука Ольгерда замерла, потому что перед глазами вдруг промелькнуло испуганное девичье лицо, огромные глаза и губы, шепчущие: «Не надо!» Повисла в замахе кроличья лапка, затих бубен, и ледяное белое лицо, искривившись, начало таять в опускающемся тумане.