Горелом

— Эй! — в первый момент Яну померещилось, что со скамейки, притаившейся в зарослях недалеко от Караульной, поднялась Дина. Он даже успел обрадоваться.

Но это была Ева, а за ней замешкавшийся Пьетр.

— А вы что здесь забыли? — с досадой осведомился Ян.

— Хотели узнать, не пора ли искать нового работодателя, раз тебя посадят за решетку, — угрюмо пояснила Ева.

— Ч-что он-ни хот-тели? — продрогший Пьетр звучно лязгал зубами.

— Что хотели, то и получили, — Ян отвернулся, сунув руки в карманы. — Тебя дочки не заждались?

— Я хотел только убедиться…

Ян не дослушав, зашагал прочь. Ветер подхватил и унес остаток фразы. И звуки шагов он тоже скрадывал сразу же, поэтому Ян не сразу заметил, что идет не один. За ним по пятам следовала насупленная Ева.

— Что тебе?

Она остановилась так же резко, уставилась на Яна глазищами, которые в темноте замерцали по-кошачьи зеленым. А потом негромко произнесла:

— Я утром не только твой телефон нашла.

Ян молчал выжидающе. Она слегка улыбнулась краешком бледных губ. Глаза разгорались все ярче.

— Я пошла по твоему следу до самого Замка. Я видела ее.

— Кого? — голос предательски упал до хрипа, хотя, казалось бы, теперь-то уж скрывать нечего.

— Девочку.

— Обращалась бы в полицию.

— Пришлось потратить немало времени, чтобы убить все твои следы и замести свои… — словно и не заметив Яновой реплики, продолжала Ева. — Но как оказалось, старалась я напрасно. Как они вышли на тебя?

— Нас видел ее брат. Да я и сам подставился, — Ян не стал отпираться. Потом невольно поинтересовался: — Ты прятала следы? Зачем?

— Я привыкла к городу, — хмыкнула она. — Не хочется переезжать. А если тебя посадят, то и нам не поздоровится… — Ева помолчала, потом недовольно добавила: — К тому же я знаю, что не ты ее убил. Ты, конечно, тот еще монстр, но не убийца. Там пахло чужим… Не знаю. Собаки такой след не возьмут, а для меня он слишком странен… Изломанный какой-то. Думаю, это он разбил тебе голову.

— Запах?

— Не смешно. Там был кто-то еще, и он убил бедную девочку.

Наверное, день оказался слишком длинным и тяжелым. И привычная защита дала трещину. Слова неконтролируемо стремились наружу. Неприятные, как рвота.

— Может быть, — кивнул Ян мрачно. — Только все равно это я ее погубил.

— Как?

— Я с ней разговаривал.

Ева мельком иронично усмехнулась, обнажив заострившиеся клыки:

— Ну, вынуждена признать, что на некоторых экзальтированных особ ты производишь сильное впечатление, но я бы не стала преувеличивать его убойный эффект.

— Я сломал ее проклятие и ушел. Она осталась без защиты.

— Как это?

— Оно вернулось к ней. В другом облике.

— Чушь. Не ты ее убил, а та тварь, что шла за вами. У тебя мало своих грехов, чтобы взваливать на себя еще и чужие? Не вздумай ныть. Иди лучше выспись.

Это было что-то новое… Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Не ясно, что видела Ева, но в ее мерцающих, изумрудных без тени желтизны глазах царила спокойная уверенность.

— Ева, — произнес Ян медленно и с чувством, — если я тебе улыбнусь, то дай мне в нос.

— С радостью, — немедленно согласилась она. — Это все?

— Хотелось бы мне так думать.

* * *

Деревьев на Ольховой улице немного, а ольха и вовсе растет единственная, как раз возле дома номер восемь. Старое, кряжистое дерево подрагивало узловатыми ветвями и сыпало легкой взвесью листвы. Стоило приблизиться, как оно застыло неподвижно, внимательно уставившись на Яна.

— Привет, — произнес он, проходя мимо.

В сплетении ветвей обозначилось шевеление. Дерево дрогнуло, словно здоровенная птица, теряя еще несколько перьев-листьев.

— Добрый в-вечер, — с запинкой донеслось из гущи ветвей.

Скосив глаз, Ян разглядел Инека Пустеца, худого стриженого парнишку лет двенадцати, который угнездился на ольхе. А если он там, то значит… Все верно. Дом был полон напряжения, как перекаленного стекла. Тронь — разлетится крошевом ранящих осколков. Пока царила хрупкая тишина, но темноту словно прошивала колючая проволока отзвучавшей брани. И еще к привычному запаху сгоревшей можжевельника примешивалась вонь перегара.

— Ты! — донеслось глухо сквозь закрытые двери на хозяйскую половину. — Ты всю жизнь мне испоганила!

Ну вот. Конец перемирию…

— Гадина склизкая! Гадюка старая! Все из-за тебя! — язык пьяного хозяина дома уже заметно заплетался, так что слова не столько звучали, сколько угадывались.

Но прожившим в этом доме не один год, подсказок не требовалось. Ни Аглае, ни Инеку. Ни Яну.

Послышался звон разбитой посуды. Ян сделал было шаг к дверям, но за звоном ничего не последовало. Скорее всего пьяница сбил посуду со стола. Да и какое ему дело? И без того хлопот хватает, и голова трещит…

Словно в ответ послышался грохот и коротко вскрикнула женщина.

С другой стороны, отличный повод сорвать раздражение! Ян развернулся и с силой стукнул кулаком в дверь.

— Кого еще несет? — отозвалось хриплое и невнятное. — Н-ну? — в дверях появился пошатывающийся Рамон Пустец собственной персоной. В вытянутых на коленях спортивных штанах, с совершенно осоловевшим взглядом и в облаке клубящегося перегара такой насыщенности, что поднеси спичку — полыхнет.

Мгновение он тупо таращился на Яна, надменно выпятив губу и выкатив тощую грудь, вдруг узнал и сдулся. Глаза пьянчуги слегка прояснились, а хребет распрямился:

— А! Гос-сподин Хмельн! Шумим мы? Ну так щас потише будет, вы не серчайте…

Из-за спины мужа показалась бледная Аглая Пустец.

— У нас все хорошо, господин Хмельн. Вы уж простите, — она осторожно оттеснила супруга, впившегося в распахнутую дверь корявыми пальцами.

Рамон поддался не сразу — дверь служила ему опорой, — но все же отклеился и убрел вглубь дома.

— Вам не нужна помощь? — спросил Ян устало.

— Нет-нет, у нас все хорошо, — повторила Аглая, усердно поворачиваясь к гостю теперь уже другим боком, чтобы Ян не заметил разодранный рукав халата.

Вот так обитатели дома номер восемь на Ольховой продуктивно общаются. Боком. С самого удачного на данный момент ракурса. Потому что остальное показывать чужим не следует.

— Я постараюсь, чтобы он не шумел.

— Послушайте, если вам…

— Нет, нет, — она не позволила закончить. — Не беспокойтесь, у нас все нормально.

Что еще можно сделать? Ян всего лишь постоялец, а не служба психологической поддержки. Остается только развернуться и сделать вид, что все и впрямь хорошо.

— Господин Хмельн! — Аглая, торопливо оглянувшись, выскользнула в холл, забыв о разодранном рукаве. На предплечье, выше запястья отчетливо проступал покрасневший отпечаток руки. — Вы Инека там на улице не видели?

— Сидит на дереве.

Она с явным облегчением кивнула и скрылась на своей половине кошмара. А Ян продолжил путь к своей. Снизу донеслось приглушенное, но явственное негодование Рамона:

— Чего приперся? Думает, самый умный? Нос дерет! Да кто он такой? Поселился тут на моей шее, жизнь мою грызет и что-то о себе воображает!..

Ян зажмурился на мгновение, пережидая вспышку лютой неприязни. Почувствовал, как вновь пришли в движение незримые силы, непокорные его воле. Криво усмехнулся, принимая очередное поражение… Не можешь научиться безразличию, а значит, тот, кого ты не выносишь, завтра даже не вспомнит про похмелье. Счастливчик.

* * *

…Часы в комнате отбили семь раз. Обе стрелки смотрели в стороны, рассекая циферблат надвое. Что за часы, а? Бьют семь, показывают без пятнадцати три, а за окном часов десять. Или одиннадцать?

В углу тлел зеленью ночной светильник. Ян не помнил, чтобы включал его, но какая, в принципе, разница? Пакет с ужином, купленным по дороге, упал на пол, да там и остался. Закрыв глаза, Ян с блаженным выдохом повалился на диван. Не раздеваясь, не думая, прижавшись к шерстяному пледу щекой.

…Ступени, ступени, ступени… По спирали вверх. Туда, где горгульи, горбясь, держат на каменных спинах крышу Колокольни. Молчит, покачиваясь и тускло поблескивая желтым краем, колокол без языка. Между пестрыми камнями затекла темная, густая кровь, а рядом сжалось хрупкое тело в светлом платье. Висок рдеет глубокой раной, волосы слиплись. В широко открытых пустых глазах дрожат тени.…

«Я здес-сь… здес-сь…» — шипит тьма. Тьма резко пахнет мускусом.

Из тягучего, насыщенного сна Яна выдернули, словно из топи. Запах мускуса никуда не делся. Как и мерное, едва слышное шуршание, сводящее с ума своей непрерывной монотонностью. Словно ползла увесистая змея длиной в тысячу шагов.

Темнота выродилась в зыбкие, обманные предутренние сумерки. Сероватый свет лился во все окна, наполняя пространство туманной дымкой. В углу болотным огоньком мерцал забытый светильник. Прямо напротив дивана в кресле расположился худощавый человек и, не мигая, смотрел на Яна огромными желтыми глазами с вертикальным зрачком.

Ян рывком сел.

Человек немедленно заговорил, не размыкая длинного, почти безгубого рта:

— Приветс-с-ствую тебя, Изменяющий.

Странное чувство — перед Яном сидит человек, а все равно кажется, что вокруг дивана обвил кольца чудовищных размеров полоз. Дернешься — тяжелая спираль вмиг затянется.

— Приветствую, Змеиный царь.

— Долгая ночь с-сегодня. Долгая и холодная. С-с-скоро зима, время с-сна и с-с-смерти. Нынеш-шняя ночь должна была с-стать с-счас-стливой. Ночью с-свадьбы. Ночью обещания будущей жизни…

Ян молчал. Змей не сводил с него прозрачных, золотых глаз. Взгляд его был страшен в своем безжалостном холоде. Не за соболезнованиями он явился.

— Теперь моя невес-с-ста мертва.

— Она просила о помощи, — облизнув губы, ответил Ян. И добавил хмуро: — Я не жалею о том, что совершил. Жалею, что это так кончилось.

— Ты думаешь, она была бы нес-счастна с-с нами?

— Она так считала. Она боялась.

— Вс-се невес-сты с-страшатс-ся с-с-свадьбы.

— Не все.

Змей не шевельнулся, но по комнате потекло мерное, долгое шуршание, словно невидимые кольца начали сложный танец. Воздух сильнее запах мускусом и листвой.

Удивительно, но отвратительным сидящий напротив визитер, не казался даже Яну. Иным, пугающим, но не мерзким. Было в нем нечто чужеродное, но при этом по человеческим меркам он мог считаться привлекательным — большеглазый, с точеным аристократическим лицом, хорошо сложенный.

А если бы Эльза его увидела?

— Ей нечего было боятьс-ся. Я ис-с-сполнил бы вс-се, что она пожелает. Как и мои подданные. Она с-стала бы моей царицей. Она забыла бы, что такое жизнь человека, но узнала бы великую крас-соту Лес-с-са. А вот это позволило бы ей вс-споминать о том, что ценят только люди…

Змей вытянул руку вперед, разжал пальцы, обронив на пол нечто тускло и тяжело звякнувшее, блеснувшее в свете ночника зелеными искрами. Увесистое золотое ожерелье с камнями.

— Я хотел подарить его жене в брачную ночь… И еще тыс-сячи тыс-с-сяч украш-шений из с-своих с-сокровищ. Теперь же это холодное с-сокровище не с-согреть никому.

Ожерелье — сложная, изумительной работы плетенка с бриллиантами и изумрудами — валялась на пыльном полу рядом с нетронутым ужином в пакете.

— Она просила о помощи, — повторил Ян упрямо.

— Вы, Изменяющие, вс-сегда приходите на помощь, когда вас-с прос-с-сят, но ваш-ша помощь — это тоже проклятие.

— Я не хотел, чтобы она умерла. И не я убил ее.

— Я знаю. Именно поэтому ты вс-се еще жив. Но ты виновен и должен ис-с-скупить то, что произош-шло по твоей вине.

— Ничего я не должен, — огрызнулся Ян невольно.

Чувство, что вокруг ребер смыкается пружина влажных, гладких колец оказалось таким явственным, что Ян лишь неимоверным усилием воли остался на месте. А может, просто поддался цепенящему ледяному взгляду желтых глаз и не мог пошевелиться.

Только говорить.

— Я… ничего вам не… должен, — повторил он, с усилием вдыхая остро пахнущий воздух и с трудом выталкивая его, облекая в слова. — Но я должен… ей!

Витки ослабли, дышать стало легче. Змей, помедлив, кивнул.

— Прош-шу прощения… Я поддался эмоциям.

Откуда у рептилий эмоции? Ян незаметно повел плечами, пытаясь вернуть подвижность измятому телу. И почувствовал, что смертельные петли все еще очень близко.

— Вы знаете, кто ее убил?

— Нет. Мои с-стражи, охранявш-шие невес-с-сту, утратили с-с ней с-связь, как только обещание было наруш-шено…

— Обещание? Ах да. Проклятье!

Глаза Змея ярко сверкнули. Отраженный свет или снова эмоции?

— Они потеряли вас-с из виду с-сразу же, а пока разобралис-с-сь, что произош-шло и обыс-скали окрес-с-стности, было уже поздно.

— А они бы стали спасать ее, если бы успели вовремя?

— Нет. Она больш-ше не царс-ская невес-ста.

— Зачем же искали?

— Узнать, что с-случилось. Как она с-с-смогла наруш-шить обещание. Мы должны знать вс-се, что проис-с-сходит на наш-шей земле.

— Вот и узнайте, кто ее убил.

— Ес-сли бы мы могли это с-сделать с-с-сами, я не приш-шел бы к тебе, Изменяющий, — заявил без экивоков змеиный владыка. — Но эта тварь непрос-ста. Мои подданные не с-слыш-шат ее, она во влас-с-сти иных с-сил. Ты найдеш-шь его. Или мы найдем тебя, куда бы ты не с-скрылся.

— Снова угрозы? — почти безразлично осведомился Ян.

— Нет, — так же равнодушно возразил Змей. — Обещание. С-смерть невес-с-сты должна быть отомщена. Ес-сли нельзя найти ис-стинного виновника, ис-с-скупление пос-стигнет того, кто пос-смел изменить ход с-событий.

— Как всегда, — пробормотал Ян. Беспокойство, брезжившее где-то на уровне подсознания, внезапно оформилось внятным вопросом:

— Ты избегаешь называть мое имя. Это случайно?

— Твое человечес-ское имя неинтерес-с-сно мне, Изменяющий.

То есть, если он перестанет быть «Изменяющим», змеям до Яна не добраться… Любопытно. Призрачная, но лазейка.

Исполинские кольца — невидимые, однако ощутимые, — упруго потекли вокруг, размыкая захват. Золотоглазый поднялся с кресла — очень высокий, даже выше Яна, широкоплечий, но при этом пластичный и гибкий. Он не встал — перелился из одного положения в другое. Взгляд его завораживал, тянул, сводил с ума.

Гость протянул руку для пожатия. Кисть была сухая, не холодная, но и не теплая.

— До заморозков. До времени с-с-сна. Или твоей с-смерти.

Ответить Ян не успел. Он вообще ничего не успел, потому что предрассветные сумерки вдруг снова обратились непроглядной ночью, проколотой лишь одиноким зеленым огоньком светильника, на который Ян уставился, сонно и ошалело моргая.

Приснилось? Ничего себе! Торопливо перекатившись на край дивана, он осмотрел пол. Лежал пакет с едой, из которого выкатился апельсин, рядом — скомканный плед. Ожерелья не было.

Точно приснилось. Облегчение встрепенулось краткой вспышкой и тут же исчезло, задавленное усталой злостью. От таких снов недолго и до инфаркта. Часы громогласно возвестили наступление полуночи. Ян, пошатываясь, добрел до ванной, где долго глотал пахнущую ржавчиной воду. Часы в комнате все били и били, раздражая равномерным звоном. Да когда ж они заткнутся?! Как же все это надоело… Плевать на данное Еве слово, плевать на угрызения совести, с него хватит. Утром же собирает вещи и уезжает из этого проклятого города с его безумными чудесами.

Врешь, приятель, — злорадно усмехнулся некто внутри. — Из города уедешь, от себя не сбежишь!

Вот разве что забраться в Замок и разыскать легендарную могилу ведьмы, хранящую душу первого горелома. И тогда, если легенда не врет, можно обрести свободу…

Плеснув напоследок в лицо холодной водой, Ян поднял глаза и застыл, заметив в зеркале неясную темную фигуру за спиной, занесшую руку в замахе. А в кулаке что-то продолговатое и блестящее… Нож?! Ян невольно метнулся в сторону, рывком разворачиваясь… Никого. Только полотенца. И часы проклятые все звенят! Вот сейчас пойти и, наконец, разбить их…

Темная комната показалась огромной и гулкой, как пещера. Бой часов заполнял ее многосложными отголосками. А воздух мерцал, переливаясь от густо-черного до искристо-черного. Возле дальнего массивного шкафа с книгами стоял некто сутулый и перелистывал взятый с полки том. Тьма с незнакомца соскальзывала, как вода с масла.

— Эй!

Человек у шкафа оглянулся. Лицо размыто в белесое пятно.

…И тут заверещал телефон. Сон лопнул, как мыльная пленка. Солнце лилось во все окна. Яркий, режущий свет ударил по глазам так, что Ян завыл, закрываясь руками. И все равно красноватое сияние сочилось между пальцами, обжигая сетчатку. Вслепую нашаривая телефон, он вскочил, наступил сначала на острое и твердое, потом на круглое и откатившееся, чертыхнулся, с трудом удержавшись на ногах, и нащупал вопящий мобильник.

— Что?!

— Разбудила? — приятно удивилась Ева.

— Что тебе? — тоном ниже осведомился Ян, смиряясь с белым светом вокруг и пытаясь сообразить, который час.

— Ты знаешь, сколько сейчас времени? — словно прочитав мысли, осведомилась Ева.

— Потеряла часы? Ничем не могу помочь. Я не служба точного времени.

— Тогда взгляни на солнце, — свирепо посоветовала Ева.

— Очень смешно, — холодно отозвался Ян.

— Уж куда смешнее. Сколько тебя можно ждать?

Ян попытался сосредоточиться. Евин голос сверлил ухо:

— …договор, что ты участвуешь в зачистке. Битый час тебя ждали, а теперь начали без тебя.

— Вот и отлично. Пожелай им удачи. И пусть себе продолжают то, что так успешно начали без меня.

— Ты должен быть здесь, иначе будут неприятности. Ты обещал!

— Обещал… — тупо повторил Ян, почти не слушая Еву, потому что взгляд, наконец, прояснился и первое, что он заметил, так это тускло блестевшее золотое ожерелье, валявшееся на полу возле дивана. Это на него Ян наступил, вставая. И у него все еще болела пятка от колючего зубца застежки.

— Забыл? С тебя станется забыть свое обещание!

Забудешь тут, когда несколько раз по сути обещаешь одно и то же. Остаться в этом чертовом городе.

«…Твое сердце должно быть холодным. И оно станет холодным вопреки твоей воле. Даже если ты осмелишься любить — ты будешь раз за разом терять близких и однажды не заметишь, как привыкнешь к этому. Сердце твое очерствеет и остынет. Нет иной участи для тех, кто рожден гореломом…»

9.

Темное дерево двери покрыто лаком, отливающим густым, винным багрянцем. Зато низ створки иссечен белесыми царапинами, словно разгневанная кошка пыталась когтями проделать себе ход. Может, вон та самая полосатая кошка, что сидит поодаль, наблюдая?

— Чисто! — сказали с другого конца лестничной площадки.

Егерь у лаковой двери размашисто изобразил на ее поверхности замысловатый знак. За тонким фонариком, зажатым в ладони, по двери тянулся расплывающийся, тусклый след. И вдруг полыхнул насыщенно-синим.

— Есть!

Резко запахло озоном и тухлой гарью. Кошка поодаль неодобрительно зашипела и прыснула с сторону. Из-за двери мерзко засипело.

— Егерский патруль Белополя! Открывайте! — дежурно воззвал егерь.

В ответ изнутри страшно закричали на два голоса.

— Вот сейчас только тапочки наденут… — проворчал другой егерь и скомандовал: — Посторонись!

Все отступили. Тонкий фонарик обежал дверь по периметру, оставляя черный след, будто лазерный резак. Дверь ввалилась внутрь квартиры, из дыры дохнуло затхлостью. В сумраке длинного коридора корчилась изломанная фигура. Чуть дальше цеплялась за стену вторая. От беззвучного повторного вопля заложило уши. По всему дому разом взвыли невидимые собаки. Этажом ниже заорала кошка.

Егеря один за другим нырнули в квартиру, окружая бьющиеся в судорогах фигуры. Блеснули извлеченные серебряные кинжалы. Закрутились призрачные восьмиспицевые колеса…

Ян отвернулся, мимоходом сожалея, что не курит. Отбить мерзкий гнилой привкус мог только крепкий табак. На двери напротив дотаивал уже едва различимый егерский знак. Щелкнул замок, высунулся любопытный пористый нос:

— Что здесь происходит?

— Егерский дозор! — строго сообщил один из оставшихся снаружи спецов.

— Да вы что? — поразился «нос». Щель расширилась, показав ухо и блестящий глаз. — Нашли, что ли, кого?

— Не кого, а что, — поправили любопытного. — Давно тут живете?

— Всю жизнь.

— Неужто не заметили, что соседи ваши — вымры?

«Нос» обзавелся парой удивленных глаз, острыми скулами и озадаченно приоткрытым ртом:

— Вымры? Вот значит как… Ну, а мы что? Мы в чужие дела не лезем. Да и то сказать — с виду они люди, как люди.

«Нос» жадно косился внутрь вскрытой квартиры, где нарастал мерный звон металла и поблескивало серебром. Потом вдруг позеленел, попятился и юркнул внутрь своего жилища. Дверь поспешно сомкнулась.

— Слыхал? — егерь со строгим голосом усмехнулся. — «Люди, как люди»… У них под носом нечисть плодится, а они даже не замечают.

— Да пусть себе. Их дело по норам сидеть, наше — хищников ловить.

Вот именно. Городские егеря со своими егерскими делами по охоте и зачистке домов от поселившейся в них нечисти. А Ян тут что делает?

— Ну, ладно бы еще один-два случая. А ты заметил, сколько стало вымров? И ведь верно, с виду все больше на обычных людей похожи. Или люди — на вымров? — егерь удрученно покачал головой. — Ты позавчера не дежурил?

— Не, мы до того три смены подряд на пристани отпахали, так нам выходной выделили. А что?

— Поймали того самого «велосипедиста». Никакой оказался не вымр, а вполне себе человек. Мы его сразу в полицию передали.

— Что значит «не вымр»?

— А то. Студент один из Инженерной академии. Механик, твою мать, изобретатель. Пока у нас сидел в участке, весь соплями изошел от переживаний… Не за покалеченных, а за себя любимого.

— Да зачем же… — собеседник явно растерялся.

— Видишь ли, у него школяры уже два велосипеда украли. «Достали», говорит. Так он им решил отомстить. Специально купил три велика, под седло шип стальной на пружине исхитрился приладить и по городу расставил… А мы на вымров грешили, когда первый сработал. Не повезло вору, но мужик взрослый, обошлось. А второй пацан покататься захотел… Четырнадцатилетний идиот, — егерь с досадой сморщился: — Ведь твердят же им, не брать ничего чужого!

— Так ты кого из них перевоспитывать бы взялся? — хмыкнул ехидно собеседник.

— Вымров, — буркнул обладатель строгого тона. — Толку будет больше.

— И клиентов больше, — подсказали ему.

— Смейтесь, — одобрил егерь. — Да только на улицах эти твари почти не скрываются, в домах гнезда вьют. Никогда столько не было. Ближе к центру почитай в каждом третьем доме селится вымр. «Падальщиков» полно… Не к добру.

— Кто ж спорит, что не к добру… А вы что скажете?

Ян не сразу сообразил, что обращаются они к нему. Уставились с вежливым любопытством и ждут ответа.

— Вымры множатся там, где им позволяют, — выдал Ян, не подумав. Ему как-то не пришло в голову, что егеря примут это на свой счет. Вон, насупились.

А он, собственно, имел ввиду, что вымры размножаются, когда люди становятся настолько безразличны, что уже не видят разницы между теми, в ком есть душа, и теми, в ком ее давно нет.

— Вы их сами не чуете?

— Я не служебная овчарка.

— Но как же… Они ж, вроде, угроза для людей, вы должны…

— Я могу отвести только непосредственную угрозу. Да и то, если меня об этом попросят. Можно защитить кого-то от нападения вымра, но обычно, жертвы не успевают мне позвонить накануне.

Ага. Как всегда в ответ на очевидные факты на лицах разочарование. Сейчас начнут снисходительно пожимать плечами.

— А вообще ищите потенциальных вымров в очереди, перед Четырехглавым Дворцом три раза в месяц. Там у половины души давно уже нет.

Егеря переглянулись. Тот, что со строгим голосом, задумчиво прищурился. Полосатая кошка осторожно кралась снизу, напряженно вытянув хвост.

…Еще одна дверь на первом этаже зияла черным провалом. На паркетном полу сквозняк затирал пепельные разводы. А снаружи вкусно пахло солнцем. Маленькая кривоугольная площадь, о которую будто разбивались три улицы, пустовала. Обступившие ее пятиэтажные дома скучно глазели темными окнами. Каждое окно обрамлено сложной каменной резьбой.

— Последнее парадное, — деловито сообщил сильно веснушчатый егерь. — Там, вроде тихо, но проверить надо.

Ян задрал голову, разглядывая каменную химеру, пристроившуюся на вершине водостока. Химера позеленела от времени и обросла известковыми наростами. Вид у нее был унылый.

В очередном подъезде пахло сыростью и котлетами. Пол, выложенный мозаичной плиткой, был влажен и нарядно переливался красками. Протопавшие по нему егеря оставили пыльные следы. Фонарик пополз по двери, рисуя плывущие линии, словно чернильная ручка по промокашке. Те беззвучно и бесследно таяли. Одна дверь, вторая… Шестая. Линии тлеют тускло, ловя отсветы солнца, пробивающегося через пыльное стекло. Обычные люди ничего не замечали. Если внутри затаился вымр, то знак Егерского дозора прямо через дверь пришпиливал его к полу или стенам, не давая сбежать.

Верхний этаж… Егерь только занес руку с фонариком, как изнутри душераздирающе заорали. Знак так и остался недорисованным, зато дверь вышибли в один момент.

— Э! — изрядно ошарашенный и не сильно трезвый мужчина застыл посреди комнаты, вылупившись на ввалившихся в его дом чужаков. На руках мужик держал неодетую женщину, тоже изрядно навеселе.

Оба обитателя квартиры явно были живыми.

— Егерский патруль Б-белополя, — несколько неуверенно представился веснушчатый.

— Вы чего? — мужчина выпустил из рук вякнувшую от неожиданности женщину, и она грохнулась пятой точкой о пол. — Отдыхаем мы…

— А чего орете? — смущенные егеря пятились прочь.

— Ну… от чувств. Э! — мужик обнаружил выбитую дверь. — А это кто мне починит?!

С меня достаточно, подумал Ян, ссыпавшись по лестнице. Нервный смех вперемешку с раздражением раздирал физиономию на части, борясь за право на соответствующие гримасы.

— Господин Хмельн! — оклик поскакал по ступенькам следом.

Ян резко развернулся, наконец, совладав с лицом и немедленно ощетинившись. Ну только попытайтесь задержать!

— …простите, — веснушчатый егерь лихо прыгал через половину пролета разом. Добежал, запыхавшись. — Совсем забыл вам передать… — он покопался за пазухой и вынул продолговатый небольшой сверток.

— Мне? — поразился Ян.

— Да, сегодня утром один мой коллега попросил передать вам это. Сказал, что вы поймете.

— Какое еще коллега? — все больше изумляясь, Ян развернул не слишком свежий носовой платок, высвобождая серебряный кинжал. Практически точная копия клинков егерей, но меньше в несколько раз. Размером чуть длиннее ладони. Зато покрыт изысканной, хотя и заметно потертой резьбой.

— Он нашел его там, в Замке, хранил у себя, да видно решил, что вам нужнее.

— Кто?! — Ян озадаченно разглядывал кинжал.

— Да Дан же… — машинально ответил егерь, спохватился и огорченно скривился: — Тьфу, болван, проболтался. Он просил имя не говорить, мол вы сами догадаетесь.

А кинжал и впрямь древний. Даже серебро заметно потускнело, утратив внешнюю яркость, но взамен обретя внутреннее свечение, присущее только старому металлу.

— Нет, — с сожалением произнес Ян. Красивая игрушка, жаль отдавать. — Кажется, ваш друг Дан не понял о чем мы разговаривали при последней встрече. Он мне ничего не должен.

— Угу, — покивал веснушчатый. — Вот потому я и не должен был называть имя… В общем, он велел обратно это не приносить. Придется выбрасывать.

— Сдайте в музей. Разве не так должны поступать егеря, если находят в Замке ценные предметы?

— Именно так, — подтвердил веснушчатый, криво усмехнувшись. — Я прочту Дану лекцию на эту тему. А вы все же возьмите. Не нужно ему быть вашим должником. Избавьте его от… — он умолк.

Теперь настала Янова очередь криво усмехаться. Серебряный кинжал перекочевал в его карман. Растопырился неудобно, как недосказанные слова. Они разошлись с егерем, не прощаясь. О том, чтобы Яну задержаться, никто даже не заикнулся.

— Ты куда? — на повороте его догнала Ева.

— Спать. Надоело изображать из себя полезного идиота.

— А мне казалось, что ты давно привык.

— Во мне там нет ни малейшей необходимости.

— Ты формально участвуешь в очистке города.

— Тогда пойду лучше метлу одолжу и стану мести листья.

— Я смотрю, ты уже пришел в себя после вчерашнего. Зализал душевные раны? Ах да, извини, у тебя же нет души.

— Вялая попытка. Хочешь чего-то от меня добиться, бей сильнее.

— По голове?

Ян остановился и внушительно развернулся к ней.

— Что ты суетишься, Ева? Я не отказываюсь выполнять свое обещание. Но слоняться за егерями больше не буду. Это бессмысленно.

— А я все ждала, когда же ты не выдержишь. И на такой случай у нас припасен новый список… Вот!

— Что это? — Ян отвращением уставился на тетрадный лист, исписанный знакомым аккуратным почерком.

— План твоей жизни на ближайшую неделю, — мстительно пояснила Ева.

— А где… этот? — только увидев остренькие, каллиграфически выписанные буковки, Ян вспомнил об отсутствующем члене своей команды.

— Этот, — с нажимом произнесла Ева, — сказал, что неважно себя чувствует. Еще сказал, что к нему наведались из полиции по твоей рекомендации. И это очень огорчило его и супругу.

— Надо же, какие впечатлительные особы.

— Пьетр на сегодня взял отгул.

— Радость-то какая… — пробормотал Ян, со скукой пробегая взглядом список. — Кто бы мне дал отгул?

Незнакомые люди, незнакомые места, чужие проблемы… У горелома есть дар разбивать беду, но предсказывать направление, откуда ее ждать, он не в силах. А Пьетру, с его особым талантом, часто такое удается. И записывает свои видения он на таких простецких листочках: «…Авария на шоссе номер… Обрушение подвала овощебазы в районе Хлевников…» Иногда довольно странно читать буднично записанное почерком старательного школяра: « Падение самолета, рейс…»

К счастью, в сегодняшнем списке ничего похожего.

— А это что? — Ян обнаружил под ровными строчками небрежно начертанное вкривь и вкось другой рукой: «Приречная, дом 12, кВ. 3, Амилия Стах, проверить подлинность».

— Это позвонили, пока тебя не было. Велели добавить в список.

— Для оборотня у тебя отличный почерк. Когти не мешали?

— Хвостом рисовала.

— Что означает «проверить подлинность»? Чью? Этой Амилии Стах? Похоже, у них кругом дефицит кадров. В Егерском дозоре, в коммунальном хозяйстве, в Департаменте расследований… А я, значит, везде пригожусь.

— Для себе подобных сгодишься. Твоя ведь коллега. Они говорят, что эта девица считает себя кем-то вроде тебя. И оказывает помощь местному населению…

— Психиатра ей надо, а не коллегу, — хмуро предсказал Ян.

— Знаешь, а я, кажется, слышала про нее. По слухам, она и впрямь помогает.

— Как все эти лжеспасатели. Ты сама встречала хоть кого-то, кому она помогла?

— Встречала, — хихикнула Ева. — Пьетр к ней ходил.

— Чего?

— В прошлом году, вроде. По поводу старшей дочки, которую папаша в чемпионки метит. Он не рассказывал, что там стряслось, но гимнастика — занятие травмоопасное.

— Ходил к ней, когда… — Ян не закончил, но ехидная Ева проницательно продолжила:

— Когда он мог обратиться к такому гению, как ты? Вот и поразмысли на досуге!

— Плевать я хотел на его выбор, — раздосадовано огрызнулся Ян. — Мое дело проверить подлинность этой… м-м… Стах. Это как раз рядом. За углом. Можно и посмотреть.

* * *

Дом номер двенадцать выходил окнами на реку Серебряну и на остров, что делил русло. Отсюда даже можно было рассмотреть лохматую рыжую гриву парка на набережной и далекий разваленный мост. А хорошо бы там сейчас пробежаться, ни о чем не думая…

Ян тоскливо вздохнул и обратился к дому.

Когда-то здание принадлежало, скорее всего, аристократическому семейству, но позднее его отдали под квартиры. Большие, нелепые и холодные. Опять парадное — длинное и сквозящее, словно ущелье в горах. Сверху хлопнула дверь, и мимо Яна, нагнув голову, торопливо прошмыгнула женщина, прижимающая к груди прозрачную папку. Через пластик просматривались черно-белые снимки. Еще одна женщина, такая же унылая, словно стертая монета, неподвижно стояла на лестнице, крепко вцепившись в поцарапанные деревянные перила.

Пришлось ее обогнуть. От женщины пахнуло бедой, как крепкими горькими духами. Ян даже дыхание задержал.

На лестничной площадке на корточках сидел насупленный подросток в кепке, надвинутой на нос, рядом подпирал стенку хмурый менеджер в дорогом костюме, и нервно переминался длинный тип неопределенного возраста и социального статуса. У самой двери с номером три топталась бабуся, бесцеремонно пытавшаяся заглянуть в щель почтового ящика.

Ну вот, встревожился Ян, всматриваясь в старушку, как в дремлющую дворнягу. Кто его знает — то ли хвостом едва шевельнет, то ли лаем обложит.

— Здесь очередь, юноша, — строго сообщила старушка, почуяв его взгляд и оборачиваясь. — За мальчиком будете… — она с сомнением посмотрела на женщину, застывшую на лестнице. — Или вон за той дамой… Вы на прием-то записаны?

— Я не на прием. Здесь живет моя знакомая.

— Все так говорят, — засмеялась старушка. — Когда хотят без очереди.

— Ее зовут Амилия.

— Кто ж не знает, как ее зовут? — искренне удивилась старушка.

Пацан приподнял козырек, рассматривая Яна. Мужчина в костюме пошевелился. Ян не стал выяснять, что им пришло в голову, а резко постучал, протянув руку над плечом приставучей старушки. К счастью, незапертая дверь распахнулась от первого же толчка.

— Куда?! — возмутились вслед.

Хм… До чего ж похоже на его собственное жилье. То же пространство без внутренних перегородок, только мебели почти совсем нет. Поэтому здесь солнечно и чисто.

— Я могу вам помочь? — сидевшая на подоконнике коротко стриженная девушка подняла голову. Голос у нее оказался сильный, хотя и негромкий.

Напротив девушки на стуле плакала очередная женщина, и на появление постороннего она никак не отреагировала.

— Только, если вы и есть Амилия Стах.

— Тогда подождите, пожалуйста…

Надо же… А Ян почему-то ждал, что встретится с дамой немолодой. Обычно фальшивые избавители норовят обрести вид значительный. Кто поверит молоденькой девице? Впрочем, кто поверит ничуть не более солидному парню, вроде него самого? Только тот, кому деваться некуда.

Ян не ушел, но на него больше не обращали внимания. Женщина шумно сморкалась, всхлипывала в прижатый к губам платок. Через истерзанную ткань доносилось невнятное:

— …не смогла уберечь… такое горе… младшая сестра, я должна была за ней смотреть, да недоглядела…

Девушка что-то отвечала, почти беззвучно, но женщина ее прекрасно слышала и, кажется, впитывала слова жадно, как губка. Поначалу буквально раздавленная свалившимся на нее несчастьем, она на глазах оживала. И вот всхлипывания стали реже. Еще минута — плечи распрямились. Потом она уже смотрит прямо в глаза собеседнице, словно боясь, что та исчезнет.

Что хозяйка квартиры ей обещала? Ян невольно прислушался:

— …дам вам адрес, там замечательные врачи… Минуту! — Амилия прошла мимо незваного гостя, глянув мельком, затем вернулась обратно уже с блокнотом, в котором что-то записала.

— Я читала, что наркоманов невозможно вылечить, — женщина покорно взяла вырванный из блокнота листок и воодушевилась настолько, что попыталась спорить. — И она не хочет…

— Она хочет, — твердо возразила Амилия Стах. Место на подоконнике она заняла привычно как птица — излюбленную ветку. — Я с ней разговаривала. Теперь ваша очередь.

— Я уже столько переговорила… Она не слышит.

Девушка обронила несколько слов. Женщина торопливо закивала. Она вцепилась в свою надежду, как в спасительный круг.

— Я обещаю, что все будет хорошо, — Амилия Стах прикоснулась к руке собеседницы.

Зачем она это делает? Ян едва зубами не скрипнул от раздражения. Зачем обещать то, на что не можешь повлиять? Он не выносил наркоманов. Их беда — вязкая, губительная, как трясина, настолько переплетенная с личностью самого страдальца, что отделить одно от другого почти немыслимо.

Однако женщина действительно повеселела. То ли поверила, то ли вдохновилась решительностью в голосе собеседницы, но сгорбленные, напряженные плечи оттаяли, и даже движения стали спокойнее, без болезненной суетливости.

— Прощайте, — тихо сказала Амилия, выпуская руку женщины. Соскочила с подоконника. Сделала она это как-то неловко, словно едва удержалась от падения. Хотя и подоконник был низок, и роста девушка оказалась совсем невысокого. Что-то в ней почудилось знакомое, но свет, падающий из-за спины, скрадывал подробности.

Женщина, мелко и с энтузиазмом кивая, просеменила к дверям. Хозяйка жилища проводила ее до порога, сказала напоследок несколько слов и вернулась.

— Вы — не клиент. — Это прозвучало, как обвинение.

— А вы — не горелом, — огрызнулся Ян от неожиданности.

Что ж, прямота — тоже отличный способ начать беседу. Помогает избежать недоразумений и расставляет акценты. Вот теперь сразу понятно, что они друг другу не нравятся.

— Вы хотите со мной поговорить?

— Я хочу вас предупредить.

Круглое, заостренное к подбородку бледное лицо. Слишком бледное, чтобы выглядеть здоровым. Даже губы едва окрашены. Глаза неестественно большие и темные. Такими обычно наделяют фей в детских книжках. Но придают они девушке не очарование, а кажутся расширенными от боли.

Ян определенно ее уже где-то встречал недавно. Спросить? «А не встречались ли мы с вами раньше…» Вот только банальностей в такой ситуации недоставало.

— То, чем вы занимаетесь — незаконно.

— Я знаю. Но ко мне приходят те, кому отказали вы, хотя вы занимаетесь этим законно.

Знает? Да, похоже. В больших темных глазах ни тени сомнения.

— Вы не в силах им помочь.

— Чтобы унять чужую боль, не всегда нужны сверхъестественные силы. Иногда достаточно простого участия и желания разделить беду.

— Зачем вы ей лгали?

— В чем, по-вашему, ложь?

— В том, что все будет хорошо. В семье наркомана никогда не бывает хорошо.

— Вы не знаете, что будет дальше, — она прижала ладонь к ребрам над сердцем, едва заметно поморщившись. Драматический жест выглядел не заученным, а привычным. — Никто этого не знает, но теперь они хотя бы верят, что такое возможно. А значит, не сдадутся.

— Это и есть ложь, которая выдает себя за правду.

— Я ее выслушала, и ей стало легче.

— Для этого «молчуны» есть и психоаналитики. А вы вселяете в людей пустые надежды на лучшее.

— А вы наделены даром, которого страшитесь. Это хуже, чем держать в себе огонь. И других не обогреешь, и сам сгоришь.

Ян вдруг вспомнил ее. Это она тогда стояла в Замке перед картиной и спорила со ним и Буггом. И тогда они также обменивались колючим «выканьем», как уколами шпаг и едва не поссорились.

— Вы, по-прежнему, так самоуверенно судите о том, чего не знаете?

— А вы настолько боитесь совершить ошибку, что давно уже утратили всякую уверенность даже в своем праве просто дышать. — Фраза требовала восклицательной интонации, но девушка произнесла ее мягко, опустив глаза.

— Может, потому, что у меня больше опыта? И я знаю, чем оборачивается мое сочувствие.

— А вы пробовали? — вдруг резко спросила она, подняв взгляд. И выражение его было отнюдь не кротким.

— Что?

— Сочувствовать. Не взвешивать, стоит или не стоит беда усилий, затраченных на ее сокрушение, а просто услышать пришедшего к вам. Впустить чужую беду в свою душу.

— У меня нет души, это всем известно.

— Сердце-то у вас должно быть.

Ян вспылил.

— Да что ты вообще знаешь об этом? — он наступал на нее, забывшись где находится и кто перед ним. То ли нервы стали сдавать, то ли эта девица своей покорной самоуверенностью выводила его из себя.

Лучше бы она закричала в ответ.

— Достаточно, чтобы понять, почему люди не идут во Дворец к тебе, горелом, а приходят сюда, — Амилия заложила руки за спину, выпрямившись. Ян мог бы поклясться, что пальцы ее крепко, до белых костяшек, сцеплены в замок.

Маленькая, но гордая крепость… Неужто штурма ждет?

— И какое же откровение несешь им ты? Может быть, истину о добре и справедливости этого мира, где каждый обречен на счастье? — предположил Ян, стараясь язвительностью избавиться от неуместной двусмысленности возникшего образа. — Достоин ли такой бездушный тип, как я, молить о частичке этого великого знания?

— Хочешь знать истину? — Амилия гневно темные прищурилась. Над маленькой крепостью, наконец-то взвился военный вымпел. — Ступай в Замок и разыщи душу того, кто наделил гореломов даром любить лишь самих себя!

Ух ты, а казалось там внутри крепостишки только незлобивое население обитает… Придется выкатывать артиллерию.

— Кто ты такая, чтобы судить гореломов? Лжецелительница, которая только и может, что заговаривать зубы? Наделять фальшивой надеждой?

Будто и впрямь ударил… Девушка снова болезненно вздрогнула. Крепость — на самом деле песочный замок и сыплется на глазах? Почему-то это вызвало не сочувствие, а досаду. Если так слаба и увечна, то незачем провоцировать других на неприятные споры.

— Я думаю, — Амилия не повысила голос, — что ты ничего не найдешь в Замке, даже если обыщешь корень каждой из башен. Пойдешь мимо, не заметив сокровища.

Ян собирался ответить, но осекся. Все же трудно орать на того, кто явно меньше тебя ростом, да еще и немощен. Лучше бы он столкнулся с какой-нибудь сварливой теткой с хомутом разноцветных бус на шее и хрустальным шаром на столе.

Лицо Амилии напряглось, будто она пережидала очередной приступ резкой боли. Тонкая рука с прозрачными пальцами шевельнулась, машинально прижавшись к груди слева, но тут же упала. Военный вымпел сполз вниз. Однако ворота не открылись.

— Простите… — она обошла Яна, сняла с полки пузырек и торопливо проглотила пару капсул.

Сердечница? Не хватало еще довести ее до приступа. Ян с досадой скривился, чувствуя неловкость за срыв и безадресное раздражение. Хотелось бы думать, что безадресное. Не на эту же бесцветную девицу он злится? Или на нее?..

— Я ухожу, — ощущение, что он оставляет-таки поле боя за маленькой крепостью, оказалось на редкость острым и обидным. Вот с чего, если прав он?

Амилия бесшумно следовала за ним до дверей.

— Извините, я не должна была всего этого говорить, — внезапно произнесла она, глядя прямо на Яна. И протянув руку, дотронулась до его запястья.

Прикосновение тонких пальцев было невесомым, мимолетно ледяным, словно кожи коснулись крупные, мгновенно растаявшие снежинки. Но для Яна оно было бесцеремонным и неприятным. Он отшатнулся, стукнувшись локтем о косяк двери. Даже головная боль вдруг исчезла, потрясенная.

— Готовьтесь к тому, что городские власти запретят вашу деятельность, — процедил он сквозь зубы, сражаясь с желанием потереть локоть. — Надеюсь, вы умеете делать что-нибудь еще.

— А кто запретит вашу деятельность? — улыбка на бледных губах была кошачьей, с примесью отрешенного снисхождения.

Наружу Ян выскочил взбешенный, не заметив укоряющих взоров ожидающих на лестнице людей. Да кто она такая, эта анемичная девица, чтобы говорить подобное? Да что она вообще знает?

Хотя…

Может, что-то и знает. Как бы Ян не гнал от себя это странное чувство, но оно никуда не уходило. Досадное, неловкое… Родственное. Словно дворянин распознал в бродяжке свою сестру. Его проклятый дар определенно ощутил нечто знакомое.

И незнакомое.

Говорят, гореломы приносят несчастье близким потому, что вокруг них с годами скапливается нечто вроде ореола из мельчайших частичек разбитых бед, которые невольно притягиваются к ним. Ян сам различал этот темный шлейф у подобных ему. А вокруг Амилии не было и следа тени, что наложена на гореломов. И, тем не менее, в ней таился некий дар. Слабый, неумелый и… совсем иной. Какой?

Ян помотал головой. Сказанное Амилией не выходило из памяти. Не увидит сокровище, даже если пройдет мимо? Ноги сами несли к Замку, выставившему остроконечные иглы башен над крышами домов. С этого ракурса Замок казался чуть вытянутым и смахивал на горб скорчившегося дракона. Всего-то и нужно пойти и забрать его сердце, запрятанное где-то под каменной шкурой.

* * *

…Ян уже был у самой площади, когда это случилось.

Похоже, вчерашние печальные события власти не сочли достаточным основанием, чтобы гнать туристов, поэтому сегодня вокруг Замка было привычно многолюдно. И когда Замок содрогнулся — это почувствовали все. Вразнобой зашатались башни, разгоняя вокруг себя все расширяющуюся волну искажений. Беззвучие расходилось, на мгновение меняя облик людей и построек — замшелые камни шевелились серо-бурыми зверями, колодец вытянулся ввысь исполинским гвоздем с золотой шляпкой крыши, люди обратились химерами…

А потом наплыл звук, перетекший в тысячеголосый визг. Завыли пожарные и автомобильные сирены. Из дверей и окон Замка посыпались люди, словно их выкидывало ударной волной. Только вслед выпадающим телам хлестали рассыпчато-белые, снежные плети, а провалы окон заволокло белесой кисеей.

Замок избавлялся от чужаков.

Те, кто находился снаружи, бросились врассыпную, не пытаясь помочь упавшим. Из Караульной башни выскочили растерянные полицейские. Мимо Яна пробежал егерь, на ходу извлекающий свой кинжал. Кого он собрался атаковать? Некоторые из тех, кого выбросил Замок, шевелились, пытаясь подняться. Другие лежали неподвижно.

Неизвестно зачем, Ян сделал несколько шагов в направлении Замка. И остановился. С виду никаких особых изменений со строением не произошло, но каждая башня словно лучилась смертоносной радиацией, невидимым убийственным напряжением.

— Что случилось? — переживали запоздавшие зеваки, подтянувшиеся с соседних переулков.

— Замок «вздохнул»?

— Нет, это что-то другое…

— Замок приготовился к обороне. Теперь внутрь лучше не соваться.

— Бегите!

Так. Отличная рекомендация. Сегодня острых впечатлений достаточно. Пойти домой? Ян передернул плечами. Ну уж нет. Трезвым он туда еще не готов возвращаться. Стоит навестить, пожалуй, заветный погребок. Или лучше…

Пошарив по карманам, он убедился, что мобильник оставил дома. Поискал глазами и обнаружил один из уцелевших лишь в старой части города и бережно хранимых для туристов раритетов — выкрашенную красным телефонную будку. Вошел в застекленную коробку, как в раковину, отгораживаясь от суеты и ощущая облегчение. Набрал номер, даже не сверяясь с визиткой. Гудки тянулись долго, словно длинная нить прошивающая пространство из Старого города в Новый. На боковой стенке будки была прикреплена медная табличка: «При чрезвычайном происшествии звоните 01… При обнаружении паранормальной активности звоните в городской Егерский дозор 001…» В самом низу выбито строгими черными буквами знакомое: «…Если вы считаете свою беду неодолимой, приходите в Четырехглавый Дворец…»

Ян закрыл глаза, отрешаясь и от этого. Не хочется видеть.

— Алло? — гудки, наконец, оборвались.

— Привет, Дина. А есть ли у тебя планы на вечер?

«…звали его герцог Урс и был так могущественен этот горелом, что отводил все беды от своего государства. Царило счастливое время. Ни мор, ни войны, ни голод, устрашавшие и выкашивающие соседние края, не переступали границ Золотой страны. И не было державы прочнее и прекраснее.

Но лишь до той поры, пока жив был Урс. После его смерти Золотое государство пало в считанные недели. Не спасли его ни доблесть защитников, ни стойкость жителей, на полные закрома. Словно все напасти, отложенные волей Урса, разом вернулись, усиленные тысячекратно…»

10.

Лунный свет вливался в раскрытые настежь окна, вперемешку с желтым и красным мерцанием рекламы. На другой стороне улицы бесновалась вывеска ночного клуба. Еще в окна тек осенний ночной холод. Но это было приятно. Прохлада омывала разгоряченные тела, уносила ароматы духов и пота, выпивала лишний жар… Валяться бы так до бесконечности.

— М-мм-р? — Дина повернула голову, искоса глядя на Яна из-под невесомой завесы растрепавшихся волос. Закинула руки, откинулась, позволяя оценить красоту плавных линий высокой груди, крутого изгиба от талии к бедрам и длину стройных ног.

Как раз в этот момент вывеска клуба погасла. Исчезли неестественные блики. Осталось серебро светлой кожи. И все еще волнующий запах…

Ян расслабленно улыбнулся:

— Да.

Глаза ее азартно заблестели. Она со вкусом потянулась и перекатилась поближе. Мятые простыни сбивались в узких ступнях, как пенный прибой. Вынесли волны на берег смешливую русалку с солью на теплых губах, но время блаженства уходило, словно отлив…

— У тебя есть друзья? — вопрос прозвучал внезапно, Ян еще не успел отвлечься от вкуса Дининой кожи и не сразу сосредоточился.

— Эм-м?.. Приятели.

— Недостаточно близкие, чтобы причинить им неприятности?

— Точно.

— Все мы иногда думаем, что приносим дорогим нам людям несчастья.

— Некоторые, знают это наверняка.

Дина подставила кулачок под подбородок и состроила нарочито плаксивую гримаску, выпятив губы:

— Ах, какой ужас! Я подарила своему суженому галстук в горошек, а он на нем повесился. Я так виновата! Надо было купить полосатый…

Ян криво усмехнулся.

— Ко мне пару лет назад несколько раз заходил один человек. Его жена погибла в подаренном им автомобиле. Его брат заразился тяжелой лихорадкой, побывав в туристической поездке по подаренной им путевке. Ни один из поездов, на которые бедняга брал билеты, не достигли пункта назначения без приключений, поэтому этот человек никогда не рисковал летать самолетами. Он шесть раз менял место работы, потому что каждая фирма, которая нанимала его, разорялась в считанные месяцы…

— Может, он плохой работник?

— Настолько, чтобы развалить целую корпорацию? Сейчас его имя в черных списках, и от него шарахаются, как от прокаженного.

— Так в чем разница между ним и тобой?

— Не знаю. Наверное, в том, что такие, как я не видят солнца… А всем остальным просто фатально не везет. Если сто раз подбросить горсть монет, то одна из них сто раз упадет решкой. Бывает.

— Бывает, — согласилась серьезно Дина и, приподнявшись, откинула за спину волну рыжих волос. — Впрочем, бояться надо других.

— Ты опять проводишь параллели?

Она улыбнулась. Зубы белели в полутьме, как влажные жемчужины.

— Знаешь, — Дина задумчиво сняла со стола и покачала бокал, наблюдая, как вино плескается в прозрачном тюльпане, — я думаю, они правы. Если и искать его где-то, то только в Замке.

— Там искали не один раз.

— Ты ведь приезжий. А тот, кто родился в этом городе, даже в его новой части, знает, что Замок — место странное. И он не выдаст своих тайн, если не захочет.

— С чего бы ему выдавать свои тайны чужаку?

— Иногда с чужими проще, чем со своими… К тому же ты не просто чужак. Всем известно, что Замок неравнодушен к гореломам.

— Я уже бывал там. И как турист, и как… Там есть что-то, это верно. Но Замок не спешил поделиться со мной своими секретами.

— Возможно, ты просто плохо слушал? Отвлекался? Вот как сейчас… — она проследила направление его взгляда. Улыбка сделалась лукавой и чуть самодовольной.

Ян мельком усмехнулся, с усилием отводя глаза от заманчивых изгибов и ложбинок, лишь подчеркнутых сбившейся простынею:

— Нет, так я там точно не отвлекался, но… Расслабься, охотница за сенсациями. Я помню наш договор. И знаю, чего тебе хочется. Мне и самому любопытно, что за тайны такие в этом Замке. Да вот неприятность — теперь в башни вообще никого не пускают.

— У меня есть знакомый…

— Кто бы мог подумать?

— Не перебивай! — она обидчиво запустила пальцы в волосы на затылке Яна и потянула. Это было бы очаровательно, если бы не было так больно. Ссадина давала о себе знать.

Впрочем, Дина уже увлеклась новой идеей и ничего не заметила.

— …так вот он диггер и лазает по подземельям с приятелями. Кажется, он говорил, что знает способ попасть в башни. Хочешь познакомлю?

— Сдается мне, что это ты хочешь… А впрочем, познакомь.

— Я ему позвоню.

— Не сейчас?

— А что?

— А то, что сейчас у нас будет занятие поувлекательнее…

— Правда? Обещаешь? — гортанно мурлыкнула она, щуря разгоревшиеся глаза и по-кошачьи гибко привставая. Бокал вывалился из ее руки и покатился по ковру, оставляя мокрую дорожку.

* * *

Утром Ян, конечно, проспал.

Поймал такси, и всю дорогу из Новой части Белополя в Старую старался в водительское зеркало оценить ущерб, нанесенный его внешнему облику прошедшими сутками. Времени заезжать домой не было. Лишь перехватив в этом же самом зеркале насмешливый и понимающий взгляд водителя, Ян смирился. И мирился до самого Дворца.

— Вы здоровы? — осведомился смутно знакомый сопровождающий, перехвативший Яна на ступенях, стоило только выбраться из такси. Кажется, его звали Герард. Или еще как-то так строго.

— Может, воды? — не унимался сопровождающий.

И откуда он такой дружелюбный? Неужто Ян в прошлый раз повел себя с ним приветливо? И как это его угораздило…

Царившая ночью эйфория отгорела, оставив холодные горчащие угли. Четырехглавый Дворец растопырился на перекрестке четырех улиц — угловатый и мрачный. Устрашающе таращился на каждую из улиц глазами угрюмого гранитного чудовища, водруженного на свод крыши. Иссеченный мелкими ступенями подъем к парадному входу сильно смахивал на ловушку. В складках лестницы, словно запутавшиеся птицы, уже притихли люди.

— Пройдемте, — не дождавшись ответа, предложил «Герард».

Внутри Дворец был такой же темный, неудобный, источенный ходами. Словно каменную глыбу прихотливо изгрызли исполинские жучки. Два года Ян здесь ходит трижды в месяц, но все равно без провожатого заплутал бы через пару поворотов. Очередная арка и тесный ход разросся до громадной каменной полости. Трепыхаются огни факелов (все искусственные, но создают впечатление открытого огня), рождаются странные тени, делая зал еще более обширным и полным жутких фигур.

— Прошу вас…

Ян, не глядя, забирает из чьих-то услужливых рук черный балахон. Шелковистая, тяжелая ткань скользит и путается. Длинные рукава с прорезями придают ему сходство со смирительной рубашкой… Впрочем, почему только сходство? В давние времена зарвавшегося горелома вязали этими рукавами и душили цепью, на которой висел знак.

Куда, кстати, он его засунул? Поочередно выронив из карманов несколько монеток и тускло звякнувший кинжал, Ян нашел металлическую бляшку и прицепил на рукав. Бейджик. Чтобы, значит, не перепутали вон с теми плечистыми лбами, что высятся поодаль…

А зеркальная маска на этот раз изнутри пахнет лимонами. Уже лучше. В прошлый раз ее начистили средством с ароматом карамели. Тот еще сюрреализм — слушать о чужих бедах, вдыхая праздничный запах конфет.

«…если вы считаете свою беду неодолимой, приходите в Дворец…»

Приходите. Я жду вас.

* * *

…Они не видят Яна — только свое собственное изменчивое отражение в зеркальной маске.

— Мое имя Август. Я прошу о помощи.

— Говори.

Зала велика и смахивает на пещеру, но вовсе не для придания происходящему пафоса и нарочитой вневременности (хотя, может, и поэтому — как знать?), а для того, чтобы звуки, пометавшись между искусственными сталактитами, сталагмитами, полками и нишами исказились и выцвели до неузнаваемости.

Оброненная Яном реплика доносится до сидящего напротив человека словно из ниоткуда. Он вздрагивает, нервно обернувшись. Они все вздрагивают.

— …такое дело. Падальщики повадились. Почти каждую ночь ходят. Мало того, что землю почти всю «повыворотили», деревья «высушили», так теперь на дом заглядываются… Уж не спим которую ночь.

Человек напротив явно боится и изо всех сил стискивает руки, густо усыпанные веснушками. Похож не на крестьянина, а скорее на дачника-интеллигента на пенсии.

— Это работа егерей.

— Да не едут они! Мы ж за рекой, далеко, — вздохнул уныло проситель. — Три раза выезжали, потом плюнули… Пока, сказали, не убили никого — разбирайтесь сами. Беда!

Ну, допустим егерей тоже можно понять — в городе работы невпроворот. Но назвать нашествие падальщиков «неодолимой бедой»? Ян беззвучно хмыкнул.

Но когда твари за человеческими жертвами придут, поздно будет помогать…

— Я избавлю тебя, Август, от несчастья.

Веснушчатые руки разжались облегченно. Человек неуверенно заерзал, помялся, а потом осторожно поинтересовался:

— А можно, чтобы падальщики к моему соседу ушли?

— Что?

— Ну, мы когда в первое-то утро в сад вышли, то на земле крест-приманку для падальщиков обнаружили. Все, как положено, птичьими костями и золой выложен. А у соседа нашего как раз накануне куриный мор случился…

Ян скривился под маской. И не лень этим людям ехать за тридевять земель, дежурить в очередях на собеседование, а потом ждать часами перед Дворцом.

— Иди. «Не желай другим зла, чтобы оно не вернулось к тебе».

Ритуальная формула пришлась как нельзя кстати. Август нехотя удалился, не решившись спорить, но и со спины было заметно — недоволен.

— Мое имя Вера, мой муж пропал без вести…

— Мое имя Павел, меня прокляла ведьма…

— Мое имя Виктор, я прошу о помощи…

Слышно, как один из верзил за спиной переступает с ноги на ногу. Бедняга умаялся. Горелому хоть сидеть позволено. Второй застыл неподвижно, Ян даже дыхания его не ощущал, только плескается в ритме искусственного факельного огня тень. Стражи дежурят скорее для проформы, никто в здравом уме не станет покушаться на жизнь горелома, чтобы не унаследовать его проклятье. Но иногда люди, получив отказ, теряют контроль над рассудком.

Беззвучно, но тяжело ступая, входит немолодая женщина… Хотя нет — то ли освещение сыграло с ней злую шутку, то ли усталость прошила нестарое еще лицо темными морщинами, но лет женщине не больше тридцати. Зато выглядит развалиной.

— Мое имя Ридия, я прошу о помощи…

— Говори…

— Моя дочь… Ее зовут Стелла, ей десять… Врачи сказали, что это рак, но случай не безнадежный. Можно вылечить. Но ей всего десять, а процедуры… — женщина частит, сыплет растрепанными фразами и нервно треплет в руках бумажный листок. — Химиотерапия, лекарства, они… Я хочу, чтобы вы помогли ей.

Ее беда — словно колпак из черного хрусталя. Ударишь — рассыплется, но посечет осколками.

— Вот! — наконец решается Ридия, протягивая уже изрядно пострадавший листок. — Тут имена… Я работаю на фабрике, у нас очень хороший коллектив. Все женщины, у всех дети… Они понимают, как это… Они дали согласие…

Что испытывает человек, узнав о болезни ребенка своего коллеги по работе? Сочувствие, быстро проходящую жалость? Душевный дискомфорт… Вроде того, что вызывает простуда или, скажем, чирей… Рак, разбитый на части, падет на других, обратившись, вероятно, мучительными, но безобидными болячками.

Верзила в тени шевельнулся, беззвучно переместившись и взяв у привставшей было женщины бумагу. Тень разрослась до исполинской и тут же трусливо сократилась, вернувшись к ногам хозяина.

Ян принял мятый листок уже из его рук. Темновато, но можно разобрать, что на простенькой линованной страничке, вырванной из тетрадки, десятка три женских имен, написанных разными почерками. Собственноручно. Хорошие люди в этом коллективе на фабрике, не всякий решится на такое. Если только…

— Вы сказали им все?

Даже Ян сам не узнал свой искаженный голос, а женщина заметно дернулась, машинально покосившись через плечо. Торопливо закивала:

— Да. Я рассказала им, чем это грозит, они готовы помочь…

— Ридия, вы сказали им все? — с нажимом на последнее слово повторил Ян.

И она заплакала. Лицо не дрогнуло, но по щекам потекли слезы, оставляя мокрые, поблескивающие в пляшущем свете фальшивых факелов, дорожки.

— Вы сказали им, что рикошет непредсказуем? И что возможно, болезнь не раскрошится, а ударит лишь одну из этих женщин? Но это будет не насморк. Они действительно согласились на это?

— Они согласились! — с отчаянием выдохнула Ридия.

Ян накрыл строчки ладонью. Чернила под рукой, словно проволока под током — должны жечь, а остаются холодными. Те, кто писал это, не в его власти. Их защищает магия неведения…

Гореломы были бы всесильны, если бы по своей воле или воле других людей могли менять судьбы людей без их ведома. Но нужно либо согласие — ясное и бескомпромиссное тех, кто примет на себя удар, либо в действие вступает фактор случайности.

— Вы не сказали им всей правды.

— Тогда они бы отказались! — женщина падает на колени — подкосившиеся ноги не держат.

— Вы могли вообще ничего никому не говорить… — угрюмо подсказал Ян. — Тогда болезнь уйдет людям, которых вы даже не встретите никогда.

— Я так… не могу, — Ридия шепчет, понурив голову и сгорбившись.

Ян внезапно заметил, что в зале холодно и душно. И что от запаха лимона щекотно в носу. Очень хочется глотнуть чистого воздуха, не отравленного словами о чужих бедах. Сбежать бы отсюда прямо сейчас…

Их не так много, как можно было бы подумать. Нет, всем известно, что на предварительном этапе идет отсев слишком уж нелепых или малозначительных просьб, но тем не менее в крупном городе наверняка больше людей, готовых заплатить любую цену за избавление от беды… Однако, их не так мало, как хотелось бы. Тех, кто и впрямь готов на все. Даже на то, чтобы отдать свое несчастье другому, отведя от себя. Жене. Любовнику. Другу.

Мать, готовая пожертвовать собой ради детей. Мать готовая отдать на заклание других, ради своих детей. Мать, готовая отдать счастье детей ради своего благополучия…

«Разве в обычной жизни люди поступают не так же?» — усмехаясь, говорили в приюте, где рос Ян, учителя.

Вот только в обычной жизни люди сами принимают решения, а не заставляют делать это гореломов.

А как Ян может принять решение за женщину, чей ребенок мучается? И не ему осуждать ее, если она решит сейчас сбросить свое несчастье на других, незнакомых. Он не посмеет отказать ей — хуже будет. Проклятый дар отомстит стократ злее.

— Нет… Простите, я… в другой раз, — словно в ответ на его мысли бормочет женщина, поднимается с трудом, уходит, ступая по-прежнему тяжело, но бесшумно. Даже ревнивое эхо залы не откликается.

Ян сдвинул маску, отвернувшись от охранников. Долго пил воду, припасенную для него в неприметной нише. Бутылки с минералкой лежали в походной переносном холодильнике, таком неуместном в этом царстве средневековых страхов.

— Меня зовут Леопольд, я требую помощи!

Хм, нечасто приходится слышать требования… Ну, исключая те случаи, когда в ответ на отказ помочь, от Яна требуют сдохнуть на месте.

— …крупная растрата, — бормочет Леопольд, одергивая полы дорогого костюма. — Там статья лет на девять. Даже мой адвокат говорит, что…

Тьфу! Ведь еще на входе должны были срезать этого финансового махинатора с его «неодолимой» бедой. Не иначе денег кому сунул.

— Нет, — не дав ему закончить, с удовольствием произносит Ян.

И его «нет» во всех смыслах веское падает на Леопольда, как каменная плита. Он даже слюной брызгать перестал, вжав на мгновение голову в плечи и с опаской покосившись наверх.

А забавно будет, если он и Яну попробует предложить взятку… Хотя, ничего забавного. Снова он берется судить, чья беда серьезнее — крестьянина-дачника с его соседом и падальщиками или этого потного финансиста с тюремным сроком за растраты лет на девять.

— Меня зовут…

— Я молю о помощи…

— Мой…

— Моя…

— Я…

Ян опустил веки, чтобы не видеть гнусного человечка напротив с его мерзким желанием. А этого как пропустили? Впрочем, точные критерии отбора ему неизвестны… Зато известно, что его собственная ненависть пойдет этому мерзавцу во благо. И он непременно получит то, что хотел, помимо воли Яна. Это тоже проклятие гореломов — те, кого они ненавидят, будут счастливы. А тех, кого они осмелятся полюбить, будут преследовать беды.

В голове пробуждается знакомая боль, а запах лимона становится невыносимым.

— Достаточно! — резко произнес Ян, заставив человечка буквально подскочить. — На сегодня все.

— Но время еще не вышло… — наглец так увлекся, что даже попытался возразить. Охранники обступают его, словно каменные глыбы стискивают утлую лодчонку и выталкивают прочь.

Время действительно еще не вышло. Честно говоря, Ян ждал, что его удержат, но протестов не услышал. Все-таки репутация у него не такая уж и плохая, и обычно Ян не взбрыкивает. Впрочем, может, никому не захотелось связываться…

* * *

Булыжники под ногами звонко отщелкивали каждый шаг. Длинная тень бежала впереди, перетекая по камням. Поднялся холодный ветер, и после застывшего душноватого тепла подземелий, Ян мигом замерз. Кофе, что ли выпить? Но кругом люди, люди, люди… Не хочется видеть людей. Голова кружилась. Озябшие руки почему-то никак не попадали в карманы. Вдруг накатил и оглушил пронзительный звон…

Ян не заметил, как оказался на путях, как раз между бегущими навстречу друг другу трамвайчиками. Водители обоих трамваев очень синхронно шевельнули губами, наделив Яна, надо думать, одинаковыми нелестными эпитетами. Воняющий металлом и смазкой теплый воздух обдал с двух сторон.

Мгновение поколебавшись, Ян припустил за тем трамваем, что тормозил на остановке. Денег мало, внутри тепло, да и страшно хотелось оттянуть миг возвращения. Самый подходящий транспорт.

Не хочу больше, — снова тупо закрутилось в голове. Не хочу. Надоело.

Надо покончить с этим, как можно быстрее. И, единственный способ, пусть даже призрачный, известен. И провались тогда пропадом вся эта выморочная жизнь…

В трамвае пахло железом, резиной и слегка… лимонами. Тетка в клетчатом плаще везла целую корзину нарядных, желтых фруктов. От их аромата Яну вознамерился снова сбежать, но трамвай, дернувшись и лязгнув, тронулся с места. Пришлось перебраться в другой конец вагона.

К сожалению, трамвай вез не только пассажиров, но и шлейф новостей с комментариями. И хоть бы кто обсудил последний сериал, что ли… Нет, конечно!

— …Невестку с внуком отправила в сестре в Терновец, подальше отсюда. Кто знает, чего ждать-то теперь? — сухощавая, строгого облика старуха поправила старомодное пенсне на переносице. Слишком прямой осанкой она сильно смахивала на богомола.

— Мои, к счастью, в Новом городе квартиру купили, уж там, небось не заденет, — ее соседка помоложе удрученно покивала, погружая отвисшие подбородки в широкое горло свитера, как черепаха в панцирь.

— Соседка пыталась свою квартиру продать, так, говорит, спроса нет.

— А к нам приходили, предлагали нашу купить, да такую цену назначили, что курам на смех. На нотариуса больше денег уйдет, да на оформление сделки… Муж так сказал — бежать нам все одно некуда, да и не молоды мы уже, как-нибудь, пересидим…

— Может, обойдется, — неуверенно предположила «богомолиха».

«Черепаха» понизила голос:

— Бабка у нас во дворе предсказывает нашествие вымров…

— А вы знаете, что все городские колокола лишились голосов? Все до единого! Даже тот, что на Ратуше. На большой Колокольне нашли жертву. Он сам ее нашел.

— Кто?

— А то вы не поняли… Он!

— …я слыхала, что Замок тряхнуло оттого, что туда горелом заходил. Ну, как в прошлый раз. Вот прям нутром чую, что он всему виной. И будет только хуже.

— И вы так думаете? — «богомолиха» оживилась. — Ох, неспроста слухи ходят…

— Небось сейчас похуже будет. У нас егеря вчера нору вскрывал, так дети по всей улице верещали.

— Не пойму, куда власти смотрят? Уж поддали бы этому своему защитнику. На что казна уходит? Налоги, опять же, мы исправно платим, а вымры как у себя дома жируют…

Негодование горожан никогда не отличалось особым разнообразием и, вне зависимости от коньюктуры, неукротимо сводилось к налогам.

Пассажирка, сидевшая через проход от Яна не сводила с него внимательного взгляда. Такой взгляд неизбежно вызревает в разговор. И точно!

— А что это на вас такое надето, молодой человек?

Ян облился холодным потом, воочию представив себя недавнего, стремительно вылетающего из Дворца. Настолько быстро, что привычная маска или балахон так и остаются неснятыми. Глупости! Уж маску он точно сбросил… Но ничего не оставалось, как с замиранием сердца опустить голову. Да вроде ничего особенного: джинсы, рубашка, куртка… Швами и подкладкой наружу. Впопыхах надетая наизнанку. То-то на него на улицах так странно косились.

Окружающие понимающе улыбались, наблюдая, как Ян выворачивает злополучную одежку.

— …чертовщина, — позади переговаривалась компания студентов. На общетрамвайную тему, а как же. Может, здесь с воздухом что-то неладно? — Я сам видел «ледяного карлика», когда пацаном в Замок ходил. До сих пор считал, что мне померещилось с перепугу, а теперь все замковое сказочное население можно считать узаконенным?

— Эдак скоро и дракон подскальный выползет… Вот шуму будет!

— Шуму и без дракона много будет. Декан на собрании советовал общагу в праздничные ночи не покидать.

— Не ждал я от старика такой наивности! Кто ж будет там сидеть?

— Тертый старикан, зря ты. Потому и рекомендовал, а не запретил.

Трамвай с торжественным звоном выкатился на Лисий бульвар. Линия черных на фоне неба зубцов башен Замка тянулась над крышами домов, как предынфарктная кардиограмма.

Еще до того, как отзвучал голос вожатого, обещающего следующую остановку под названием «Карнавальный ряд» и двери с мелодичным лязгом попытались сомкнуться, Ян проскользнул в уменьшающийся створ. Если водитель успел его запомнить там, на перекрестке, то сейчас он, наверняка, укрепился в своем мнении о психах.

— …нет, — уверенно повторил усатый страж у замковых врат. — Сожалею, но у нас особое распоряжение. Никого не пускать. Даже вас, — он боязливо покосился на знак, зажатый в ладони Яна. И упавшим голосом уточнил: — Особенно вас.

Выглядел страж на редкость забавно — словно ипохондрик, вынужденный беседовать с прокаженным. Но надо отдать доблестному служаке должное, он изо всех сил старался быть учтивым и не подавать виду, что отчаянно трусит.

Ян небрежно пожал плечами, возвращая в карман сработавшую вхолостую тяжелую артиллерию в виде знака. Разочарование густо мешалось с удивлением и некоторым облегчением. Ну, вот попади он сейчас в Замок — что там станет делать? Порыв совершать безумства схлынул, наткнувшись на пластиковую ленту, зачеркнувшую вход в башни.

Странно, но лента была полицейская, без восьмиспицевого колеса егерей.

— Это надолго? — поинтересовался Ян на всякий случай.

— Пока неизвестно, — страж сделал непроизвольное движение, словно собирался оглянуться, но передумал. Видно решил не сверяться с командованием.

Ян отступил, запрокинул голову, рассматривая слепой глаз Скрюченной башни и деловито перескочившие на новое деление стрелки Часовой. Ничего особенного с ними не произошло. Замок выглядел обычным. Хотя остаточное напряжение еще висело в воздухе запахом грозы.

Благоразумные туристы, напуганные наверняка преувеличенными рассказами очевидцев, старались держаться от Замка подальше, разбегаясь к краям площади, как пена в бурлящей кастрюле.

* * *

— …А вы знаете последние новости про убитую на нашей улице девушку? — лысоватый аптекарь вдруг оживился, отыскав повод нарушить натянутую паузу, в течении которой он и клиент излишне пристально наблюдали, как помощница аптекаря ищет нужный пакет в ящике готовых заказов. Бедная девица пламенела ушами, нервно копаясь в коробке. Как же его все-таки зовут? — уныло размышлял Ян, тщетно порывшись в памяти, а вслух подтвердил лучшие догадки аптекаря:

— Нет, не слышал.

— Рассказывают, — аптекарь живо потянулся к посетителю, явно намереваясь поделиться секретом, — что оно связано с гореломом, не к ночи будь он помянут.

— Неужели? — тут уместно драматично округлить глаза.

— Я-то особо сплетнями не интересуюсь, — неубедительно отперся аптекарь, — но вот моя супруга знакома с секретаршей в полицейском управлении, а та слышала разговоры… — он красноречиво понизил голос и оборвал фразу, представляя Яну самому возможность домыслить несказанное. На обладателей буйного воображения должно действовать убийственно.

Ян соорудил подходящую гримасу:

— Да что вы?

— Вот не зря в округе говорят, что он где-то поблизости живет.

Ох, придется менять дом… Хотя, если все пойдет по задуманному, то не только дом — жизнь придется менять. Воодушевляет? Пожалуй!

Ян оживился и даже вполне благосклонно выслушал аптекарскую жалобу:

— …Неприятности прямо-таки преследуют! За последние полгода канализация в аптеке три раза выходила из строя. Представляете? Это вас не наводит на мысль? — аптекарь сделал значительное лицо.

— Наводит, — с готовностью признался Ян. — Пора делать капитальный ремонт.

— Шутите, — с укоризненной скорбью констатировал аптекарь. — А я бы не хотел быть соседом горелома.

— Это вы зря. В его присутствии, как известно, возрастает травматизм среди населения. Вам прямая выгода — больше клиентов.

— Вы считаете? — Аптекарь всерьез призадумался. — Может, вы и правы… Вот только бы не хотелось новых… убийств.

Ян мигом перестал ухмыляться.

— Простите, — и буквально выдрал пакет из рук помощницы аптекаря. Девица удивленно распахнула глаза. — Мне пора.

— Господин Хмельн! — круглый аптекарь семенил следом. — Я что хотел сказать-то… Мне, конечно, удобно иметь такого стабильного клиента, как вы, но не могу не заметить, что вы заходите все чаще. Я так предполагаю, что вы увеличили предписанную дозу лекарства?

— Вы ошибетесь, — хмуро бросил Ян на ходу.

— Я… — аптекарь слегка смешался. — Возможно. Но все же я бы настоятельно не рекомендовал вам пить столько обезболивающего. Вам необходимо показаться врачу, я могу дать адрес очень хорошей клиники…

— Спасибо, — стеклянная дверь аптеки захлопнулась прежде, чем угрюмая благодарность скользнула в щель.

Неважно. Ян для аптекаря хороший клиент. Переживет.

Все усиливающийся ветер гонял по улице стайки опавшей листвы. Бурые и янтарные листья трепыхались и кружились, смахивая на рыбешек в водоворотах. Выстуженный воздух гладил щеки. Скоро заморозки… Ян зябко повел плечами. А дома первым делом включил плитку, поставленную возле недействующего камина. Отогревая ладони на ее ребристом металлическом боку, он всматривался в квадратный черный мраморный зев. Оттуда пахло золой и яичницей, которую жарили на кухне Пустецов.

Мог Змей пролезть через дымоход? Отодвинув обогреватель, Ян на всякий случай сунулся в камин. Через пару минут извлекся обратно, чувствуя себя дураком. Во-первых, каминное нутро не трогали лет десять, даже зола в щелях закаменела. Во-вторых, в трубу ничего крупнее кошки не протиснешь. А в-третьих… Ян вообразил Змеиного царя, с пыхтением пробирающегося по дымоходу. Невесело ухмыльнулся. Неубедительная картинка. Но ведь как-то он попал внутрь?

Задумавшись, Ян переместился к дальней части комнаты, окна которой выходили с тыла здания на крошечный лохматый садик на задворках. На двух яблонях колыхался от ветра забытый гамак. Возле куста смородины светлел вихрастый затылок младшего Пустеца.

— Инек! — Ян с треском распахнул раму.

Инек вопросительно обернулся, машинально отводя рукой ветки. В ладони у него была зажата испачканная землей лопатка.

— А когда змеи впадают в спячку?

Инек ничуть не удивился. Поразмыслил, машинально потирая щекой о плечо, и ответил с обстоятельностью:

— Это смотря какие, — (Очень большие и с царским титулом, — захотелось подсказать Яну). — Но вообще обычно змеи теряют активность в сентябре, а в октябре-ноябре впадают в сон. Когда по-настоящему холодно становится.

Ян кивнул, закрывая окно. Про зверей, птиц и всяческую растительность прирожденный натуралист Инек знал побольше, чем его школьная учительница биологии.

В шкафу рядом с окном выстроились разномастные книги. Они уже были здесь, когда Ян прибыл на новое местожительство. В их рядах попадались весьма ценные экземпляры — прежний владелец слыл библиофилом. Обнаружив тогда среди корешков «Песнь о Конраде Сумеречном», Ян обрадовался настолько, что на пару дней вообще выключился из реальности, валяясь на диване и запоем читая. Потом поостыл, откладывая подробное изучение книжного собрания до менее суетного момента. И даже добавил в коллекцию несколько новых экземпляров. Да только они так и ждут этого неосуществимого момента. До того заждались, что позвали для общения призрака…

Прошедшая ночь всплывала в памяти рваными кусками. Кажется, безликий стоял прямо здесь. Но выжженных следов на паркете не оставил. И что он хотел почитать?

Ян прикоснулся ладонью к шершавому тому «Хроники Белополя», по-хозяйски задвинул угол высунувшегося «Маятника эпох». Сразу за «Маятником», в момент Янова приезда, книжный ряд зиял дырой, занятой сейчас купленной по случаю «Летописью камней». Куда подевалась прежняя книга — неизвестно, но отчего-то «Летопись…» все еще выглядит здесь чужеродно. А вот, кстати, путеводитель по достопримечательностям Белополя… Ну и, конечно, вездесущие «Корни Башен».

Поколебавшись, Ян вытянул увесистую книгу. От нее явственно пахло полынью. Темноватые страницы хвалились видами башен с различных ракурсов, башнями в разрезе, башнями в схемах и вольных рисунках.

Чепуха! — Ян с досадой бросил книгу на диван. «Корни Башен» изучены вдоль и поперек, и никаких тайн уже не хранят.

Книга обиженно всплеснула страницами, раскрывшись на середине, где на полном развороте были рассыпаны черно-белые изображения предметов — кубки, статуэтки, оружие. Наклонив голову, Ян с любопытством прочел: «Коллекция изделий из Серебряной башни, датированная началом правления герцога Южного…». Среди черно-белых рисунков не сразу угадывалось зеркало, похожее на то, что висело в Яновой ванной. И кинжал, который вручил ему егерь. Впору сейф заказывать, — оторопело подумал Ян. — Для краденого из замка серебра и бесхозного золотого ожерелья.

Забытый еще вчера мобильник в очередной раз пискнул из-под подушки безнадежно, но стойко. Как брошенный командованием боец, он все равно исправно нес службу, храня в памяти пропущенные звонки. И Ян, наконец, переключился со времен древних на настоящий момент. Так… Эти пусть проваливают. С этими не хочется говорить… Ага!

— Привет!

— Ну, где ты пропадаешь? — мигом возмутилась невидимая Дина, и Ян буквально увидел, как она негодующе морщит нос. — Мало того, что утром не попрощался…

— Не хотел тебя будить.

— Вот бы не подумала, что ты так рано начинаешь трудиться.

— Нам, спасителям человечества, некогда отдыхать.

— А чем спаситель человечества намерен заниматься вечером?

Спать! — захотелось завопить истошно, но вслух Ян нейтрально осведомился:

— Хочешь повторить вчерашнее?

— Непременно. Но пока хочу пригасить тебя на прогулку под землю. Я связалась со своим приятелем, помнишь, я говорила?

— Как романтично. Прогулка под землей втроем…

— Вдесятером, — засмеялась Дина весело. — Их там меньше десятка не собирается. А обычно бывает и больше.

«Жила-была на свете девушка, рыбацкая дочь. Ждала она на причале своего отца с уловом, да приглянулась Царю рыб. И влюбился Царь рыб в рыбацкую дочь. Обратился он прекрасным юношей, позвал за собою девицу, и та не устояла, полюбила Царя рыб больше жизни. Но так страшилась она провести остаток дней в глубинах океана, что решила избавиться от своей гибельной любви. Попросила горелома помочь ей…

…Нашли наутро рыбаки на берегу прекрасного юношу с вырванным сердцем. И еще долгие дни поверхность океана до самого горизонта была тускло-серебряной от дохлой рыбы…»

11.

Серебряна по вечернему мощно и вольно дышала сырым холодом. Мелкие волны, цвета черненого серебра, лениво бились об укрепленный бетоном обрыв. Новый город разлегся на противоположном берегу, сверкая огнями. Даже небо над ним рдело зыбким заревом. Огненная река текла и по скобе большого моста справа.

Так близко от цивилизации, и такой бурьян! Ян сдавленно ругнулся, выковыривая очередной репейник, забившийся под штанину.

— Уже пришли, — пообещала легконогая Дина, перепрыгивая невидимую в лопухах канаву, в которую Ян, разумеется, угодил обеими ногами.

И впрямь пришли… Сумерки утратили лохматую сорняковую однородность, расслоившись на кустарник и изломанные вертикальные поверхности, очерченные по периметру слабым свечением. Развалины очередной башни, в укрытии которых жгли костер. Нет, даже два костра… Возле того, что пониже по склону, мелькали тени и азартно бряцали железом. «Да что ты мне говоришь! — вознегодовал юношеский дискант оттуда. — Да сроду у «невидимых» мечников не было таких приемов!..»

Ян затосковал. Еще только любителей исторического фехтования ему не доставало…

— Динка! — от костра, что располагался поближе к стене, отделилась высокая, нескладная фигура. — Глазам не верю! А я уж думал, что ты пошутила.

— Какие шутки! — Дина улыбалась довольная. — Всегда мечтала тебя навестить в… естественной среде, — она с любопытством огляделась.

Ян тоже. Под обросшей травой и лопухами каменной стеной притулился небольшой, но вполне себе бодрый костерок, который окружили человек восемь. В основном старшего школьного возраста или младшего студенческого, хотя одному пацану едва ли было больше двенадцати. Исключая знакомца Дины, взрослым по виду был разве что пристроившийся чуть поодаль парень с гитарой. (Ну, а как же без нее?)

Жизнерадостный дылда уже волок Дину к костру.

— Знакомьтесь, — он выставил девушку в круг света. — Это Дина! Моя бывшая сокурсница, а сейчас матерый журналюга. А это… — он вопросительно оглянулся на Яна.

— Ян, — хмуро подсказал тот.

— …ее друг, — простодушно завершил дылда процедуру знакомства.

Гостей здесь принимали тепло и без церемоний. Потеснились, давая присесть, хотя места и так хватало. И немедленно вручили распечатанную бутылку. Пиво, — решил было Ян, но к своему величайшему удивлению обнаружил в бутылке апельсиновый сок.

Среди ребят оказалось всего две девушки, трогательно притихшие под одной мужской курткой, накинутой на плечи сразу обеих. Хорошенькая брюнетка глазела на Яна с интересом, некрасивая блондинка конфузливо отводила взгляд. Обеим вряд ли было больше семнадцати.

От дальнего костра сильно лязгнуло металлом, и донесся взрыв смеха. Это отвлекло всех присутствующих, кроме Дины и ее знакомого, которые увлеченно переговаривались, склонив друг к другу головы.

— В Замок? — переспросил дылда неожиданно громко. Вид у него стал чрезвычайно смущенный.

— Сам слышал, сейчас туда никого не пускают. А мне срочно надо сдать репортаж. Из ночных башен это будет вдвойне эффектнее… — наступала Дина, явно не замечая ерзанья собеседника. — Ты говорил, что знаешь ход.

— Знаю, — понуро сознался дылда, почесывая ухо. — Только что ж ты не предупредила. Мы и не готовились сегодня к выходу. Так, посидеть только собрались…

— Если хотите попасть в Замок, то не к Гжану надо обращаться, — засмеялась блондинка, бесцеремонно прислушивавшаяся к разговору. — Он запутается в трех поворотах.

— Неправда! — возмутился нескладный Гжан. Однако с неохотой тут же признал: — Но там и вправду ход петляет сильно, я без подготовки не рискну пойти. Давай встретимся через пару дней!

— Мне срочно, — укоризненно напомнила Дина, покосившись на Яна.

— Тогда вам нужен кто-то из опытных, но они сегодня вряд ли придут.

— Лен может пробовать, — подсказали несколько голосов, кивнув на приосанившегося пацана.

— А лучше мастера попросить, — с некоторым придыханием в тоне предложил кто-то. — Он будет позже.

— Да! Да! — немедленно подхватили все, кроме огорчившегося малолетка.

— А зачем вам в Замок?

Дина снова принялась рассказывать о задании газеты. Ее слушали сочувственно, хотя и не без скепсиса.

— Да ладно, — благожелательно усмехнулся парень в брезентовой штормовке, сидевший напротив. — Небось хотите проверить, что за чертовщина там творится? Нормальное желание.

— А не боязно? — брюнетка, помаргивая длинными ресницами, заворожено глазела на Яна.

— Чего там бояться! — авторитетно вмешался пацан. — Да этим путем миллион раз ходили все, кому не лень. Он путаный, но пройти можно. И выводит в Низкую башню, а там ничего интересного сроду не было.

— По слухам, там есть выход на башню Стрельцов.

— Так никто еще не нашел этот выход.

— Если хотите попасть на развязку, вам надо через озеро!

— Ну ты сказанул! Куда ж через озеро в такой холод!

— Ой, да делов-то поднырнуть. Хоть зимой можно, озеро не замерзает.

— А где это? — заинтересовалась Дина, честно пытавшаяся компенсировать промах со знакомцем Гжаном.

— В заповеднике есть маленькое озеро, называется Птичий глаз. На западном его берегу растет очень старый дуб. Так вот если нырнуть с берега возле дуба, то под водой отыщешь лаз, который ведет в подземный ход. Ход тянется до Венчальной башни.

— И что… — Дина несколько растерялась. — Уже ныряли?

— Может, и ныряли, только кому это надо, если в Венчальную в любое время через главные ворота можно войти, — слушатели снисходительно заулыбались.

Пристроившийся в стороне гитарист, видно, так и не смог убаюкать на руках гитару, и та, как капризный младенец, подала голос. Переливчато отозвались струны, высевая в дымный воздух звонкие отголоски. Потом соткалась медленная мелодия… Ян вдруг вспомнил, что именно этого гитариста видел тогда на площади, исполняющего «Я иду к тебе». Но сейчас он заиграл что-то незнакомое, терпкое, вынудившее даже весельчаков у дальнего костра притихнуть. Оттуда потянулись любители музыки, пристраиваясь рядом.

На Яна внимания не обращали, и он постепенно переместился в тень.

— А когда он приходит, этот ваш мастер? — спросил, чуть погодя, оказавшуюся по соседству блондинку.

— По-разному, — она пожала тонкими плечами. — Но он всегда приходит… — девушка собрала рассыпавшиеся волосы в жгут, вскользь улыбнувшись. И Ян, краем глаза наблюдая за ней, невольно признал, что ошибся. Девушка, при всей своей некрасивости, на самом деле была невыразимо привлекательнее симпатичной подружки. Что-то было в ней этакое, притягивающее…

Ночь накатывала, костер становился все жарче, искры ярче и трескучее, и все равно холод пробирал до самой печенки. Почитатели исторического оружия разошлись, но возле второго костра никто никуда не спешил. Дома их не ждут, что ли? Даже мелкого пацана? Заскучавшая Дина перебралась к Яну, и он чувствовал, как девушка вздрагивает.

— Тебе необязательно ждать, — Ян обнял ее и коснулся губами прохладного ушка.

— Мне интересно, — возразила она, улыбнувшись. — Ай, щекотно!

— Я тебе потом все расскажу.

— Подробно?

— В красках и деталях.

— А вдруг с тобой там что-нибудь случится?

— Ты же слышала, там побывал миллион желающих. К тому же, если что — ты сделаешь отличный репортаж со мной в главной роли, — Ян подмигнул.

— Заманчиво… — Дина заколебалась, явно борясь между журналисткой неуемностью и все нарастающим желанием согреться. — Потом приедешь ко мне?

— Непременно. Пойдем, провожу до такси…

— Дина! — встрепенулся Гжан, когда они поднялись на ноги. — Ты уже передумала делать репортаж?

— Я сделаю вместо нее, — сухо сообщил Ян. — Никто не против?

* * *

…Такси, мигнув огнями, умчалось прочь, снова унося Дину и неприятно напомнив недавний вечер. Почти такая же обсаженная деревьями улица, только на этот раз, кажется, вербы, а не ясени. И от «Сломанного рога» недалеко. Завернуть что ли, согреться перед возвращением? А то у костра собралась исключительно трезвая компания. Кто бы мог подумать? Это при наскучивших уже репортажах о разлагающейся молодежи…

Почти добравшись до «Рога» Ян устыдился и решил не поддаваться слабостям. Апельсиновый сок, распитый возле костра, это вам не какой-нибудь банальный эль. С сожалением окинул взглядом площадь. Замок высился холодной громадой — тихий, присмиревший. Люди вокруг прогуливались, несмотря на поздний час, но на фоне этого черного монстра они как-то тушевались, и даже фонари горели вполнакала.

Кстати, о фонарях... Яну внезапно стало неуютно стоять в круге света. Как и прошлым вечером ему померещилось, что башни недобро и внимательно смотрят на него. Мнительность? Может быть, но Ян сделал шаг в сторону.

Один из фонарей поодаль так же бескомпромиссно омыл светом человечка, спешащего в сторону Замка. Ян удивленно сморгнул. Покатой фигурой и подпрыгивающей походкой человечек показался знакомым, но ему совершенно незачем маячить в такой час возле Замка. Да и вообще, если судить по его недавнему поведению, к Замку его и под дулом пистолета не загонишь. Ян определенно ошибся. Далеко, темно…

Выудив из кармана телефон, он набрал номер Пьетра. Площадь большая, но тихая. И «милую Августу», раздавшуюся издалека Ян распознал безошибочно.

— Але? — послышалось в мобильнике неуверенное.

— Как здоровье? — нарочито весело осведомился Ян. — Ева сказала, что ты приболел?

— Д-да, — с запинкой отозвался невидимый Пьетр. — Простудился, наверное.

Ну, судя по тону, он и впрямь смертельно болен.

— А дочки как?

Неизвестно, что там у него произошло на другом конце, но Пьетр отозвался настолько изменившимся жестким голосом, что Ян даже недоверчиво посмотрел на экран телефона, чтобы убедиться, что разговаривает именно с привычным тюфяком.

— Почему ты спрашиваешь?!

— Из вежливости, — растерявшись, Ян брякнул первое, что пришло на ум.

— Дочки здоровы! — отрезал Пьетр резко.

Что это с ним? А вот повышать голос не надо в любом состоянии.

— Вот и отлично, что дочки здоровы, — процедил Ян, возвращаясь к привычной роли. — А ты, я думаю, найдешь в себе силы прибыть ко мне. Ты мне нужен сейчас.

— Я… — слышно было, как Пьетр задохнулся и промямлил невнятно: — Н-не могу встать… Слабость такая…

— Тогда я к тебе заеду. Познакомлюсь с твоей семьей.

— Не надо! Нет! Я… приеду, — упавшим голосом пообещал Пьетр. — Скажи, куда…

Ян отключился, выждал пару минут и снова позвонил. На этот раз телефон Пьетра отозвался гораздо явственнее и ближе.

— Я передумал, — произнес Ян в напряженное молчание в мобильнике. — Лечись дома.

Ну и ну. Больные шастают за лечением к Замку. Не иначе, как к Цветущему источнику. Но с чего ночью? Вот любопытно, а если набрать Евин номер, он тоже откликнется где-нибудь поблизости? Впрочем, как раз это было бы объяснимо…

Краем глаза Ян заметил движение внизу. Гибкое черное тело скользнуло в пожухшей траве, укрываясь в корнях боярышника. Не скрываясь, вторая змея — серая, отблескивающая на боках крупной чешуей, — пересекла дорожку в двух шагах от Яна. Задержалась, повернув узкую голову.

— Ага, — Ян медленно положил в карман телефон. — И вы здесь… А хоть кто-нибудь коротает вечер дома у камина?

Змея упруго оттолкнулась изгибом тела, исчезла в траве вслед за напарницей.

Опасения заплутать на обратном пути оказались напрасны. Отчетливый привкус дыма в сыром воздухе вывел точнее всяких указателей. Состав любителей вечерних посиделок не слишком изменился. Исчез парень с гитарой, зато появился обещанный мастер.

Трудно сказать, кого Ян ждал увидеть, но человек возле огня не произвел поначалу особенного впечатления — невысокий, худощавый, с мягким, спокойным скуластым лицом. Похож на учителя.

— Добрый вечер, — он поднялся с места, дружески протягивая ладонь первым. — А мы уже не думали, что вы вернетесь.

Рукопожатие оказалось сильным, как стальной захват. Но изумило Яна не это, а совершенно незнакомое ощущение, которым оно сопровождалось. Словно на пару мгновений стало еще темнее, чем было. Воздух подернулся черной рябью и пахнуло душным, железистым запахом.

Проклятие? Не похоже…

— Почему бы и нет? — совладав со своими чувствами, небрежно отозвался Ян.

Глаза «мастера» горели, отражая огоньки костра. А кожа на скулах и гладко выбритых щеках казалась матовой и бледной.

— Все-таки сейчас с Замком происходит нечто странное. Может, действительно не лучшее время навещать его по ночам?

— Ваш… э-э… ученик, уверял, что этим путем ходили многие.

— В том числе и полиция буквально пару дней назад. Но мало ли что!

Для того, чтобы напугать, надо бы в тон подбавить внушительности. Похоже, «мастер» и впрямь всего лишь старался избежать недоразумений.

— Тогда и мне ничего не угрожает. Вы поможете?

— Если вы настаиваете. Есть еще желающие?

Несколько рук взметнулись вверх, словно на уроке. «Мастер» одобрительно засмеялся:

— Нет, всех не возьмем. Если только Лена и Беату. Они засиделись у нас…

Пацан и брюнетка с готовностью вскочили. Предводителя они явно боготворили, только что не пританцовывали от нетерпения, заглядывая ему в лицо.

— Что, никакой подготовки не нужно? — удивился Ян невольно.

— Ну что вы, — снова засмеялся «мастер», и остальные тоже отозвались смешками. — Тут совсем недалеко. Если бы ход так не петлял, и его не перекрывали коммунальные службы, то туда каждый день шастали бы даже приезжие туристы. Это вам не Черные катакомбы… Кстати, если надумаете репортаж о Катакомбах делать, то предупредите не меньше, чем за две недели. Там потребуются люди опытные.

Из дощатого ящика извлекли четыре фонаря. Один из них вручили Яну. Пацан, приглашенный на экскурсию, сам светился от счастья не хуже фонаря. Да и девушка была заметно рада.

— Внимание, господа остающиеся, — «мастер», все еще отечески улыбаясь, оглядел притихших слушателей. — Ведем себя прилично, гостей привечаем, но не забываем, что количество теней должно в точности совпадать с количеством сидящих у огня.

Сопровождаемые кивками и, как Яну показалось, завистливыми взглядами, четверо двинулись в путь. Точнее отошли чуть в сторону, чтобы нырнуть в дыру на склоне, едва прикрытую неопрятной бахромой корней и косо перегороженной сбитой с петель решеткой.

* * *

Темнота расступалась прохладно и шелковисто, как темная вода. Рассеянный свет фонарей вымывал покрытые известковыми потеками стены и малопристойные надписи на них. Под ногами шумно хлюпало.

— А чем вы занимаетесь днем? — с рассеянным любопытством спросил Ян.

— У нас это считается невежливым вопросом, — неожиданно строго сообщил «мастер». — Я же не спрашиваю, чем занимаетесь вы?

Ты даже не спросил, как меня зовут. И сам не представился, — запоздало спохватился Ян.

— …тем не менее, я отвечу… журналисту, — с заметной остановкой, произнес «мастер». — Я учитель, преподаю в школе. И пишу стихи для открыток.

Хм-м, неожиданно… Нет, первое как раз очевидно, а вот что касается второго…

— Для открыток? — машинально переспросил Ян.

— Раньше я просто писал стихи, — фонарь в руках «мастера» чуть дрожал, и голубоватое пятно света извилисто приплясывало на грязных стенах. — Но, к сожалению, стихи в наше время не особо востребованы. Как говаривала моя жена: «клепаешь строчки, а в доме ни кусочка!» Она в какой-то момент тоже приобщилась к стихосложению.

— А теперь?

Дорогу пересекла весьма упитанная крыса. Оглянулась неодобрительно, щурясь на незваных гостей. Беата боязливо юркнула за Лена. Мальчик мужественно расправил плечи.

— А теперь мы разошлись. Ни к чему причинять близким столько страданий, верно? Зато я научился писать полезные стихи. Денег это приносит немного, но хватает на жизнь и на ребят.

— Подождите! — в памяти забрезжило мельком прочитанное. — А вы случайно не тот учитель, что собирал беспризорников? Про вас в новостях рассказывали.

— Было дело. Теперь мои беспризорники подросли, сейчас уже вполне самостоятельные люди. Но вот появились новые, вроде Лена, — «мастер» ободряюще улыбнулся оглянувшемуся на свое имя Лену.

Пацан довольно просиял.

— И детишкам теперь есть куда приткнуться, да и мне дело нашлось. Иногда мне даже кажется, — собеседник улыбнулся еще шире и драматично округлил глаза, — что я нашел свое призвание!

Беата и Лен прыснули с нарочитой готовностью. Фонари в их руках плеснули в лица отставших изрядную порцию света, так что пару мгновений Ян пытался проморгаться и избавиться от ощущения, что в глазах его собеседника снова тлеют зловещие огненные точки.

И без того здесь было неуютно.

Ход вильнул и плавно затек в довольно большой каменный карман. От основного ответвлялось еще четыре выхода, но два были плотно замурованы камнем. Оставшиеся воняли канализацией. В центре кармана чернело старое кострище в жестяном ободе. Видно, здесь задерживались неоднократно.

— Привал, — буднично скомандовал «мастер».

— Да мы не устали, — запротестовал Лен.

— Конечно, нет. Но и смысла идти вам дальше я не вижу. Вы оба там были не раз. Пусть наш гость прогуляется в одиночестве и решит все свои дела… — кажется, «мастер» Яну подмигнул. — А мы пока попьем чайку.

Беата явно привычно вытряхнула из рюкзачка кубики сухого топлива, развела в ободе костерок и пристроила над ним кружки. Воду она налила из бутылки из-под сока. Действовала девушка с привычной обстоятельностью. Неужто она и пацан так охотно бежали сюда именно за этим странным чаепитием?

Ян оценивающе вгляделся в колыхающуюся черноту сразу за срезом входа.

— Не волнуйтесь! — приободрил «мастер». — Там путь идет прямо и прямо до самого входа в башню. Не ошибетесь. Думаю, полчаса вам хватит. Дойти, убедиться, что ничего интересного там нет и вернуться. А мы вас подождем.

Ну, если он так говорит…

Каменная кишка оказалась высокой, но узкой. Если расставить руки, то можно коснуться обеих стенок. А судя по окуркам и банкам, ходили здесь действительно часто, хотя путь ровней от этого не стал, и пол заваливали кучи осыпей. Фонарь выхватывал неровную кладку стен, рыжие от ржавчины кольца для факелов, и современные надписи масляной краской: «Коммунальные службы города Белополя предупреждают…» — остаток надписи отсырел и осыпался шелухой чешуек краски.

Так что ничего романтического в этом путешествии не было, Ян даже расслабился, когда фонарь, мерцавший и раньше, вдруг решил, что на сегодня потрудился достаточно. И погас. Тряска и щелчки выключателем не помогли.

Навалившаяся тишина мигом сделала и без того узкий ход еще теснее, наполнилась зловещим шуршанием, поскрипыванием и стонами и дохнула тухлятиной. Тут же почудилось, как нечто длинное ползет у ноги, вот-вот коснется лодыжки… Ян застыл, пытаясь приглядеться. Хоть «мастер» и заверял, что ход прямой и безопасный, но продолжать путь в темноте, рискуя свернуть себе шею на каком-нибудь каменном завале, было глупо. Проще вернуться и одолжить другой фонарь.

Главное, не выскочить к оставшимся спутникам с скоростью вылетевшей из бутылки пробкой. Неловко будет. Хотя наступающая на пятки тьма давила с каждым шагом все сильнее, Ян с усилием сбавил ход, когда впереди забрезжил свет. И даже постарался особенно не шуметь.

Как оказалось, не напрасно…

Нет, он не ждал увидеть ничего особенного. И представшее глазам зрелище в первый момент, тоже не слишком шокировало. Выглядело это вполне мирно: один свернулся клубком у костра, двое других приникли друг к другу. Ну, заскучали. Один задремал, оставшиеся развлекались, как могли… Потом Ян разглядел, что у костра дремлет Беата. А «мастер» прижимает к стене безвольно поникшего Лена. С того места, где Ян стоял, видна только макушка мальчика, его вяло подрагивающая рука и вытянутые ноги. Все остальное закрывает также ритмично содрогающийся «мастер».

Ян сделал шаг; откатился с дробным стуком камень. Мельком подумалось, что камень стоило бы поднять и опустить его на залысину над седеющим затылком.

«Мастер» резко оборачивается. Глаза его горят, хотя на этот раз огонь здесь совсем не при чем. Черты скуластого лица странно заострены. Из уголков рта тянутся прерывистые кровавые дорожки. Становится видно, что голова Лена наклонена в бок, воротник расстегнут, а на обнаженной шее набухают темными каплями дырочки.

Так, преставление о происходящем снова меняется.

— Фонарь погас, — обронил Ян в тугую тишину. — Не повезло.

Вампир свою жертву не бросил, а аккуратно прислонил к стене, и лишь затем медленно поднялся на ноги. Трансформация происходила стремительно — только что бледное и костистое лицо уже полнело и наливалось красками, фигура оплывала и теряла в росте. Но чувство опасности никуда не делось. Как и железистый запах.

— Я не ждал тебя так рано.

— Меня вообще никто не склонен ждать.

— От тебя действительно одни только неприятности, горелом, — голос вампира стал ниже и проникновеннее.

— Это смотря для кого, — Ян старался не упускать ни малейшего движения «мастера». Вампир не пытался напасть, но осторожность не повредит. — Неужто не смог устоять?

— Они оба живы, — вампир небрежно кивнул в сторону Беаты и Лена. — Сонный напиток, чудесные сны. Они будут с удовольствием рассказывать об увлекательных здешних приключениях. В меру своей фантазии… Я беру у ребят лишь столько крови, сколько безопасно для их здоровья.

— Как трогательно.

— Эта девушка с девяти лет зарабатывала проституткой на улицах. Этого пацана три года назад отчим вышвырнул из дома. Они были никому не нужны.

— Теперь нужны тебе. В качестве ужина.

— Я нашел для них кров и друзей. Лен днем ходит в школу. Беата учится на парикмахера. Каждый из моих ребят при деле. У меня есть связи, чтобы помочь каждому из них. Они действительно нужны мне, но и я нужен им. Теперь ты все можешь разрушить.

— Думаю, я так и сделаю.

— Ты не понимаешь, что творишь, горелом!

Нервы у него все-таки сдали. Вампир прыгнул вперед, выставив руки с удлинившимися ногтями, как атакующий вымр. Лицо исказилось, под тонкой бескровной кожей проступили очертания нечеловеческого черепа. Тяжелый выпуклый лоб, резкие скулы, измененная челюсть с внушительными клыками. Для таких серьезных изменений требуется не один год.

Ян уклонился, выхватывая подаренный егерем кинжал, который так и позабыл вынуть из куртки. Сверкнуло белое, почти игрушечное лезвие, заиграв огненными отблесками. Вампир отшатнулся, болезненно зашипев. Распластался по стене, щуря горящие ледяным светом глаза.

— Я не убийца. Я не причиню тебе вреда, горелом, — едва разжимая бесцветные губы, процедил вампир. — Мне не нужна твоя кровь. И не нужно твое проклятие.

— На вампиров оно не распространяется.

— Распространяется, — горько возразил «мастер». — Зачем я только согласился. Решил поиграть с судьбой, идиот.

— Да, кстати… — поколебавшись, Ян вернул кинжал в карман. — Раз уж согласился, то придется выполнять обещанное. Мне нужно попасть в Замок.

— Бери фонарь и иди.

— Непременно. Только ты пойдешь со мной. А ребята пока здесь отдохнут.

…Странно, вот только что Ян шел этим путем, но он не казался ему таким длинным, как сейчас. Может, оттого, что тогда он беспечно шагал один, а не в компании зло сопящего и спотыкающегося вампира?

— …я беру ровно столько, сколько нужно для существования. Ни один из моих ребят не пострадал. Они вырастают и уходят. Живут нормальной жизнью.

— Ты никогда не увлекался? В самом деле? Ни разу не заходил слишком далеко, поддавшись своей жажде? Ни один из твоих ребят не остался навечно в этих катакомбах?

Ян краем глаза заметил, как жутко исказилось лицо спутника. Ненадолго, но все же… Вампир молчав несколько секунд, сухо возразил:

— А если бы они остались на улице, никто бы из них не уцелел. Понимаешь? Я хотел, как лучше. Еще тогда, когда был просто человеком, но тогда у меня это не получалось. Я пытался воспитывать своих учеников добрыми и честными, но это приносило им только несчастье…

— Так ты вправду был учителем?

— Я и сейчас учитель. Преподаю в вечерней школе.

— И стихи действительно пишешь?

— Интернет понятие круглосуточное, — вампир небрежно передернул плечами. — А издательству без разницы, кто присылает вирши.

— Как ты стал вампиром?

— Я был неудачником. Романтичный учителишка, пытающийся в одиночку изменить мир. Надо мной смеялись. Однажды я понял, что ничего хорошего мои близкие от меня не увидят… Чем больше я их любил, тем хуже делалось. Тебе это знакомо, верно, горелом?

— Надо думать, что став вампиром ты их осчастливил.

— Я избавил своих близких от своего присутствия. И дал надежду тем девочкам и мальчикам, что ждут меня наверху. А кого осчастливил ты, горелом? Я живу, не видя солнца, но знаю, чем заплатил за это. А ты живешь среди людей, но видишь только тени. Чем заплатил ты?

— Продолжай, — невыразительно подбодрил Ян сопровождающего. — Ты так и не ответил, как стал вампиром.

— Я сбежал. От семьи, от друзей, от себя. Думал, покончить собой. Сам не знаю, как меня занесло к Замку. Потом я… Пришли! — другим тоном констатировал вампир.

Луч фонаря скользнул по блестящей и явно недавно поставленной металлической решетке, которая перекрывала проем. На решетке самодовольно маячил пузатый, лоснящийся от смазки замок.

Вампир тряхнул решетку и безразлично объяснил:

— Коммунальщики поставили по требованию полиции.

— Открой.

— Мне ключ не положен.

— Не юли. У вампира сил хватит и не такие прутья выгнуть.

— Я открою, в обмен на обещание…

— Не забывайся, — тихо перебил Ян вампира. — Ты сделаешь все, что я скажу безо всяких условий. И сегодняшней же ночью покинешь город. Твой душераздирающий рассказ тронул меня. У тебя будет целая ночь, чтобы убраться подальше. Потом я звоню егерям.

Глаза вампира снова полыхнули тусклым багрянцем. Уголок рта совсем по-человечески нервно дрогнул, когда вампир пытался совладать с бушующей внутри бурей. Свое негодование он излил на решетку, вцепившись в прутья. Надулись жилы на кистях и висках, посыпалась каменная пыль, с тонким скрипом металлические штыри выгнулись.

Ян постарался ничем не выдать своего потрясения. Нет, конечно, всем известно, что вампиры намного сильнее людей, но не так-то просто принять легкость, с которой этот щуплый с виду «мастер» скрутил железные прутья. А у Яна ничего, кроме игрушечного кинжала.

И дара, который покрепче иной брони.

…В башне было темно и тихо. Застоявшийся воздух пах пылью. Давление Замка ощущалось, но попав в шквал, перестаешь ужасаться его величию и различаешь отдельные токи. Те, что касаются тебя лично.

— Здесь нет ничего, — равнодушно прокомментировал вампир. — Это все знают.

— Тогда мне повезло встретить того, кто знает больше, чем все. Вампиры видят скрытое, не так ли?

Ян ожидал возражений, а вместо этого услышал сочувственное:

— Не надо тебе туда. Особенно тебе не надо.

— То есть дорогу ты все-таки знаешь?

— Лучше вернуться. Дети там… одни.

— Одним им безопаснее, чем в компании доброго учителя-вампира.

— Что ты понимаешь… щенок! — вампир снова злобно ощерился, но тут же угас. Ссутулился, вяло махнул рукой: — Впрочем, как знаешь. Ступай! — он переместился невероятно быстро и Ян снова запоздало спохватился, что имеет дело не с человеком. И почти ничего не знает о существе, которого взял в проводники.

С тихим шорохом в стене отворилось отверстие. Повеяло вековой гнилью и концентрированной смертью. Ощущение было на редкость отчетливым. Во тьме горбились некие продолговатые возвышения, сильно смахивающие на… Ну да. На надгробья.

— Вперед! — велел Ян.

Вампир, криво улыбаясь, но без колебаний вошел. Ян двинулся следом. Успел мельком оценить невнятные статуи, высящиеся по углам небольшого помещения. И почти сразу же услышал отвратительный, долгий скрежет, с которым сползала с каменного ящика крышка. А потом вторая.

И то, что стало воздвигаться оттуда, не имело ничего общего с тощим вампиром, бывшим учителем. Серебряный кинжал словно сам собой впрыгнул в разом вспотевшую ладонь. Но пользы от него было не больше, чем от зубочистки. Устоять против копошащегося во тьме олицетворения древней безжалостной мощи не смог бы и корпус егерей. Приметив гостей, оно мгновенно подцепило Яна своей неистовой волей, как крюком, не давая двинуться с места.

— Вон!

В следующий момент Яна сбило с ног и вынесло прочь из склепа тяжелое тело, показавшееся холодным и каменным. Словно на него напало одно из изваяний, украшавших тесный склеп по углам.

Снова шорох, на этот раз спасительный, когда дверь в склеп замкнулась.

— Это… — вампир отпустил Яна, и поднялся на ноги, отряхиваясь и отводя мерцающий взгляд. — Это то самое место, где я стал… таким.

Ян моргал, все еще сидя на полу и стискивая в ладони бесполезный кинжал. Рот был полон соленой крови, кажется, он прикусил губу. Болела помятая грудная клетка. Вампир и весил больше, чем любой человек.

— Ты… — начал было Ян, но осекся, прислушиваясь к едва различимому шуршанию за толстой стеной. Оно, наверняка, ему мерещилось, камни крали даже крики, но все равно казалось, что ледяным скребком водят вдоль позвоночника.

— Я не убийца! — хмуро проговорил вампир, топчущийся уже у выхода. — Сожалею, что напугал. Ты разозлил меня, но… — невеселая ухмылка растянула бесцветные губы. — К тому же горелом-вампир — это слишком! — «мастер» махнул рукой и скрылся из виду.

Оба фонаря так и остались лежать на полу, скрестив лучи. Ян подобрал их, прежде чем идти следом. Сожаление кольнуло и отпустило. Найдется другой путь.

* * *

— Наконец-то! — Беата воодушевленно вскочила на ноги, стоило им показаться из темноты. — Неужели там есть что-то интересное, чтобы застрять так надолго?

— Масса интересного, — заверил искренне Ян.

Лен завистливо вздохнул. Он казался утомленным, но глаза живо блестели, а отблески костра окрашивали кожу в теплый, здоровый оттенок. Курточка застегнута наглухо, до самого подбородка.

— Ну, мы тоже не скучали, особенно, когда из-за поворота появилось…

— Тс-с! — защебетавшую Беату перебил Лен, укоризненно прижав палец к губам. — Ты же знаешь уговор, мы ничего не должны рассказывать. Помнишь?

— О… — Беата виновато смешалась. — Правильно. Простите. — Мелькнувшее на ее лице сомнение быстро растворилось и исчезло без следа, сменившись явным довольством. Что там привиделось девчонке, да и Лену в дурманных снах оставалось только гадать.

— Пора назад, — не глядя ни на кого, заявил «мастер».

— А можно мы завтра к подземным ручьям сходим? — Лен, заглядывавший в черный провал второго хода, просительно обернулся к учителю.

— Завтра будет видно. — Вампир затушил огонь.

Наверху было блаженно просторно и холодно. Ян и сам не знал отчего стал дрожать. И как-то само собой получилось, что Беата и Лен обогнали их с «мастером», спеша к костру, возле которого обрадовано заплескались тени. Которые должны соответствовать числом ожидающим возле огня.