Горелом

12

В незапамятные времена некий герцог заразился опасным недугом. Чтобы недуг не перекинулся на подданных и не причинил великих бед, благородный герцог приказал замуровать себя в башне. Правда, по другой версии герцога замуровали в башне испуганные подданные безо всякого на то желания первого…

Сколько еще неприятных сюрпризов таят башни? И не имеет смысла надеяться, что днем неупокойники смирные — у Замка свои правила.

В комнату лился пасмурный свет, и терпко пахло тропиками. Ян чистил уже пятый апельсин. Диван и лежащую на нем книгу засыпали оранжево-белые ленты. Они обрамляли рисунок на открытой странице — копия средневековой гравюры, где неуклюжие, сильно вытянутые по вертикали люди размахивали руками, толпясь возле отверстия в боку башни. Из отверстия торчала голова в короне. Выражение лиц у всех было одинаковым, так что не поймешь — то ли собравшиеся радовались, то ли горевали.

Апельсин оказался кислым. Кривясь, Ян жевал дольку за долькой, краем глаза следя за мельтешением красок в телевизоре. Чересчур оживленная домохозяйка в нарядном переднике демонстрировала виртуозное владение теркой. Натертые морковки отчего-то наводили на весьма мрачные ассоциации…

Вздохнув, Ян стряхнул очередную порцию апельсиновых шкурок, потянулся, пытаясь устроиться поудобнее. Хотя выспаться в последнее время не удавалось, сна не было. Только тяжесть в голове.

На экране мелькнуло знакомое бровастое лицо крепыша Каппа. В крови и саже. Вокруг озабоченно сновали люди с характерным снаряжением.

— …егеря вскрыли крупное гнездо вымров, — не пользуясь обычными эвфемизмами, тараторила еле сдерживающая волнение корреспондентка. — Активность тварей оказалась удивительной! В начавшемся пожаре пострадали соседние дома. Специалисты уже отмечали возросшую агрессивность нежити в городе, но власти до сих пор отрицают очевидные факты…

Ян, пожалуй, слишком суетливо переключил канал.

— …не понимаю, куда смотрят власти? — подхватил эстафету лощеный господин в очках. — И в особенности пресловутый горелом. Кажется своевременным поставить вопрос — куда ты смотришь, избавитель?.. — Очки строго сверкнули в камеру.

Не помню, чтобы мы с тобой пили на брудершафт, — сумрачно подумал Ян.

А ведь утро казалось таким тихим.

Внутри часов нечто провернулось с металлическим бряцанием. Ян рывком поднялся с дивана, мельком покосился на смирный пока мобильник. Скоро тот заголосит, и тогда трудно будет отвертеться. Так что лучше оставить его здесь.

Что там говорили ученики вампира об озере? В книге про Башни Ян вычитал, что один из владельцев Замка и впрямь прокопал ход в озеро. Только в книге не было четких координат. Но вчера их вполне толково описали…

…Заповедник окутывал Старый город плотно и надежно, как колючее одеяло. Со стороны Заповедника попасть в Белополь было практически невозможно — лес тянулся во все стороны на много километров, а немногочисленные мощеные дороги охранялись Мировым Советом по культуре, как исторический объект. То бишь, ездить по ним на чем-то тяжелее велосипеда запрещалось. Исключение делалось для лесников, но и те, в основном, предпочитали лошадей.

Лес начинался сразу же за крайними улицами, поначалу выдавая себя за светлые, жидкие рощицы, но затем бескомпромиссно обращаясь в непроглядную чащобу. Было в нем что-то от реки Серебряны, которая у берега кажется ясной и чистой, а уже через десяток шагов проваливается в темную синеву глубин. Парк за Замком тоже постепенно перетекал в заповедный лес. А может, там сам лес притворялся парком.

Дом, где проживала Ева со своим мужем лесником и сыном, формально еще считался принадлежащим улице Лесной, но на самом деле стоял на отшибе. Ян обогнул его по широкой дуге. Час ранний, однако, в семье с малым ребенком свое расписание. А у Евы глаз острый.

Уже заметно рассвело. Небо затянули низкие, блеклые тучи. Шуршали заскорузлые листья под ногами. Неподвижные деревья было словно вплавлены в прозрачный, холодный воздух. Пахло прелью. Ян поддавал ногами вороха опада, чтобы слегка развлечься и согреться. Надо было велосипед одолжить. Хотя тогда пришлось бы придерживаться дороги, а это большой крюк.

Лес неспешно расступался. Земля, на которой он рос, была скомкана, словно исполинская перина, вспухая неровными буграми, и проваливаясь впадинами. Лес покорно следовал всем изгибам. Внимательный взгляд угадывал в кривоватом земляном холмике очертания оплывшего строения. И в лощине справа — развалины домов. А вон там — каменная стенка, обросла мхом, как шкурой. Кустарники словно нарочно заплетали все подходы к ним. Говорят, когда-то здесь тоже был город. Тот самый городок, с которого началась история гореломов. На месте мельницы вырос замок. А городом завладел лес. За одну, кажется, ночь…

Как бы то ни было, но на прогулки сюда не ходят не только из-за запрета властей. Зато грибы какие!

Невидимое за тучами солнце взобралось уже высоко, когда лес рассредоточился по пологим взгоркам. Круглое озеро Птичий глаз лежало в оправе деревьев, словно плоский полированный опал, отражая низкое пасмурное небо. Ни морщинки, ни ряби… В хорошую погоду вода в нем черная, а за небольшую величину и форму озеро заслужило свое название. Но сейчас вода была серой. И даже с виду очень холодной.

Ян задумался, озираясь. Желание проверять температуру воды на соответствие внешнему облику испарилось, словно утренний туман. Но не возвращаться же, отмахав в такую даль?

И как назло обещанный дуб торчит на самом виду, растопырив ветви. Дуб оказался космат, скрючен и страшен, как безумный старец. Вывороченные из земли корни, спутаны клубком толстых змей. Черные вербы на том же берегу наклонены вразнобой, словно с перепугу шарахнулись от дуба, да так и застыли, поникнув.

Ну, во всяком случае, что он не единственный псих в этом районе, Ян убедился после того, как обнаружил привязанный к одному из корней обрывок подгнившей уже веревки. Это обнадеживало. С другой стороны конец веревки как-то подозрительно лохматился, словно его перегрызли…

Темная в тени берега вода плескалась беззвучно и масляно. Под корнями дуба берег уходил вертикально вниз, в черноту, но сверху было видно, что он укреплен камнями. Ян вздохнул, стянул лишнюю одежду, и пока решимость не ушла, соскользнул в озеро… Ничего себе! В первый момент почудилось, что вода ледяная и плотная, как незамерзшее до конца мороженное, но потом стало легче. Во всяком случае, до тех пор, пока он не осознал, насколько бездонно это крошечное с виду озерцо.

Скользкая, обросшая илом стена уходила все глубже и глубже, не думая кончаться. Пальцы то и дело сдирали пласты наросшего ила, под которым прощупывалась каменная кладка. Но никаких впадин… Первая попытка прошла впустую. Стуча зубами, Ян вылетел на поверхность, поняв, что запасся недостаточным количеством воздуха. Вторая закончилась так же. И третья…

Идиот! Хватит уже купаться, иначе рискуешь остаться здесь навсегда.

Ну, в последний раз…

Плавал Ян хорошо, но одно дело бассейн или река в теплый день, и совсем другое дело — стылое осеннее озеро, воду в котором он уже взбаламутил предыдущими погружениями. Ил клубился, мешая видеть. Ян жмурился, шаря по стене вслепую… И вдруг ладонь провалилась сначала в мягкое, невесомое, пушащееся, а затем в пустоту. От радости плохо соображая, что делает, он рванул вперед. Если только сориентироваться, то воздуха должно хватить…

Сначала туннель шел параллельно берегу, потом начал задираться. Видимо, в какой-то момент он должен был подняться выше уровня воды в недрах одного из пригорков. Но в самый обнадеживающий момент Ян со всего маху влетел в каменную осыпь, с торчащими из нее металлическими штырями. Ход оказался завален. Тьма сыграла злую шутку — препятствие можно было различить, только врезавшись в него.

Проклятье!

С силой оттолкнувшись от завала, Ян поплыл обратно. Видно разочарование послужило катализатором, и неприятности хлынули валом. Повернувшись, Ян зацепился за что-то криво торчащее, перепугался и забился, вздымая горы гнили. А отцепившись, понял, что сил плыть быстро не хватает. Воздух в легких уже горел, а ледяная вода сковывала движения.

Ну, уж нет…

Чернота багровела. Огонь в груди превращался в соляную кислоту, разъедая плоть. Каждая мышца, казалось, звенела… А блеклое мерцание сверху приближалось невыносимо медленно… Когда напряжение стало нестерпимым, мелькнула малодушная мыслишка: а кто заплачет там наверху по тебе, горелом? Может, провались оно все?

А потом опалесцирующее зеркало разбилось…

Кашляя и жадно захлебываясь таким вкусным воздухом, Ян вцепился в скользкие, черные корни и осоку.

— Какое счастье! — послышался знакомый голос, как ему померещилось, с недосягаемой высоты. — Неужели ты, наконец, решил покончить с собой?

Протерев лицо, Ян увидел прямо перед своим носом изрядно поношенные кроссовки, пристроившиеся на клубке древесных корней. А задрав голову, различил и обладательницу кроссовок, которая, уперев руки в бока, насмешливо рассматривала его сверху.

— Р-руку дай! — простучал Ян зубами.

Евина рука показалась страшно горячей. Зато сил ей было не занимать.

— Спятил? — осведомилась она, глядя, как Ян прыгает на месте, пытаясь хотя бы слегка разогнать по жилам застывшую кровь.

— К-как ты сюда поп-пала?

— Пришла по твоему следу.

— З-зачем?

— З-затем, что мне велено тебя разыскать. Телефон бросил, и думаешь, избавился от всех забот?.. — она задумчиво посмотрела на озеро. — Хотя, конечно, я недооценила твою изобретательность. Если хочешь умереть, то есть способы поэффективнее.

— Н-не сомневаюсь, что ты гот-това предложить мне их все поочер-редно.

— Заманчиво, — согласилась Ева, отступая, чтобы брызги не попадали на нее, — но не сегодня.

— Ид-ди д-домой.

— Без тебя я не вернусь. Это у тебя иммунитет, а меня порядком за шиворот потрясут, если ты тут сдохнешь.

— Твоя забота трогает меня прямо до слез.

— Взаимно. Поверь, это всего лишь осознанная необходимость.

Заниматься обычной пикировкой Яну в данный момент совершенно не хотелось. Устал слишком, раздражен неудачей, да к тому же сильно рискует лишиться языка, дрожа до самых пяток.

— Иди к черту, Ева.

— Так домой или к черту?

— Для тебя есть разница?

Даже в своем нынешнем неадекватном состоянии Ян заметил, как она напрягалась, изменилась в лице и шевельнула губами, едва успев сдержать рвущуюся наружу ответную реплику. Затем отвернулась, косо стиснув рот.

Только близкие знают наши уязвимые места. И попадают прямо туда, даже не желая зла. По привычке.

— Что ты тут делал? — другим тоном поинтересовалась она после паузы. — Искал дорогу в Замок?

Ян даже прыгать перестал, уставившись на нее:

— А ты откуда знаешь?

— Тоже мне секрет. Все знают, что тут есть ход. Только его завалило в прошлом году. И тебе, конечно, не пришло в голову спросить осведомленных людей?

— Я тут рыбу ловил, — ледяным тоном возразил Ян, принявшись одеваться. — Поутру клев хороший.

— Ну-ну. А себя вместо наживки пользовал? Так тут не то, что рыба — водяной едва ли польстится…

Про полотенце и прочие полезные вещи Ян, разумеется, не подумал. И потому одежда охотно липла к мокрой коже и крайне неохотно выполняла свою прямую функцию — согревать.

— Заболеешь, — злорадно пообещала Ева. — И умрешь.

— И не мечтай.

Она усмехнулась, но как-то неуверенно. В желто-зеленых глазах заметно «дышал» зрачок, то расширяясь, то сужаясь до точки, а иногда вытягиваясь в щель. Ева близоруко щурилась из-под челки и старалась не поворачиваться лицом к свету. Приближалось полнолуние, время неприятное для оборотня и для тех, кто рядом с ним. Тогда Евина трансформация будет непредсказуемой и неуправляемой. Обычно в такие ночи она убегала в лес.

— Ты когда… отлучишься?

Она смутилась. Она всегда смущалась, будто ее спрашивали о критических днях.

— Скоро. А что?

— Не знаю пока… — Просто предчувствие, что ты можешь понадобиться. Но по предчувствиям у них спец Пьетр, так что упоминать об этом, наверное, не стоит.

Они зашагали обратно, с хрустом ступая по листве. Усердно золотящийся, но все еще в основном зеленый, лес ожил и зашевелился. В кронах путался ветер, оббивая ветви и осыпая землю ослабевшей листвой.

— Ян… Я тут подумала… Может, ну его, этот город?

Ян споткнулся от неожиданности, остановился и снова во все глаза уставился на нее. И зубами клацать перестал.

— А кто ныл на пару с Пьетром, что жизнь налаживается?

— Ты слишком близко к сердцу принял наше пожелание. Но в последнее время ты стал таким нервным, и ведешь себя странно. Лучше уехать, а то мало ли что.

— Угу. Не выйдет. Я знаю, в чем причины твоего добросердечия. Дома нелады?

— Да какая разница… — она недовольно наморщила переносицу и непоследовательно созналась: — Дома как всегда.

— То-то ты такая взвинченная.

— Это от общения с психом, вроде тебя.

— Свекровь, что ли нагрянула с инспекцией?

Ева пренебрежительно дернула плечом. Вышло неубедительно.

— Подумаешь свекровь…

— Забеги к ней в гости в полнолуние.

— Очень смешно.

— Поверь, смешно. Оборотень, переживающий о своих неудачных отношениях со свекровью!

Спутница промолчала, засопела негодующе, но расстроено, а потому без обычного накала. Теребила пальцами кончик наспех заплетенной косы, пока не лопнула резинка.

— Хочешь, я нанесу визит твоей свекрови? — в порыве человеколюбия предложил Ян.

Она покачала головой, рассеянно перебросив распускающуюся косу за спину.

— Я хочу уехать. Немедленно. Я боюсь причинить им вред… — Ева повернулась к нему. Черты ее неуловимо менялись каждую секунду, словно под кожей некто активно мял мышцы, как пластилин, меняя контуры лица. — Мне все тяжелее сражаться с луной, она сводит меня с ума! И однажды… Я могу убить… их, — выдохнула она еле слышно, но с такой тоской, какую выразить можно разве что волчьим воем.

Ян отвел глаза. Смотреть на Еву было жутковато, хотя он наблюдал ее метаморфозы неоднократно. Да и неловко было видеть, как дает слабину обычно крепкая партнерша.

— Тоже мне удивила, — Ян поддал ногой высунувшуюся из листвы поганку. Промахнулся. — Я живу так не от луны к луне, а каждый день. И ничего… пока.

— Во-первых, ты давно сумасшедший. А во-вторых, ты не понимаешь… У тебя же нет близких.

Теперь настала Янова очередь делать каменное лицо. Конечно. Где уж ему понять. У него нет близких.

— …я думаю, им будет лучше без меня, — Ева, поглощенная своими заботами, ничего не заметила. — И муж поймет. И сын. Он пока маленький, но со временем… Я знаю, он, к счастью, не подцепил от меня эту заразу и сможет жить нормально. От меня им только несчастья, а так они вздохнут свободно.

— Дура! — с удовольствием заявил Ян.

Она остановилась, вспыхнув, и свирепо уставилась на него. Зрачок перестал пульсировать, обратившись в крошечную точку в яростно сузившихся глазах.

— Что ты сказал?

— Что слышала. Идем быстрее. Холодно…

И не дожидаясь спутницы, Ян припустил со всех ног, надеясь согреться. В итоге до дома он добрался, еле передвигая ноги, выжатым и все равно замерзшим, как быстрозамороженный бифштекс из супермаркета. Честно сказать, если бы не Ева, прицепившаяся к нему репейником, он бы и до дома не добрался.

— Ну и бардак здесь у тебя, — брезгливо констатировала Ева, озирая жилище, усыпанное апельсиновыми корками.

— Так приберись, — Ян, не задерживаясь, прошлепал в ванную.

Какое счастье, что вода бывает не только ледяной озерной, но еще и горячей, ржавой водопроводной. Теперь бы завалиться спать часов на сто. И плевать на кошмары. Сквозь шум душа он услышал, как хлопнула дверь. Ну, вот и славно. Одиночество — это его естественное состояние. И в нем комфортно, как в разношенных тапках. Впрочем, тапок у Яна сроду не было…

На пороге ванной он столкнулся с Евой, которая как раз занесла руку, чтобы постучать.

— Я думал, ты ушла, — с досадой проворчал Ян.

— Я привела тебе гостью, — хладнокровно сообщила Ева.

— Да ты садистка, — Ян ужаснулся, увидев, что она не шутит и возле дверей стоит невысокая девушка, в светлом легком плаще. В следующий момент он ужаснулся еще больше, узнав эту девушку.

— Здравствуйте, — произнесла Амилия Стах негромко и с некоторым напряжением.

Убью Еву, — мельком подумал Ян. И неприязненно отозвался вслух:

— Чем могу быть полезен?

— Простите, я не знала, что вы нездоровы.

— Это имеет отношение к тому, зачем вы явились?

— Я… Я пришла сказать, что действительно сожалею о том, что наговорила вам в прошлый раз.

Ян озадаченно моргнул. Меньше всего он ожидал такого признания. Он и встречать-то ее больше не планировал даже случайно.

— Думаю, у меня не было права говорить подобные вещи. К тому же я стала опасаться, что вы сгоряча решите опровергнуть мои слова и пойдете в Замок… — она тревожно поджала губы, и после заминки продолжила: — Я должна вас предупредить — там опаснее, чем все думают. Особенно сейчас.

— Почему? — сунулась Ева.

— Послушайте, — отодвинув Еву, Ян приблизился к гостье, — я ценю ваше участие, но не помню, чтобы давал вам повод сомневаться в моих умственных способностях. Я сам решу, куда и когда мне ходить.

Амилия слегка нахмурилась. Тоненькая вертикальная складка прорезалась между бровей, взгляд потемнел. Но обида так и не выплеснулась.

— Хорошо. Тогда мне не о чем беспокоиться. Сожалею, что напрасно вас побеспокоила, — она застегнула пуговицу на плаще и развернулась, чтобы уйти.

— А как вы меня нашли? — спохватился Ян.

Она замерла и отозвалась после паузы, явно придумывая правдоподобный ответ. Но так ничего и не сочинила, потому что призналась просто:

— Я знала, где вы живете.

— Откуда?

Снова едва заметная заминка.

— Мне сказали, — с некоторым усилием произнесла она. Либо эта девушка не любила лгать, либо была еще какая-то причина, но слова ее прозвучали фальшиво. Настолько, что медлившая Ева вдруг решительно переместилась к дверям, заступив гостье выход.

— Кто?

Взгляд девушки нерешительно заметался. Ян заметил, что она непроизвольно глянула на окно. А там снаружи… Ну, конечно!

— Вы знакомы с той женщиной, что стоит сейчас напротив моего дома?

— Да, — с неуместным облегчением отозвалась гостья, посветлев лицом. И это облегчение Яну совсем не понравилось, будто он ненароком подсказал ей выход из ловушки. Или его паранойя прогрессирует?

— Она приходила ко мне за помощью, когда вы отказали.

— Что ж не помогли ей? — с досадой буркнул Ян.

Амилия посмотрела так строго и укоризненно, что где-то в глубине души ему стало неудобно.

— Прощайте, — хмуро произнес Ян, оттаскивая в сторону озадаченную Еву.

Ева освободила плененный локоть и, задрав брови, ушла провожать гостью. Ян надеялся, что она не вернется. Но она пришла и воззрилась на него осуждающе:

— Ты зачем ей нагрубил?

— Не твое дело, — огрызнулся Ян, сгребая в сторону апельсиновые корки и устало повалившись на диван.

— Это ты из-за нее, что ли, в воду полез?

— Ева, иди домой, а? — прикрыв глаза, Ян слышал, как она перемещается по комнате, двигая вещи. Прогнать ее сил у него не осталось. Холод никуда не ушел, а превратился в мелкую, нудную знобь, от которой нельзя было спастись даже под пледом.

— У тебя шерстяные носки есть?

— Что? — поразился Ян. — Какие носки?

— Шерстяные.

— Н-нет, кажется.

— У тебя было столько девиц. Неужели ни одна не связала тебе носки?

Ян накрыл подушкой голову. Это не помогло. Ева деловито громыхнула плиткой у камина, буркнула под нос нечто нелицеприятное, а потом громко осведомилась:

— А если я попрошу твоих хозяев приготовить для тебя чай, он согласятся?

— Вряд ли… Ева, что я должен сделать, чтобы выставить тебя из моего дома? Или… — его осенила страшная догадка. — Или ты тянешь время, чтобы домой не идти? Ждешь, когда свекровь нагостится?

Ну, судя по ее лицу, так оно и есть. Это ж до чего надо довести беднягу, что ей Яново общество милее, чем компания семьи? Только ему-то за что такое издевательство?

— Ладно, оставайся. Сходи, приручи Пустецов, вяжи носки, но только дай мне поспать!

На этот раз виновницей нарушения тишины стала не Ева, а мобильники. Одновременно заверещали и Янов, и Евин. На который из звонков Ева ответила, Ян не видел.

— Да, я… Угу, нашла. Нет, сейчас дома… Нет… Знаешь, я думаю он сейчас никуда не годен… Нет, не пьян… Хотя, да! В стельку!.. — (Ян негодующе скрипнул зубами, высовываясь из-под подушки). — Завтра, наверное, если оклемается… Ну, скажи им как есть… Ничего, переживут… А ты на что?

Она отложила телефон.

— Это Пьетр.

— Кто б сомневался.

— Я сказала, что ты…

— Я слышал, — Ян подумал, и добавил: — Спасибо.

— Ну, мне подумалось, что сегодня ты точно неадекватен. Натворишь еще дел.

— Мне почудилось, или ты решила обо мне заботиться? Смотри, нарвешься.

Она мельком поморщилась, поднялась и отошла к окну. К тому, что выходит на улицу. И после паузы спросила:

— Та женщина, что снаружи… Вы про нее говорили?

— Про нее.

— Почему ты не хочешь помочь ей?

Нет, поспать точно не удастся. Может и к лучшему, потому что попытка сползти в дрему снова стала напоминать оседание в пропасть. Или, скорее, в болото — вязкое, душное, черное.

— Ее дочь неизлечимо больна. Если я помогу ей, мне придется передать ее болезнь кому-то другому.

— А иначе…

— Иначе никак.

Обычно невозможно предсказать, куда уйдет рикошет. Но иногда случается, что последствия очевидны, как на ясной схеме. Особенно, когда речь идет о невозможном. Никому не под силу настолько искажать реальность. Невозможно излечить болезнь, от которой еще не придумано лекарства. Можно только перевести ее на кого-то еще…

— И твоя гостья тоже не смогла ей помочь?

— Судя по тому, что эта женщина все еще маячит под моим окном — нет.

Ева нахмурилась и дернула портьеру, словно надеясь отгородиться от происходящего снаружи. Тут же заклубилась пыль. Занавесок Ян не касался уже не вспомнить сколько времени. Ева чертыхнулась, отшатнулась и уронила бумаги со стола.

— Знаешь… — с тихим остервенением проговорил Ян. — А ты избрала гораздо лучшую тактику, чем пользовалась раньше. Еще немного, и я тебя точно возненавижу. Хочешь купить лотерейный билет?

— Сколько чеков! — Ева присела на корточки, сгребая бумаги в кучу. — Банковские переводы в город Прилесов. У тебя там незаконный ребенок?

— Пятеро. Хватит рыться в моих вещах.

— Вот не знала, что ты поддерживаешь связь с семьей! — она подняла один из упавших конвертов. Потом увидела все остальные в незакрытом ящике. — Только… они почти все не распечатаны.

— Я и так знаю, что там написано, — Ян сдался. Спорить с Евой не хотелось. Подниматься и отбирать у нее конверты тем более. — Если любопытно, можешь посмотреть сама.

— Нет, это же личное!

— Никакое оно не личное… — кривая усмешка сама собой свела рот.

Разумеется, она не смогла удержаться. Зашуршала бумага, повисла пауза, потом Ева растерянно бросила листок на стол.

— Какая мерзость! Как может мать говорить такое…

— Убедилась?

— Они все такие?

— До единого. Вот уже лет восемнадцать. С тех пор, как я научился читать сам.

— Но почему…

— Раньше ей было неловко перед учителями в приюте, которые читали мне письма из дома.

— Почему она пишет такое?

— Причин море. У моей матушки новая семья, у них тысячи проблем, как у всех. Вот в этом году моя сводная сестра поступает в Академию. Ей нужна помощь. Если я ее возненавижу, есть гарантированный шанс, что она без проблем поступит… А на что еще нужны родственники? Особенно такие, как я?

— Я… — Ева запнулась. — Я хотела спросить, почему ты все же распечатываешь некоторые?

— Наверное, я мазохист в душе.

— А может, надеешься прочесть что-то другое?

Ян не отозвался, делая вид, что увлечен взбиванием подушки. Вытянулся во весь рост, наслаждаясь теплом.

— Им сообщают, где ты живешь?

— Это их право. Они мои ближайшие родственники.

— Я не думала…

— Не переживай так, — он невольно засмеялся. — Поверь, все не так ужасно. К тому же за годы привыкаешь. А моя матушка так и не научилась быть изобретательной в своих оскорблениях. Эти ее наивные чары уже плохо действуют.

— Вот что, — видно потрясение оказалось все же велико, потому что Ева решилась на несвойственный ей добросердечный поступок, — пойду я все-таки добуду тебе горячего чая. И если повезет, с малиновым вареньем.

— Лучше с чистым спиртом.

Когда Ян открыл глаза, выпутавшись из невнятного, колючего и тесного кошмара, как из перекрутившегося одеяла, то в комнате уже никого не было. На полу, возле дивана стояла почти остывшая кружка, которая пахла малиной, и лежал очищенный апельсин.

«…Одна девочка нашла на улице варежки. Красивые, с помпончиками. Обрадовалась, принесла их домой. Наступила ночь, легла семья спать. И тут слышит девочка, как что-то зашелестело. Смотрит — а там найденные варежки ползут сначала по полу, потом по покрывалу на кровати, прямо к ней. Она и вскрикнуть не успела, как варежки схватили ее за шею и принялись душить…»

Данный образец так называемого детского фольклора, наряду с историями об «ослепляющих очках», «ожерельях-удавках» и прочей бытовой мистикой, которым за пределами Белополя не придается особого значения, для нашего города является характерным способом младшего поколения откликаться на реальность…