Горелом

20

— …Я нашел вход.

Невидимая Амилия даже не удивилась, лишь вздохнула прерывисто.

— Если наша договоренность в силе, то жду вас через три часа возле… Ну, допустим, в «Сломанном роге». Знаете, где это?

— Найду, но… Я не могу через три часа. Ко мне сегодня придут люди, я обещала им помочь…

Ого! А Ян еще считал, что у него прием во Дворце слишком рано начинается. Неудивительно, что голос Амилии вовсе не был сонным, когда он позвонил. Однако это не значит, что он станет терпеливо ждать. Ян три часа форы готов был выделить только потому, что намеревался перекусить и поначалу самостоятельно пройти найденный туннель до конца и убедиться, что выход в Замок не заблокирован. А потом не желал ждать ни минуты.

— Вы хотите попасть в Замок?

— Да, — твердо, без колебаний отозвалась она.

— Так отмените этих ваших… клиентов.

— Это невозможно. Им нужна помощь.

— Перенесите их на другой день. В конце концов, посулите им персональную встречу с настоящим гореломом. Идет? Я выпишу личные приглашения во Дворец.

Хм… А ведь если все сложится удачно, то его легкомысленное обещание обернется ложью.

— Зачем вы… — Ян ее не видел, но вдруг отчетливо представил, как напряглась, вытянулась звенящей стрункой хрупкая Амилия. И в глазах ее… нет, не гнев. Растерянность.

— Вы же сами сказали, что времени мало, — обронил Ян в тишину.

— Хорошо, — наконец, произнесла Амилия. — Я буду через три часа в «Сломанном роге».

И почему эта девушка постоянно заставляет Яна чувствовать себя негодяем? Это всегда плохо сказывается на взаимоотношениях, пусть даже и случайных.

Все знающие люди настоятельно не рекомендуют употреблять пищу под аккомпанемент телевизора. Ян частенько пренебрегал чужими рекомендациями, но сегодня сделал это точно совершенно напрасно.

— …ситуация накаляется и главный полицмейстер города Белополя вынужден прокомментировать сложившееся положение…

— Что я, по-вашему, должен комментировать? — строптиво осведомился раздраженный усач в кителе при полицмейстерских аксельбантах. — Да, ситуация в городе напряженная. Да, не без помощи психоза, устроенного средствами массовой информации, однако… — он шумно вздохнул и выдохнул, повертев массивной шее в тесном вороте кителя. — Однако мы контролируем положение, не допускаем эксцессов, уровень преступности как никогда низок.

— Это же не ваша заслуга! — приглушенно вмешался некто невидимый, и камера проворно описала дугу, выхватив сначала явно задерганного ведущего, потом сварливого вида мужчину в клетчатом пиджаке. Клетчатый с готовностью бросился в бой:

— Уж про то, что в Белополе самый низкий уровень преступности вы постыдились бы говорить! Не полиции это заслуга. Если уж кого и награждать, так это нежить, что повывела с наших улиц воров и грабителей, как вид вовсе.

Усач побагровел, гневно выпятив челюсть.

— Да кто пустил сюда этого профана?! — взревел больным носорогом полицмейстер. — Ну и что, что Городской совет!.. — громогласно рявкнул он в сторону заметно струхнувшего ведущего, пытавшегося ему что-то нашептать и явно жалевшего о дикой идее продюсеров организовать дискуссию в подобном формате.

Вчерашняя пицца и без того была черствой, а с такой приправой стала и вовсе несъедобной. Попробовать размочить ее чем-нибудь с другого канала?.. С экрана полыхнуло. Ненавистью, гневом и отчаянием. Ощущение оказалось настолько плотным, что Ян отпрянул. Попробуй не отпрянуть, когда из телевизора прямо в тебя безошибочно точно тычут пальцем:

— …Это он! — надрывно кричала женщина, глядя Яну в глаза. — Он наслал проклятие на мою дочь! И отказался снять его! Я молила, я днями и ночами стояла на коленях возле его дверей!..

Знакомая шаль трепетала вокруг ее костистых плеч, как неопрятные крылья. Странно, а вот лицо той, что маячила перед его домом так долго, Ян разглядел только сейчас. Зато подробно, с увеличением. Морщины, трещины на выцветших губах, тусклую кожу.

— Так значит, он отказался помочь вам?.. — участливость невидимого собеседника сочилась из динамиков телевизора ядовитой патокой.

— Он изгнал меня! Вышвырнул прочь!

Пожалуй, обед с таким привкусом не сгодится даже голодному Яну. Зато это горячее блюдо с готовностью слопают тысячи горожан растревоженного Белополя. С отвращением посмотрев на приготовленную тарелку, Ян вздохнул и направился добывать инструменты.

Чуть позже воодушевленный и вооруженный штыковой лопатой, наскоро обмотанной курткой, Ян вернулся на первый этаж. Створка двери на хозяйскую сторону была приоткрыта, там с утра господин Пустец устанавливал порядок мироустройства по своему усмотрению.

Он слишком много пьет в последнее время. А Ян слишком много слушает его болтовню, пусть даже и невольно.

— …как он смеет жить в моем доме? Да кто он такой, чтобы жить на моей шее? В глаза людям посмотреть стыдно, кого пригрели…

— …его дом и нам платят, — успокаивающе возражал голос Аглаи.

Как всегда это произвело обратный эффект:

— И ты еще! Вся моя жизнь под откос из-за тебя, безмозглой дуры! Если бы не ты, я бы сейчас… Ого! Кем был бы! А теперь живу в гадючнике… И проклятый упырь наверху! Ненавижу его!.. И тебя!

Ну что ж…

Ян резко постучал в хозяйскую дверь. Голоса смолкли, послышался легкий шлепок, мелькнула тень, и створка отошла сильнее, явив небритого и хмурого Пустеца. Скажи же что-нибудь подходящее, — без слов взмолился Ян. — Что-нибудь такое, чтобы наконец врезать тебе от души? Ну?

Мятая физиономия Пустеца расплылась в искательной улыбке. Он не мог не понимать, что Ян его хорошо слышал, но до сих пор оставалось только гадать, то ли он действительно мгновенно забывал о недавно сказанном, либо обладал воистину актерским даром лицемерить.

— А, господин Хмельн! Доброго утречка…

— Одолжите мне фонарь… Пожалуйста, — добавил Ян, глядя поверх плеча Пустеца на бледную Аглаю.

Во всяком случае, фонарь у семейства Пустов был отменный, кажется, совершенно новехонький.

Ян выбрался на улицу. На козырьке крыши дома напротив жмурилась на солнце трехцветная кошка. Мимо процокала каблучками Хелена Цикаль, проживающая ниже по улице, улыбнулась приветливо. К ремешку строгой сумочки была привязана праздничная ленточка с зубчатыми краями.

А потом…

Откуда появился человек в куртке с капюшоном, Ян не заметил. И не замечал до тех пор, пока тот бежал по другой стороне улицы. Зато когда человек поравнялся с Яном и внезапно резко затормозил, разворачиваясь — было уже поздно что-то предпринимать.

— Проклятая сволочь! — выкрикнул человек в капюшоне, взмахнув рукой.

Блестящая на солнце лента выскользнула из его ладони и, удлиняясь, потянулась к Яну. В тот же миг нечто тяжелое сбило Яна с ног, повалив на землю. И сразу же метнулось в сторону человека в капюшоне. Тот перепугано взвизгнул, принимая на себя вес существа, стремительно теряющего человеческий облик. Сцепившийся клубок кубарем покатился по мостовой. Выпавшая из рук «капюшона» стеклянная банка упала и разлетелась сверкающими осколками.

Ян ошарашено приподнялся. По двери дома, как раз там, где он только что стоял, стекало желтоватое, пузырящееся месиво. Кислота, выплеснувшаяся из банки, слегка дымилась, разъедая краску и дерево.

Если день начинается с проклятий, то чего ждать к вечеру?

— Ева! — заорал Ян, вскакивая на ноги.

Урчащий и визжащий клубок слегка затормозил и распался на оглохшего от ужаса и собственного вопля человека и… кого-то, облаченного в порванную куртку и джинсы. Если бы трансформация оборотня зашла дальше, то черта с два мерзавец ушел бы из его… из ее лап.

Ян догнал их на повороте. Точнее, догнал недовольную Еву, вновь вернувшую себе почти человеческий облик. А тип уносился прочь со всех ног; свалившийся капюшон продемонстрировал торчащие уши и поблескивающую на солнце плешь.

— Какого… ты здесь делаешь? — Ян наклонился, пытаясь отдышаться.

— Спасаю тебя, — Ева пыталась стянуть прореху на куртке.

— Ты же домой пошла.

— Велено глаз с тебя не спускать.

— Кем?

— А ты как думаешь?

— Следить или охранять?

— А ты как думаешь? — повторила она свирепо. — Сам не чувствуешь, что творится в городе?

Ян помолчал. Разыскать дом горелом не так уж сложно, как кажется многим. Тот, кто захочет — тот найдет. Город охраняет горелома, но лишь до тех пор, пока тот исправно выполняет свои функции.

Этот урод точно знал для кого припас свою кислоту? А если бы вместо Яна вышел Инек? Он хоть и младше намного, но тоже высокий…

— К тому же… — вдруг хмуро добавила Ева. — Мне домой теперь лучше не ходить, я своим могу навредить.

— А нам ты, значит, навредить не боишься?

— Кому это «нам»?

— Увидишь.

Ход оказался длинным, тесным, но добротно обложенным камнем и укрепленным. Явно сооружался в прежние века. И выводил прямо в одну из башен закрытой зоны. Во всяком случае, выломав гнилой люк и мельком оглядевшись, Ян не узнал того, что увидел. Вверх вела гранитная лестница, но дверь — если там, на площадке была дверь — была завалена обломками бочек.

…Перепачканный грязью, Ян ввалился в «Сломанный рог» опоздав на полчаса. Амилия терпеливо дожидалась. И безропотно пошла следом. Одета она была знакомые черные джинсы и свитер, только теперь через плечо висела небольшая кожаная сумка, смахивающая на планшет.

— А хотя бы фонарь вам в голову не пришло взять? — брюзгливо осведомился Ян.

— Простите… — совершенно серьезно огорчилась она. — Как-то не подумала. Да и фонаря у меня дома нет. Но я прихватила бутерброды.

Ян намеревался высокомерно фыркнуть, но передумал. Последняя внятная трапеза осталась где-то в дремучем прошлом… Наверное, в прошлом веке.

Кажется, Амилию ничего не удивляло. Так же покорно и сосредоточенно она пробиралась через узкий лаз, выкарабкивалась из люка и осматривалась.

— Я тут слегка прибралась, — сообщила Ева, пнув подкатившийся к ногам маленький бочонок. Тот расселся с влажным треском. — Дорога наверх открыта.

И в самом деле, завал был разобран, однако дверь оставалась запертой.

— Оттуда… попахивает странно, — Ева с омерзением наморщила нос. — Не зря же те, кто бежал через этот подвал, забаррикадировались.

— Столько веков прошло, — с сомнением напомнил Ян.

— А сколько? Ты знаешь, которая это из башен?

— Надо выглянуть наружу, чтобы сориентироваться… А которая нам нужна? — Ян повернулся к молчаливой Амилии, потихоньку бродившей вокруг и осторожно прикасавшейся к стенам и предметам. Будто проверяла реальные ли они.

— Начало заметок оторвано, и первая башня, которая упомянута, называется Двойная.

— Ага. Это такая с двумя шпилями… Больше про нее ничего не знаю, — Ева царственно повела плечами.

— А последняя башня?

К чести Амилии она колебалась всего лишь мгновение. Да и то, похоже, не из желания единолично владеть тайной, а из опасения, что утратит для остальных свою значимость.

— Последняя — Камнелазка.

— Ха! Знала я один хороший короткий маршрут до Камнелазки, — Ева задумчиво теребила конец растрепавшейся косы. — Но теперь им уже не воспользуешься, две башни стали неприступны, там не пройдем.

— У автора записок был свой путь, — напомнила Амилия. — Возможно, он все еще годен.

— А что будет, когда мы доберемся до Камнелазки? Подсказок нет? Впрочем, ладно, на месте решим. И еще кое-что… — Ян выжидательно посмотрел на Амилию. — С Евой у нас давний договор, а вот не хотели бы вы тоже перейти под мою защиту? Я знаю, как вас зовут, но не вы назвали мне свое имя.

— И не вы мне назвали свое, — отозвалась Амилия серьезно. — Впрочем, так лучше. Спасибо за предложение, но так мы ничего друг другу не будем должны, а беду чувствовать умеем сами.

Ян недовольно поморщился. Эта девчонка искренне верила в то, что обладает даром гореломов и способна отвести проблемы. Он не знал, как ей возразить.

— А я вам обоим представилась, — хмыкнула Ева. — Только это еще вопрос, кто кого защищать будет… Идем?

Дверь не открылась, а попросту вывалилась из истлевших петель. Здесь света тоже было мало, потому что ближайшее окно оказалось высоко, где-то за перекрытиями, и вниз через щели сливался сильно разбавленный солнечный свет. Впрочем, и его хватило…

— Ничего себе, — Ева не удалось скрыть потрясения.

— Звериный гардероб, — пробормотал Ян. — Вот где они оставляют зимние шкуры.

— И люди тоже? — Амилия держалась за стену.

Все пустое пространство в чреве башни занимали сплющенные, слежавшиеся, измятые и заскорузлые шкуры, шкурки, панцири, перья и… кожа. Причем выглядевшие, не как плоды усилий скорняков, а словно снятые маскарадные костюмы — с головами, когтями, усами, без единого повреждения…

На плоском, как коврик, медведе лежала плоская же лиса и, смахивающие на слежавшиеся парики, дикие утки. Горсть жучиных панцирей цветным тусклым драже забивала щели в полу. Змеиная кожа извивалась чулками…

— Ну, допустим, змеи умеют сбрасывать кожу.

— А этот? — Ева аккуратно приподняла ржавый шлем, поставленный на прислоненный к стене панцирь с вензелями на нагруднике. Из шлема с сухим шелестом показался край сморщенной, желтоватого цвета маски, с криво спекшимся ртом и налипшими волосами. Сплющенная, а оттого шире обычной, голова смялась, протискиваясь в отверстие.

— Оставь его! — попросила Амилия без испуга или брезгливости, а с неуместным в этих безумных стенах, состраданием.

С глухим бряканьем шлем вернулся на место. Ева отступила, машинально обтирая руки. Вид у нее был ошарашенный. Ян отвел глаза. В куче шкур почти терялся ворох истлевших тканей. Из рукава бордового роскошного платья выглядывало то, что он поначалу принял за плоскую перчатку… С ногтями.

— Пошли отсюда.

— Надо потом сообщить городским властям, — Амилия то и дело оглядывалась, прижав к груди свою сумку, как щит.

— Зачем?

— Люди же. Нехорошо, что они… так.

— Нет костей — нет проблемы. Разве что в рулоны свернут.

— Какой все же ты деликатный, Ян, — заметила сверху лестницы Ева, и обрадовано воскликнула: — Ага! Вот тут будет удобно…

Удобно — или неудобно, но прежде, чем идти дальше пришлось обозначить маршрут. Во всяком случае, выбрать наименее зубодробительный из предложенных. И начать хотя бы с того, чтобы сориентироваться, где ставить исходную точку

Через пять минут они переругались. То есть поругались Ян с Евой.

— Почему, собственно, ты решаешь, куда идти? — неприятным тоном осведомлялась она, сузив заметно изменившие форму глаза. — План у Амилии, охотничье чутье у меня, а у тебя что?

— А у меня здравый смысл, поскольку ты соображаешь лишь вполовину человеческим мозгом, — огрызнулся Ян.

— А ты!.. — взъярилась Ева.

— Взгляните, — позвала Амилия, которая не отвлекалась на свару, а изучала окрестности, — вон та башня, напротив, очень высокая. С нее можно осмотреться и понять, где мы находимся.

Жаль только, что высокую башню с той, в которой они находились, соединяет всего лишь не слишком надежная с виду плетенка из подсохшей виноградной лозы.

— Я пойду первой, — вдруг твердо заявила Амилия.

— Спятила, — констатировала Ева, решив посоперничать в деликатности с Яном. — У тебя, наверное, по физкультуре были сплошные освобождения. Я пойду, я цепкая. Или пусть этот идет — не так жалко будет, если разобьется, — она выскалилась на Яна. Вроде бы пока по-человечески, но назвать это даже ехидной улыбкой уже не получалось.

Впрочем, с сутью реплики Ян был согласен.

— У меня по физкультуре всегда было отлично, — возразила Амилия мягко. — А пойду я потому, что легче вас, могу проверить прочность веток, и в случае чего, вы вытянете меня обратно.

Ян с Евой переглянулись. Ева неохотно отступила.

Деловито перебросив сумку через голову и пристроив ее за спиной, Амилия без особой робости взобралась в оконную нишу, приценилась, опустила ногу наружу и вцепилась в зашуршавшую лозу. Вниз посыпались сухие листья и пустые птичьи гнезда.

— А с виду и не скажешь, что она такая боевая, — Ева тоже влезла в оконную нишу и напряженно наблюдала за удаляющейся девушкой.

Яну немедленно захотелось пройтись по поводу обманчивого внешнего впечатления другой небезызвестной ему девицы, но момент показался неподходящим.

Амилия аккуратно толкнула забранные свинцовой оплеткой ставни, всмотрелась, прыгнула внутрь, исчезнув из поля зрения на несколько секунд. Яну они показались отчего-то невыносимо долгими.

— Все в порядке! — На фоне темного провала окна тонкая фигурка почти терялась, но светлая кисть замелькала бабочкой.

Пока Ян и Ева перебирались по виноградному мосту к забранному ставнями в свинцовой оплетке окну, Амилия успела изучить окрестности:

— Есть крепкая лестница наверх, а там что-то вроде большого окна или балкона…

Отверстие наверху оказалось не окном или балконом, а целой надстройкой с крышей, но без стен. Отсюда можно было видеть едва ли не весь Замок разом.

— Это башня Летучих кораблей, — сообщила уверенно Амилия, когда они сумели отдышаться и оглядеться. — Как удачно. Одна из самых высоких.

Остатки кораблей все еще лежали под куполом, настолько ветхие с виду, что казалось, тронешь — рассыплются в прах. Но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что они почти каменные.

— Двойная башня вон там.

Не столько далеко, сколько запутано.

Почти все башни закрытой зоны лепились друг к другу очень плотно и не везде между ними можно было протиснуться даже одному человеку. Зато окна в них располагались на разной высоте и с разных сторон, так что прямой переход исключался. Если только притащить альпинистское снаряжение… Некоторые башни соединялись между собой внутренними арками. Некоторые — внешними каменными лестницами или галереями. Многие имели общие подземелья. Все бы ничего, но не из каждой башни можно попасть именно в соседние… И между прочим, закрытую зону не зря объявили таковой. Иные башни считали неприступными не потому, что двери замурованы.

— Через Радужную переберемся в башню Шута, а оттуда напрямик до Двойной.

— Зато до Радужной целый крюк. Лучше через Лохматый Шпиль, а оттуда до Сверчка и через Ледяную…

— Ну да! Прямо через Ледяную тебя карлик пропустит.

— Сказки это.

— Принцесса в башне тоже сказки?

— Давайте попробуем через Толстую. Там полно переходов.

— Давай попробуем. Только поживее, а то скоро стемнеет.

— А я слышала, что в Толстой был обвал.

— А я не слышал.

— Ну? — с торжеством осведомилась Ева. — Что я говорила? Обвал здесь был! — Зеленые с примесью желтого глаза мерцали в сумерках так ярко, словно изнутри их подсвечивали фонариком.

Строительные леса перегораживали чрево самой толстой из башен, словно скелет чрезвычайно костистого динозавра, растопырившийся в желудке монстра покрупнее. Не иначе у бедняги несварение.

— Раз такая проницательная, надо было настоять на своем, а не позволять нам тащиться так далеко.

— С тобой настоишь, — проворчала Ева вполголоса.

— Значит, возвращаемся к Лохматому шпилю.

— Не надо… — вдруг подала голос, до сего момента смирно принимавшая все гениальные предложения, Амилия.

— Что «не надо»? — от разочарования Ян с Евой стали несколько раздражительны. И разом обернулись к отпрянувшей девушке с отнюдь не приветливыми лицами.

— Нет, ничего, — заверила она, отведя глаза и, кажется, сожалея о вырвавшейся реплике.

— Ты тоже хочешь объявить «я же говорила», когда будет поздно?

Она отрицательно покачала головой, не поднимая взгляда.

— Там нет хода? — упорствовал Ян.

— Думаю, есть.

— Тогда — что?

— Чего ты к ней пристал? Может, ей твое общество осточертело?

— Не говори за меня, пожалуйста, Ева, — Амилия уже не казалась растерянной. Она выпрямилась, приняв некое решение, и обогнула их обоих, направившись к выходу. — К Лохматому, так к Лохматому.

Осталось только идти следом.

…Обычно бесшумно ступающая Ева вдруг стала спотыкаться и шумно, неприязненно цедить воздух зубы. Поначалу Ян не обращал на это внимания, но постепенно и сам заметил, что воздух насытил неприятный, чужой запах. Гнилое дерево, соль и… хитин.

— Я и забыла, почему шпиль зовут Лохматым, — пробормотала брезгливо Ева, чересчур пристально озираясь и стараясь держаться середины прохода. — Вот мерзость!

— Наверх мы не пойдем, — утешил Ян напарницу. — Самые крупные там.

— А то их внизу мало.

Опередившая спутников Амилия будто невзначай оступилась, замешкалась и незаметно перестроилась в арьергард. Маневр оставили без комментариев.

Острый шпиль башни на самом деле был раза в три тоньше, но его окутывала ворсистая, седая шаль. Если присмотреться, даже издалека заметно, что в сером покрове засели темные, упитанные твари размером с кошку. Еще больше их было внутри башни. Точнее, внутри башни они были еще больше.

— А может, другим путем? — Ева как-то разом утратила всю свою воинственность.

— Не трусь! Они людей не едят. Просто неприятно.

Тут Ян погорячился. По поводу «просто неприятно». Неприятно было чрезвычайно. Почти все пространство заволокла пыльная, плотная кисея, из которой то и дело вываливалось нечто твердое и засохшее — мышиный или птичий скелетик. Одуряющее воняло насекомыми. По ногам проворно перебегало нечто многоногое. А сверху, этажом выше, перекрытия содрогались под мягкими прыжками.

— Где Амилия? — внезапно спохватился Ян.

Если бы он не был так занят одолением собственного отвращения, отсутствие второй спутницы бы заметил раньше. В восприятии словно образовалась ноющая лакуна. Беда не ощущалась, но…

— Что? — Ева копошилась поодаль, торопливо раздирая руками клочья налипшей паутины, отмахиваясь, отплевываясь и вряд ли вообще толком расслышав, что Ян сказал.

Ругнувшись, он повернул обратно, возвращаясь через проделанные в паучьих тенетах прорехи. И нашел Амилию лежащей на полу. В обмороке. Драгоценная сумка валялась в стороне, вывалив бумажные потроха. Мрачный паук величиной с парадное блюдо расставил над ними лохматые ноги. Второй, поменьше, неспешно спускался прямо к девушке.

Ян сшиб его кулаком.

— Пшел вон, — пробормотал он, попытавшись пнуть и другую тварь.

Паук лениво отвел часть конечностей, невозмутимо таращась на Яна множеством черных глазок. В свете фонаря они переливались, словно гагатовые бусинки.

— Эй! — послышалось сердито за спиной. — Ты в первую очередь за бумаги хвататься, вместо того, чтобы девочке помочь?

— Точно, — угрюмо согласился Ян. — Забираю бумаги и оставляю вас здесь на съедение. Зачем вы мне сдались?

Ева, опустившись на корточки, склонилась к Амилии. Осторожно коснулась белой щеки. Амилия глубоко вздохнула, пошевелившись.

— П-простите… Я не… не очень люблю пауков, — она зашарила вокруг, пытаясь сесть. Лицо у девушки было почти прозрачное, как молочное стекло, а кончики пальцев посинели.

Кажется, это верный признак сердечной недостаточности.

Ян поднял сумку Амилии и вытряхнул ее содержимое на пол. Нужный пузырек, конечно, тут же укатился в дальний угол, в самую паутину. Оттуда высунулась когтистая, угловатая нога, попытавшаяся подцепить стекляшку.

Не задумываясь, Ян пнул туда, услышав сухой, сдавленный хруст, и подобрал пузырек. Только возвратившись к девушкам, судорожно сглотнул. Высунувшееся сочленение было длиной с его руку… А какого размера был тот, кто притих в углу?

— Что ж ты не сказала, что не выносишь пауков?

— Я думала, что смогу справиться, — таблетка явно пошла Амилии на пользу. Во всяком случае, синюшность исчезла, на скулах появился легкий румянец. — Простите, мне все же следовало сказать.

— Если бы кто-то не был так агрессивен… — Ева с укором покосилась на Яна.

— Идем. Пока кое-кто тоже не упал в обморок, — Ян в свою очередь с вызовом посмотрел на нее.

Ева широко ухмыльнулась:

— Не волнуйся, мы с Милой тебя не оставим!

От назойливых трелей, казалось, что вибрируют стены и очень чесалось в носу. Зато здесь было уютно и тепло, сохранились даже деревянные панели, украшенные милыми рисунками.

— Тут жили дети, а сверчок им пел колыбельные…

— Надеюсь, тогда он звучали поприятнее.

Сам деревянный сверчок сидел на каминной полке. Погрызенный мышами, с закрутившимися спиралями усами он скрежетал так громко, что оставалось только поражаться, как такая мелкая игрушка способна наполнять звуками всю утробу башни.

— Отдохнем. В Ледяной башне ничего приятного нас не ждет.

Это точно… Издали Ледяная производила впечатление инородной даже среди своих товарок, потому что выглядела собранной не из камня даже, а из перевернутой грозди криво оплывших сосулек.

— И ведь кому-то пришло в голову сооружать такое…

Вблизи стало заметно, что это все же камень — потрескавшийся, прозрачный, вроде слюды. Солнечный свет задерживался в нем, застывая, теряя тепло, так что внутри оказалось светло, но студено. Источенная узорами, стилизованными под морозные, лестница бескомпромиссно вела в единственный зал, укрытый остроконечным сводом. Диаметром башня была примерно в сотню шагов, но из-за того, что зал почти пустовал, он казался огромным и сверкающим.

— Красиво, — одобрила Ева, разгребая пяткой белую крупу: ни дать, ни взять слежавшийся снег.

Через тускло-голубоватое покрытие пола просматривалась темная, непроглядная полость внизу. Как будто глубокое озеро накрыто коркой льда. Кое-где лед горбился уродливыми наростами, видно временами трескался и снова застывал.

— Выход вон там, — Ева оценивающе прищурилась на противоположную сторону.

— И только там, — упавшим голосом подтвердила Амилия.

— Не нравится мне здесь, — веско присовокупил Ян, исполнившись мрачных предчувствий.

Под замком нет никаких озер, — напомнил он себе, когда все трое отошли от края. Но иррациональное ощущение, что под ногами прогибается непрочный лед, было неистребимым. Беззвучный треск воспринимался где-то на подсознании.

— Явились! — низкий, скрипучий голос пробрал до костей.

Один из уродливых бугров с шорохом разогнулся, превращаясь в невысокое сгорбленное существо. Больше всего оно смахивало на ледяной комель, который нарастает на водостоке, когда оттепель резко меняется морозом.

Только двигалось «это» не в пример проворнее.

— А говорил, что сказки! — обиделась Ева.

— Стойте, где стоите, — ледяной карлик живо перекатился по полу, устроившись поодаль. Из белесо-прозрачных складок торчал вислый, синий на конце, нос. — А то плохо будет.

Конечно, они ему не поверили и шагнули вперед. Под ногами угрожающе затрещало и бледная корка пола пошла кривыми разрывами, через которые плеснулась парящая дымком черная вода.

— И назад тоже уже нельзя, — предупредил попытки ретироваться опытный карлик.

— Это иллюзия? — тихий голос Амилии дрогнул.

— Не имеет значения, — ответил карлик. — Сдохнете по-настоящему.

— Ладно, стоим… — Ян сунул руки в карманы; стало заметно холоднее. — Что теперь? Загадки, конкурсы, шарады?

— Заманчиво, — карлик носился по льду беззвучно и легко, не оставляя следов. Тени у него не было. Впрочем, здесь свет преломлялся так причудливо, что тени троих пришельцев тоже едва угадывались.

Карлик задержался напротив Яна и приподнял свой длинный нос, словно нацелился.

— Шалости — это для простецов. А ко мне пожаловала особа редкая… Узнаю тебя, хотя со дня нашей последней встречи прошло столько веков!

Ева ткнула Яна локтем в бок. Тот, не отрываясь, смотрел на карлика. Глаз существа в поблескивающих, ломаных складках было не угадать, но испытующий взгляд леденил.

— …и ничего не изменилось! Ты все еще носишь свое проклятие, будто награду, страшась снять ее. Ты можешь помочь лишь тем, кого ненавидишь. И ненавидишь тех, кому помогаешь. У меня для тебя, по-прежнему, лишь одна игра, горелом.

— Я слушаю.

— Сохрани своих спутниц и уйдешь невредимым сам.

— Что это значит?

— Это значит, что от центра зала до обоих выходов пятьдесят шагов по льду над злой водой. Никому не угадать, где лед тонок, а где безопасен. Только твой дар отводить беду сбережет их… Но для этого ты должен их возненавидеть, верно?

— Вечно от тебя одни неприятности. И вечно ты сам в стороне, — проворчала сердито Ева, переступая с ноги на ногу. — А если я нападу прямо на эту ледышку и…

— Не промахнись, зубастая девочка, — весело посоветовал осклабившийся карлик, предусмотрительно отодвигаясь подальше. Теперь даже прыгучей Еве его не достать.

Амилия попробовала сделать шаг — под невесомой девушкой лед мигом заколебался, взявшись паутиной частых трещинок.

— Ах да, — карлик зловредно хихикнул, — если ты бросишь их, то сам можешь уйти в любой момент. Мне твоя смерть, вместе с твоим проклятием, ни к чему.

— В самом деле? — приятно удивился Ян и рванул вперед, попытавшись воплотить в жизнь замысел Евы.

Лед скользил, карлик радостно удирал, явно дразнясь и азартно уходя прямо из-под носа. Девушки поначалу горячо подбадривали, потом лишь молча наблюдали. Запыхавшись, через несколько минут Ян сдался, остановившись снова возле своих спутниц.

— Ну, хоть согрелся, — утешающе заметила Амилия, растирая ладони.

Карлик ехидно скакал на прежнем месте, довольный развлечением:

— Так как? Сможешь ты возненавидеть их прямо сейчас настолько, чтобы спасти?

— Легко! — Ева вдруг размахнулась и влепила Яну такую оплеуху, что у того искры посыпались из глаз.

— Ты что?!! — рявкнул Ян в бешенстве, но проворная Ева уже неслась по льду к выходу на другой стороне, ни на мгновение не задерживаясь, не задумываясь, куда ставить ногу. И лед под ее ступнями лежал прочно, как гранит.

Буквально считанных секунд Еве хватило, чтобы оказаться в безопасности. Ровно столько длился приступ изумленной ярости Яна, еще до того, как разум перехватил инициативу.

— Извини, — издали крикнула Ева, — что не предупредила. Тогда бы не сработало.

— Хитрая зубастая девочка, — ворчащий карлик не скрывал досаду.

— Доберусь я до нее… — процедил Ян, потирая горящее ухо и переводя взгляд на Амилию, которая постаралась спрятать невольную улыбку. — Ты меня тоже станешь меня бить?

Улыбка исчезла. Девушка едва ли не с испугом покачала головой. Страшил ее явно не Ян, а перспектива действовать подобным агрессивным методом.

— И правильно… Тебе и сил-то не хватит. Придумаем, что-нибудь сейчас.

Ненавидеть кого-то, или даже просто разозлиться на человека, которого толком не знаешь, достаточно непросто. Тем более на такого невыносимо положительного, как Амилия.

— Эй, тебе же всегда удавалось плевать на людей, господин мизантроп! — закричала Ева издали.

— Поражен, что тебе известно такое трудное слово.

— Может, мне вернуться и дать тебе пинка?

— Давай, давай, когтистая. Проверишь степень моей любви к тебе…

— А я поражена, что такое трудное слово, как любовь, известно тебе!

— Ева, я понимаю, что ты пытаешься меня вывести из себя, — раздраженно огрызнулся Ян. — Поверь, тебе это удается, но моя злость на тебя ничуть не поможет Амилии. Так что не мешай думать.

— Спасибо, Ян, — Амилия повернулась к нему. — Я очень признательная, что ты хочешь помочь.

— Ева права, это из-за меня вы попали в неприятности.

— Я сама убедила тебя взять меня с собой.

— Если бы меня с вами не было, карлик пропустил бы вас.

— Не думаю.

— Ну, обошлось бы какими-нибудь загадками, как поговаривают.

— Не думаю, — повторила с едва заметным нажимом Амилия. И карлик, подслушивавший в стороне, неприятно оскалился.

— В любом случае, теперь я отвечаю за тебя.

— Поверь, Ян, я очень ценю то, что ты пытаешься сделать, но ты забыл, что я тоже кое-что умею.

— Амилия, заговаривать зубы несчастным, это совсем не то же самое, что играть со случайностями над пропастью.

— Я не заговариваю им зубы, — строго поправила она.

— Да какая разница, — отмахнулся Ян нетерпеливо. — Сейчас все равно не время это выяснять.

— Разница в том, что ты не веришь в мои силы, а я верю в себя.

— Толку-то…

— Я могу пройти самостоятельно.

— Да ты с ума сошла! Ты же видела, что лед не держит.

— Просто я наступила не там… А теперь я вижу путь.

— Тебе показалось.

— Нет.

— Не вздумай!

— Я попробую.

— Ты не знаешь, с чем имеешь дело! — Ян шагнул к ней, пытаясь схватить за руку.

— Ты тоже! — она отступила непреклонно.

Они вдруг снова перенеслись в день их первой встречи в Замке. Где упрямая пигалица рассуждала о вещах, которые не понимает. У Яна даже встрепенулась в затылке и висках знакомая боль. И раздражение привычно плавилось в гнев. Только теперь к ярости примешался внезапный страх за эту идиотку.

— Не вздумай! — Он, наконец, дотянулся до Амилии.

— Отпусти, пожалуйста…

— Стой, ненормальная! — вне себя от гнева рявкнул Ян.

— Отпусти, больно… — в ее глазах появилось непритворное страдание.

Ян машинально выпустил хрупкое запястье, и обнаружил, что они оба стоят уже шагах десяти от того места, где начали спор. Замершая у выхода Ева прижимает обе руки к груди, явно боясь вздохнуть. Карлик выжидательно молчит поодаль.

Амилия, расправив плечи, зашагала по голубоватому полу, не оборачиваясь. На светлом запястье медленно таяло красноватое кольцо, еще хранившее форму Яновых пальцев. И чем дальше она уходила, тем тусклее становился свет. Возвращалось тепло, изгоняя свежесть. Блестящие поверхности становились матовыми, крадущими свет. Уже не лед вокруг был, а снова шершавый, обманчиво прозрачный камень. Запахло пылью. Под ногами прочно и незыблемо лежал гранит, едва закрытый слюдяной коркой.

Карлик исчез.

Снаружи ворковали горлицы, устраиваясь на ночлег в гнезде, свитом в бойнице. Тихо шуршала бумага дневника. Выцветшие фиолетовые чернила описывали неблизкий и замысловатый путь. Такой же, как их взаимоотношения на этот час.

Ева поначалу явно ждала от Яна подвоха, в обмен на оплеуху, держась на расстоянии и посматривая с опаской. Потом озадаченно смирилась и перестала шарахаться. Амилия вела себя, как обычно, мирно, будто тоже ничего особенного не случилось. Ян изо всех сил старался думать исключительно о деле.

А не о том, что было сказано и не сказано. Про проклятие и ненависть к тем, кому он помогает…

— Здесь направо, — негромко поправила Амилия. — от Двойной через Тихосветную до Злыдня. А там по верхней галерее вернуться к лестнице вниз, до Непогодной.

— Подожди, — возразил Ян невольно, поскольку Амилия, как только они добрались до Двойной, вполне доверчиво поделилась с остальными заметками горелома. Впрочем, выиграли они немного, потому что почерк у него оказался неразборчивым, как траектория полета захмелевшего шмеля… — Тут написано не Лунная, а Мутная. Они рядом.

— Да нет, тебе показалось. Смотри, у «л» такой же длинный хвост.

— Кстати, вы заметили, что перешли на «ты»? — вмешалась Ева с фальшивой непринужденностью.

Ян и Амилия выразительно посмотрели на нее. Ева стушевалась и отступила в тень:

— Ну, ладно, решайте, а я пока осмотрюсь.

— Допустим, это Лунная, тогда ближе до Острожной.

— Ой… Как же это я забыла… Он написал, что путь лежит через Весеннюю башню.

— Ну, значит, там мы не пройдем, потому что попасть в башню можно только весной.

— Можно обогнуть ее по внешней стене.

— Чего?

— Там выступ есть такой… Неширокий, но идти можно.

— Опять воздушная акробатика?!

…Идти и впрямь было можно. Прижавшись животом к шершавой стене. Не глядя вниз и проклиная все на свете. Ветра, запутавшегося в башнях, всегда хватало, но сейчас он явно решил, что ему подкинули три новых игрушки. Причем две он быстро забросил — одна слишком легкая, другая слишком когтистая и цепкая. А вот Ян оказался для него самым подходящим.

Какое все же облегчение спрыгнуть на надежный каменный пол. Пусть даже пол исчерчен знаками, строжайше запрещающими наступать на него.

— Тут под некоторыми плитками ловушки, — мимоходом обрадовала Амилия, всматриваясь в текст. — Они старые, но…

— А-а!

— …некоторые действуют. Извини, Ева, мне надо было тебя предупредить.

— Ничего, — мрачная Ева пошевелила мыском ботинка четвертинку отрубленной косы на камнях. — Давно хотела концы подравнять, посеклись…

У планировщиков башен была явная тяга к закручиванию лестниц в тугие спирали. Все бы ничего, но чередование витков по часовой стрелки, не помешало бы перемежать с поворотами против. Или это для того, чтобы у врагов голова закружилась?

Ян помассировал затекшую шею.

— Темнеет уже. Ничего мы здесь не найдем. Надо возвращаться ко Второй Гостевой и снова искать выход оттуда. Мы верхние этажи не проверили.

— Еще немного.

Ева увлеклась, похоже, больше других и носилась по этажам с проворством и азартом щенка, вырвавшегося на волю из тесного двора. Правда в сумерках она все больше утрачивала сходство с человеком.

— Ты уверена? — всерьез засомневался Ян. — Солнце уже село.

Солнце и впрямь уже село, но пока над горизонтом разливалось яркое алое зарево и света хватало. Глаза Евы жутковато и ярко полыхали зеленью под растрепанной челкой, а кончики ушей удлинились настолько, что торчали над макушкой.

— Если боишься, давай разделимся, — засмеялась она в ответ. — Вы вдвоем пойдете этим коридором. А я спущусь на пару ярусов ниже. Может, там что интересное. Так и быстрее будет…

— Не стоит тебе одной носиться… Опасно.

Она засмеялась громче, выскаливая заострившиеся зубы и неприятно напоминая ледяного карлика. От него, что ли нахваталась таких злых ужимок? Казалось, Ева утрачивает чувство реального, скатываясь в бездумие оборотня. Мало того, что ей действительно не стоило в одиночку сновать по незнакомой башне, так еще без компании напарница уйдет в слепую трансформацию гораздо быстрее.

— Я скоро, — пообещала Ева, не дожидаясь одобрения, и умчалась в сумрак. Только громко скрежетнули когти.

Ян тревожно переглянулся в Амилией. Но ничего не оставалось, как следовать указанным путем.

— Осторожнее!

— Вижу, — процедил он сквозь зубы.

Перекрытие на полу в центре комнаты сгнило настолько, что пройти по нему не смогла бы и невесомая Амилия. Затейники-жучки источили деревянные балки до кружевной дырчатости. Как это вообще все держалось? Хотя края, вроде, покрепче…

— Хорошо, что не ночью тут рыскаем.

Зато башня соединялась с соседней постройкой прочной каменной скобой моста. И за плотно закрытой, но незапертой дверью отыскалась сокровищница: книги, утварь, шпалеры. Даже телескоп — старинный медный, с целыми, хоть и грязными, линзами.

— Смотри, а это, наверное, из Серебряной башни сюда принесли, — Амилия сняла с крюка небольшой, сплетенный из почерневших металлических нитей фонарь. — И вот это тоже… — Статуэтка серебряного единорога запылилась настолько, что казалась шерстяной. Амилия провела пальцем — и на витом роге заиграли блики.

— Заберем с собой? — хозяйственно предложил Ян.

— Это чужое, — девушка с сожалением поставила статуэтку на прежнее место.

— Оно тут сотни лет хранится никому не нужное… Ладно, можно отнести в музей, — великодушно решил Ян.

— Придется разыскать путь назад поудобнее.

— Кстати, хорошо бы продумать этот момент, пока не поздно. Судя по заметкам, нам еще долго петлять в трех стенах, а уже вечер.

— Можем, задержаться на ночь, — Амилия рассеянно улыбнулась и напомнила. — У меня бутерброды есть.

— Не страшно?

— Нет… — она улыбнулась еще шире. И вдруг добавила без перехода, живо переменившись в лице: — То есть, да. Теперь страшно.

Улыбка исчезла с ее губ, словно не было. Амилия сторожко замерла, глядя мимо Яна расширившимися глазами. В сумерках они казались еще темнее и глубже.

— Слышишь?

— Нет, — ответил Ян. И тоже поправился после заминки: — То есть, да.

Он внезапно осознал, что застоявшаяся тишина разбавлена утробным, мерзким звериным урчанием. Нечто похожее он уже имел неудовольствие слышать сегодняшним утром. Как и пронзительный скрежет когтей.

— Ева? Это ты там развлекаешься?

Амилия прижала к груди планшет, как-то сразу побелев. Нет, она и без того была бледная, а теперь словно засветилась в густых сумерках. Впрочем, и сумерки уже незаметно перетекли в ночь. Из Башен ночь не уходила далеко и являлась сразу же, как только исчезал дневной свет.

А во тьме неприятно тлели изжелта-зеленые глаза. И быстро приближались.

— Ева?

— Бе… бежим, — тихо пискнула Амилия.

Ян намеревался было возмутиться, расправить плечи и велеть Еве не валять дурака. Однако то, что надвигалось на них из тьмы, вряд ли даже помнило, что обладает именем. Милым, женским.

Оборотень вдруг прыгнул. Ян чудом увернулся, но инерционной отдачи пронесшегося мимо тела хватило, чтобы запоздало поразмыслить на тему откуда в тощей девушке столько живого оборотничьего веса?

— К-куда? — прорычала оборотниха. — Мя-со…

Хотя, если поедать все, что видишь…

Амилия резко дернула Яна за руку, и они понеслись по галерее.

— П-помнишь, куда бежать?

— Неважно!

И то верно. Одну дверь они захлопнуть успели, но разраженная Ева разнесла ее лапами в считанные секунды. О вторую преграду запнулась ненадолго.

— Мр-р… Ян, впусти меня! — в пробитую когтем щель заглянул зеленоватый, нечеловеческий глаз.

— Извини, Ева. Только если подстрижешь когти и подпилишь зубы.

— Я с-сама войду-у-у…

И ведь войдет. Толстенная дверь, окованная бронзой, содрогнулась от тяжелого удара. Потом треснула поперек. Туда! Нет, сюда… Здесь провал. Назад! Уже знакомый деревянный пол башни, источенный до ветхого кружева жучками.

— Я пробегу по центру… Я легкая, — вдруг, задыхаясь, воскликнула Амилия. — А ты по краю, где покрытие надежнее, а то она… догадается…

Сначала самому Яну нужно было догадаться, о чем спутница толкует. А потом ужаснуться:

— Да ты что! Там даже ты не пробежишь… Лучше я прыгну.

— Не допрыгнешь! — она уже бежала, как задумала.

Чистой воды безумие. Но когда тебе в спину дышит разозленный оборотень, то на многие вещи смотришь проще. И все равно они оба ошиблись.

От одной двери до другой шагов двадцать.

Амилия действительно легко проскочила дальше середины, а Ян пробежал примерно столько же по краю, когда Ева догнала их и рванула следом. Раздался чудовищный треск. Отчаянно взвыл оборотень. Ян почувствовал, как содрогнулся и стал крениться пол и под его ногами. Цепляться было не за что. Яна и Амилию потянуло к пролому в центре, в который уже ухнула воющая Ева. Амилия вскрикнула, упав на колени и тоже пытаясь ухватиться за расползающиеся перекрытия.

Вниз они провались одновременно.

Зато за это время тяжелая обортниха проломила и следующий этаж и глухо выла где-то внизу. А Амилия и Ян распластались по краям нового пролома, тяжело дыша. Сыпалась труха и каменная крошка. Пахло гнилым деревом и пылью. Оброненный фонарь гонял голубоватый луч по пятнистой стене. Второй фонарь провалился к Еве и лежал неподвижно.

— Прекрасный план… — пробормотал Ян, пытаясь собрать трясущиеся конечности.

— Ева! — Амилия подползла к краю пролома, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темноте.

Ей навстречу выпрыгнуло с негодующим воем перепачканное грязью и паутиной чудовище, щелкнуло оскаленной пастью. Амилия живо отпрянула.

— Ну, во всяком случае, она не слишком пострадала, — Ян перекатился к стене, где пол казался прочнее.

Итак, что мы имеем? Обе двери, что вели наружу остались этажом выше, а значит на недосягаемой высоте. На том этаже, куда провалились Ян с Амилией выхода не было вовсе. Здесь вообще ничего не было, кроме остатков перекрытий пола, в центре которого зияла здоровенная дыра. Оттуда доносилось гневное подвывание и цокот когтей. Кажется, там тоже не нашлось выхода…

— Дотянешься до фонаря?

— Попробую.

Амилия подцепила фонарь, потом осторожно посветила в дыру. Голубоватый луч обежал периметр помещения, скорее всего очередного склада. И зацепился за массивную дверь. Что ж, это уже лучше… Правда спуститься и воспользоваться ею они не смогут, пока Ева не успокоится и вновь не станет разумным существом. К счастью, оборотень уже настолько утратил способность мыслить по-человечески, что на дверь даже не обратил внимания.

— Придется ждать до утра.

Некоторое время они сидели по краям пролома, друг против друга, прислушиваясь к мечущейся внизу оборотнихе. Поначалу можно было и наблюдать за ней, но раздраженная тварь гоняла по полу оброненный фонарь до тех пор, пока тот не разбился. Осталось только угадывать, где она сопит.

— Хорошо бы костер развести…

— Ни в коем случае.

— Ночью может быть холодно.

— Держи, — Ян стянул и бросил девушке свою куртку.

— Спасибо, — Амилия отнекиваться не стала, явно озябнув от переживаний. Лучше бы было, конечно, подобраться к ней и согреть в теплых и мужественных объятиях, но в этом случае они рисковали оказаться в крепких и когтистых объятиях третьего члена их незадачливой команды, скучавшего внизу.

М-да… Когда заняться особо нечем, то и время тянется безразмерно. Они повозились, устраиваясь поудобнее. Обменялись ничего не значащими взглядами и улыбками. Внушительно помолчали, вслушиваясь в пыхтение и скрип когтей оборотнихи. Поглазели на пробитый потолок. Насладились обществом тощей крысы, самоуверенно пробежавшей вдоль стены… Ян даже подразнил Еву, но быстро соскучился. А может, присутствие Амилии сильно мешало наслаждаться процессом.

— Скажи, а зачем тебе все-таки нужна первая башня?

Амилия отозвалась не сразу. Ян уже перестал ждать ответа, когда она произнесла задумчиво:

— Мне кажется, что там должна лежать одна потерянная вещь.

— Какая?

— Если я найду ее, то покажу.

— А я уж думал, что ты тоже хочешь избавиться от проклятого дара.

— Нет! — она удивлено подняла свои большущие глаза. Даже в темноте было заметно, как они блестят. — Почему? Если я могу помогать людям, то зачем же… — девушка смолкла растерянно.

— Мне показалось или он действительно причиняет тебе боль?

— Это не имеет значения, — и все же она невольно поежилась.

— С какой стати ты решила, что у тебя есть дар? Поверь, я не пытаюсь снова обидеть тебя, просто интересно, зачем ты стремишься к тому, от чего нормальные люди шарахаются?

— А как ты понял, что у тебя есть дар?

— Мне сказали.

— Кто?

— Моя мать. Она каждый день давала мне фломастеры, бумагу и уходила на работу. Я нарисовал очень много разных картинок. С небом, домами, деревьями, людьми и машинками… Как все дети. Мать обратила на них внимание лишь однажды, когда стопка дурацких рисунков рассыпалась по комнате от сквозняка… Следующее утро я встретил в приюте.

Над разломом повисла гнетущая тишина. Или она показалась такой только Яну? Во всяком случае, он не удержался от пояснения:

— Ни на одной картинке я не изобразил солнца. Мать заявила, что я чудовище.

— И ты поверил?

— Ну, я был тогда ребенком. Дети доверчивы.

— И очень восприимчивы. Знаешь, ведь никто не знает, как это происходит… Наверное, надо очень сильно не любить ребенка, чтобы он перестал верить в солнце. И если ему не встретится никто, кто вернет ему надежду, то он обречен стать…

— …гореломом, — закончил Ян сухо. — Не ты первая, кто проводит параллель между солнцем и любовью.

Амилия тихо засмеялась:

— А ты надеялся услышать из моих уст свежую истину?

— Вдруг ты знаешь?

— Нет. Но я знаю, что нет никого, кто не мог бы любить. Есть те, кто не хочет или ленится. Есть те, кто страшится. Но всегда найдутся те, кто готов рискнуть.

— А есть те, чья любовь несет беду.

— Когда женщина ждет ребенка, она не уверена, что тот будет счастлив. Она знает, что жизнь непредсказуема и в ней полно бед. Так что же, она обрекает его на несчастья, рожая?

— А стала бы она его рожать, если б знала, что он обречен на несчастья?

— Ты не так спрашиваешь. Лучше спроси так: а перестала бы она его любить, если бы знала, что он обречен на несчастья?

— Иногда несчастье так велико, что человек не в силах с ним сражаться.

— «Если вы считаете свою беду неодолимой…» — с неясным выражением процитировала Амилия. — Разбивая беду, ты не уничтожаешь ее, а множишь. К тому же, хоть скала и сокрушит волну, но однажды распадется сама… Лишь океан поглотит волну без остатка.

— Если пропускать через себя все, то недолго протянешь.

— Зато боль разделенная — вдвое меньше.

— То есть ты обрекаешь того, кого любишь разделять страдания? Вместо того чтобы оберегать его от них?

Девушка промолчала. Пауза была невелика, но показалось насыщенной и многозначной. Не для Яна — для его собеседницы. Что-то Амилия переживала в этот миг, сильно далекое от настоящего момента.

— Скажи, а твой жених ушел поэтому? Надоело делить боль?

— Муж, — поправила Амилия. — Откуда ты…

— Видел кольцо в чашке.

— Мы оба решили расстаться. Ему не нравилось то, что я делаю. Он не мог видеть, как мне бывает плохо.

— Не хотел видеть, как тебе плохо? А пристрелить из жалости он тебя не предлагал? — избавиться от привычки уязвлять не так-то просто. Ян спохватился лишь, когда едкая фраза сорвалась с языка.

Амилия зябко повела плечами и поплотнее завернулась в куртку:

— Он хороший человек, просто не всем хватает выносливости.

— У тебя любопытное представление о хороших людях.

— Либо наивна, либо идиотка? — поддразнила она издали. — Я не наивна. Просто можно предпочитать видеть только хорошее, а можно только плохое. Как кому удобнее.

— В детстве я думал, что это такое наказание. Что я веду себя настолько плохо, что даже солнце не хочет смотреть на меня. С годами я убедился, что так оно и есть.

Амилия не улыбнулась в ответ. Она смотрела на Яна с другого края разлома испытующе и, как ему померещилось, с сочувствием. Это было не очень уютно и незнакомо — ощущать себя объектом чьего-то сострадания. Вот только жалости ему не хватало!

— А еще позже я понял, что это удобно и к тому же выгодно. Таким, как я неплохо платят.

Бравада не удалась. То ли обстановка действовала, то ли усталость, но прозвучало неубедительно.

— Ты извини меня, — Амилия все еще неотрывно смотрела на Яна издали.

— За что?

— Я сказала тогда, что ты ничего не сможешь найти в башнях.

— А теперь думаешь, что найду?

— Не знаю.

Что ж, в определенной степени обнадеживает.

— А я бы хотел знать, станет ли кто-нибудь искать нас или мы тут сгинем бесследно? — Ян попытался умоститься на жестком и холодном полу поуютнее. Доски угрожающе затрещали. Цокот когтей внизу выжидающе затих.

— Станут, — голос Амилии дрогнул и она ссутулилась, погрузившись в ворот большой для нее куртки. Только темный стриженый затылок виднелся.

Недовольно заворчала разочарованная Ева. Вот ее-то точно станут искать, но определенно не в Замке.

— Хочешь бутерброд? — Амилия вдруг встрепенулась, высунулась из куртки, как синица из дупла.

— Нет… Хотя, да. Спасибо.

— А ты, Ева?

Снизу рыкнуло, шумно прыгнуло и лязгнуло зубами.

— Не совала бы ты туда руки, — с сердцем посоветовал Ян.

— Ей там одиноко. И голодно.

— Вряд ли даже все твои бутерброды принципиально изменят ее настроение.

— Она хотя бы знает, что мы не забыли про нее.

— Забудешь, пожалуй…

Светало. Солнце уже поднялось достаточно высоко, но до пленников оно по-прежнему не добиралось. Они легко различали лица друг друга, одежду, даже мелкий мусор на полу, но солнечный свет растекался по уцелевшему перекрытию на этаж выше и вниз сочился лишь жидкими струйками. В подвал, где находилась Ева, он не попадал вовсе.

— Что делать?

— Не знаю.

Внизу негодующе завыло и заскрежетало.

— Может, попробовать что-нибудь бросить вверх и пробить перекрытия?

Они попробовали. Обломки досок были слишком легкими и не долетали, а крупных камней в переделах досягаемости не нашлось. Один более-менее увесистый булыжник Ян ухитрился швырнуть достаточно высоко, и тот пронзил трухлявое дерево наверху, но щель оказалась слишком мала.

Чем бы тряхнуть это сооружение? Ян с Амилией таращились на потолок, словно аборигены, молящие небо о дожде. Из трухи. Погодите! А что если…

— У тебя еще хлеб остался?

— Да.

— Так я и знал. Ты цветочным нектаром, питаешься, что ли?.. Ладно, кидай сюда.

Под удивленным взглядом Амилии Ян подобрал новый камешек, укутал его размятым хлебным мякишем и, прицелившись, бросил в пробитую ранее дыру наверху. Потом повторил фокус с оставшейся половинкой хлебного ломтя. Хлеба мало, но сейчас в Замке нет людей, а значит и другой приманки. Она должна прийти…

— Кто? — кажется, размышлял Ян вслух, потому что Амилия встрепенулась.

— Увидишь. — Зря обнадеживать не хотелось.

Бум-м!

Потолок над головой содрогнулся даже сильнее, чем Ян ждал. Посыпалась древесная крошка. Еще толчок! Скрип, треск и волна шороха рассыпающихся досок… Ян жадно вытянул шею, пытаясь рассмотреть то, что должно было бы упасть в туче пыли. Но то ли пыли было много, то ли Бродячая кошка успела переместиться до падения, но ничего особенного он не разглядел.

Зато солнце хлынуло водопадом.

— Ева?

— Что? — смущенно послышалось снизу после томительной паузы.

— Желание закусить ближним пропало?

— Смешно. Желание похрустеть твоими костями у меня не пропадет никогда.

— Не в этот раз, ладно? Мы спускаемся?

Нижняя массивная, но, к счастью, проржавевшая дверь выводила в подвал Горючей башни. А там они обнаружили выход, заложенный камнями. Так что отпала необходимость снова лезть через «змеиный» ход и повторять пройденный маршрут.

— Отдохнем и продолжим?

— Я… я мне надо сейчас домой. Не могу второй раз отказать клиентам, — тихо возразила Амилия.

— И мне надо хотя бы показаться свекрови, — пробурчала смущенная и молчаливая Ева. Произошедшее явно заставило ее чувствовать вину. — Все же семейный праздник.

— Значит, встретимся после обеда.

«…Если фундамент крив, то не встанет башня прямо.

Из ста башен лишь нужная будет самой недоступной…»