Горький принц

АМОН

S

он отдал его мне, когда она умирала.

Видела ли Рейна, как умирала ее мать? Похоже на то. И зачем Грейс Ромеро подарила своей дочери ожерелье, принадлежавшее бывшей пассии ее мужа? Было ясно, что происходит что-то неладное.

Но сначала я найду ожерелье моей матери и удостоверюсь, что Рейна успокоилась.

Панический взгляд в ее глазах… Это выворачивало меня наизнанку. Как будто мне нужно было дополнительное подтверждение того, что я облажался, когда дело дошло до этой девушки. Я не мог вынести ее слез, не говоря уже о том, что она еще страдала.

Ты одержим ею.

Предыдущие слова Данте преследовали меня. Он увидел, что эта девушка значила для меня, как она вывернула меня наизнанку, даже не пытаясь.

Мое внимание привлекло мерцание, и я нырнула еще раз. Мы занимались этим последний час, но я была полна решимости. Мы не снимались с якоря, пока не нашли ожерелье. Я еще не подарил ей кулон с символом кандзи, который купил в дополнение к тому, что висел у нее на шее, и будь я проклят, если ее день рождения будет испорчен в мои часы.

В ту секунду, когда я достиг морского дна и потянулся за блестящим предметом, я понял, что поиски окончены. Держа в ладони крошечные камешки и изящное украшение, я ногами выбралась обратно на поверхность.

Я вдохнул кислород в легкие и почистил его. Зажим не выглядел прочным, вероятно, из-за возраста, но я планировал исправить это, сделав ей подарок на день рождения.

Я поплыл обратно к яхте, мой брат и Рейна все еще были на том же месте, ее длинные локоны хлестали его по плечу, и что-то сжалось у меня в груди. Они хорошо смотрелись вместе. Что-то в них, казалось, подходило друг другу.

Тем не менее, в глубине души я знала, что убью своего брата, если он заберет ее у меня. Я любила Данте, но это было единственное, чего я никогда бы ему не дала. У него было место Омерты. Я с радостью отказался от него. Я бы тоже отказался от якудзы. Но я никогда не отдам Рейну.

Я ненавидела, что слова моей матери о Томазо Ромеро преследовали меня, отказываясь давать мне покой. Рейна не смотрела на Данте с сердечком в глазах. Она не улыбалась ему так, как мне. Вся она была моей и только моей.

И это была единственная корона, от которой я бы не отказался.

Оказавшись на палубе, Рейна бросилась ко мне, босиком и все в том же соблазнительном бикини. Перед мягкими изгибами ее тела было трудно устоять, но я не хотел торопить события. Ради нее.

Ее сапфировые глаза смотрели на меня, полные надежды, в то время как нижняя губа дрожала.

-Что-нибудьесть?

Я раскрыл ладонь, и вздох облегчения слетел с ее пухлых губ. Она бросилась ко мне, ее теплое тело впитывало капли воды с моих.

“Спасибо”, - пробормотала она, ее губы склонились к груди, а плечи опустились. “Ты не представляешь, как много это значит для меня. Большое вам спасибо”.

Я начал понимать, как много это значило для нее и где лежал источник паники и беспокойства Рейны. Но это был разговор для другого дня. Это не ее день рождения.

“ Не за что. Я встретилась взглядом с братом поверх ее головы, выражение его лица было мрачным и неодобрительным. Он думал, что девочки отвлекают, но я не соглашалась. Мы бы получили документ, который был нужен моей матери, а потом позволили бы нашим родителям самим разбираться в своем дерьме. Они не могли ожидать, что мы будем жить прошлым.

- Спасибо, что остался с ней, фрателло.”

Он кивнул, прежде чем развернуться и оставить нас одних. Рейна подняла ко мне лицо, ее щеки были мокрыми, а глаза блестели.

“Я так благодарен, что ты нашел это”.

“Ты же знаешь, что ожерелье можно заменить”, - мягко сказал я, вытирая ее щеки насухо.

Она покачала головой. “Некоторые вещи бесценны. Это одна из них”. Она приподнялась на цыпочки и прижалась своими губами к моим. “И ты тоже, Амон Леоне. Я люблю тебя”.

Боже, эта девушка. Женщина. Кем бы она ни была. То, как она носила свое сердце на рукаве, погубило меня. Да, она была прекрасна. Да, она была очаровательна и с ней приятно было разговаривать. Но именно ее сердце разрушило мои стены и мою волю.

Я потерся кончиком своего носа о ее. - Я тоже люблю тебя, Рейна, моя девочка с корицей.

Это была правда. Я любил ее больше, чем мог ненавидеть ее отца за то, что он сделал с моей матерью. Моя любовь к ней соперничала даже с тем, что я чувствовал к своей матери. Она, которая научила меня чести и важности семьи. Но Рейна, знала она это или нет, научила меня отпускать то, что гноилось внутри.

- Ты и я, - сказал я, не сводя с нее глаз.

Она заставила меня воспарить, стать легче, чем когда-либо прежде. Она заставила меня забыть прошлое, месть и все проблемы, наваленные нашими родителями.

Это оставило меня с ней наедине, и это было все, что мне было нужно.