— Иди, дочка, — приобняла Оляну мама-Алёна. — Ты устала. Ступай в терем.
И Оляна правда почувствовала усталость, словно на плечи вместо шали положили воинскую кольчугу. Ритуал выпил много сил.
— А ты пойдёшь к гостям? — отстраняться от мамы не хотелось. Они долго не виделись, да и всё же стоило рассказать о Мише.
— Пойду, скоро ещё должны прибыть. Нужно помочь сёстрам. Весной вы уже будете вестами, так что среди гостей не только помощников нам на Коляду, но и сватов немало, кто приехал к вам присмотреться. Отдыхай. Утро вечера мудренее. Успеешь ещё показаться. После вашей Инициации длинный праздник будет. Семидневку, не меньше.
Оляна вздохнула. В Беловодье девушек на выданье называли вестами, по имени богини Весты — хранительницы семейного очага, которой ещё поклонялись. Будущих вест тщательно готовили бабушки и мамы, обучая всем премудростям замужества и материнства, заботе о себе и домочадцах, чтобы они стали мудрыми хозяйками и любящими жёнами.
После дня весеннего равноденствия был праздник Весты, с гуляниями, где парни и девушки, вошедшие в возраст, могли познакомиться, чтобы потом отправлять сватов или решать любовные дела самостоятельно. Впрочем, ещё до «весенних ярмарок» были и зимние смотрины: да вообще любой сход для этого подходил. А Коляда — день зимнего солнцестояния, тоже время и ритуалов, и гуляний, и гаданий, как Озара обещала. В Беловодье девушкам разрешалось выбирать по сердцу и было несколько больших праздников, когда можно встретиться с тем, кто понравился. Именно в затяжные летние «смотрины» и «игрища» у них с Мишей всё и закрутилось.
В Беловодье ритуалы ухаживания были разными. Разрешалось даже пробное летнее замужество после первого совершеннолетия, которое потом часто подтверждали свадьбой. Или не подтверждали. Впрочем, родившие даже больше ценились для замужества так как уже доказали свою плодовитость и состоятельность как женщины и матери. Бывало, что кто-то из вест не соглашался на «пробу», а ждал того самого одного-единственного суженого. А кто-то перебирал суженых и всё никак «распробовать» не мог. У всех по-разному.
Нянюшка Белава в назидание рассказывала, что тётя Блага когда-то на весенней ярмарке познакомилась с парнем. Блага ещё не была признана вестой и до её Инициации было шесть сороковников. Отправилась она туда с Браной и Бояной — родными сёстрами дяди Боеслава, вроде как за компанию, но встретила суженого. Точнее, влюбилась в какого-то парня безответно. Брана и Бояна помочь ей решили и парню тому «глаза раскрыть». Может, пригрозили, может, попросили попробовать, может, подкупили чем, но на летних игрищах тот парень вроде как к Благе женихаться подошёл. Вот только любовь у парня была к другой девушке, что и вскрылась впоследствии. А Блага после Инициации неизвестно, вернётся ли в человеческий облик или так и будет речным драконом Дуная. Вот поэтому нельзя в судьбу чужую и чувства вмешиваться. Может подобная история выйти.
У мам тоже было своё мнение: они считали некоторые свадебные ритуалы Беловодья слишком свободными и предлагали выбор между несколькими одобренными женихами, с испытаниями, как в сказках делалось, напоминая, что они не какие-то сельские девчонки, а наследницы Рода и что суженый на то и суженый, что сам придёт и сам найдётся, если позвать достойных.
Впрочем, Оляна, после истории с Мишей, почти невестой себя считала. То есть той, кто к семейной жизни не готова: не-веста.
Коловерша пискнула и завозилась, напоминая о себе, и, очнувшись от дум, Оляна поспешила в родительский терем. Жили они рядом с каменными палатами: в хоромах по правую сторону, — так что добралась она быстро.
— Добрынка, корзину принеси, молока для питомца моего и мне поесть что-то, — распорядилась Оляна, когда проходила через подклеть, и поднялась в терем.
После изматывающего ритуала восхождение на третий этаж оказалось почти на пределе возможностей. В её покоях всё оставалось как и прежде: тепло и уютно, чуть приглушённые магические лампады, расставленные по углам, давали приятный мягкий свет, отражавшийся от белёных стен и светлой древесины, кровать, закрытая стёганым покрывалом с вышивками Змеев, кресло-качалка, украшенное искусной резьбой и забитое небольшими тонкими подушками. На столике — недочитанный роман из Яви, а рядом сложенный стопкой любимый мягкий плед из овечьей шерсти, который Оляна оставила в кресле.
Отложив книгу на полку, Оляна скрутила из пледа временное гнездо и выгрузила туда малыша. Коловерша тонко пискнула, повозилась и начала что-то старательно искать, тыкаясь слепой мордочкой.
— Сейчас, сейчас, — проворковала Оляна. — Принесут тебе поесть. Потерпи, малышка… Хм, наверное, стоит придумать тебе какое-то имя, да?
Оляна едва успела переодеться, когда шустрая Добрынка принесла всё запрашиваемое и даже сверх: ещё и маленький, скрученный из бересты рожок.
— Это поилка для котят или щенков, если вдруг мамка не кормит, — пояснила Добрынка, щербато улыбнулась и сноровисто поставила на стол маленькую плошку с прозрачно-розовыми аппетитными кусочками речнокоровьей солонины, с которой в Коляду и большим съездом гостей в Гнездо удавалось обходить традиционный зимний пост в первые девятидневки бейлетя: вот уж точно речная корова — ни рыба, ни мясо, хотя язык и головные мозги у них единственное, что по вкусу было точь-в-точь, как у обычной скотины. К солонине Добрынка принесла отварной картошки, квашеной капусты и много тёртой свеклы, кусок серого ноздреватого хлеба, а ещё заварник с травяным чаем — Оляна почувствовала аромат листьев кипрея, земляники, вишни и сушёной смородины и ощутила зверский голод.
Практически накинувшись на принесённую еду, она поглядывала за девочкой-сириной, которая, увидев коловершу, авторитетно сказала, что это крольчонок, сбегала за сеном и деловито набила им принесённую корзину. Десятилетняя Добрынка была внучкой Белавы. И стоило вспомнить о нянюшке, как та тут же вошла в покои.
Нянюшка принесла ритуальную рубаху.
— Тебе нужно самой её закончить, Оляна, — показала Белава незавершённую вышивку с охранными знаками их Рода по вороту.
— Да, благодарю за помощь, нянюшка.
— Используй это. Начни с восхода солнца. Если что, Добрынка тебя разбудит, — протянула нянюшка белый клубок.
— Но… разве вышивают не красной нитью? — удивилась Оляна, посмотрев на то, что ей дали.
— Ты сама всё поймёшь, — чуть улыбнулась Белава. — За этим твои родители отправлялись в Навь.
— Это… это и есть Благословение Предка? — прошептала Оляна, и няня только кивнула.
Утро наступило, стоило лишь сомкнуть глаза. Впрочем, проснулась Оляна сама перед самым приходом Добрынки, которая принесла завтрак, но только коловерше.
— Знаешь, похоже, что ты стала крупней… Или стал… Интересно, ты мальчик, или девочка?.. — Оляна осторожно погладила питомца, довольно чавкающего молоком. Её крольчонок за ночь обзавелся белым пушком и больше не сверкал розовой шкурой, даже ушки как будто стали длиннее.
Быстро сбегав в свою ванную комнату и исполнив утренний моцион, Оляна принялась за вышивку, но перед этим быстрой скороговоркой вознесла благодарность предкам и решительно взялась за белый клубочек. Стоило только вдеть нить в иголку, как вспомнился обряд с коловершами: тонкая пряжа из неизвестной шерсти словно набухла алым и в покоях отчётливо запахло железом и… родной кровью.
Оляна сглотнула, отогнав от себя предположения, и сосредоточилась на стежках, завершая намеченные обрядовые узоры и родовые знаки. Что бы это ни было, чем быстрей она закончит работу, тем скорее освободиться тот, с кем соединён подобный ритуал. Красные нити для обрядовых одежд часто вымачивали в крови, своей или ближайших родственников, красные обереги из-за этого и считались самыми действенными и сильными, но это… это было что-то иное.
Закончить вышивку Оляна успела как раз к раннему зимнему закату и с облегчением выдохнула. Пальцы покалывало от напряжения, глаза утомились, к тому же снова зверски захотелось есть. Во время подобных «вышивальных» обрядов нельзя было принимать пищу и проявлять неуважение.
К вечерней трапезе к Оляне присоединились сёстры, которые тоже весь день вышивали. Коловерша Ожеги, очень смешно переваливаясь, бегал за ней, пищал и как будто посвистывал через утолщавшийся клювик. Гусёнок и есть. Котёнок Озары, как и крольчонок Оляны, тоже не слишком-то подрос, но обзавёлся довольно смешно торчащим светленьким пухом и выглядел серо-полосато-пятнистым комком с лапками и коротким остреньким хвостом.
— Новорождённые котята открывают глаза день на пятый, — сказала сестра, которая сложила своего котёнка в корзинку к крольчонку. — Но мне показалось, что Дымка вот-вот их откроет. Если да, то это значит, что развиваются они быстрей обычных животных.
— Ой, ты его Дымкой назвала? — улыбнулась Оляна. — Очень подходит. А я что-то имя не придумала. Подрастёт, может пойму… А ты, Ожега, назвала?
— Гусь же… как его назвать-то? — буркнула сестра.
— Может, Мартин, как в сказке про шведского мальчика с пальчика, Нильса? — тут же предложила Озара.
— Да ну, какой он Мартин? — фыркнула Ожега. — И имя какое-то… неродное и вообще. Тогда уж Декабряша.
Они посмеялись.
— Мистер Дак? — предложила Оляна.
— Ага, Дональд Дак, это ж про утку, а гусь не утка, он даже по-английски «гусь». К тому же, может, это и вовсе гусыня.
— Да, стоит посмотреть, как различить пол коловерши… — задумчиво согласилась Озара. — Ой, кстати… а… а у вас они… ну… гадили? Просто у меня пока нет, и я, честно говоря, даже половых органов не нашла, ну и… попы. Может, просто они ещё маленькие?
— Ага, или ты не там ищешь, — засмеялась Ожега. — Хотя… вроде птицы сколько жрут, столько и срут… Мой гусёк и правда вроде ничего подозрительного не оставлял. И если коловерши не гадят, то это очень хорошо… Ещё б не ели, и цены бы им не было.
— Надо порыться в библиотеке всё же, — потёрла виски Озара. — Возможно, пища зависит от магической подпитки… или нужна для развития. Дымка столько молока выдула, что её разорвать должно было, прожора та ещё.
— Ой, а я просто маленький рожок скармливала и не давала больше, — удивилась Оляна. — Сколько ж ты ей скормила?
— М… Ну, я поставила эксперимент, — немного смутилась сестра. — И Дымка слопала уже примерно пять-шесть литров молока!
— Пять литров⁈ — хором с Ожегой воскликнули они.
— То-то она у тебя как будто уже несколькодневный… Хм… если подумать, то мне дали такое корытце с чем-то вроде творога и муки, — протянула Ожега, покосившись на своего коловерша. — А утром корытце было словно начисто вымытое. Я ещё подумала, что всё, что гусёныш не съел, выкинули и помыли… То есть это он всё слопал, что ли? — сестра подозрительно посмотрела на весело пищащего коловерша, который деловито забрался в уже общую корзину и умостился рядом с остальными «детёнышами».
— Ну вот, теперь мой будет самым мелким и хилым, — сравнила их Оляна, увидев, что её крольчонок и правда выглядит значительно мельче.
— Завтра у тебя уже день рождения, шестнадцать лет, — сказала Озаре Ожега, сменив тему.
— Да, а потом Инициация и мы узнаем кучу родовых тайн и секретов, которые от нас скрывали, считая маленькими.
— Ещё не рады будем… — пробормотала Оляна даже не зная сама, почему так сказала.
— Почему? Знать, как обстоят дела на самом деле, лучше, чем оставаться в неведении. Невозможно же принять верное решение, не обладая всей полнотой информации, — удивилась Озара.
— А я согласна с Ляной, иногда хочется побыть ещё ребёнком, когда тебя берегут и решают самые сложные вопросы, — поддержала Ожега. — Мне… я могу превратиться в горгону.
— Думаешь?
— Глаза уже который день печёт, — пожала плечами Ожега. — Да и родословная моя и тёти с бабушкой.
Дальнейший разговор не склеился. Все они устали за вышиванием, это само по себе дело сложное, требующее внимательности и усидчивости, так ещё и ритуал. Пусть магии в них немного, но и её шевеления вызывают утомление. Из них троих только Озара была ещё живчиком, собираясь наведаться в библиотеку за книгами, где могли быть упоминания про коловершей. У Оляны мелькнула по этому поводу какая-то мысль, но её отвлекла запищавшая коловерша и она забыла, что хотела спросить у сестры.
Оляна поглаживала уже совсем пушистого крольчонка, только маленького. Глаза малыш открыл, и они оказались чёрными, как бусинки, а не рубиново-красными, как Оляна несколько опасалась, учитывая их происхождение. Крольчонок выглядел совершенно как обычный зверёк, который был тёплый, мягкий, с невозможно милым подвижным носиком, и очень «тискательный», хотя она старалась не увлекаться, опасаясь навредить.
Оляна почти уснула, когда в её комнату постучалась и зашла мама.
— Прости, солнышко, весь день требовалось оказывать внимание гостям, — погладила её по волосам мама-Алёна. — Ты завершила вышивку?
Оляна только сонно угукнула, ластясь к тёплой маминой руке.
— Завтра день рождения Озары, так что мы постараемся устроить чисто семейный праздник, оставив гостей на дедушек и бабушек, — пообещала мама. — Всё вам расскажем… Вас послушаем, как вы в Яви жили…
— Я опять всех подвела… — тихо прошептала Оляна.
— Что такое?
— Летом… я встретила парня, он наш одноклассник, но мы до этого никогда не разговаривали даже, — сбивчиво начала рассказывать Оляна. — Он обычно только со своими друзьями тус… общался… А тут мы на озере встретились, он сказал, что тоже к родственникам приехал, к дедушке с бабушкой, и мы разговорились, начали общаться, гулять вместе после дня Числобога и до Купалы.
— Это когда ты гостила у дедушки Ладимира? — уточнила мама, и Оляна кивнула.
— Да, я даже дедушку уговорила позволить в нашем празднике поучаствовать.
— Даже так? — хмыкнула мама.
— Да, только тот парень через костёр прыгнул и внезапно забыл всё… — кивнула Оляна. — А потом в классе… В общем…
— Словно совсем чужой человек, незнакомый?
— Да… А откуда?.. — удивилась Оляна такой проницательности.
— Доченька, подумай, где именно ты гостила летом? — ласково спросила мама, погладив по волосам.
— У дедушки Ладимира…
— А живёт он где? — у мамы зажглись хитринки в глазах.
— На Белом озере…
— Мгм… А ничего, что Белое озеро, где твой дедушка живёт, в Беловодье, вообще-то, находится?
— Н-но… — моргнула Оляна, поняв, о чём ей изо всех сил намекают. — Но бабушка Зина говорила, что вода находится везде! Что реки и озёра находятся сразу в нескольких мирах. А океан испокон веков связывал все три мира.
— Это так, и водная преграда самая ненадёжная и одновременно надёжная, — сказала мама. — Река Белая, за которой Явь, может и в ручейке проявиться, и в туман обратиться. Но всё-таки обычный человек так просто в Беловодье попасть не сможет, да ещё и так, чтобы ты даже не заметила и не поняла, что вы туда-сюда через границы ходите.
— А может, это я была проводником? — спросила Оляна. — Может, я просто вышла в Явь и там… сама его заводила и выводила?
— Ну… обряды для того и делаются, чтобы границу миров уплотнить и люди к нам не забредали, хотя такое и случается время от времени… Особенно в период между днём Числобога и Купалой… Но если ты сама не выходила в Явь…
— М… — Оляна сжалась, почти спрятавшись под одеялом. — Мам, а если выходила?
— Зачем? — поразилась мама.
— Ну… я эти… всякие вкусности покупала в магазине, — вздохнула Оляна, вспоминая подробности. — На подарки… Да, я знаю, что я привезла подарки, но они были от Рода, а мне хотелось что-то и от себя и того, что в Беловодье не сыщешь. Теперь я понимаю, что сглупила… и, похоже, сама виновата в том, что… произошло.
— Не знаю, — мама помассировала виски. — Странно всё как-то с этим парнем. Но сейчас-то всё хорошо?
— Да, — выдохнула выговорившаяся Оляна, которой стало гораздо легче, — сейчас всё хорошо, точно-точно.
— Вот и ладно, — кивнула мама. — Ложись-ка спать. Завтра ещё поговорим, весь день будет. Подробнее всё расскажешь.