После уроков в четверг сёстры вызвали Мишу на разговор и, словно под конвоем, вывели через чёрный ход, выходящий на Советскую, во внутренний двор. Здесь обычно проходили всякие линейки, и небольшая часть школьников, живущих на северной части полуострова, покидала школу с этого входа. Тем более, что гардероб совсем недалеко, а в заборе, ограждающем двор, имелись вполне официальные ворота и калитка.
Теперь, зная о наведённом колдовстве, Оляна совсем другими глазами смотрела на приближающегося к ней Мишу. И не видела самого главного: того, что затронуло её сердце летом. Взгляд одноклассника казался плоским, поверхностным, неприятно масляным. Не проглядывало в нём былой глубины и остроты, ласкового света и волшебного притяжения, доверия и симпатии. Губы ломал самодовольный, даже какой-то издевательский изгиб. Оляна же помнила совсем другую, искреннюю, мягкую улыбку, которая, словно пёрышком, щекотала, кажется, саму душу. Вот каким был тот придуманный образ, созданный магией и её воображением.
Внутри словно разжалась безжалостная рука, сжимавшая в своих тисках внутренности. Теперь Оляна была абсолютно уверена в догадках Озары. Этот Миша — не тот, в кого она влюбилась. Не тот, кто вынырнул из озера после шалости русалок. Этот Миша смотрел на неё с превосходством и уверенностью, что его позвали, чтобы извиниться, покаяться и умолять быть с ней или что-то вроде такого. Оляна почему-то очень чётко это видела. Она потрогала браслетик-науз, подаренный Озарой. Ещё одно свойство Дара?
Изнутри поднялись обжигающие стыд и вина, которые сменились холодной яростью, которая даже слегка напугала.
Она действительно была дурой, что отказывалась принимать очевидное. Придумала себе этот красивый, почти идеальный образ Миши и отчаянно цеплялась за него, соглашаясь практически на всё, лишь бы оставаться в своей иллюзии. Сказать бы, что Морок глаза застил, да это она с собой сама сделала, желая продлить те волшебные летние недели. Отказывалась верить фактам и собственным глазам, отметала очевидное и явное, придумывала оправдания. И этим каждый раз предавала саму себя.
Если бы не Ожега, Миша запросто её принудил силой, а потом что? Похвастал друзьям? А то и предложил им «поделиться»? Шантажировал? С помощью своего Дара она уже слышала разные предположения и тупые разговоры одноклассников о доказательных фотографиях и чуть ли не оргии под самогонку, которой ей предполагалось напиться. Гадости и мерзости.
И теперь стоило взглянуть правде в глаза и не ждать, пока твои проблемы решат за тебя.
— Ну, чего хотела? — спросил Миша с наигранной ленцой.
— Ничего. Больше точно ничего, — взглянула в его глаза Оляна.
— И скажи спасибо, что заяву на тебя не накатали, — заступила перед Мишей Ожега.
— Да вы чё? Какую ещё заяву? Не было ж ничего, — моргнул Миша.
— Формально ты прав, — сказала Озара, которая стояла так, что вынуждала Мишу чуть оглядываться за плечо. — Согласно статье сто тридцать первой Уголовного кодекса Российской Федерации изнасилованием считается половой акт, совершённым над женщиной вопреки её воле и желанию. По закону никакого изнасилования не было.
— Во, ничего не было, — осклабился Миша. — Так что нечего наезжать.
— Однако, — продолжила Озара спокойным холодным тоном, — если замысел преступника не был завершён по причинам, не зависящим от его поведения или желания, применяется правило двадцать девятой и тридцатой статей УК. В действиях такого лица будет зафиксировано покушение на изнасилование, а санкции назначаются по всё той же сто тридцать первой статье. К числу обстоятельств, по которым замысел преступника оказывается не доведённым до конца, можно отнести сопротивление жертвы, которое не удалось преодолеть насильнику, например побег с места преступления, привлечение внимания других лиц криками о помощи. То есть когда преступник не планировал прекратить насильственные действия, однако половой контакт не произошёл вопреки его воле.
— Да вы чего?.. — отступил Миша на пару шагов. — Да она сама в меня вцепилась.
— Ещё одно слово про меня или моих сестёр, и я на тебя заявлю, — сощурила глаза Оляна. — И, поверь, я обязательно узнаю о том, распускал ты свой грязный язык или нет. Как я знаю о споре и твоих рассказах обо мне со своими дружками. Про то, что я зомбированная, как вешаюсь на бедного тебя, что ты меня скоро дожмёшь и трахнешь.
— Откуда ты… — нахмурился Мишка. — Рассказал кто-то? Но вообще давай, заявляй, я скажу, что не было ничего, ты за мной сама бегала, и все это подтвердят. А когда я тебя бросил, решила мне отомстить. Так что вы ничего не докажете. Да и не было ничего. Совсем ничего. А вот угрозы были и нож был.
Оляна почувствовала дурноту. Миша не стал запугиваться, а наоборот, вёл себя всё наглее, чувствуя свою безнаказанность. Он сможет спокойно выставить её виноватой. Теперь яснее понималось, насколько он не такой, каким она его видела. По телу прокатилась нервная дрожь, и Оляна опустила голову и обняла себя за плечи. Но тут кто-то взял её под руку, и она посмотрела на сестру, в зелёно-карих глазах которой мелькали недобрые молнии.
— Ты прав, в полицию мы бы в любом случае не заявили, — ровно сказала Озара. — Нам совсем не выгодно привлекать к своей семье внимание властей. Мы бы просто рассказали всё отцу. И он в любом случае поверит только нам.
— Это вы что, типа сейчас меня уже своей сектантской роднёй пугаете? Типа этим?.. Змеем Горынычем, да? Серьёзно?
— Ну что ты… — усмехнулась Озара. — Змей Горыныч — это не только мифическое существо, любой бы, кто не дурак, уже догадался, о чём ему толкуют и намекают. Вот как ты думаешь, где в Себеже или России работает наш отец или, может, мать? А я тебе подскажу: нигде. Откуда же у нас квартира, разные гаждеты и всё прочее? Отец просто даёт деньги. А он нас любит и очень бы рассердился, узнай он о такой ситуации с Оляной. А мы бы очень не хотели его сердить. Потому что… если он узнает, скорее всего, ты просто исчезнешь из этого мира. Раз. И тебя здесь больше нет.
— Ты мне что, угрожаешь?
— Я? Нет. Что ты, Миша, — Озара усмехнулась, хищно показав зубы. — Просто не хочется снова переезжать. Мы тут как-то попривыкли.
— Переезжать?.. — повторил Миша и потом внезапно побледнел, бросив на Оляну совсем иной взгляд. В нём появился настоящий страх. — Вы что… не староверы?
— Нет, конечно мы не староверы. И даже не сектанты, — хмыкнула Ожега. — Что за тупости людям в голову лезут, интересно?
— Ты же слышал о Триаде или Якудза, или, может, о Картеле? Так что включи мозги и думай сам. Мы о твоей шкуре печёмся, — сказала Озара и чуть поморщилась. — Оляне тебя немного жаль. Но довести можно даже святого.
— Я всё понял, — бросил ещё один взгляд на Оляну Миша и отступил к чёрному ходу.
— Что произошло? — спросила Оляна. — Я не поняла…
— Люди Яви боятся государственные структуры и криминальные. Раз не сработал страх против первых, я намекнула Мише, что мы имеем отношение ко вторым, — ответила Озара.
— О… я вспомнила, Триада — это же китайская мафия! — хмыкнула Ожега.
— Ты угрожала ему ножом, мы отличаемся от них, гораздо лучше натренированы, я хорошо знаю законы, Оляна рассказывает иносказательные сказки про свою семью, которые могли быть да чем угодно. Наш источник дохода чёрный, то есть никому не известен. Такой вывод вполне логичен. Про Триаду и Якудзу я упомянула, чтобы его ассоциативная цепочка точно сошлась на той мысли, которую я ему внушила.
— Хитро, — похвалила Ожега.
— Люди никогда не признают своих ошибок, — посмотрев на Оляну, сказала Озара. — Ты его слышала. Они до смерти будут биться за свои иллюзии, потому что правда порой слишком страшная и непереносимая для них ноша. Люди придумают какую угодно «логичную» отговорку, чтобы только оправдаться в собственных глазах. Им проще найти виноватого вовне, чем заглянуть поглубже в собственную гнилую душу. Так что пусть боится, раз не умеет уважать чужие желания и границы.
Оляна понимала. Вновь накатило чувство вины, но она вовремя вспомнила советы и слова сестёр о том, что не виновата в действиях другого человека. Свобода воли есть у каждого. Это был выбор Миши, как поступать. И он действительно не обратил никакого внимания на её попытки сопротивления и слова в тот момент. С его стороны это точно была никакая не любовь, а она так хотела любви, что едва не совершила непоправимую ошибку и подвергла опасности родных, доверившись не тому человеку. Повела себя глупо и самонадеянно. Если бы не Ожега и Озара… Она могла провалить Инициацию. Ужасно огорчить мам и пап. Оляна подвела бы прародителя и свой Род.
О чём она вообще думала⁈ Отчего не рассказала о Мише никому? Неужели думала, что родные воспротивились бы её счастью, пусть даже и с человеком? Но ведь в Роду не было принято неволить. Все решения каждый принимал за себя сам. Например, их мамы-кудесницы были для юдваргов не самым удачным выбором. Куда желательнее для их Рода невесты из народов Нави. Но папы полюбили мам, которые не могли похвастаться ни особенным долголетием, ни сильной кровью для будущих потомков, и всё равно женились на кудесницах из Яви. Или дело было в том, что Оляна подсознательно была не уверена в своём выборе? А может, её молчание — последствия того странного приворота? И вот поэтому и нужно было посоветоваться с сёстрами и мамами! Ещё до того, как взялась на свидания бегать, а не когда всё вышло из-под контроля. А потом… она правда боялась, что с Мишей могут разобраться так, что тот просто исчезнет.
— Ты как, Ляна? Всё нормально? — участливо спросила Озара, когда они потянулись к выходу на Советскую, решив воспользоваться этим ходом, чтобы точно не столкнуться с Мишей или одноклассниками.
— Да… Да, вы мне очень помогли. И разобраться в себе, и вообще…
Прежде она как само собой разумеющееся воспринимала заботу сестёр и родителей и только теперь действительно оценила то, что её любят, она не одинока и дорога, чтобы с ней ни случилось. Ожега и Озара встали единым заслоном на пути несправедливости мира. И за это Оляна ощущала горячую, всеобъемлющую благодарность к сёстрам и миру в целом. Её уберегли, отогнали беду в самый последний момент и разобрались с последствиями.
С того разговора с Мишей прошла навья неделя. Похоже, что её «бывший парень» всё-таки впечатлился и больше действительно о ней не говорил, не подходил и не смотрел в её сторону. Оляна прожила эти девять дней как в тумане, после школы почти не выходила из своей комнаты, куталась в клетчатый плед, свернувшись калачиком в мягком глубоком кресле у окна с романом на коленях, на котором никак не могла сосредоточиться, пила горячее какао с печеньками и маршмэллоу и думала-думала-думала.
Сёстры пытались её растормошить, но когда она говорила, что хочет почитать и побыть одной, оставляли в покое. Но Оляна чувствовала, что за ней приглядывают, и от этого на душе становилось теплей и спокойней. Теперь она знала: что бы ни случилось, Озара и Ожега всегда на её стороне, всегда помогут, а вместе они любому дадут отпор.
В субботу после уроков Оляна объявила, что её думы завершены, Миша из головы выброшен, выводы сделаны и теперь она спокойна и сосредоточена на будущей Инициации, до которой осталось меньше недели.
— Тогда давайте это отпразднуем, — предложила Ожега. — Хороший повод.
— Да, хочется тортика, — согласилась Оляна. — Ну или эклеров…
— Тогда во «Вкусное мороженое» пойдём, — решила Озара, и они прошли мимо своего дома всё по той же Пролетарской.
Кафе-кондитерская «Вкусное мороженое» находился напротив мишиного дома, но об этом Оляна вспомнила только тогда, когда увидела Мишу, который переходил дорогу…
— Это с ним под ручку не Берзиньш идёт? — спросила Ожега, провожая взглядом парочку одноклассников.
— Ага, это точно Верка, у неё такая куртка, — подтвердила Озара и покосилась на Оляну. — Ну так что… мы пойдём за эклерами или?..
— Да. Да, конечно пойдём, почему нет? — улыбнулась Оляна, которая не испытала никаких эмоций от внезапной новости. — Всё в порядке.
Она правда избавилась от этого яда «первой любви» и была счастлива, что всё обошлось малой кровью, а не так, как в некоторых книжках пишут.
Весь остаток дня они с сёстрами пили чай с эклерами, смотрели молодёжный и «жутко сопливый», по словам Ожеги, сериал, обсуждали его героев и их поведение и как-то незаметно переключились на Мишу и всю их ситуацию.
— … Я же подумала, что вот он, мой суженый… — призналась Оляна. — Как в сказках или как у родителей…
— Между прочим, у кудесников и народов Нави есть уйма гаданий на суженного, — сказала Озара. — Хотя более надёжный способ — сходить к оракулу или провидице.
— Но за такое любопытство и плата будет соответствующей, — кивнула Ожега. — Я слышала, что за знание своей судьбы могут Дар забрать или что-то настолько ценное, что и сам не рад будешь.
— Да и все предсказания обычно не слишком-то чёткие и становится ясно, о чём тебя предупреждали, лишь по факту, — согласилась Озара. — Но вообще… Вернёмся в Гнездо и подберём гадания. Даже у людей осталась традиция гадать на их святки. Думаю, вреда не будет.
На том они и порешили. При этом Оляна поймала себя на мысли, что перестала трястись перед Инициацией, и начала предвкушать гадания.
Утром в понедельник, когда они ели завтрак перед тем, как уйти в школу, Оляна с помощью Дара услышала голос мамы.
— Похоже, что родители возвращаются, — она тут же передала послание сёстрам. — Мама-Арина только что сказала и нам возвращаться в Гнездо и что в школу вернёмся только после Коляды, ну то есть после Инициации.
— Я позвоню Тамаре Петровне, — выскочила из-за стола Ожега, которой больше всего не нравилось в людской школе. — Я доела, спасибо.
— Скажи, что мы пока на карантине, — посоветовала ей Озара. — Это то же самое, что подготовка к Инициации, но классная подумает, что мы заболели. Если ты опять скажешь про семейные обстоятельства, то точно снова попадёшь в мозгопыточную с объяснениями.
— О… Да, поняла, — улыбнулась Ожега и убежала звонить.
— Если дотянулись до тебя, значит, родители уже вернулись или вот-вот вернутся, — рассудительно заметила Озара.
— До Инициации осталось четыре дня и три дня до твоего дня рождения, — кивнула Оляна. — Интересно, достали ли они Благословение Предка и что это вообще такое… — спросила Оляна, и они, многозначительно переглянувшись, не сговариваясь, быстро доели бутерброды и ушли переодеваться. Всё же их школьное облачение отличалось от того, в чём их привыкли видеть в Гнезде.
И, надевая сорочку и относительно простой светло-зелёный летник с вошвами, искусно расшитыми змеями, Оляна подумала, что на Инициации им точно не отделаться от бармы, поручей и венцов — всё честь по чести, как и положено наследницам Рода. А ещё было даже забавно, что в школе их одежду считают какой-то несовременной… Знали бы одноклассницы, сколько столичных бутиков посетили их матери, чтобы подобрать «приличную одежду», и сколько денег мира Яви отдали за их гардероб — трёх сивкабурок купить можно.
— Ляна, ты готова? — раздался за дверью голос Озары, и Оляна поторопилась, складывая одежду в объёмный шкаф, с которым немного поколдовали мамы.
— Да, уже иду, — отозвалась она и вышла в коридор, где ждали сёстры.
Посеребрённая поверхность портала, заключённая в деревянную раму с искусно вырезанными змейками на ней, в отличие от современных зеркал, была довольно мутной и едва отразила лицо приблизившейся Ожеги. Ширина и высота позволяли спокойно пройти, не наклоняясь и не задевая юбками бока.
— Я позвонила, нас отпустили, попросили только справки потом принести или записки от родителей, — отчиталась Ожега и коснулась ладонью зеркальной поверхности, отчего та пошла рябью. С другой стороны проявилось чёткое изображение одной из башен родового Гнезда изнутри: затопленной водой, с ровной плитой выхода в центре, — и Ожега шагнула в портал. За ней последовала Озара и Оляна, которая провела рукой с обратной стороны, закрывая выход в родовое Гнездо.