Горыныч 3.0. Инициация

Глава 12 День рождения Озары

Ожегу разбудил странный звук… Показалось, что в её комнате кто-то сморкается. Она открыла глаза, пытаясь сообразить, что происходит.

Ритуалы, сначала с коловершем, потом с вышивкой, изрядно измотали, особенно с вышивкой — как минимум потому, что в этом деле она не особо сильна. Магическая кровавая нить, конечно, не путалась, как обычная, но каждую минуту её работы оказывалась к этому близка. В процессе Ожега не раз уколола пальцы и даже потеряла иглу, пока доделала родовой знак, который совпадал с символом бога Правда — немного похожий на букву «пси», но больше — на схематичное изображение трёхголового змея. К каждой «голове» символа, вписанного в полукруг, добавляли маленькие знаки Матери-Сыра-Земля с четырьмя ромбами, внутрь которых был вписан равносторонний крест. Озара говорила, что крест христианская вера позаимствовала, сделав символ солнца и живого огня символом мученической смерти, даже раскапывала в интернете статьи о том, что Христа распяли вовсе не на кресте, а на Т-образной перекладине, которую использовали в тех местах и в то время для казни преступников. А если кого когда-то на крестах и распинали, так это были Х-образные кресты, чтобы удобно было каждую руку-ногу отдельно закреплять. Мол, всё ложь и воровство у истинных богов. Впору поверить в то, что всё это и правда происки Морока и Кривды, которых изгнали в Явь: по легендам, они и были причастны к падению Прави, ведь там даже из алфавита пропали буквы, которыми обозначали божеств, их деяния или благословения. В итоге за давностью лет, из-за короткой памяти и чуждых интерпретаций и превращались постепенно спасители в монстров да чудовищ-людоедов, похищавших целые племена.

В общем, размышляя о том и о сём, вышивку Ожега чуть не запорола, даже стыдно было перед Предком, что она такая неумёха. Но право слово, воинское искусство давалось ей не в пример легче, чем монотонная «женская работа». Хотя… Наставник папы-Боеслава перед его Инициацией сказал, что тот должен вышить бисером полотно, чтобы показать не только удаль, но усидчивость и терпение, которые необходимы настоящему воину. То полотно изображало рождение Змея Горыныча, который летел над полями, провожаемый Матерью-Сыра-Землёй и отцом-Правдой — потрясающая копия рисунка из Родовой книги. Ожега в детстве очень любила рассматривать цветные бусинки, которые вместе образовывали общую и довольно большую картину. Памятное полотно висело на видном месте в гриднице, и мама, играясь с ней, иногда оживляла его, создавая иллюзию: облака плыли по небу, фигурки людей в мелькающих на земле полях махали руками, Змей Горыныч летел, иногда грозно взрыкивая и выпуская изо ртов сгустки пламени. Но, может, всё дело было в том, что для папы-Боеслава такое единоразовое деяние было сродни подвигу, да и особо искусной работы от него никто не ожидал, а вот жизнь обычной женщины услана подобными «подвигами» изо дня в день.

Странный звук повторился, и Ожега села, прислушиваясь, понимая, что ей не приснилось.

Возле ног зашевелилось, и, дёрнув одеяло на себя, Ожега, открыла…

— Тьфу ты! Напугал, — выдохнула она, увидев снова подросшего коловерша.

У её голенастого гуся пропал бело-жёлто-серый пушок и появились мелкие пёрышки. Стал хорошо виден будущий окрас. В Гнезде водились разные птицы, но почти все гуси были белыми, а дикие, которых били в водных заводях, — серыми с чуть более тёмными спинками. Коловерша же был даже красивым, особенно для гуся: довольно яркий оранжево-розовый клюв обрамляли белые перья, уходящие «галстучком» под подбородок и спускающиеся узкой полосой по горлу, голова и шея до середины были коричнево-серыми, с забавно выписанными чуть более тёмными «щеками». Грудка и часть спины были почти белыми, а вот хвост и маховые перья тёмно-коричневыми с белой окантовкой.

— Ну ты и модник, — усмехнулась Ожега. — О! Я буду звать тебя… Модник… Модик… Модя?

То, что она приняла за сморкание, оказалось попыткой гагакать.

— Значит, ты согласен на Модю? — улыбнулась Ожега и погладила по шее гусёнка, вперевалочку подошедшего к ней.

— Ожега, дочка, ты проснулась? — спросила за дверью мама-Анна.

— Да, — откликнулась Ожега, вылезая из постели и отправляясь в ванную комнату. Модя последовал за ней и попытался искупаться в каменной чаше умывальника, распушив свои молодые пёрышки. Выяснилось, что коловерша просто млеет, когда почёсывают его толстый клюв.

— Ого, как хорошо он подрос, — встретила их с Модей мама на выходе из ванной. — Давай причёску тебе сделаем, до полудня всего ничего осталось, разоспалась ты сегодня. Завтракать будешь?

— Нет, не буду, уже на празднике поем немного, — ответила Ожега, подставляясь под гребень и ласковые руки.

Покосившись на мамины две косы, уложенные «короной», Ожега спросила:

— Мам… Ведь юдварги и кудесники не соблюдают некоторых традиций, как местные крестьяне в верви?

— Ты это о чём?

— В школе не так много девочек носят столь длинные волосы, — начала издалека Ожега. — А пока вас не было, психологичка опять подловила Оляну. И она проговорилась про Инициацию. Пришлось… м-м… привести Полину Геннадьевну к мыслям о том, что новое вмешательство нежелательно, и объяснить это день рождением и вступлением во взрослую жизнь.

— Ну, в целом верно, молодец, — хмыкнула за спиной мама.

— Но… потребуются вроде как доказательства, — вздохнула Ожега. — В общем, нам нужна новая одежда, посовременней, как у наших сверстников в Яви. Вот… А ещё стрижка и покраска волос. Это тоже… Ну… все так делают.

— Стрижки, покраска волос, вульгарная одежда этих… людей из Яви? — повторила мама-Анна.

— Ага… И ещё косметикой все пользуются… — вздохнула Ожега и попыталась сменить тему: — Кстати, сейчас в школе неделя контрольных перед каникулами… А у нас выпускной класс. Мы… всё-таки хотели закончить школу.

— Да, я помню, — поморщилась мама-Анна. — Придётся вам сразу после Инициации вернуться. Но зимние каникулы длинные, да и Коляда длинная, считай, ещё двенадцать дней как зимнее солнцестояние начнётся, костры будем жечь, так что гости и Большой праздник вас дождутся… В Яви его с размахом тоже празднуют. И совершенно не представляю, как здесь отреагируют на ваше… хм… преображение.

— Оно же не будет особо кардинальным, ну, мам, это всего лишь маскировка и мимикрия. Дома мы в мини-юбках разгуливать не будем. Да и самим некомфортно… Просто до колена хотя бы. Ты до этого говорила, что то, в чём мы в школу ходим, впору только внутри терема носить, а никак не в люди. Мода там такая, и мы отсталыми выглядим.

— Охо-хо, дай душе волю, захочет и боле, — вздохнула мама поговоркой.

— А в Яви говорят: «В чужой монастырь со своим уставом не лезут», — парировала Ожега.

— В любом случае Ожега уже сказала в школе, что инициация связана с внешними изменениями. Лучше пусть люди верят в это, чем допытываются и лезут в наши дела, — веско сказал папа-Боеслав, который, оказывается, слышал их разговор. Ожега улыбнулась отцу: не зря заранее всё ему рассказали, чтобы он тоже помог в разговоре с мамой.

— Я хотела волосы покороче остричь, так модно, — быстро добавила Ожега, показывая ребром ладони середину шеи.

Мама ахнула, отец свёл было брови, но потом выдохнул.

— Твои волосы, тебе и решать, что с ними делать, — сказал папа-Боеслав. — Многие богатырши кос не растили или обрезали, да и Брана тоже волосы после инициации обрезала почти так же коротко, как ты показала, её кеш до сих пор самый короткий в Клубке.

— Н-но… — попыталась возразить мама.

— Не ты ли говорила, что у кудесников зелье есть или чары какие-то, что могут быстро волосы отрастить? — спросил маму отец.

— Да… есть такие.

— Ну так и пусть девочка попробует, не понравится — отрастишь ей обратно, и всего делов.

— А и правда, — улыбнулась мама-Анна. — Я что-то об этом и вовсе не подумала!

— Собирайтесь скорее, нас в зелёных хоромах ждут.

Для удобства все дома в Гнезде именовали разными цветами. Семья Оляны, к примеру, жила в красных хоромах, они считались старшей ветвью, так как папа-Благомир был старшим сыном дедушки-Остромира. Сам дедушка-Остромир вместе с бабушкой Зиной жили в Центральных хоромах. Рядом, в детинце, примыкающем к Выходной башне, жил и дедушка-Огнеслав — младший брат Остромира, наместник и ратный воевода Гнезда и всей их верви. Огнеслав был родным дедушкой Ожеги, и его супружеский союз с бабушкой Герой из Рода Горгон был чем-то вроде «гостевого брака» по меркам Яви. Бабушка Гера не жила в Гнезде, она была главой своего Рода, и их земли граничили на юге. Дедушка-Огнеслав частенько гостил у них, да и отец, а тёти Брана и Бояна так почти всё время жили с матерью. Ожега тоже бывала в крепости Горгон, и не только на летних праздниках с дня Числобога.

Подумалось, что бабушка Гера наверняка прибудет на Инициацию и если вдруг случится превращение не в Змея, а в горгону, Ожеге придётся уехать следом за тётками. А может, и вовсе родители туда переедут… Всё равно папа-Боеслав там гостит почти треть года, объезжая общие границы.

День рождения Озары ничем особым не запомнился и был каким-то скомканным и невесёлым, — видимо, от их общего волнения и рассеянности. К тому же Озара всё время отвлекалась на какую-то тетрадку, словно им предстоят экзамены и она спешно готовится, повторяя материал. Конечно, в каком-то роде так и было, но…

Единственным развлечением, кроме еды, были игры коловершей. Дымка забавно пытался охотиться на Модю, а тот шипел, гагакал и игриво щипался, догоняя голенастого котёнка, которому на вид было месяца три-четыре. Крольчонок Оляны притворялся, что не при делах, но потом сиганул из рук хозяйки и влился в общую суматоху.

— А когда нас позовут на ритуал очищения? — спросила Оляна у матери, но достаточно громко.

Мама-Алёна не успела ничего ответить, потому что дверь в горницу резко распахнулась и вошла статная и красивая девушка с ртутно-серыми глазами и длинными распущенными платиновыми волосами. Настолько длинными, что тянулись за ней шлейфом, — Ожеге даже на миг показалось, что это не волосы, а реки, стекающие по голове и бледно-голубому летнику, расшитому серебристыми узорами. Вся девушка казалась воплощением воды и походила на бабушку Зину, когда та изредка показывалась им в своей истинной форме. Нереида? Или тоже какая-то речная богиня? А может, к ним пожаловал кто-то из клана Морозов? За странной гостьей стояли нянюшка Белава и несколько других сирин, и их лица… Выглядели одновременно удивлёнными и одухотворёнными.

— Блага⁈ — дружным хором воскликнули папы, развеяв интригу.

— Тётя Блага? — переспросила Оляна во всю всматриваясь в посетившую их родственницу.

— Собирайтесь, девушки. Проводить ритуал очищения доверили мне, — еле кивнула их тётя. — Жду вас к началу подани* в родовой бане, — с этим словами Блага удалилась.

— Это и была ваша сестра?.. — слегка растерянно нарушила молчание мама-Алёна.

— Нам стоит поспешить, — поднялась Ожега, прервав родительские переглядки. — До подани меньше десяти минут осталось.

— Да, а родовая баня на другой стороне Гнезда, — поддержала её Оляна. Так что они быстро встали и поблагодарив родителей за угощение, последовали за ожидающими их сиринами.

— Раньше ритуал очищения проводила прабабушка Кострома, — тихим шёпотом пояснила Озара, пока они шли от зелёных хором по диагонали через всё Гнездо. — Но она вроде бы потеряла возможность покидать родные места. Видимо, под этим предлогом тётю Благу сюда и затащили. Вроде как прабабушка сделала её своей преемницей.

— Она такая необычная, — прошептала в ответ Оляна. — Вы тоже видели ручьи в её волосах?

— Я видела, — согласилась Ожега. — Наверняка это из-за сильного слияния со стихиями.

— Человеческий облик даётся ей с трудом, — авторитетно ответила Озара. — Но всё-таки даётся.

— Жаль, родители не могут пойти, — вздохнула Оляна. — Даже проводить.

— Мы идём во взрослую жизнь, родительская воля на этом заканчивается, и это подчёркивается, — пояснила известное Озара.

Родовая баня использовалась в основном для ритуальных нужд. В каждых хоромах и возле детинца были свои бани, в которых мылись для обычной чистоты. В Родовой бане принимали роды, обмывали покойных, проводили таинства и обряды. Она была значительно выше обычных бань и гораздо светлей, сделана из огромных светлых тёсаных брёвен, чем-то обработанных как снаружи, так и внутри. Эта баня была больше похожа на терем. А ещё возле неё был оборудован небольшой бассейн, укреплённый булыжниками и галькой, который, насколько помнила Ожега по рассказам бабушки Зины, наполнялся волшебными целебными водами Материнской Реки.

Иногда папа-Боеслав или его дружинники возвращались из походов с ранениями и сутками сидели в этом бассейне, чтобы быстрей исцелиться.

На пороге бани стояла тётя Блага, она успела переодеться в ритуальную рубаху до пят, но по-прежнему смотрела на них всё с той же холодной отстранённостью, словно её лицо было маской.

Сирины замерли возле незримой черты, которая начиналась у выложенной красным камнем широкой дорожки, и дальше они пошли одни, дружно поклонившись тёте Благе у порога. Та молча поманила их за собой в предбанник и знаком велела раздеться. Её длинные волосы оказались уже заплетены в косу. Каждой из них Блага выдала по травяной свечке. В воске угадывались голубые лепестки василька и иголочки хвоща — в травничестве Ожега была не особо сильна, но точно знала, что василёк — это обережный цветок защитник, хвощ тоже помогает от многого. Ещё в свече было что-то светлое, но что, Ожега определить не смогла.

— Вам предстоит очищение, — подала голос Блага. — Как физическое, так и духовное. Предстоит преодолеть девять барьеров. И первый барьер — это страх, который происходит от неведения и глупости. Его преодолевают, собирая информацию и учась уму-разуму, — с этими словами Блага открыла дверь бани, и Ожега чуть не отшатнулась, потому что за дверью полыхал огонь.

— Пожар? — ахнула Оляна.

— Не думаю, — ответила Озара и, даже не зажмурившись, сиганула в пламя, словно огневица.

Ожега, поколебавшись мгновение, ринулась за сестрой. И… поняла, что огонь — всего лишь иллюзия.

— Страх… мы должны были преодолеть страх, — сказала Озара.

Ожега кивнула и ощутила специфический горький запах: свеча в руке оказалась зажжена, и, видимо, та третья трава всё-таки полынь.

— Полынь, — словно прочитала её мысли, сказала Озара. — Её почти при всех ритуалах применяют, так как она открывает сознание и концентрирует магические силы. Ляна… Надеюсь…

Сестра не договорила, как с писком к ним залетела Оляна.

— Ой, — открыла глаза та. — О… Морок?

— Как вижу, вы быстро справились, — Блага возникла возле открытой печи. На миг показалось, что тот огонь, в который они кинулись, был как раз спроецирован оттуда. — Хозяин пара да исцеляющего жара, прими подношения наши. Дозволь омыть тела, очистить дух и прояснить мысли перед важным шагом, — попросила тётя без какого-либо перехода.

Стараясь не пролить травяные свечи, они почти синхронно отвесили поясные поклоны и по очереди бросили «подношение». И в огне заворочались угли, раздался звук, похожий на шипение камней на печи, когда на них поддают воды для пара, ощутимо запахло хвоей и полынью. Сама собой поднялась заслонка и прикрыла печные недра.

Считалось, что Банники появляются из душ деревьев, использованных для постройки бани. Озара как-то рассказывала, что для Родовой бани использовался особый лес и технологию строительства, так что такие чудеса, которые демонстрировал их Банник в своей вотчине, почти не удивляли. А вот в Яви ритуалы перековеркали и даже использовали животных в качестве жертвоприношений при постройке бани, и тогда добрый дух-хранитель приобретал устрашающие свойства: мог запугивать, нагнать нестерпимого жара до обморока, запарить насмерть.

— Второй барьер — это хитрость, которая приходит в отсутствие мудрости, — сказала Блага, укладывая свежий дубовый веник на специально отведённый для Банника полок, и налила в лоханку чистой воды. А потом выдала им новые свечи. — Обойдите парилку по солнцу три раза.

Ожега пошла первой, за ней след в след — Оляна и, замыкая, Озара. После трёх полных кругов свечи из их рук вырвались и зависли над печью-каменкой.

Из дубовой бочки у печи на камни вылились три шайки воды, которая зашипела и изошла паром. В воздухе повис тяжёлый влажный аромат полыни, земляники и тысячелистника.

Ожега моргнула, а потом оказалась в непроглядном тумане.

Примечание:

*В славянских сутках 16 часов, каждый час имеет своё название. Подани (отдых после трапезы) в зимнее время период с 15:00–16:30 (в летнее 16:00–17:30).