Гостебник

Глава 14

Да, не даром я всё это время терпел и мучался. Мне можно повесить на грудь звезду Героя с вручением ордена Ленина.

Да, сегодня впервые жена отблагодарила меня громким криком. Нам удалось достичь гармонии и в спальне. Не забуду её огромные глаза, когда она смотрела на меня не отрываясь. А в эту ночь мы занимались любовью при свете моей ароматической свечки. Сказать, что её глаза транслировали банальное «а что так разве можно было?» — неуместно. Ольга будто открыла для себя новую вселенную. Она в изнеможении рухнула на меня, и я даже забеспокоился за её здоровье.

Зато на завтраке она так вилась возле меня, что я понял — надо позарез не ударить лицом в грязь и этой ночью усилить эффект. Хоть и банальная, но истина. Женщина, счастливая в постели, никогда не предаст мужа и станет для него верной помощницей. Ну я не беру какие-то совсем забубённые случаи в духе Санта-Барбары.

Поэтому при нашем отплытии Ольга вполне искренне вонзила ногти мне в шею, — не вздумай исчезнуть, я без тебя не выживу.

Я ответил ей долгим взглядом, а потом непрерывно смотрел на машущую нам тонкую фигурку, тающую вдали.

Я сам не понял, как оказался в холодной воде. Вот только что высматривал приближающийся берег и вдруг сильный удар по голове. А дальше ожёг довольно бодрящей морской воды. Я погрузился на глубину из-за вмиг намокшей одежды. Лихорадочно заработал руками и наконец-то смог вдохнуть такой желанный солёный морской воздух. А когда в голове прояснилось, я крутанулся на месте и увидел уходящее прочь моё судно.

Зараза, я попытался крикнуть, но у меня получилось лишь жалкое карканье. Холодная вода связала голосовые связки. Мне показалось, что на корме мелькнула голова. Кто-то махнул мне рукой, но ладья продолжила свой неумолимый бег.

А начиналось всё просто замечательно. Мы пошли по проторенной дорожке и уже заканчивали второй круг по Балтике. А сейчас мы возвращаемся в Стокгольм. Возвращались, но лодка стремительно удаляется, и никто не торопится разворачивать её.

Мне всё труднее удерживаться на воде, и я начал лихорадочно раздеваться. Сразу отправил на дно сапоги, потом пошла меховая безрукавка и вскоре я остался в одном исподнем. Единственно, я сумел повязать пояс с ножом и сунул за пазуху кошель с небольшой суммой денег. Станет мешать — выкину к чёртовой матери.

До берега не меньше километра и плыть не просто. Поднялся ветерок и гонит волну, которая несёт меня чуть под углом к берегу.

Так, успокойся. Не стоит бороться с течением, надо расслабить мышцы. Ещё не хватало поймать судорогу от напряжения и холодной воды. К ней я, кстати, вроде привык. Холодно, но сердце уже не бьётся так судорожно. Я даже смог лечь на спину и немного отдохнуть.

Я долго выгребал и, когда наконец мои ноги коснулись каменистого дна, был на пределе. Отливная волна упрямо не хотела меня отпускать и я буквально на коленях выполз на берег и не удержавшись, разлёгся прямо там на камнях.

Быстро почувствовал, что замерзаю, поднялся и полез по крутому склону наверх.

Мне удалось найти убежище в корнях упавшего дерево. Здесь по-крайней мере нет пронизывающего ветра. Я выжал рубаху с портами и повесил сушиться на ветерке. А сам сидел, обнявши колени и бездумно смотрел на бликующую воду.

Мне позарез нужен костёр. Жалко, что пояс кожаный, а не верёвочный. Можно было бы распустить его и сделать лук для разжигания костра. Пройдясь по склону, нашёл подходящую дощечку и палочку. А заодно сухую ветку и немного мха.

Пришлось пожертвовать полоской ткани от рубахи. Зато, когда от дощечки потянулся дымок, я чуть не станцевал джигу от радости. Занялся мох, а потом робкий огонёк стал жадно пожирать сухую ветку.

Сразу я рванул на поиски сухостоя. А когда весёлый костерок занялся, я чуть не влез в него, пытаясь согреться. Наконец меня отпустил холод, и я сразу заснул.

Утром первым делом напялил подсохшее исподнее. Настроение препоганое, но я жив. В голову полезли дурные мысли. Я ведь не сам упал. Кто-то мне помог, а потом контролировал моё утопление с лодки. Этот недруг явно меня видел. Но естественно записал в покойники.

Я уже убедился, что сейчас плавать не умеют. Даже моряки. Если упал в воду и ему сразу не помогли, кинув верёвку, то камнем идёт на корм рыбам. Тут ещё и куча суеверий. Ведь вода скрывает так много опасностей. Что не видишь — всегда страшит. Вот никто не полезет по собственной прихоти в воду, разве что по грудь. И то в случае большой нужды. Поэтому тот, кто организовал мне купание в морской воде уверен, что я уже беседую с перевозчиком Хароном. Может это и к лучшему, сделаем ему сюрприз. Пока сидел и глазел на море, прикинул свои шансы.

Я должен находится где-то в районе Гданьска. Почти двое суток назад мы вышли из Любека, значить проделали около 700 с лишним километров. Ну, плюс минус. Что мне это даёт? До дома расстояние раза в два больше. Это ежели по морю. А по суше вообще долгая песня. На этом опасном пути предстоит пересечь немецкие земли. Затем неспокойные земли королевства польского, территорию великого княжества литовского и только потом пойдут русские земли. Где тоже бардак полный. Могут охолопить свои же или продать в рабство.

Так, слава богу, у меня есть кинжал и кошель. В нём восемь серебряных шведских эртугов с изображением трёх корон, моя заначка на чёрный день. Много это или мало? Смотря для кого. Для крестьянина огромные деньги. Можно купить корову и коня, да еще останется жене на булавки. А вот несчастному путнику, чтобы добраться до дома — категорически мало.

Прикинув направление, я уверенно пошёл на восток. При этом ушёл от берега, где сложно идти, много острых камушков. Лучше топать по кромке леса, где всяко помягче. Я уже позабыл, что когда-то рассекал везде без обуви и у меня наросли натуральные копыта. Сытая жизнь и хорошая обувь позволили мне избавиться от этого признака деревенского жителя.

Часа через два я вышел к дороге. Она изрядно заросла травой, заметно, что по ней не часто ездят. Но всё лучше, чем густой подлесок.

Вот сейчас я стою и наблюдаю. Передо мной этакий хутор. Одиноко стоящий дом и в нём живут люди. Я слышу мычание коровы и звуки обычной жизни крестьян. Немолодая тётка копалась в огороде. Пацанчик пригнал несколько коз и бурёнку с выпаса. Потом показалась молодуха с ребёнком на руках. Но ничего опасного для себя я не увидел. А когда молодая женщина на летней кухне начала кашеварить, то у меня предательски заурчало в животе. Да и рот пересох, по пути не попалось ручейков. И тогда я решился.

Специально шумнул, чтобы меня услышали. А потом пошёл к дому. Все вмиг попрятались, а когда я подошёл метров на тридцать, то обнаружил защитников.

Пацан лет тринадцати вооружился вилами, а молодая женщина вообще какой-то палкой типа коромысла. Я остановился и поднял руки, показывая, что не вооружён. Кинжал висит на поясе в ножнах.

— Уходи, пошёл — пацан замахнулся вилами и знаком показывает мне не приближаться.

— Парень, я моряк. Моё судно затонуло, один я спасся. Мне нужна еда и вода, готов заплатить.

Мой немецкий явно не привёл слушателей в восторг. Но, по крайней мере, парень перестал агрессивно тыкать в меня своим инструментом. А подошедшей пожилой женщине он что-то сказал.

Та нерешительно сделала ко мне несколько шагов. Видимо её послали на разведку, как наименее ценную фигуру.

— Фрау, я не вооружён, только нож. У меня есть деньги вам заплатить за еду, — и я достал монетку.

Тётка недоверчиво цапнула её и даже попробовала на зуб. Ну да, денежка незнакомая, но качество серебра здесь определяют зубами.

Видимо оно её устроило, монетку тётка не вернула, а развернулась и пошла к дому.

Ну, видимо мне можно тоже подойти. В дом меня не пустили, на улице стоит стол со скамьёй. Мне вынесли кружку с водой, которую я сразу выхлебал. Потом в эту же кружку бабка налила молока и дала краюху серого хлеба. С голодухи это угощение показалось мне райской амброзией. Но я уже жадно смотрел, как молодая женщина помешивает на железной печке котелок. Оттуда так заманчиво пахнет.

Постепенно меня перестал опекать пацан, до этого он стоял в нескольких шагах позади. Правда вилы опустил, видимо я не сильно похож на разбойника.

Да, видок у меня ещё тот. Некогда хорошее нижнее белье теперь выглядит как грязная тряпка. Но, потерпевшему в кораблекрушении не приходится выбирать.

Мне сунули полную чашку каши. Разваренное пшено с кусочками рыбы, приправленное прогорклым маслом. Мне даже ложку выдали и я, обжигаясь, начал есть. Умял всё без остатка и даже пальцем помог очистить стенки. И тут меня резко потянуло в сон. Видимо организм решил, что он сделал всё, что мог. Теперь нужно его пожалеть. Уже фоном услышал, как бабка что-то сказала пацану и меня потащили в сторону.

Проснулся когда солнце было в зените. Я развалился в овине на сене. Судя по всему, я продрых часов двадцать, никак не меньше. Но сейчас на удивление бодро себя чувствую. Вот бы отлить и тогда совсем будет замечательно. Я даже умылся из бочки, наполненной до краёв. Там же и напился.

— Эй, моряк. Кушать будешь? — это вчерашняя бабка. Стоит и настороженно смотрит на меня. Я моментально почувствовал голод. Видать потратил много калорий, вот меня на еду и прёт.

Меня не только накормили, но даже вынесли порты и рубаху. Они были мне малы, то и на этом спасибо. А затем меня начали выпроваживать, видать закончилось волшебное действие серебрушки. Я не стал спорить и махнув рукой, вышел. Только предварительно узнал по поводу дороги. Мне махнули рукой на восток и благословили сердитым ворчанием.

Ну спасибо, что не обобрали. Могли бы сонного и прирезать, забрав кинжал и кошель. Порядочные люди попались. Пройдя километра два, я заметил речушку, несущую свои воды к морю. С моей стороны, она обильно поросла камышом и кустарником. И у меня сразу сработал инстинкт охотника.

Мне пришлось походить, чтобы срезать подходящий ствол орешника. Я взял грех на душу и спёр у дома кожаный шнурок, висящий на плетне. Думал соорудить пращу. Но кожаная полоска оказался для этого узкой. А вот сейчас она, пожалуй, пригодится. Я обстругал будущее древко и приладил к нему кинжал. Его тридцати пятисантиметровой лезвие вполне подойдёт для изготовления охотничьего оружия. Намочив в воде кожаный шнурок, я плотно с усилием намотал его вокруг рукояти. Теперь нужно выждать хотя бы часик, чтобы кожа высохла и стянула лезвие рогатины.

А пока я изучил подходы к реке и место, где лучше всего бросить вызов кабанчику.

Ну, в принципе неплохо. Медведя, конечно, это только насмешит, но на кабана пойдёт. Высохнув, кожаная полоска сильно стянула рукоять кинжала и теперь это уже оружие колющего типа.

А кабанчики и в Европе не изменили своему характеру. Кабанье семейство с шумом вторглось на берег реки и принялось кормиться. Я только оглядел место схватки. А когда неожиданно шумнул, все ломанулись в кустарник, остался только глава семейства. Если бы я шумнул издалека, то удрали бы все. Но когда кабана резко пугаешь, он стаёт агрессивным и делает глупости. Вот и этот решил покрасоваться перед своими и кинулся на меня.

Опыт не пропьёшь, я привычно сделал шаг назад, пропуская его и с силой ударил в шею. Острое лезвие пробило прочную шкуру и я буквально пригвоздило его к земле.

Это надо было видеть. Я вернулся на хутор и не с пустыми руками. На загривке тащил молодого папашу семейства. А в нём живого веса не меньше центнера. Без требухи и башки малёхо поменьше. Пока допёр, чуть пупок не развязался. Зато, когда я скинул тушу перед домом, вылезли все. Включая маленького ребёнка лет трёх.

— Это ты что? Это зачем? — бабка враз стала косноязычной.

— Да вот, вам в благодарность.

А вечером народ набивал брюхо мясом. Та же каша, но не с опостылевшей рыбкой, а со свининкой. Мне даже поведали, куда делись мужики в этом доме.

Выяснилось, что муж пожилой женщины был рыбаком. Однажды уплыл ставить сети и не вернулся. Может утоп, а может и того хуже, попался нехорошим людям. А его единственный сын тоже моряк, так он нанялся на судно ещё весной и вскоре по прикидкам должен вернуться из рейса. Вот его жена и пацан, а также мать остались временно без мужского пригляда. И защитника соответственно, отсюда и боязнь чужих.

Выживают тем, что пацан ловит с берега и продаёт в деревеньке. Вернее, его мать выменивает на муку и крупу. И конечно выручает корова и четыре козочки. Молоко тоже охотно берут деревенские.

А тут я такой король-щедрость. Да они мясо забыли, как выглядит.

— А ты обменяй на нужное. А я через день ещё принесу.

Мы специально не договаривались, но мне разрешили пожить здесь. Для сна отвели тот же овин. В дом мне хода нет. Да я и не особо туда стремился попасть. Мне бы прийти в себя, одеться поприличнее и понять, куда двигаться. Времена для одиночки смертельно опасные, да ещё для чужеземца. Мой немецкий позволяет объясниться, но не может скрыть моё нетутошнее происхождение.

Дежавю какое-то. Опять одинокие женщины и дети в лесу. И мне приходится вспоминать былые навыки. А лес — он и в Африке лес. Та же дичь. Только мне очень не хватает своей пращи. Но думаю, я смогу выйти из положения.

Хорошо, что у старого рыбака в хозяйстве имелась тачка. С её помощью он перевозил улов с берега домой. Вот в ней мы и повезли с Руди, это пацана так зовут, мясо на продажу. Этот кабан уже посолиднее. Килограмм 180, не меньше. Крупный секач-одиночка, я уже было испугался. Удар самодельного копья пришёлся в лопаточную кость и тот погонял меня, пока не истёк кровью. А уж тогда Руди подогнал тачку и мы распластали тушу на куски. Требуху тоже взяли, пригодится, как приманка для рыбы.

Деревня лежала километрах в трёх на запад. Одна улочка аккуратных домиков, народ здесь зарабатывает тем, что обслуживает проходящие караваны. Есть постоялый двор. Вот туда мы и сдали свою добычу.

А назад пёрли муку, крупу, растительное масло. Себе я добыл добрые сапоги. А то так и шлёпаю босиком. Вроде быстро вспомнил былое, но несолидно. Удалось также выменять небольшой ножик и полоску мягкой оленьей кожи. Самое-то для пращи.

А когда Руди увидел, как я влёт сбил жирного гуся, то просто перестал давать мне прохода. Научи и всё тут. Я и для него сделал пращу, только размером поменьше. Но пока парень опасен только для окружающих. Того и гляди, зафинделит по своим. Зато у нас на столе появилась и птица. Благо середина лета и пернатых полным-полно в заболоченной пойме реки.

Владельца постоялого двора зовут Майер. За этот месяц мы с ним неплохо поладили. Я сдавал ему дичь, а он привозил мне из городка то, что мне нужно.

Сначала я приоделся. Ночью здесь прохладно, потому зипун на меху не помешает. Потом притащил мне лёгкий меч. Когда я вывел лезвие, убрав зарубины и поменял рукоять, то он стал похож на оружие.

Приятно, чёрт побери, снова почувствовать себя мужчиной. Сразу отношение меняется, народ видит, воин идёт.

Посыльный от Майера прибежал ближе к вечеру. Он передал весточку от хозяина. Майер сообщил, что на ночёвку остановились нужные мне люди.

Я как-то поведал ему вкратце свою историю и пообещал заплатить три серебряные монеты, если он найдёт попутный караван в наши края. Вот сейчас Майер и сообщал, что есть подходящий вариант.

М-да, я-то думал, что это проезжие купцы. А оказалось, что святоши. Целая делегация во главе с большим начальником. Судя по красной шапочке, это католический кардинал. А может епископ, я не разбираюсь в их знаках отличия.

Я наивный думал, что предложу свои услуги воина и толмача с русского языка и меня сразу возьмут. Ага, сейчас. Прежде всего толстый и важный мужичок, который ведал в караване хозяйственными делами и слугами, не понимал ни русского, ни немецкого. Только латынь и французский. А во-вторых, толмач у них уже есть. Если бы не помощь Майера, который сказал, что я знатный охотник и вообще на все руки мастер, я бы вернулся на хутор ни с чем. А так мне важно сообщили, что берут помощником. Но мне придётся помогать слугам. Типа «принеси, подай, пошёл вон». За это мне предоставляют место в повозке и питание.

И потянулись унылые дни. Я лежал в телеге и глазел на дорогу, и идущую за нами повозку. Периодически я спрыгивал и шёл рядом, чтобы размять ноги. А от обилия свободного времени опять меня стали занимать гнетущие мысли. Кто же это подсуетился, скинув меня в море? Это хорошо, что у меня затылок крепкий оказался. И плавать умею, моря не боюсь. То что меня хотели убить — это факт. Кому же я дорогу перешёл, даже в голову ничего не приходит? Ну всякое было, но из смертельных врагов у меня только тот придурок был, который поплатился жизнью за нападение на меня. Может его родственнички допёрли, кто отправил их чадо к праотцам и решили отомстить. Очень может быть. Подкупили кого из экипажа. Там люди Глебы были, я их знаю постольку — поскольку. Уверен, разве что, в Скоряте и Семёне. Глеб тоже не должен предать. А вот из остальных мог любой. Дали копеечку и показали пальцем на меня.

Других вариантов у меня нет, за отсутствием подробной информации.

День шёл за днём, и мы въехали в земли гордых пшеков. Пока ещё не состоялась уния, объединяющая под властью польского круля земли Польши и Литвы. Но разницу с немецкими землями мы сразу почувствовали. К нам стали наведываться дружины местных панов. Увидя святош, они с кислыми мордами целовали ручку кардиналу и исчезали. Простых же купцов стригли как капусту. Каждый мелкопоместный пан считал своим долгом взять подорожную за проезд через свои владения. Пожалуй, путешествие с подобным обозом, самый лучший вариант для меня. По-крайней мере безопасный. Всё-таки никто, даже самые отъявленные душегубы, не подымут руку на церковь в лице ей важных сановников.

Правда тут есть и обратная сторона медали. Меня считали грязным слугой, приходилось помогать мыть котлы после вечерней трапезы. И слугам помогать, и телеги вытаскивать из грязи. Правда, когда я начал приносить к кардинальскому столу жирных осенних уток и гусей, отношение изменилось в лучшую сторону.