С наступлением холодов я всё чаще стал задумываться о тех, с кем меня столкнула жизнь в первый год моей жизни здесь. Как там бабка Акулина, Стёпка со своей сестрицей Баженой? Вспомнилась смешная вислоухая собачка Гунька. И постепенно я созрел к тому, чтобы посетить те края под Переславлем.
Путешествие зимой намного сложнее. Нужен фураж для лошадей и побольше охраны для санного каравана. Летом знай посматривай по сторонам, правда изредка приходится садиться на вёсла. А тут надо быть постоянно настороже. Дорога проходит по руслу рек и в округе немало желающих потрепать путешествующих. Это не только романтики большой дороги и обнаглевшие мелкопоместные бояре со своими дружинами. Но и просто смерды, которым по какой-либо причине нечем кормить семьи. Тупо умирают от голода.
Выехали на трёх санях, в каждом кроме возницы пара охранников. И ещё семеро верховых. Основа — это Гавриловы парни. Со мной кроме верных Скоряты и Семёна ещё два крепких парнишки из числа тех, кто осел на моих землях. Знают с какой стороны держать оружие и согласились подзаработать в зимний период. Сани идут не порожние, купец я или просто погулять вышел? Везу стандартный набор для обмена — ткани, металлоизделия, оружие. Не откажусь выменять на меха и кожу.
В первый же день преодолели простор Ильмень-озера и углубились в теснину реки Мста, народ сразу подобрался. Вокруг лес, могут и напасть.
А на вечерней стоянке столкнулись с караваном из десятка саней возвращавшихся в Москву. Удалось договориться и сесть им на хвост. Москвичи не стали отказываться от более дюжины вооружённых людей. Вместе всё веселее. Так я познакомился с двумя разбитными московскими купчинами. Глеб и Иван, они не впервые путешествуют вместе. Объединяются для путешествия и говорят, что не так и часто решаются напасть различные лихие ребята. А сейчас нас вообще 60 человек, четверть с луками, верховых только 25 человек. Сила, сразу и мне стало поспокойнее.
На дневных остановках мы втроём возлежали на шкурах. Отдыхали, лениво перекидывались словами и наблюдали, как наши подчинённые занимались лошадьми, кашеварили и выставляли сторожу.
Темп взяли хороший, благо погода стоит великолепная. Морозец пощипывает лицо, зато ясно и по накатанной колее резво бегут наши лошадки.
Часть дороги проходила по руслам рек, вдоль лесных чащоб. А когда мы с москвичами разделились, до моей цели осталось всего 2–3-дневных перехода.
Ну, вроде недавно покинул Переславль Залеский, а будто впервые его вижу. После Великого Новгорода это жутко провинциальная деревня. Правда постоялых дворов хватает и для нас не стало проблемой найти себе пристанище.
Как водится, выспались, день просто бездельничали, а потом занялись делами. Посетили местный торг, прикинули цены. В принципе мне тут нечего и делать. Невыгодно тут скидывать свой товар. Нужно проехаться по сёлам и деревням, поторговать на месте. А в Переславле сдать товар успею и на обратном пути.
В середине дня мы проехали тот самый монастырь, где я проходил учёбу в ранге вольного послушника. Хм, будто и не со мной это было. А через пару часов мы уже въехали в Монастырщино. Сразу направился к одной моей знакомой, у которой мы со Скорятой когда-то жили. Надо же где-то остановиться, а то постоялого двора здесь не наблюдается.
К моему удивлению, на месте избы Гликерии следы пожарища и остатки печной кладки. И всё, только наглая ворона наблюдает за нами с ветки осины.
Нарисовавшиеся любопытные соседи меня признали и объяснили, что Глашина избы сгорела по осени ещё в прошлом году.
— Так, а сама погорелица где? Или тут осталась?
— Зачем же, жива. Успела выскочить из дому в одном исподнем. Сейчас приживалкой у родственников обитается.
Мне показали, как найти дом, где она живёт. Махнув рукой, я развернул наш маленький караван. Сам взлетел на лошадь и направил её вдоль улицы.
Через несколько минут я заметил вдали на соседней улице невысокую фигурку. Пацан тащит с речки два ведра на коромысле.
Упс, вот он неуклюже поскользнулся и грохнулся, пролив воду. Бедолага, намочился поди, да и опять придётся топать в горку к речке.
Пацан так и сидел, не вставая, смотрел как мы проезжаем мимо.
-Тпру, — остановил я кобылу. Мне показалось чем-то знакомым лицо парня. Подойдя поближе, чертыхнулся. Это же Глаша, только какая-то постаревшая. Я вздёрнул её на ноги. Что за ерунда, одета в обноски, на ногах лапти с подмоткой и все мокрые, уже коркой покрываются. Свиснув своему парню, попросил подсуетиться и притащить свежей воды.
— Ну, привет, Гликерия. Узнала?
Улыбка тронула её губы, так, обозначила только. Губы потресканные, будто часто покусывает их на морозе и ветерке. Глаза запавшие, женщина и раньше не было плотного телосложения, а сейчас и подавно. Взяв её кисть, я погладил по огрубевшей коже. Вся в ципках, видать от стирки в ледяной воде.
— Ну, показывай, где живёшь. А то заболеешь ещё. Ты что головой трясёшь и ничего не говоришь?
Женщина опять вымученно улыбнулась и показала на дом, который мы только что проехали.
Я замахнулся на псину, которая попыталась поднять на нас свой хвост. Барбос сразу убрался под крыльцо. В открывшуюся дверь показался мужчина. Одет в овчинную телогрейку, смотрит на нас настороженно.
— Ты что ли её сродственником будешь?
Мужик подзавис, не понимает кто мы такие и какие претензии ему предъявляем. Стоят трое саней и куча вооружённого народу. И я весь такой важный. Не поймёшь, то ли боярин, то ли важный купчина.
— Так это, вроде бы как, мм., я, но, мы не мы. — понёс сущий бред стоящий напротив меня.
— Так, не видишь что ли, промокла она. Переодеть в сухое, напоить горячим взваром и накормить тоже надо, — подумав добавил я.
— Скоро приеду проверю, как тут она.
На моё счастье отец Христофор оказался на месте. Он вышел из церкви и поднял руку, защищая глаза от солнца. Так он пытался рассмотреть подъезжающий обоз.
Узнав меня, батюшка тоже мне искренне обрадовался и потащил к себе, где матушка Елена принялась охать и ахать.
Моих ребят поп устроил к местному старосте. У того огромный дом и за копейку малую он согласился приютить нас на ночь. Так что сейчас мои устраиваются, их ждёт нормальный ужин. Ну а я, надеюсь перекушу тут. Тем более такие обалденные запахи витают по избе от печи.
Ну, от рыбника — пирога с рыбной начинкой, ни один нормальный человек отказываться не будет. Пока хозяйка хлопотала, накрывая стол, мы баловались травяным взваром. Отец Христофор и в самом деле мне рад. Ведь я, в какой-то мере, результат его вклада в дело миссионерства, что является важнейшим делом для служителей церкви. Ну и нам было о чём вспомнить.
А когда попозже присоединилась матушка, они на пару быстро выпытали из меня все подробности моей жизни. Ну и я не стал скрывать, что осел под Новгородом и имею землицу, на которую хочу посадить смердов. Поделился планами о строительстве церкви и желании привлечь церковь на свои земли.
Отец Христофор выслушал меня и пообещал подумать. Понятно, что без игумена он не может решать такие вопросы. И вообще это скорее в ведении новгородского архиепископа. По поводу возможных переселенцев на мои земли тоже обещал дать ответ. Так что видимо нам придётся тут подзадержаться.
И только вечером я вспомнил про Глафиру. Тут же сорвался, дошёл до нужного дома за пять минут.
Долго долбил в дверь, пока не открыла незнакомая баба.
— Мужа кликни, — так же неприветливо как и она буркнул я.
— А нету.
— Тогда Глашу позови, — вместо ответа тётка махнула рукой, типа тебе надо, ты и зови. Войдя в избу, я на автомате перекрестился на красный угол. В единственной комнате сидят трое деток, мал-мала меньше, а моей знакомой не видать. Обнаружил её за грязной тряпкой, служившей занавеской. Женщина лежала в куче тряпья с закрытыми глазами. Я взял её руку, вся горячая. Чёрт, да у неё жар. Губы запеклись, лицо почернело.
— Да ты чо лишенка? Не видишь, лихоманка у неё. Что трудно переодеть и горячего взвару дать?
Тётка стоит, упёрши руки в бока с красноречивым видом. Типа, тебе надо, ты и лечи.
— А., что с тебя взять, — чуть не сорвался на крик я.
— Где её вещи?
В ответ мне ткнули в кучку ветхих тряпок.
Я скинул с себя меховой зипун, закутал в него больную и подхватив на руки заторопился вон из этого поганого дома, где к человеку относятся хуже, чем к скотине.
Матушка Елена всё поняла и наказала нести больную за нею, где-то рядом жила травница. Мы опять вышли на мороз. В этом доме я ещё не был. Нас встретила пожилая сухонькая женщина.
— Матрёна, возьмёшься выходить женщину?
Хозяйка дома посмотрела на меня, на Елену, потом на свёрток в мои руках и кивнула.
— Прошу тебя, сделай всё, что можешь. Это на лечение, — и я протянул три серебрушки.
— Будет мало, добавлю. Только подыми её на ноги.
Я нес тал ждать, только убедился, что к травнице пришла на помощь молодая девушка, они унесли Глафиру внутрь и начали хлопотать над нею.
Утром я взял одни сани и в сопровождении пятерых охранников выдвинулся к моей родовой деревушке.
Как интересно. Первыми, кого я встретил, был мой то ли родственник, то ли просто нехороший человек Ждан. Он шёл по улице со старшим сыном и своей жинкой. При взгляде на Параскеву меня передёрнуло от омерзения. Неряшливая, полноватая, одутуловатое лицо с глазами на выкате, она смотрела на нас с отвисшей челюстью. Уж не знаю, какие мысли у неё при этом крутились в голове. Сплюнув на снег, я продолжил путь.
Увидев избу Акулины, что притулилась на окраине деревни, я выдохнул с облегчением. Курится дымок, видать отапливаются, значить живы. Подспудно боялся, что тоже найду одни головёшки.
Первой мне на встречу вылетела Гунька. Сначала её лай был истеричным. Это реакция на новых людей и лошадей. А потом он изменил тональность.
— Узнала, зараза ты мелкая, — я подхватил на руки собачку, которая крутилась как юла и неистово махала хвостом. При этом она намочила мне всё лицо, стараясь вылизать с ног до головы. И в припадке собачьего счастья пыталась повизгивать и лаять одновременно, сообщая всему миру о своей радости.
Вторым вылез из избы Стёпка, тот держал в руке палку, на всякий случай. Опознав меня, приткнулся сбоку, обхватив руками за пояс. А уж когда с крыльца слетела Баженка, мне пришлось нести всех троих на руках. А в дверях стояла бабка Акулина. Она растерянно смотрела на происходящее.
Эх, давненько я не бывал в этих краях. Сегодня у нас почти загонная охота. Мы решили пойти впятером. Заодно притянули соседа Первушу с его обеими собачками.
В результате мы подбили косулю, а потом приговорили небольшое свиное семейство. Учитывая, что у нас три лучника, кабанчик даже не смог добраться до меня. Чем лишил меня большого удовольствия. Мы не стали потрошить добычу в лесу, закинули всё в сани и приволокли домой.
Мне кажется, что Акулина забыла, что такое — мужик в доме и полный стол. Мы нажарили и напарили мяса, обменяли у соседей дичину на крупу и овощи. В результате все налопались до отвала. Разговоры я отложил на потом, на утро.
— Вот Акулина, хочу вас забрать с собой в Новгород. У меня там деревенька, будете при мне.
Акулина пошла в отказ, — да куда мне уезжать-то. Вся жизнь здесь прошла, туточки и супруг мой похоронен. Детей бери, а меня не трогай.
Вот же упрямая, да как же её тут оставишь? Одну то?
Пришлось убеждать, что детям без неё будет плохо. Короче Цицерон от зависти отдыхает, я потратил полчаса на уговоры. В конце концов бабка согласилась. Но начала требовать, чтобы я забрал всё, включая тряпки, засолки и посуду. Пришлось, брать. Выкинуть всегда успеем.
За три дня мы малёхо расторговались. Воск, меха и кожу меняли на обрезы ткани и инструмент.
Староста не обрадовался новым жильцам, но после того, как я сунул ему дополнительную серебрушку, успокоился.
Травница меня шуганула, даже не дозволила проведать больную. Но главное, я понял, что угрозы жизни нет, поправится.
Мы провели в селе десять дней. По округе прошёл слух о нас и народ из окрестных деревней потянулся с нужными мне дарами леса. Мне даже не пришлось самому мотаться по округе. А заодно я расспрашивал о нужных мне людях. Всем говорил, что ищу смердов и ремесленников. Кузнецов, скорняков, горшечников, умельцев плести из лозы и так далее. Всем, кто хочет работать, обещал хорошие условия.
Первым нарисовался Первуша, нашёл-таки меня здесь. Мы посидели и я рассказал, на каких условиях посажу его на свою землю. Мужик молодой и справный. С двумя сыновьями рыбалит и коптит рыбку. Не гнушается и охотой. Даже две справные собачки имеются, я их отлично помню. У нас ему всяко вольготнее будет. Там река и озеро большое. А размер рыбки напрямую зависит от водоёма. Да и город рядом, легче крутиться.
Посидели поговорили и на этом всё. Первуша ушёл думу думать, вернулся через два дня. Стукнули по рукам и договорились, что он начнёт продавать дом и имущество. Мужик только сильно горевал по лодке. Самолично её строил, лёгкая и устойчивая на воде. А я прикинул, что если поставить на полозья и буксировать за санями гружёную?
В течении четырех дней меня посетили еще человек семь. Были и те, которые меняли меха и кожу, а заодно интересовались моим предложением.
К сожалению, кузнеца и скорняка среди них не было. Из семерых попался только мастер плести корзины и всякую всячину, да швея опытная нашлась. Остальные простые землепашцы.
Вскоре я понял, что сидеть дальше бесполезно. Все кто мог, уже отметились и сдали меховые шкурки. А переселенцы сразу не поедут, на слово здесь не верят. Им нужно убедиться в моих словах. Вот ежели я на следующий год вернусь с одним из рискнувших перебраться под моё крыло и тот разрекламирует меня. Тогда да, рискнут, ломанутся. Даже драться будут за право оказаться поближе ко мне.
В итоге со мной уезжают три семьи. Акулину я не считаю. Первуша срочно всё распродал или обменял. Но он везёт все свои снасти и инструмент. С ним и сыновьями, ещё едет жинка и дочь подросток.
Едет семья из пяти человек, где все занимаются плетением корзин и прочей утвари. А также семья смерда. Молодой мужчина с женой и матерью. Детей ещё нет, недавно женился. Не успел завести, но супруга уже с немалым животиком.
Так что мы выехали в обратный путь не такие и перегруженные. В городе скинули свой товар и назад везём те же меха и кожу. Это самое выгодное предложение, что я нашёл.
Дорога назад оказалась в два раза длиннее, мы попали в метель. Да и теперь обременены переселенцами. А те даже мелкий скот за собой потащили.
Когда я навестил Глашу, та лежала на кровати и смотрела в окно. Выглядит получше, но какая же она худющая. Рука поверх одеяла — одна кожа да кости. Под глазами мешки, но глаза вроде смотрят бодро.
Войдя, я взял её руку в свою. Температуры нет, молодец травница, не подкачала.
Учитывая, что у меня нет времени на уговоры, я сразу пошёл ва-банк.
— Глаша, я забираю тебя с собой. У меня под Новгородом своё хозяйство. Будешь при мне, под моим надзором. А то стоило оставить тебя одну, так чуть к архангелам не улетела на небо.
Вопреки опаске, что женщина тоже начнёт искать причины отказаться, Глаша согласно кивнула. Странно, за всё время она даже слова не произнесла. Также покорно держит свою узкую ладошку в моей и слабо улыбается.
— Ну добре, поправляйся. Через несколько дней нам в дорогу, так что сама понимаешь.
Для Глафиры мы соорудили в санях нечто вроде палатки. С утра заливали кипяток в кожаный бурдюк и укладывали его в ноги женщине. И она ехала, закутанная в медвежью шкуру. Только нос торчит. За нею ухаживала жена и дочка Первуши. Есть вещи, которые мне как мужчине делать невместно.
М-да, у нас нарисовалась серьёзная проблема с жильём. Пока разместил народ у деревенских, но жизненно необходимо строить своё жильё.
Но, в принципе, мы с Ерофеем к этому готовились.
Вообще лес для стройки рубят зимой, пока дерево спит. Потом его сушат и брёвна готовы для строительства. Выбирали боровой (ровный) лес, обычно сосну или ель. Смола не давала гнить стенам домов. Скребками счищали кору и так оставляли сушиться, сложенными в «костры»
Строить же предпочитают в тёплое время. Потому что как ни бери, но нужен фундамент. А это земляные работы. А кто же зимой будет копать — морока ещё та, жечь костры и долбить мёрзлую земли кирками. Начинали строиться по весне.
Поэтому мы заранее ещё осенью подготовили фундаменты на четыре избы. Одна из них будет моими новым жильём. Для обычной избы вместо фундамента сначала выкладывали заглубленный слой толстых брёвен, желательно лиственницу. Но у меня будет большой дом, поэтому отсыпали фундамент из бутового камня и щебня.
Таким образом, в принципе можно рубить дома и зимой. Чем мы и занялись. Разумеется, никаких гвоздей, для крепления исключительно деревянные шипы и костыли. Ерофей пробовал получить от меня указания, каким именно способом будем укладывать брёвна, вариантов насчитал с десяток. Но увидев моё поглупевшее лицо, махнул рукой и приступил к работе. Я не собираюсь вмешиваться, вон пусть будущие хозяева переживают. Я же только поскрёб затылок, покивал и пошёл дальше.
Наружные стены остаются полукруглыми, а внутри стены обтёсывают, делая плоскими (скоблят в лас). Что прикольно, никаких пил, только топоры. Мастер важно пояснил мне убогому, что нельзя резать. Топор не разрывает волокна и не открывает их для влаги. А только сминает и запечатывает торцы брёвен. А гниют брёвна именно с торца и в местах крепления. Такой дом простит намного дольше. Для нижних венцов старались искать витые стволы, они прочнее и дольше стоят.
Три избы будут классическими срубами, четвериками. То есть односрубная четырёхстенная изба.
Для себя я сначала планировал восьмерик. Восьмиугольные дома чаще ставили для храмов или для хором богатеев. Как правило был и второй этаж, это уже четверик.
А позже я передумал, просто увидел в городе избу «крестовик». Это шестистенный сруб, в котором внутренняя поперечная стена пересекалась с продольной. Образуя четыре комнаты, или больше. Изначально я не планировал второй этаж. А теперь уже и не знаю, семейство то прибавилось. Акулина с малыми, да и Глафиру куда денешь? Поэтому, наверное, решусь на второй этаж. Но мой дом будет строиться последним. Я так решил.