Грех

14

— Рут.

Движение руки, отбивающей такт. На прошлой неделе. Телефонный звонок.

— Мне кажется, я говорил слишком резко во время нашей встречи в воскресенье. Может быть, вы и Доминик…

Терпение, Рут.

— И ваша сестра Элизабет окажете мне честь отобедать со мной в следующий четверг?

— А вы уже говорили с Элизабет?

— Нет.

Я ждала. Столь умудренный человек. Он чувствовал себя неуверенно. По всей видимости, он впервые ставил подобный опыт. Он шел по направлению к западне, может быть, вполне сознательно.

— Я подумал… это неудобно… все-таки она…

— Вдова.

— Да.

— Безутешная вдова.

— Вот именно. Именно так. Именно это я и хотел сказать.

— Но, сэр Чарльз, неужели вы считаете возможным, чтобы я пригласила ее на обед от вашего имени?

— Конечно же, нет. О, я поставил вас в неловкое положение. Прошу извинить меня. Не очень удачный план…

— План! Стоит ли говорить о плане, сэр Чарльз! Просто приглашение на обед. Мне нужно переговорить с Домиником, но я не вижу никаких причин для отказа.

— О, прекрасно.

Его голос не звучал уже так напряженно.

— А уж с Элизабет переговорите сами, — сказала я.

— Обязательно, — ответил он.

— Что ж, до четверга.

— До четверга.

Уговорить Доминика принять приглашение, как всегда, не составило труда. О, доброе лицо, блестящий ум! О, красивые волосы соломенного цвета! Юношеское тело, что с тобой стало? Почему ты не принадлежишь той, которая тебя любит? Почему ты позволяешь мне так обращаться с собой? Где ты познало науку предавать себя? Кто научил тебя этому? Я. Мне кажется, этим ты обязано мне.

Мы ехали в маленький ресторанчик в Мэйфэере — выбор пал, естественно, на него. Я всматривалась в собственное отражение в зеркальце машины. Кремово-шелковое отражение. Я была уверена, что Элизабет будет в черном. Я предчувствовала, что воспоминание Чарльза Гардинга о первом обеде с Элизабет будет оттенено светло-кремовым пятном моего костюма. Я подумала, что очень важно создать надлежащий колорит вечера. Особенно перед открытием занавеса.

Сэр Чарльз уже ждал нас. Элизабет немного задержалась и приехала с опозданием. Мы цедили напитки. Я чувствовала, что произвела на него некоторое впечатление. Мы ждали ту, ради которой и был организован этот обед. Элизабет, извинившись, заняла свое место. Отстраненная, застывшая, величественная.

Сэр Чарльз сам захотел войти в нашу жизнь. Я догадывалась, что не в его правилах было попусту тратить время. И что за этим первым обедом последуют другие.

Я сидела рядом с ним. Элизабет и Доминик расположились напротив. Доминик, попавший в западню, и Элизабет, гораздо менее независимая, чем ей это казалось. Элизабет полагала, что присутствует на семейном обеде, держалась непринужденно, и сэр Чарльз был от нее в восторге. Я прислушивалась к тому, как она реагирует на учиненный им допрос, правда, облеченный в деликатную словесную форму.

— Да, я оставила за собой студию. Я продолжаю писать: Бываю там каждый день. Однажды Доминик объяснил мне математическую сущность красоты пропорций. Но мне просто нравятся свет, лучи, прорезающие небо. Меня завораживает вид на сад или на дома, открывающийся из окна. Должно быть, нехорошо так говорить, но единственное, в чем я сейчас нуждаюсь, — это одиночество.

— Что же такого нехорошего в ваших словах?

— О, ведь все — родители, Доминик и особенно Рут — были так терпеливы и так внимательны ко мне. И, конечно же, мой сын, Стефан. Он так старался утешить меня. И поэтому дурно… неблагодарно, с моей стороны, говорить о том, что я хочу быть одна. Они так любят меня.

— А ваша живопись? Что вы сейчас пишете?

— Ничего.

— Ничего? Но вы сказали, что ходите в мастерскую работать.

— Да, правда. Я хожу туда работать. Но я не работаю.

Я не знала об этом. Буду ли я когда-нибудь по-настоящему знать Элизабет?

— Почему? — спросил сэр Чарльз.

— Сама не понимаю. Но я чувствую, что должна приходить туда каждый день. И какой-нибудь из дней станет для меня удачным.

Сэр Чарльз кашлянул. Конечно же, он был тронут.

— И что же вы делаете, придя туда?

— Сажусь и жду.

— Вдохновения? — спросила я. Оно, по всей видимости, не торопилось осенить мою сестру.

— Я пытаюсь понять, что именно мне следует сейчас написать.

— А почему бы не написать что-нибудь… — я вспомнила словечко Губерта, — очаровательное?

— Потому что в этом случае получится, что смерть Губерта совсем не изменила меня.

Наступило молчание.

— Ну, хватит. Я все время говорю о себе…

— Это похоже на тебя.

— Да.

— Что ж, за ожидание… удачного дня.

Сэр Чарльз поднял бокал. Я смотрела, как он пьет. Потом я перевела взгляд на Доминика, доверчиво и безмятежно тянувшего ко мне свой бокал.