Грех

21

Я, всегда считавшая, что кое-что умею, стала подмастерьем Чарльза Гардинга.

Я рассматривала его как свою добычу. Свою жертву. Но он оказался сильнее, чем я думала. Я расставляла ловушку. И сама же попалась в нее. Он подавлял меня.

Я не была готова к тому, что во мне проснется такой голод, который, если его не утолять, ставил под угрозу мою жизнь.

Чарльз тоже нуждался во мне. Но он умел ограничивать свое желание. А я не умела. Я узнала, что такое страх. Но я никогда не говорила Чарльзу о своем страхе. К чему вооружать того, кто и так силен?

Чарльз был сильным человеком. А сильный человек всегда боится. «Что лучше: бояться или любить?» Лучше бояться и любить. Можно ли совместить эти чувства? Они почти всегда приходят одновременно.

Из чего вырастает любовь ребенка? Страх, что его покинут, в то время когда он так нуждается в поддержке. Может быть, это чувство и есть любовь? Хотя, должно быть, это не точное название. Каким словом описать то, как одно тело вскармливает другое? Доминик обожал меня. И я видела, что он боится. Боится быть покинутым.

Теперь настала моя очередь. Круг должен замкнуться. Твоя очередь страдать, Рут. Стремиться к ускользающему знанию. И понимать, что никто не может познать тебя.

Студия Элизабет превратилась в символ моей, похоти. Однажды, только однажды я продемонстрировала заарканенному Чарльзу то, что относилось к прошлому — холсты, — и слепое голубое небо, написанное ею, было осмеяло мною. Молчание, тоска. И вещи Элизабет… я еще больше стала нуждаться в них.

С годами ложь становится привычкой. Мы свыкаемся с ней. Моя жизнь, состоявшая из множества мелких обманов, сделала из меня виртуоза искусства притворства.

Изучил ли Чарльз раньше свои возможности в области предательства? Или то, что давно было в нем заложено, расцвело, вдруг прорвалось в той внезапной роковой связи? В год, когда умерла Фелисити?

Наверное, он был одарен от рождения. Я слишком боялась его, чтобы пытаться проникнуть в глубины этой натуры.

Иногда меня удивляло, что его не страшит возможность новой трагедии. Или он чувствовал себя защищенным наивностью и добротой Элизабет?

Наши встречи, организовать которые не составляло труда, проходили принужденно. Жестокость и неудовлетворенность. Они напоминали бесконечное движение по лестнице. В комнату, двери в которую должны были остаться закрытыми. И я показывала дорогу. За каждым шагом неотвратимо следовал другой.