Греховная погибель

Глава 1

Легион

Кровь огнём текла по жилам. Расплавленная лава, опаляющая нервные окончания и сжигающая в пепел клетки, только чтобы те тонкие, микроскопические блики улучшались и восстанавливались.

Нет. Не все.

Но Легион становился сильнее. Нерушимее. Легион становился монстром, которым был когда-то. Монстром, от которого бежал веками. Он отдал свою силу, чтобы избежать заблудших душ, которые преследовали его на протяжении тысячелетий, прислуживая в качестве личной Орды полтергейстов. А теперь… души нашли его и были невероятно злы. Их голоса хором яростно шипели, нашёптывая и искушая на злые помыслы и бойню. Кровь. Они умоляли о крови. И они не успокоятся, пока Легион не запятнает кровью каждый дюйм влажных каменных стен этой подземной гробницы.

В воздухе витает тяжёлый и густой страх, почти осязаемый шлейф тьмы окутал маленькую, дрожащую фигуру, закутанную в серый плащ с капюшоном.

— Что ты сделала? — его голос холодный, как сама смерть.

— Это… правда, — притворно улыбаясь, едва слышно говорит женщина, — Ты — это он. Легион заблудших душ.

— Что ты сделала? — каждое слово, как колотая рана в мерцающем мужестве женщины.

— Я… я освободила тебя. Чтобы ты мог спасти мою дочь. — При упоминании об её брошенном ребёнке, стиснув острые, как бритва клыки, с его губ срывается рычание. Женщина вздрагивает от этого зрелища.

— Где она? — Слова сотрясают землю у неё под ногами.

Хрупкая женщина успевает ответить:

— Он забрал её. Обещал, что не причинит ей вреда… убежище. Они отвели её в убежище. — В угрюмых глазах зажигается огонь нетерпения. — Пожалуйста, поторопись… пока он не убил её! У нас не так много времени.

Легион смотрит на тяжёлую бетонную дверь, его сверхъестественный слух улавливает шаги в нескольких ярдах от него. Их много — не меньше десятка. Его взгляд возвращается к женщине, которая родила Иден, только чтобы потом пытаться убить её снова и снова. Он делает шаг вперёд. Убить её было бы жестом доброй воли по сравнению с судьбой, которую она встретит за его освобождение. Но она сделала это, прекрасно понимая, что придётся заплатить за спасение своего ребёнка. Того самого ребёнка, который был мерзостью и проклятием в её жизни. Зачем? Нет времени спрашивать. Не тогда, когда отвратительный запах смерти наполняет ноздри с каждым вдохом. Он чувствует Иден в своей крови, мистическое притяжение, которое притягивает его силу, ведёт к ней. Но сначала… они падут. Все до единого. Каждое грёбаное существо, будь оно человеческое или иное, приложившее руку к её мучениям, падёт к его ногам в неизмеримой агонии.

Каждый тяжёлый шаг к двери — как предупреждение, предзнаменование. Когда Легион выходит в коридор, то просто ждёт, ощущая сладкий вкус ярости на языке и волнующий прилив обещанного насилия, покалывающий ладони. Он моргает, густые чёрные ресницы касаются его щёк, и Легион упивается ощущением растущей силы. На протяжении веков Легион довольствовался той крошечной частицей, которая поддерживала его лишь, чтобы выжить. Всего лишь крошечная капля, чтобы он мог охотиться и убивать тех, до кого добралось влияние Дьявола. Он скучал по этой ужасной силе. Скучал по тому, как она звала его, дразнила, соблазняла. Он скучал по запаху гнилостного страха врагов, когда те смотрели на его гигантское тело. Ему не хватало звуков их бешено колотящихся сердец как раз перед тем, как он добирается до грудных полостей и превратит их самые жизненно важные органы в кашу.

Чем ближе они подходили, тем более взволнованным — более живым — он себя чувствовал. Каждый шаг к нему и их неминуемая казнь наполняли его тёмным трепетом, который пел в его крови и пульсировал в костях. Это не займёт много времени, он сделает всё быстро. Не было времени наслаждаться звуками их истошных криков или ощущением их конечностей, извивающихся в невыразимой муке. Их смерть будет милосердной, а это гораздо больше, чем они заслужили за то, что сделали. За то, что они отняли у него.

Когда первая волна агентов входит в длинный каменный коридор, они останавливаются при виде огромного зверя в нескольких ярдах от них. Их нерешительность — это их неверный шаг, и Легион просто улыбается, чувственные губы обнажают острые клыки, прежде чем агенты придут в абсолютный ужас. Только мгновение тишины, прежде чем их крики эхом разнесутся по коридору вместе со звуками рвущейся плоти и булькающей крови.

Даже пальцем не придётся шевелить. Заблудшие души точно знают, что делать, и они всегда хорошо выполняют свою работу. Один за другим агенты падают на холодную землю, превращаясь в искорёженные груды, сражённые собственными клинками. Просто шёпот одержимости — это все, что нужно, чтобы свести с ума самых сильных мужчин. А с яростью и жаждой мести, бурлящей в жилах, Легион нуждался даже в меньшем. Крики длятся всего шестьдесят секунд, прежде чем его встречает мёртвая тишина, и он снова становится одним целым с этими безжалостными душами. Они напевают ему всякие нелепости, каждая мрачная нота пронизана обещаниями смерти и разрушения.

«Сюда. Идём с нами».

Он несётся по коридору в облаке кровавой резни, ведомый своей ненасытной жаждой крови, останавливаясь только для того, чтобы отметить состояние своей одежды. Вернее то, что осталось от его одежды… рваные лохмотья, разорванные в клочья кнутом с ангельским ядом, любезно предоставленным головорезами альянса. После ударов кнутом, они перешли на серебряные кастеты. С тех пор его раны зажили, но он никогда не забудет их лица. То, как они гордо смеялись и радовались, плевали ему в глаза, когда Легион отказывался удовлетворить их своей реакцией. А когда они приходили в отчаяние после долгих часов пыток, то выхватывали свои жалкие маленькие члены и мочились на него. И все это во имя их Господа и Спасителя. Чушь собачья. Они заплатят. За то, что забрали Иден. За попытку унизить его. За то, что высмеяли его отца. Они все заплатят.

Он хватает штаны, ботинки и куртку с самого большого из павших солдат. По человеческим меркам он мог бы считаться огромным, но для Легиона он был не более чем ничтожным. Легион не обращал внимания на оружие — оно ему не к чему. Души, которые теперь населяли его, были пойманы в ловушку на протяжении веков, и у них были планы на всех и каждого, кто когда-либо причинил ему зло. Их нельзя было заставить замолчать. И что бы они ни сделали, Легион обладал особыми… дарами… которые позволяли ему манипулировать другими существами, заставляя их выполнять его приказы.

Широкими шагами он выходит из коридора, но тут, же попадает в другой. Он без колебаний следует по нему, и призраки, которые преследовали его изнутри, ведут его вперёд. Для человеческих глаз они были невидимы и безмолвны. Но для вида Легиона — для демонов, которые бродили в тени, и ангелов, которые прятались за своими самодовольными правилами и традициями, они казались клочьями чёрного дыма с глазами, полными яростного огня. Они обвиваются вокруг своего хозяина, защищая его и завладевая им, ожидая его приказа. Он мог бы приглушить их внешность, скрыть их внутри себя, но сейчас он хотел, чтобы они вышли в полную силу. Пусть видят. Пусть все увидят, во что он превратился. Пусть они смотрят на него с ужасом, пока он рвёт врагам глотки.

Легион оказывается у подножия узкой винтовой лестницы. Он чувствует запах горящих свечей на верхнем этаже. Пачули, гвоздика, лаванда и ещё что-то. Колдовские ароматы. Он поднимается по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и сталкивается лицом к лицу с полудюжиной вооружённых охранников, все в разных оттенках шока. Легион даже не просит душ завладеть охранниками, он просто отпускает свою силу и мужчины падают на пол, их тела сжимаются от ужасной боли, а кровь превращается в кипящую кислоту в их венах. У них даже нет шанса закричать, прежде чем их голосовые связки разжижатся, что именно то, к чему стремился Легион. На его стороне все ещё есть элемент неожиданности, и если голоса, эхом отдающиеся в его голове, говорят правду, это сыграет ему на руку.

Он обходит тела своих жертв на лестнице, их лица изуродованы кровоточащими волдырями, которые воняют гноем и разлагающейся плотью. Несколько мгновений назад он, возможно, испытывал угрызения совести. Легион не стал бы наслаждаться их страданиями, даже если бы они были заслуженными. Но это было тогда, когда в нем оставалась капля человечности. Когда он активно искал спасения за всю боль и разрушения, которые причинил много веков назад. Когда он терзался чувством вины и стыда, которые съедали его заживо каждый раз, когда он отнимал жизнь, чтобы служить тому, что он считал высшим благом. Кажется, это было так давно. По мере того, как он обуздывает свой кипящий характер, запах смерти за его спиной стал величайшим благом — это отдалённое воспоминание. Есть только одно, ради чего он живёт, только одно, что питает его гнев: месть.

Этот внутренний рывок, который, кажется, сжимает его суставы и мышцы, тянет сильнее, чувство настойчивости, отчаяния. Это она. Он ей нужен. И как бы ему ни хотелось ворваться в святилище и обрушить свой гнев на каждого врага, стоящего между ним и Иден, приторный запах ангельского яда тяжело и густо висит в воздухе, как будто его превратили в туман, который обжигает поверхность его кожи. Он даже не чувствует ожога. Без сомнения, это отвлекающая тактика. То, что находится по другую сторону двойных деревянных дверей, является именно тем, что он так отчаянно ищет. По ту сторону дверей минимум один из агентов Альянса, и, по крайней мере, три ангела. Даже в полную силу он падёт, но успеет забрать с собой одного или двух ублюдков. Они знали это, вот почему двери святилища охранялись так редко. Они позволяли людям умереть за их благородное дело, так самонадеянно полагая, что он может покориться, чтобы отказаться от неё. Или, может быть, это был их план с самого начала. Сделать из него зверя, которым он когда-то был, отказавшись от всех надежд на искупление. Забрать несколько бессмысленных человеческих жизней, чтобы доказать, что он не более чем монстр. И привести его прямо на казнь, используя Иден как приманку.

Неважно.

Он не отвернётся от единственного человека, который держит его на привязи в этом мире смертных. Единственный, одинокий луч света в темной, холодной пустоте, которая теперь была его душой. Конечно, это будет смертельная схватка, но он умрёт за то, во что верит — за того, в кого верит. Он откажется от вечности, чтобы она могла прожить долгую человеческую жизнь, свободную от влияния его рода. Иден заслуживала этого, даже если она забудет о его существовании. Даже если он никогда не почувствует прикосновения её серебристых волос к своей груди, когда она прижималась к нему всем телом под покровом полуночи. Или не увидит, как её большие карие глаза расширяются, когда Джин готовит все её любимые блюда. Или как он подглядывал за теми тайными моментами, когда она лежала, растянувшись на его кровати, с наушниками в ушах и уткнувшись носом в книгу. Он умрёт с тоской и горечью в сердце, но это того стоило. У неё есть шанс на настоящую, осмысленную жизнь.

Легион делает глубокий вдох, ангельский яд в воздухе щекочет его лёгкие. Он пал с небес ради того, кого, как ему казалось, он любил, но обнаружил, что им манипулирует Люцифер и его неутолимая жажда власти. Он восстал из ада, чтобы избавить мир от предательства своего брата, повернувшись спиной к своей истинной природе в поисках спасения.

И теперь он снова падёт. Он падёт за что-то гораздо большее, чем он и Сем7ёрка. Он влюбится в седовласую девушку, которая подожгла его мир, девушку, которую изначально он пытался убить.

Он падёт ради любви.

Легион делает шаг вперёд, кулаки его напряжены, челюсти сжаты. Двери открываются сами по себе, едва лишь Легион касается их силой. Ошеломляющее зловоние этих колдовских свечей ударяет ему в нос, и средоточие ангельского яда, покрывающего его кожу, с каждым шагом обжигает все сильнее. Легион останавливается. Святилище пусто, наполнено тошнотворно-сладким ароматом жимолости его бывших собратьев. Завитки чёрного дыма пляшут на десятках свечей, которые только что погасли за несколько секунд до этого. Он опоздал. Эти охранники встали у него на пути не для того, чтобы остановить его или даже заманить в ловушку. Они были посланы, чтобы отвлечь, словно похитители знали, что его жажда крови будет всепоглощающей, чтобы игнорировать её. Как будто они знали, что зверь в нем получит удовольствие от их ужасной смерти.

И все же… эта тяга, этот рывок внутри заставляет его шагать к украшенному алтарю, к белому мраморному бассейну, расположенному перед деревянным крестом высотой в десять футов. Только тогда, как он сдвигает несколько рядов скамей, он понимает, что был неправ в одном, и только на мгновение, только на дрожащий вздох, он останавливается, застыв на месте между эхом двух слабых ударов сердца.

Святилище не пусто.

Ибо в том пространстве, где он сейчас существовал, где он связан между Раем и Адом, у основания мраморной чаши лежали два тела.

Иден.

И Адриэль.