Часы показывали девять сорок вечера. Припаркованный в квартале от клуба черный «Кадиллак Эскалэйд» монотонно выбрасывал клубы дыма из выхлопной трубы, а проезжавшие мимо автомобили озаряли светом два силуэта на заднем сидении.
— Еще раз спасибо за платье и… — Эмили потрогала аккуратно собранные в шар на затылке волосы. — Эту штуку.
— Гладкий пучок, — со смехом добавила Лукреция. — Походку запомнила?
— Спину ровно, взгляд вперед, шагаю от бедра… Ну и закрытая улыбка там, легкий кивок головой… когда здороваются, — повторила заученное Эмили.
— Запомни, ты должна не просто вписаться в элиту, ты должна стать ее частью. Обольщай, заигрывай, соблазняй, но не давай, слышишь? Не давай себя трогать.
— Думаете, они точно мне скажут, где замок этот?
— Уверена.
— Почему вы так против, чтобы я просто спросила у Жюстин? Она вроде хорошая.
— Хорошая? — вопросительно приподняла бровь Лукреция. — Эмили… Я понимаю конечно, что ты еще юна, но поверь, не стоит доверять ей и уж тем более о чем-то расспрашивать.
Теперь, когда Лукреция видела Эмили во всей своей красе, у нее напрочь отпали все сомнения о причинах столь радушного внимания к ее персоне в этом клубе. Тот же взгляд, та же мимика, та же улыбка — самый настоящий клон Софи в молодости.
— Вы просто ее не знаете… — продолжала Эмили.
— Одного факта, что она его заместитель или кто там, мне уже достаточно. Не работают хорошие люди на таких должностях в таких заведениях, Эмили. Не работают.
— Может, у нее выбора нет.
— Эмили…
— Ла-а-адно, поняла. Познакомлюсь с кем-нибудь из белых браслетов и постараюсь все разузнать.
— Уже лучше, — улыбнулась Лукреция. — Но будь максимально осторожна.
— Красный браслет же. — Эмили ненароком посмотрела на свою левую руку.
— Береженого Бог бережет, — глубоко вздохнула Лукреция и похлопала по плечу своего водителя. — Ленни, к клубу давай.
Тот еле заметно кивнул головой и плавно тронулся с места.
Взгляд Эмили неторопливо блуждал по проплывавшим мимо витринам наряженных к предстоявшему Хэллоуину магазинчиков. По фонарным столбам, что тоскливо освещали безлюдную улицу. По уже высохшему тротуару, на котором от ветра не спеша катались пластиковые стаканчики и летала царапавшая асфальтную крошку упаковка от чипсов. Она беззаботно кувыркалась по затоптанным в асфальт газетным обрывкам и, вздымаясь на пару, пролетала над вентиляционными решетками. Эмили как могла старалась не думать об Эрике, о том, что сейчас должна была мило ужинать с ним в окружении его тепла и заботы. Но чувство чего-то неправильного, чего-то, отравляющего душу и совесть, въедливо ползало в груди. Плюхалось в живот, а потом будоражило и без того натянутые до предела нервы.
Часы показывали без двух минут десять, а ветер, словно провожая Лукрецию, уже дул вслед отъезжавшему джипу и пронизывал холодом стоявшую напротив клуба Эмили. Подол ее красного платья почти касался подмерзшего тротуара, колыхаясь на ветру, цеплялся о высокие шпильки темно-красных туфель на высокой платформе. Хрупкие снежинки, непонятно откуда взявшиеся в это время года, медленно падали на обнаженную до зоны бикини ногу и лениво стекали по смуглой от свежего автозагара коже. Тонкими струйками блестели в свете уличных фонарей. Эмили, словно в последней надежде, еще раз посмотрела в смартфон и, вновь не увидев ни писем, ни звонков от Эрика, глубоко вздохнула. «Прости меня», — так и не унимаясь, подумала она и, вышагивая от бедра, направилась внутрь.
Клубы неестественно белого дыма, что валили прямо из подола гиматия (1) Афродиты, плавно спускались в бассейн под статуей, а затем через его края медленно расстилались по всему полу атриума. Вокруг богини красоты, как и в прошлый раз, но уже не спеша, кружили дроны. На фоне белых струй фонтана они контрастно заполняли статую красным светом и создавали атмосферу настоящей сказки в этом «пряничном домике» вожделения и соблазнов.
Эмили уверенно выпрямилась и, демонстративно прижимая руку с красным браслетом к груди, прошла вперед манящей мужские взгляды походкой.
Как и наставляла Лукреция, она вежливо улыбалась и легко кивала, на удивление, галантно приветствовавшим ее гостям клуба. Все вокруг напоминало волшебный снежный бал: богато наряженные в красные одежды люди, классическая музыка, медленные танцы, нежные поцелуи… В воздухе витал аромат дорогих духов и сладкой ванили.
«Кто же это все придумывает?» — задавалась вопросом Эмили, улыбаясь очередному одетому с иголочки аристократу. Сейчас она ощущала себя настоящей принцессой в неведомом ей фэнтезийном мире, где нет опасностей и тревог. Там, где она впервые за долгое время чувствовала себя защищенной, была в окружении порядочных и вежливых кавалеров. На какое-то мгновение Эмили и вовсе забыла, зачем пришла. Непроизвольно двигалась в такт успокаивающей сознание и расслабляющей тело музыке…
Па, еще раз па. Она, как ребенок, с улыбкой кружилась среди посетителей клуба, пока вдруг не почувствовала под своей ногой чью-то туфлю.
— Ой… — с трудом удержала равновесие Эмили. — Простите, сэр… — тут же убрала ногу она.
— Вот су… — прервал себя Феликс, упираясь взглядом в длинные загорелые ноги. — Все в порядке, юная леди. — Он вежливо поклонился и вытянул руку вперед. — Раз уж нас столкнула судьба, то…
— А? — узнав в мужчине Феликса, оробела Эмили.
Воспоминания о первой в клубе ночи нахально бросали в страстную дрожь и, не церемонясь, воскрешали из глубин сознания образ такого желанного и возбуждавшего в те мгновения члена. Члена Феликса.
— Вашу руку… — с улыбкой уточнил он.
«Обольщай, заигрывай, соблазняй, но не давай себя трогать», — как волчок, крутились в голове Эмили недавние слова Лукреции.
— Мою? — продолжала смущаться она.
— Ну а чью же, принцесса? Вашу, конечно, — не переставал вежливо улыбаться Феликс.
Эмили, нарочно демонстрируя красный браслет, неуверенно протянула руку вперед.
Феликс обходительно наклонился и легким прикосновением губ поцеловал ее. Поприветствовал так, что от такой мимолетной близости внутри Эмили вдруг начал разгораться самый настоящий пожар, а образ его члена и необъяснимое желание им овладеть непристойно возбуждали.
«Да что такое-то?! А ну собралась, извращенка!» — злилась на себя она, не понимая такого влечения к этому мужчине. «А может, он-то мне и нужен? Он же говорил о традициях своей семьи. Значит, сюда ходит явно давно и о замке, наверно, что-то да знает. Главное — держать себя в руках и не думать о… Блин… Снова же думаю! А-а-а-й, все, собралась».
Майкл нехотя отвел взгляд от монитора с Эмили и, морща лицо, посмотрел на улитку в руке. Густой дым все так же застилал пеленой пол его кабинета, отражался от зеркальных стен и сливался по тону с его бордовым фраком.
— И что теперь?
— Всасывай ее из панциря, — еле сдерживала смех Жюстин.
Француженка, в длинном кожаном плаще багряного цвета, пристально наблюдала за повышавшим свое либидо хозяином. Она, конечно же, знала, что все это выдумка, но не могла. Просто не могла удержаться от хотя бы маленькой мести и нарочно всю неделю рассказывала легенды о чудодейственных свойствах этих моллюсков.
— Прямо внутрь? — явно оттягивал момент Майкл.
— Oui, но смотри сразу не глотай. Дай ей… Как это слово? Впитаться в рецепторы. — Жюстин с умным видом посмотрела на хозяина клуба. — Чего моргаешь сидишь? Не я же это придумала, — сдерживая подкатывавшую истерику, продолжала она.
— Вмот мже, — в отвращении скорчил лицо Майкл, высосав улитку из панциря.
— Держи… Держи ее как следует. — Жюстин на мгновение закрыла глаза и, выдыхая через нос, пыталась хоть как-то сбить свой рвавшийся наружу хохот.
— Дерьмо, блядь! И сколько их надо? — быстро запил шампанским Майкл.
— Весь поднос, — строго подняв бровь, покосилась на него француженка.
— Видела уже мой дым? — перевел тему разговора Майкл и посмотрел на монитор с Эмили. — Теперь точно сработает.
— Когда это мои идеи стали твоими? — Жюстин подошла ближе и также взглянула на экран.
— Я попросил изменить формулу, — довольно сказал Майкл. — Усилить концентрацию возбудителя.
«Tu es un idiot fini! Salopard! Que les diables puissent t’enculer avec des fourches! (Дебил ты конченый! Урод! Чтобы тебя черти вилами в жопу трахали!)» — яростно вскипела Жюстин.
— Да ты… — Француженка резко встала напротив Майкла. — Я ее годами выводила! Тестировала на себе! Идеальные же пропорции были! Никто бы никогда и не понял, что ты им тут подмешиваешь! Высокая доза вызывает самоэякуляцию! Понимаешь? Да они тут все обкончаются сами собой! Н-е-ет! — Жюстин нервно заходила по кабинету. — Уже помешался на ней! Просто, Майкл, помешался! Не думаешь о последствиях! Нисколько не думаешь!
— Бенедикт меня уверил, что это допустимое превышение, — спокойно ответил Майкл и, взяв в руки улитку, задумчиво посмотрел на нее.
— Да твой Бенедикт все что угодно тебе расскажет, лишь бы господинчик был доволен! — снова встав рядом с Майклом, продолжала негодовать Жюстин.
— Советы твои мне сейчас не нужны. Иди гостью встреть лучше.
— Я?! В этот дурман? Может, сам встретишь?
— Заткнулась! И пошла! — раздавив улитку в руках, рявкнул Майкл.
«Connard! (Козел!)» — ненавистно подумала Жюстин. Внутри француженки разворачивалась самая настоящая бойня. Все ее самолюбие, гордость и чувство собственной значимости в эту секунду не просто истекали кровью, а стоя на коленях, умоляли наконец-то вмешаться. Постоять за себя.
— Конечно. Будет исполнено, — сдерживая гнев, наигранно поклонилась Жюстин и, гордо выпрямив спину, вышла из кабинета.
Майкл откинулся в кресле и удовлетворенно посмотрел вслед уходившей француженке. Он как никто другой понимал, что если хоть на секунду даст слабину, хоть на одну ебучую секунду засомневается в своих решениях, то не просто упустит контроль. Он потеряет уважение своих подданных, а уж тем более этой, надо отдать должное, умной, расчетливой, оттого и опасной, но незаменимой в его делах интриганки. Именно поэтому он все еще ее не прибил и продолжает терпеть эти колкости, французский пиздеж и заебавший до чертиков сарказм. Тешит ее раздутое самомнение, как можно убедительнее подыгрывая ей, стараясь держать это острое жало как можно ближе к себе, чтобы вовремя успеть его вырвать.
«На что только не иду, блядь, — подумал он, осматривая мокрую от внутренностей улитки руку. — Она и правда думает, что я тупой, и это… это действительно прекрасно». — Майкл с улыбкой вытер руку шелковым полотенцем и снова устремил взгляд в монитор с Эмили.
Белоснежный дым ласково окутывал скользившие в медленном танце высокие шпильки туфель Эмили, проникал к ней в сознание и все сильнее раскрепощал. Каждое легкое прикосновение к ее талии галантного Феликса не просто обжигало, а буквально кипятило ее стремительно несущуюся по эрогенным зонам кровь. Эмили не понимала этой необъяснимой и такой животной тяги к этому мужчине, но продолжала сопротивляться вылезавшим из ледяной могилы желаниям.
— Невероятно… То есть вы уже двадцать лет ходите сюда? — поддерживала разговор Эмили.
— Именно так, принцесса. И весь свой опыт я с радостью подарю тебе. — Феликс нежно опустил руку на ее упругую попу.
— А это место… оно… оно не надоедает? — Эмили рефлекторно одернула руку Феликса. — Я только недавно тут, но уже охота чего-то другого… Знаете… чего-то под старину такого… — продолжая уверенно играть роль, прошептала она ему на ухо.
— Принцесса, ты ранишь мое сердце, — настырно прижимая ее к себе другой рукой, прошептал Феликс.
— Вы не ответили, — стойко держалась Эмили.
— Надоедает, но Блэквуд… Майкл знает, как делать каждую встречу незабываемой. Но по секрету… — Феликс прикоснулся губами к ее уху. — Я думаю, это все Жюстин.
— Почему… — Эмили закрыла глаза от приятного прикосновения. — Почему вы так думаете? — шепотом продолжила она.
— Потому что до ее прихода было все… без души, понимаешь? Без правил, без эстетики… Уныло, но что было, то было. — Феликс вновь положил руку на ягодицы Эмили. — Даже замок сейчас расцвел.
— Замок? — воодушевленно переспросила Эмили, сдерживая похотливые порывы от уже возбуждающих поглаживаний Феликса.
— О да. Замок — это нечто, принцесса. Я думаю, мы с сыном как раз можем составить тебе там компанию на следующей неделе.
— Это… это просто чудесно, Феликс! Я с удовольствием! — подсекла рыбку Эмили.
— Но я должен убедиться…
— В чем? — тут же насторожилась она.
— Что ты подойдешь моему сыну. Он замечательный мальчик, и я не хочу его расстраивать.
— Не понимаю. — Сразу вспомнив комнату «Повелитель марионеток», Эмили прекрасно поняла, о чем говорит Феликс.
— Выпьем? Я расскажу. — Феликс тут же остановил танец и, вытянув руку, пригласил Эмили пройти с ним к бару.
— Я не особо алкоголь… — повторила свою мантру Эмили.
— Так и я. — Феликс, вежливо улыбаясь, обхватил Эмили за талию и повел вперед.
Белый свет поблескивал в волнах скотча на дне полупустой бутылки и замельтешил кругами от звонкого удара ею о стеклянный стол. Билл сидел в окружении двух молоденьких красоток и, не сопротивляясь их ласкам, боролся со сном. Обострившийся насморк и жаропонижающие явно намекали ему на то, что алкоголь сегодня был не самой лучшей идеей. А в таких количествах так и вообще.
— Во-о-от, понимаете, да? Я спаса-а-ал ее! Я геро-о-ой! Геро-о-ой, сука! А она… — продолжал жаловаться Билл на несправедливый, с его точки зрения, игнор Эмили.
— Да шлюха она, Билли. — Блондинка еще плотнее прижалась щекой к его плечу.
— Забудь ты ее, у тебя же есть мы, — хихикая, дополнила брюнетка, расстегивая его ремень.
— Ну-у-у, Ма-а-арта… я не хочу-у-у… — Билл по-детски сморщил лицо и, развалившись на стуле, закрыл уставшие глаза, напрочь не замечая того, как неподалеку остановилась Эмили.
— Дадите мне… минутку? — Та, сжимая кулаки, посмотрела на Феликса.
— Знаешь его? — в ответ на реакцию Эмили произнес Феликс.
— Лучше бы не знала, — резко ответила Эмили.
— Может, мне пойти с тоб… — не успел договорить Феликс, как Эмили уже была на полпути к столику. — Видимо, подожду у бара… — продолжил он себе под нос.
Журналистка буквально закипала злостью. Варилась в ней. Чувство обиды и ощущение предательского обмана в искренности тех пустых, как она сейчас убедилась, признаний в любви, умноженные на возникшую из ниоткуда ревность, выливались в четкое и осязаемое желание отомстить. Отомстить этой скотине за все. За всю фальшь, за всю боль, что дни напролет, словно кислотой, разъедала ее сознание. За те чертовы муки, которые, не имея ничего святого, носились по перетянутым струнам души и, воскрешая прошлое, многократно усиливали и без того кошмарные события той ночи. Все это сейчас превратилось в ненависть. В лютую и неприкрытую злобу.
«Скунс позорный! Чучело ты голубокровное! Боже, и недели не прошло, а он уже развлекается с какими-то шлюхами! Вот, Эмили! Вот его лицо! Вот его сраная любовь! Я тебе, собака, сейчас устрою! Клянусь, сурикат недобитый, ты скоро сам почувствуешь всю мою боль!» — мысленно извергаясь вулканом бушующей ярости, грозно встала Эмили напротив Билла.
— Такие у тебя чувства, да? — Она еле сдерживала эмоции.
— Эм… Эмили?! — суетливо отталкивая подружек, кое-как поднялся Билл. — Ты… — Он, покачиваясь, подошел к ней. — Ты не так все пон… поняла.
— А мне и нечего! Нечего понимать! Просто еще раз убедилась, кто ты.
— Ты не понимаешь… Просто не понимаешь! Не знаешь вообще ничего, что тут происходит! — качался на ногах неопрятный Билл. — Мы не могли уйти. Черт возьми, никто не может. Понимаешь?! Никто! Да я спасал тебя!
— Спаситель недоделанный! Все ты мог, скотина! — Эмили ненавистно посмотрела в его виноватые глаза. — Мог, если бы по-настоящему любил. Ты… ты чертов сын сенатора! Да одного косого взгляда твоего отца хватит, чтобы этот клуб закрыли, и ты… ты не мог уйти? Предпочел смотреть, как меня при тебе же используют? — Дыхание Эмили сбивалось, а глаза слезились обидой. — Ты просто лжец. Противный, вонючий и мерзкий лжец!
Пожар из бушующей ярости разгорался внутри Эмили все сильнее. А укрепившееся понимание того, что у нее к Биллу и правда были или есть те самые чувства, что впервые за долгие годы заставляли тогда отдаться ему, просто разрушало. Алым потоком они лились из кровоточащей раны прошлого и затапливали последние увядающие ростки человечности и прощения. Сейчас она не хотела слышать ничего. Ни, возможно, логичных объяснений, ни, вероятно, искренних оправданий. Ничего. Она просто хотела мстить.
— Да прости же меня. Ну не вру я, не вру. Пожалуйста, поверь, Эмили. Я правда очень… — Билл подошел к ней вплотную. — Ты нужна мне, я места себе не нахожу. Ты не отвечаешь. Не хочешь даже выслушать.
— Ну место, я смотрю, ты все-таки нашел? — Эмили кивнула на подружек Билла, что буквально светились улыбками.
— Да я их не знаю даже!
— Билли, мы ждем! — За его спиной раздался смех явно решивших подлить масла в огонь красоток.
— Не сейчас, Марта, — нервно обернулся тот.
— Не знаешь, значит? И ремень, наверно, тоже не знаешь, как расстегнулся? — Эмили шлепнула по свисавшей между ног бляхе.
— Да не так все… — попытался поправить ремень Билл.
— Ах не так, значит? Не так, — сделала паузу Эмили, на мгновение вновь пережив боль той ночи. — Ты мне сердце разбил, сволочь! Заставил смотреть! И сам смотрел! Не ушел! — Она с силой ударила ладошкой по груди Билла. — Я ведь… я ведь годами берегла себя. Понимаешь? Для одного человека берегла. Для тебя, ты им стал в ту ночь, Билл! А ты… Что сделал ты? Никогда не прощу! Слышишь?! Никогда!
Душа Билла взвыла от отчаяния. Только сейчас он понял и по-настоящему осознал, что натворил. Какую боль причинил той, без которой вдруг стало невыносимо жить, думать, дышать, да и попросту улыбаться, быть собой. Ненависть к себе за предательство этой девочки, что хоть и кажется сильной, но остается беззащитной внутри, сдавливала дыхание, как обвивший добычу удав. Билл ощущал свою никчемность, слабость перед угрозой, нависшей над головой этой журналистки, попавшей в ловушку амбиций и больших ставок. Ловушку, что не просто рушит жизни, а забирает их. Если бы он только мог рассказать ей, как тут пропадают без вести люди… Все эти дураки, что решили нарушить правила Майкла. Как по одному его щелчку разоряются финансовые империи и рушатся целые семьи. Если бы мог… Но он прекрасно знал, что стоит только заикнуться и уж тем более проболтаться ей, то он станет не просто исключением, а показательным примером этой расправы. А что они сделают с ней, с этой рыбкой в бездонном озере мегалодонов? (2) Ведь для них она просто корм, добыча для голодных членов озабоченной элиты. Поэтому о перспективах для Эмили он думать просто не хотел.
— Позволь мне все исправить. — Билл, немного протрезвев, попытался взять ее за руку. — Только скажи, прошу тебя, скажи как? Что мне сделать, Эмили?
— Я сама это исправлю. — Та резко шагнула назад. — Докажу, что ты лжец.
— Ну не делай ты глупостей. Дай же мне шанс!
Ненависть нещадно пронизывала Эмили незримой болью. Она ослепляла, заставляла терять контроль, сбивала с цели. Сейчас это чувство буквально вросло в ее душу. Слилось с ней и, усиленное парами распутного дыма, слепо вело по тропе падших под властью похоти.
— Я к Жюстин.
— Ох, какие страсти-то! Bonsoir, красотуля. — Жюстин приобняла Эмили за плечи. — А я тоже к тебе.
— Да… как… как ты это делаешь?!
— Non, Эмили, серьезно? Снова? — рассмеялась Жюстин.
— Да ты как призрак, — нахмурила брови Эмили.
— Бу-у-у. — Жюстин игриво потрясла ее за плечи. — Ну давай, рассказывай, зачем ко мне собиралась?
— Я… — Она сделала паузу, словно противясь уже принятому ею решению.
Внутри Эмили продолжало полыхать пламя ненависти, но уже другое, смешанное с непонятной и извращенной формой желания. Тело отказывалось сопротивляться, а мозг — думать. В сознании вовсю мелькали образы жесткого секса с Феликсом. Они словно цепями сковывали ее волю и выпускали наружу желание отдаться на растерзание этой навязчиво возникавшей в голове плоти. Что-то тревожное, постыдное, мерзкое, греховное, словно запретный плод, манило ее и на глазах изменяло.
«Я же хочу этого. Хочу. Так чего я жду? Боюсь, что меня осудят? А кто? Те, кто сами по уши в этом всем? Так зачем же я тогда боюсь? Это мое тело, и если оно просит, то почему я должна ему отказывать? Неэтично и подло перед ним? А по-моему, это ровно то же самое, что он позволил со мной сделать. Так пусть еще раз посмотрит, ему ведь так нравилось. Жюстин права, все они твари, а тварей надо либо истреблять, либо использовать, и точно ни в коем разе под них не подстраиваться, не жить в вечном страхе осуждения. Они никто. Есть только я», — подумала Эмили, ослепленная местью, усиленной концентрацией возбудителя в дыму Майкла.
— Я хочу, чтобы он видел, — уверенно посмотрела в глаза француженки Эмили. — Видел, что навсегда потерял.
— Эмили, не дури! — Билл попытался схватить ее за руку, но подошедший Феликс ее перехватил.
— Юноша, может, мне научить вас манерам? — Феликс играючи откинул руку Билла. — Все в порядке, принцесса?
— Теперь в полном, мой рыцарь, — кокетливо улыбнулась Эмили.
— Постой, ты хочешь в комнату? — удивилась Жюстин.
— Если мой рыцарь не против? — Эмили ласково прижалась к Феликсу.
— Эмили! — не унимался Билл.
— Да заткнись ты, Билли! — нахмурилась Жюстин. — Не мешай.
— Не против чего, принцесса? — стремился вникнуть в происходящее Феликс.
— Я хочу, чтобы он смотрел, как ты возьмешь меня. — Эмили положила ладонь на грудь Феликсу. — Всю меня…
— У-у-ух, brusquement (внезапно). — Француженка от такой прыти на мгновение даже растерялась. — Фе-е-еликс?
— Как же я откажу моей принцессе? — Тот расплылся в предвкушающей похотливой улыбке.
— Пошел на хер от нее, урод! — Билл резко постарался оттолкнуть Феликса, но сам завалился на пол. — Я тебе сейчас, мудак… — Он безуспешно пытался встать, глядя на стоявшего перед ним Феликса.
— Лучше соблюдайте правила, юноша. — Феликс поцеловал руку Эмили и вопросительно посмотрел на француженку.
— Билли, еще раз… — Жюстин без труда поняла намек Феликса. — Сам прекрасно знаешь, что будет…
— Либо смотри, либо уходи, — глядя свысока, отрезала Эмили. — Но знай, если ты уйдешь, то я была права. Права во всем. — Она холодно посмотрела на Билла.
— Да и хрен с тобой! Пошли! Давай! Вперед! — кое-как поднялся Билл.
— Oui-i-i, — радостно захлопала в ладоши Жюстин. — Тогда прошу за мной, мальчики и… девочка. — Она легонько подтолкнула Эмили бедром и одобрительно ей подмигнула.
— Я сама этого хочу, — довольно прошептала Эмили на ухо француженки. — Понимаешь, впервые сама.
— Это называется свобода, — шепнула в ответ Жюстин. — Свобода, Эмили.
— Свобода… — Та задумчиво улыбнулась и, воодушевленно посмотрев в зеленые глаза француженки, последовала за ней в комнату.
Густой дым вальяжно ластился по лакированным туфлям хозяина клуба. Майкл, не скрывая улыбки, смотрел через монитор на Эмили и собравшуюся вокруг нее компанию. «Все вы одинаковые, все… — с какой-то зловещей радостью звучало в его голове и вызывало чувство победы, своего превосходства над маленькой сломленной, как по щелчку пальцев, душонкой некогда невинной Афродиты. — Теперь ты моя», — с триумфом подумал он и направился в комнату наслаждений, каждой возбужденной клеточкой предвкушая столь желанное зрелище.
— Босс, — раздался голос охранника в маленьком наушнике Майкла.
— Некогда, — раздраженно рявкнул тот в ответ.
— Простите, но это важно, босс, — настаивал охранник. — Тут хер какой-то прорывался по липовому пригласу. Я по бумаге сразу уч…
— Есть же инструкции, какого хера ты меня дергаешь? — нервно перебил Майкл.
— Я знаю… Так и сделал… Но он скулить начал про какую-то любимую, что она, мол, тут, что ему ее надо забрать отсюда. Визжит, чтобы я не разрушал их счастье. Вот и подумал, что он нарк или дебил. Но потом он фотку показал этой своей телки, пересылаю… Я решил, что для вас это важно, босс.
Майкл нехотя обернулся на монитор и оцепенел. Резкий, обжигавший своей животной страстью импульс, будоража и переворачивая все внутри, словно гоночный болид, промчался от сердца прямо к низу живота. Резкий спазм в области паха и неконтролируемый стон от капнувшего в брюки перевозбуждения обрушились на хозяина клуба селевым потоком и застали врасплох. «Не может, блядь, быть… Это… это лучший день в моей ебучей жизни», — не веря своим глазам, подумал Майкл, уцепившись взглядом за фотографию Эмили.
— Веди его в семь-один и… — Майкл взглянул на идущую к седьмой комнате компанию во главе с Жюстин. — Поторопись.
— Семь-один, босс? Он же залетный, — возразил охранник.
— Прими меры, значит, и дождись Жю. Я ей скажу, что делать. Все, — спокойно ответил Майкл и, расплываясь в улыбке, удалился в комнату наслаждений.
(1) Гиматий (гиматион) — у древних греков верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани. Изготавливался из более толстой, чем хитон, ткани (как правило, шерстяной или льняной).
(2) Мегалодон (Carcharocles megalodon, «большой зуб») — крупнейшая хищная акула в истории Земли.