14

По городу болтались двое бродяг. Оба были рослыми и воинственно настроенными. Вся их одежда состояла из лоскутков и заплаток. Когда они отпускали крепкие словечки, большинство людей отворачивалось в сторону, смеясь или возмущаясь. Редкими были дни дежурства Резника, когда бы он не встретил хотя бы одного из них. Они были настолько приметны, что легко можно было подумать, будто они являются единственными бродягами в городе. Если, конечно забыть про центры для бездомных, приюты, семьи, ютящиеся в грязных вонючих маленьких гостиницах, людей, прозябающих в наскоро сколоченных из неизвестно чего сарайчиках. И, несмотря на это, городской совет не планировал строить муниципальные дома и в предстоящем году. Резник пытался вспомнить, когда он впервые повстречал молодого человека, который протянул к нему руку за милостыней. В тот день в газете сообщалось о наличии 343 свободных рабочих мест. «Почему ты не почистишь немного себя, — подумал тогда Резник, — и не возьмешься за предлагаемую работу?» «Нет ли лишней монеты? — спросил молодой человек. — На чашечку чая?» Резник совершил ошибку, взглянув на его лицо, в глаза, — тому было лет восемнадцать. «Вот. Возьмите». — Он положил монету в один фунт в холодную ладонь молодого человека. Теперь их все больше и больше. А в газетах та же цифра о 343 вакансиях: для машинисток, специалистов по видеотехнике, операторов компьютеров, служащих контор, для лиц, умеющих работать на швейных машинках (работа неполный день).

Он включил указатель поворота, затормозил и поставил машину у обочины. О скольких фирмах по безопасности говорил Миллингтон? Кажется, достаточно, чтобы заполнить полдюжины желтых страниц. Огромное количество людей, огромное количество того, что требуется запирать, охранять. Каждый англичанин прав. Все должно находиться под запорами и охраной. Не так ли говорится в пословице? «Мой дом — моя крепость». Ллойд Фоссей с его электронными рвами и раздвижными мостами, телевизионным наблюдением, автономным управлением.

«Безопасно, как дома», — гласит другая пословица.

Он повернул ключ в замке, и у него сперло дыхание — кто-то уже был в доме.

Резник осторожно вошел в прихожую, прикрыл дверь, не захлопывая ее полностью, опустил ключи в боковой карман. Прислушиваясь, он старался понять, что насторожило его. Возможно, это воображение решило подшутить над ним. Нет, не то. На кухне вода капала в миску в раковине, которую он все собирается заменить. Нет, не это. Где коты, которые должны были прибежать приветствовать его, потереться о его ноги?

Все четверо были на кухне, опустив головы в миски. Коты ели. Что еще могло их так занять?

На Клер Миллиндер был другой свитер, серо-голубой с пушистой белой овечкой, пасущейся на груди, та же короткая юбочка поверх розовато-лиловых колготок, те же красные сапожки. Она стояла с консервным ножом в руке и смотрела на котов.

— Привет.

Она резко обернулась, нож выскользнул из ее пальцев, одна миска стукнулась о другую, молоко пролилось. Пеппер вскочил на ближайшую сковородку, Майлз зашипел и прыгнул на стул, Бад забился в угол, только Диззи невозмутимо доел свою порцию и принялся за чужую.

— Я не слышала, как вы вошли.

— Так и было задумано.

Клер смотрела на него, пережидая, когда дыхание войдет в норму.

— Вы думали, что я жулик? — спросила она.

— Я думал, что вы моя жена.

Резник уговорил Пеппера вылезти из укрытия, почесал за ушами худенького Бада (сердечко зверька все еще сильно стучало о его ребрышки) и только затем бросил в кофемолку несколько горстей блестящих темных зерен.

— Вы здесь неплохо управляетесь, не правда ли?

— В этом доме?

— На кухне.

Резник достал из пластикового пакета буханку ржаного хлеба, а из холодильника — маргарин.

— Как насчет бутерброда?

— Большинство мужчин, с которыми я сталкивалась, даже хорошие повара, кажется, никогда не чувствуют себя в своей тарелке, когда занимаются этим. Для них это борьба, состязание с невидимым противником, причем на его территории. Все, что идет в готовку, располагается в порядке использования. На плиту вешается реестр с указанием необходимого для варки-жарки времени, подобный тому, который вы получаете на организационно-методических семинарах. — Клер покачала головой, как бы извинительно. — Это неестественно.

— Бутерброд?

— Конечно.

Для Клер Миллиндер бутерброд означал два тоненьких ломтика хлеба с квадратными кусочками сыра или белого мяса индейки, листка безвкусного салата и мазка низкокалорийного майонеза. Для Резника же очень большое значение имела приправа, обязательно должны быть две контрастирующие, но совместимые составные части — острое и мягкое, сладкое и кислое, с добавлением горчицы или других специй. Все это создавало свой специфический вкус. И завершал бутерброд какой-либо фрукт или овощ — например, яблоко или помидор.

— Могу я позвонить по телефону?

— Вот сюда и налево, пожалуйста.

Она заканчивала разговор, когда в комнату вошел Резник, держа две кружки в одной руке и балансируя двумя тарелками в другой.

— Боже! Когда вы упомянули бутерброд, я не ожидала…

— Вот. Вы можете взять один из них?

— Хорошо, поставьте.

— Знаете, вы не обязаны съесть его целиком.

— Хорошо. Он выглядит великолепно. — Клер уселась в кресле поглубже. — Хорошо, что я только что отменила приглашение на обед.

Резник посмотрел на нее с любопытством. Горчица потекла с края тарелки. Автоматически он зацепил ее пальцем и отправил в рот.

— Антрекот или креветки с парнем из строительной компании. Все, что он хочет, это болтать о закладных и пытаться улыбками проложить себе дорогу в мои трусы. Я рада, что нашелся предлог отказаться от этого. Но не от еды.

«Вот что я представляю собой. Предлог», — подумал Резник.

— Извините. — Она попробовала кофе. — Я не шокировала вас?

— Нет.

— Многие мужчины не любят, когда женщины слишком откровенны.

— Это те же мужчины, которые готовят по бумажке?

Она тепло улыбнулась ему, показав неровные зубы.

— Очевидно, я вращаюсь среди не тех людей. Такая уж у меня работа. Каждый ожидает получить вознаграждение за все. Сплошная толкотня. Проценты, продажи.

Где-то на улице завыло сигнальное устройство автомобиля. Майлз пересек ковер, понюхал кожу сапог Клер Миллиндер, остался недоволен и пошел дальше. Резник помнил, что, когда здесь сидела Рашель, коты прыгали ей на колени и мурлыкали.

— Послушайте, а вы не возражаете? Это несколько нахально, я понимаю…

— Поскольку вы находились здесь…

— Речь идет не о том, что я вторглась в дом и кормила ваших котов. Я имею в виду, что я осталась здесь, когда пришли вы. Я должна была уйти вместе с моими клиентами, удостоверившись, что двери заперты. — Она поставила тарелку на ручку кресла, закинула ногу за ногу. — Мне хотелось остаться одной. Я не знаю… я чувствовала себя здесь так хорошо, вроде как дома. Как это не похоже на то место, где я живу сейчас, в так называемой квартире-студии, где кровать убирается в стенной шкаф и нет места даже взмахнуть руками… вы понимаете, о чем я говорю. Здесь все по-другому, несколько запущенно, но просторно, обжито. Чувствуется, что здесь жизнь.

Наружной стороной ботинка он толкнул дверь в детскую. Что-то остановило ее, и она дальше не открывалась. Мешал труп.

— Вот именно, — повторила Клер, — обжито.

Резник взглянул на телефон, желая, чтобы он зазвонил.

Половина бутерброда Клер оставалась недоеденной. Он встал и пошел к стопкам пластинок.

— Я поставлю музыку.

— Нет, не надо.

— Извините, я думал…

— Я предпочитаю поговорить.

Он посмотрел на нее: как она скрещивает ноги, как улыбается, теперь уже несколько неуверенно.

— Думаю, что действительно не стоит.

Клер слегка вздохнула, опустила голову. Некоторое время ни один из них не двигался. Затем с нервным смешном она встала.

— Странно, не правда ли?

— Странно?

— Странно, я так удобно чувствую себя здесь, мне удобно с вами. Хорошо, думала я, посижу здесь, поговорю, отдохну, узнаю вас лучше. — Она сжала ладони рук раз, два. — Это не то, что вы хотите.

— Простите.

— Да, хорошо… — Клер подняла тарелку и кружку и поставила их на стол. — Самое лучшее… — Она сунула руку в свою сумочку. — …Я должна отдать вам ваши ключи.

Резник покачал головой.

— Нет.

— Кто-нибудь другой из конторы…

— Нет. — Его рука легла на ее руку, на ключи. — Вам нравится дом, вы так сказали. Вы сможете продать его.

— Вы уверены?

— Да.

Когда он отнял свою руку, на суставе ее мизинца осталось желтое пятно — горчица.

— Знаете, — сказала она, стоя у двери, — вы можете не послушать меня, но есть вещи, которые вы в силах сделать, чтобы место вашего обитания выглядело более заманчивой покупкой. — Резник ждал. — Прежде всего поверните регулятор вашего отопителя, истратьте немного денег, пусть он остается включенным весь день. Люди приходят в дом вроде этого, и, как только они обращают внимание на его размеры, перед их глазами начинают возникать громадные счета за газ, электроэнергию, занавеси, двойные рамы. Они полагают, что будет трудно натопить такое помещение, чувствуют, что здесь холодно. Удивите их.

— Второе?

— Более дорогое, я боюсь. Загляните в «Бритиш хоум сторз» и потратьтесь на еще несколько ламп. Это поможет помещению выглядеть и более теплым, и более светлым.

— Есть еще что-нибудь?

— Найдите хорошего человека для уборки помещения. Профессионала. Я не говорю — постоянно. Хотя бы на день, два.

— Я подумаю об этом.

— Обо всем этом?

Резник подержал дверь, пока она выходила на дорожку. Уличные фонари отбрасывали длинные тени на неподстриженную траву. Продолжало подвывать через равные промежутки, но уже другим тоном, сигнальное устройство.

— Если я буду показывать это место, я обязательно вначале позвоню.

— Оставьте сообщение для меня в участке.

— Конечно.

Теперь, когда она была за порогом дома, никто из них в действительности не хотел, чтобы она уходила.

— Вы на самом деле думаете, что я должен снизить цену?

— Может быть, и нет. Пока, во всяком случае.

— Хорошо. Доброй ночи.

— Доброй ночи. И извините…

— Нет, все в порядке.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он слышал, как шагала Клер Миллиндер, как открылась и захлопнулась дверца ее «морриса-минора». Все еще гудело сигнальное устройство автомобиля, и Резнику было интересно, сколько времени еще пройдет до того, как владелец или проезжающий полицейский выключат его. Фары автомобиля Клер прочертили дугу на противоположной стене, и он успел заметить ее лицо, прежде чем машина скрылась из виду.

Вернувшись в гостиную, он стал свидетелем того, как Диззи и Пеппер с жадностью пожирают остатки ее бутерброда. Резник посмотрел на свои пластинки, подумал о Лестере Янге, о Джонни Ходжесе, но не смог ни на ком остановиться. Он прошел на кухню, открыл ящик и вытащил нераспечатанное письмо своей бывшей жены. Затем взял миску из мойки, повернулся к плите и зажег газ. Пламя лизнуло край бумаги, потом охватило весь конверт. Когда огонь разгорелся по-настоящему, Резник бросил письмо в мойку и ворошил его концом ножа, пока не убедился, что все полностью сгорело.

Оставшийся пепел он спустил вместе с водой, чтобы не оставалось ничего.

Загрузка...