Джек Скелтон почти совсем не спал, а когда ему все-таки удавалось задремать, беспокойно ворочался в постели с боку на бон. Тем не менее первой проснулась его жена, услышавшая, как кто-то осторожно открывает дверь.
— Джек, — приглушенно позвала она, толкая мужа локтем. — Джек, проснись.
С легким ворчанием Скелтон перекатился в кровати и сел. В дверях в темноте стояла Кейт и смотрела на них. Когда Скелтон произнес ее имя, она повернулась и вышла из комнаты, не закрыв дверь за собой.
Встав, Скелтон поправил пижаму и надел халат.
— Спи, — сказал он жене, поцеловав ее в щеку. Часы показывали начало четвертого.
Кейт сидела на кухне, капая с ножа мед на кусок хлеба, который она уже намазала арахисовым маслом. Кожа на ее лице была желтоватого оттенка, сверху и снизу уголков глаз, а также на лбу вдоль линии волос виднелись прыщики. Когда ее накануне доставили домой из полицейского участка, она сразу прошла в свою комнату и закрылась там, выходя только в ванную. Бутерброды и чай, которые оставляли на подносе около двери, оставались нетронутыми. И она не сказала ни слова своим родителям.
Скелтон смотрел, как с руки дочери стекает сладкая струйка. Менее чем через три часа в участке состоится совещание. Будет дана оценка последней информации, необходимо принять ряд важных решений, дать соответствующие распоряжения. Все это должно быть сделано. Ничто не должно мешать работе.
— Меня отправят в тюрьму, да?
— Нет.
— Конечно, отправят.
— Я не думаю, что это дойдет даже до суда.
— Почему так?
— Потому что не дойдет.
— Ты имеешь в виду: потому что я — это я?
— Нет, я не это имел в виду.
— Да нет, дело именно в этом. Потому что я — твоя дочь.
— Это не имеет никакого отношения к данному случаю.
— Да-да! — Кейт резко засмеялась. — Рассказывай сказки.
— Тебе что, хочется, чтобы тебя посадили?
— Они отправили одну бедную двадцатилетнюю женщину с грудным ребенком в Холлоуэй за то, что она не платила за пользование телевизором, почему же тогда они не тронут меня?
Скелтон заерзал на стуле, вздохнул.
— Из-за твоего возраста, потому что у тебя не было раньше судимостей, и по многим другим причинам.
— Моя семья — одна из них?
Скелтон пристально посмотрел на нее.
— Это ведь правда, не так ли? Так именно и будет говорить присяжный или кто там еще. Хороший дом, заботливые родители. Хорошая семья. Они будут именно так говорить?
— Вероятно.
Он посмотрел на нее и, подумав, спросил:
— Как, по-твоему, это слишком далеко от истины?
Кейт повертела ножом, затем тщательно облизала лезвие.
— Но в газетах напишут совсем по-другому, не так ли? Если они узнают обо всем этом?
Скелтону хотелось налить еще чашку чая. У него также было желание пойти помочиться. Но он продолжал смотреть, как Кейт намазывала мед на хлеб с маслом, как будто наносила краски на полотно мастихином. Он знал слишком хорошо, как распишут всю эту историю газеты, если доберутся до нее.
— Кейт…
Он остановился, но она уже заметила, куда были направлены его глаза. Мед начал растекаться по столу.
— Вот то-то и оно! — заявила она. — Твою дочь задержали за воровство в магазине, а главное, о чем ты беспокоишься, это чтобы не превратили в хлев твою кухню.
— Извини.
Она вскочила со стула, оторвала от рулона несколько больших кусков бумажного полотенца.
— Вот, возьми, — она пихнула их в руки отца, — вытри, чтобы кругом было чисто и аккуратно.
— Кейт…
— Ну давай, начинай!
Скелтон швырнул бумагу ей в лицо и смахнул все со стола. Нож стукнулся о микроволновую печь, хлеб упал намазанной стороной на пол, банка с медом разбилась вдребезги. Первый раз за всю свою жизнь Кейт увидела отца в гневе и испугалась.
— Джек? — донесся голос сверху. — Что случилось?
— Ничего. Все в порядке. Спи.
— Я слышала, что-то разбилось.
— Все в порядке.
Послышалось шарканье шлепанцев и стук закрываемой двери спальни.
Кейт достала из-под раковины совок и щетку.
— Оставь это, — махнул рукой Скелтон.
— Это не займет и минуты.
— Кейт. Кейт. Пожалуйста, оставь все как есть.
Он протянул руку, чтобы взять из ее рук совок, а она отшатнулась, ожидая, что он ее ударит. Скелтон отступил назад, плечи его опустились.
— Хорошо, — покорно согласилась она.
— Что?
Она отвернула кран, достала из шкафа стакан, выпила немного воды и поставила стакан верх дном на сушилку.
— Теперь, когда это случилось, — осмелилась она начать, не глядя на него, — ты все равно сможешь узнать остальное.
— Ребенок?.. — спросил Кевин Нейлор, просыпаясь. Но Дебби, конечно, уже проснулась.
— Мне показалось, что я слышал плач ребенка.
Она сидела прямо, за ее спиной были подушки, ночная рубашка застегнута спереди до самого верха. На столике около кровати лежала раскрытая книжка в бумажном переплете, путеводитель по Греции, стране, в которой Дебби никогда не была и посетить которую не выражала желания ни разу. Книга лежала так уже четыре или пять дней.
— Я схожу посмотрю. — Кевин сделал попытку вылезти из-под одеяла.
— Оставайся здесь, я схожу сама.
— Не беспокойся, я…
— Лежи. — Он поднялся было, но Дебби уже стояла у двери. У нее было маленькое и строгое лицо, губы были приоткрыты и не скрывали неправильный прикус передних зубов. — Иди спать.
Из детской на этот раз явственно донесся не то плач, не то хныканье.
— Может, это она во сне, — прошептал Кевин. — Наверное, она перевернулась и скоро уснет.
— Нет, Кевин. Это ты. Это ты всегда именно так поступаешь.
— Это нечестно.
— Это правда.
— Все равно нечестно.
— Это ты мне говоришь? — Она уставилась на мужа, одергивая свою хлопчатобумажную ночную сорочку, собранную на талии. Плач становился все пронзительнее. Кевин подошел к двери спальни, но она преградила ему путь.
— Пусти, Дебби.
— Нет.
— Пусти.
— Нет.
Кевин отошел назад, посмотрел на пол. Пальцы ног Дебби впивались в ворс ковра. Крик стал еще более истошным и злым.
— Ты все еще думаешь, это во сне?
— Не знаю.
— Нет, ты знаешь. Ты знаешь. Ты не можешь не знать. — Она стала колотить его сжатыми кулаками, заставляя пятиться назад. — Не можешь! Не можешь! Не можешь!
Обычно ему удавалось схватить ее за запястья и удерживать, пока он не начинал ощущать, что ее злость ослабевает. В других случаях он прижимался к стене и позволял жене колотить себя, пока силы не покидали ее и на смену не приходили слезы. Этой ночью крик из детской кроватки был таким отчаянным, что не подходил ни один из этих вариантов.
Кевин обошел жену, так что ее удары только сотрясали воздух. Она пыталась ухватить его, но он легко увернулся.
— Кевин, вернись!
Он, не оборачиваясь, проследовал через спальню к комнате ребенка.
— Кевин! Не смей! Не смей!
Ребенок свернулся в кроватке, белые кружевные покрывала были сбиты в угол, одна ножка девочки застряла между планками стенки кроватки. Кевин нагнулся и осторожно освободил ее, взял девочку на руки. Ее лицо было распухшим и красным от крика. Он прижал ее к груди, положив голову себе на плечо, и, пошлепывая по спинке, приговаривал:
— Шш, шш.
Но она не затихала.
Он начал ходить взад и вперед. Бывало, это срабатывало, но не на этот раз. Плач ненадолго прекратился, но оказалось, что это всего лишь передышка. Он продолжил свое кружение по комнате и оказался лицом к лицу с женой, которая стояла в дверях. Она также плакала и была бледнее, чем раньше.
Когда Дебби протянула руки, Кевин отдал ей ребенка. К тому времени, когда он лег в кровать, плач ребенка прекратился.
— О Боже, Джек! Она могла заболеть СПИДом, еще чем-нибудь!
— Нет, не этим путем.
— Да. Все эти подростки, такие грубые, неопрятные. Ты видел телепередачу, где показывали, как они живут, как подхватывают эту гадость.
Скелтон обнял жену. Она бросила на него недоверчивый взгляд.
— Чтобы заразиться СПИДом, надо колоться, делать инъекцию.
— Но ты говорил о медикаментах. Ты сказал, что Кейт…
— Вирус ВИЧ человек получает через шприц, через грязную иглу. Не через сам наркотик.
— Значит, она курила что-то наркотическое? Марихуану, да?
Скелтон покачал головой.
— Глотала таблетки, порошок, ЛСД, иногда амфетамин, но, в основном, ЛСД.
— И ты уверен, что только это? Ты веришь ей?
У Скелтона перед глазами все еще было лицо дочери, и он понимал, что этот разговор с ним, то, что она сказала ему в их уютной кухне, были для нее самым трудным делом на свете. Он полагал, что и раньше у нее были минуты, когда ей хотелось выплеснуть все это прямо ему в лицо, как грязную воду. Но сейчас было не так.
— Я верю ей, — сказал он.
— Чего я не могу понять, так это где она достает свои наркотики. Выходит, достаточно только зайти за угол, чтобы получить, что хочешь? ЛСД или как там еще ты называешь их.
— «Экстаз».
— Что?
— Это тот наркотик, который употребляет Кейт. Его называют «экстаз». Эта трава, к которой пристрастилась Кейт, довольно популярна. К сожалению.
— Но где?..
— Где угодно. Клубы, которые она посещает, по крайней мере, некоторые из них. Поездки в Шеффилд, Манчестер. Молодежь принимает «экстаз», чтобы было веселее, чтобы взбодриться, встряхнуться.
— И поэтому она стала воровать?
Скелтон кивнул.
— Вряд ли она пришла бы к нам и попросила увеличить сумму, выдаваемую ей на карманные расходы.
— Джек!
Им было трудно смотреть друг на друга Скелтон снова коснулся руки жены, потом взял ее ладонь и долго не выпускал ее.
— У тебя холодные руки, — сказал он.
— Что теперь будет? — спросила она.
Скелтон не знал. Он не был уверен, что дело с воровством не получит развития, но это было даже не самым главным. Он не думал о том, что произойдет с ее пристрастием к наркотикам, сможет ли она отказаться от них и насколько это будет трудным для нее. И все это при непременном условии, что она сама захочет этого. Беспокоило его и еще кое-что. Не важно, что он говорил жене, на самом деле он не мог избавиться от мысли о СПИДе. А вдруг? «Думаю, вряд ли она могла подцепить его через грязную иглу. Но это не исключает других путей», Как он ни старался отвлечься от этих возможных путей заражения страшной болезнью, пока это было ему не под силу.
«Кейт».
— Они растерзают тебя, не так ли? — обратилась к нему жена, стоявшая возле него. Сам он сидел на краю кровати. — И не только местные, но и все другие. Они получат от этого громадное удовольствие.
Скелтон прислонил к ней голову.
— Не имеет никакого значения. Не важно, кто что скажет обо мне.