Это была ключевая сцена во всем эпизоде. Выиграв более миллиона фунтов и залепив дорогим липким пластырем загнивающую семейную жизнь, главный герой возвращается с заседания правления директоров сети пиццерий, которую он создал при помощи части обретенного богатства. Его коллеги-директора выступили против него и взяли под свой контроль все, начиная с дорогостоящего счета по обслуживанию «БМВ» и до его планов открыть новые специальные рестораны с продажей фруктов и салями на вынос. Совершенно расстроенный и готовый в любую минуту взорваться и пойти на самые резкие шаги, он приезжает домой, в этот псевдоготический рай, в который поместил семью, и находит жену, грубо нарушающую законы и приличия в бассейне с разносчиком газет. Это был напряженный и драматически изумительный момент, а Гарольда он никак не устраивал, он все время был недоволен.
— Я спускаюсь вниз! — закричал он в микрофон и соскочил со стула.
— Гарольд спускается на площадку, — провозгласила ассистентка.
— А, черт, — произнес кто-то по линии обратной связи, но без какого-либо раздражения.
Актрисе, которая исполняла роль жены, перевязали тесемки верхней части бикини и добавили косметики на тело, чтобы на нем не были так заметны мурашки от холода. «Муж» ходил взад и вперед по павильону, пытаясь сохранить воинственное настроение и не забыть те ужасные фразы, которые ему предстояло произнести. Разносчик газет, двадцатилетний парень с золотой сережкой и тем пылом, который остался у него от только что сыгранной сцены, шарил руками под блестящим синим комбинезоном одной из девушек-гримерш.
— Неприятности, Гарольд? — появился на площадке Маккензи, как если бы он обладал всеми естественными инстинктами акулы, почуявшей запах крови.
— Ничего такого, что нельзя было бы исправить. Маккензи не так-то просто было убедить в чем-либо.
Гарольд обнял за плечи главного героя и отвел его подальше в сторону.
— Послушай, дорогой, то, что ты делаешь, меня устраивает, только есть одна малюсенькая вещь… как бы это лучше сказать… ты немножко скован, зажат…
Актер отчужденно смотрел на него.
— Ты приходишь домой, у тебя неприятности на работе, ты чувствуешь потрясение, тебе нужно утешение, а что ты находишь вместо этого? Я знаю, что ты испытываешь гнев, шок, горе. Я все это чувствую, но я думаю также, что ты должен дать нам еще немножко, выплеснуть свои эмоции наружу. Покажи нам все это.
— Что вы хотите, Гарольд? Вы жаждете крови?
— Энергии — вот чего я хочу. — Гарольд ободряюще сжал плечо актера. — Подумай о том, что происходит здесь. Ты видишь, как она плещется в бассейне, который ты купил ей, бассейне, в котором она изменяет тебе, и ты хочешь убить ее. Я должен не только это видеть, я должен чувствовать это, вдыхать это. Понятно?
— Ну, в общем понятно.
— Великолепно! Замечательно! — Гарольд отошел в сторону и хлопнул в ладоши. — Все в порядке, — крикнул он ассистентке на площадке. — Начнем, когда я поднимусь наверх.
— Начинаем заново. Всем быть готовыми, — предупредила ассистентка. Сегодня на ней были ярко-зеленые бейсбольные ботинки с синими номерами на лодыжках, на водолазке выцветшие буквы призывали поддержать команду «Вашингтон редскинз». — Спокойно, пожалуйста! Тишина!
— Хорошо, — сказал Гарольд, забравшись на стул, и перевернул странички сценария обратно к самому началу. — Начали!
— Я говорю лишь, — заявил Роберт Делевал, скрывая возбуждение, — если эта сцена не получится, вся картина развалится на куски.
Сидя рядом со сценаристом в застекленной кабине, проходящая практику помощница художника по дизайну переложила жевательную резинку во рту с одной стороны на другую и проявила притворный интерес к словам Роберта.
— Без этого, — прошипел тот, — все остальное не имеет смысла.
— Никакого?
— Абсолютно. Эта сцена ключевая для понимания того, о чем этот сериал.
— Я полагаю, я увижу…
— Нет, это сценарий. Лишь основа. — Одной коленкой Роберт Делевал стоял на обшитой материей скамье, а обе его руки летали перед лицом практикантки. — Именно здесь сходится вместе все, написанное в этом сценарии. — Он вскочил на ноги и продолжал размахивать руками. — Главные движущие силы в этом сериале — это темы денег и обмана, они, а также все остальное, что пульсирует в подтексте, именно здесь всплывает на поверхность. Прямо там, в столкновении в бассейне. Вы понимаете это?
Она таращилась на него и медленно качала головой. Примерно через полчаса будет перерыв на обед.
— Тут важен не сам бассейн, важно показать зрителю подводное течение. — Делевал ударил кулаками по ляжкам. — Если этот чертов Гарольд не сможет сделать эту работу…
— Да?..
— Мы утонем.
— Готовы? — спросил Гарольд.
Дайана Вулф, сидевшая рядом, провела языком по нижней губе, положила руки на кнопки управления. Каким-то образом она ухитрялась одновременно смотреть на замечания, которые сделала цветными карандашами на своем экземпляре сценария, и на три монитора, находившиеся перед ней.
— Сейчас или никогда! — драматично провозгласила она. — Внимание всем, — заявила она в микрофон. — Тишина на площадке, пожалуйста. Я все еще слышу разговоры. Тише, пожалуйста! Хорошо. Начали.
Главный герой вошел в ужасно обставленную жилую комнату как раз в то время, когда раздался вскрик, затем громкий всплеск воды. В распахнутых створках двери, выходившей на веранду, появилась актриса в мини-бикини, играющая его жену, ее волосы и тело были заново обрызганы гримершами.
— О! Боже мой! — вскричала она.
Еще один всплеск воды, и ее красивый мальчишка-любовник вбежал следом за ней. Он испуганно уставился в камеру.
— Так вот на что я потратил деньги, а? — возмутился обманутый муж. — Чтобы ты превратила наш дом в Содом и Гоморру!
— Ты все не так понял, — умоляющие проговорила жена. Она не сомневалась, что все его мыслительные способности сосредоточены сейчас на том, чтобы придумать какой-то ответ. Ведь в этом проклятом сценарии ничего не говорилось ни о каких Содоме и Гоморре, ни, тем более, о том, что должно последовать дальше.
Наверху Гарольд Рой издал вопль отчаяния. Роберт Делевал колотил обеими руками по стеклу.
— Теперь наконец я вижу, какой маленькой мелкобуржуазной вавилонской блудницей ты была все это время! — гремел рогоносец, декламируя в стиле, который мог бы звучать по радио по крайней мере лет десять тому назад.
— О Боже! — стонал Гарольд, — что за дурацкий вариант Отелло!
— Проститутка! — вопил актер, выкидывая вперед руку и срывая верхнюю часть бикини с пораженной артистки.
— Сволочь!
— Дерьмо!
— Ублюдок!
— Сука!
Гарольд резко подался вперед и сильно ударился головой о торчавший перед ним микрофон — раз, два. Дайана Вулф закрыла глаза. Ассистентка затаила дыхание.
Внезапно в комнате появился Маккензи, его лицо сияло от удовольствия.
— Прекрасно, Гарольд! Удивительная работа. Вы действительно создали на этот раз настоящий шедевр.
Гарольд повернулся на стуле, вскочил и нанес удар прямо в лицо Маккензи.
— Ты знаешь, — сказала Мария, — Гарольд и я никогда не делали этого.
— Никогда?
— Не-ет.
— Никогда сейчас или вообще никогда?
— Один раз, может быть. Давным-давно. И даже тогда это было по ошибке.
— Как так?
— Он был рассеян и споткнулся. Упал.
Грабянский расхохотался. «У него, — подумала Мария уже не в первый раз, — прекрасный смех. Громкий и открытый, как у человека, который не боится показаться невоспитанным. Так же не похож на Гарольда, как и во всех других делах. За что бы ни брался Гарольд, у него ничего не получалось. В шкафу с лекарствами целая полка, а может быть, и больше, забита слабительным, и все равно его мучают запоры».
— Бедный глупец не знает, чего ему не хватает, — заявил Грабянский, набирая пахнущую орехом пену в свои ладони и охватывая ее груди.
— Я знаю. — Мария прижалась спиной к нему, развернув свою шею таким образом, что она могла поцеловать его. Ноги Грабянского обхватили ее, его язык оказался во рту Марии. Она почувствовала, как напряглись его ноги.
— Мария, — прошептал он нежно.
— Да…
— Гарольд… Собирается ли он сказать то, что мы хотим от него услышать?
Она освободила голову, так что они снова могли смотреть друг на друга.
— Я не знаю.
— Что тогда он собирается делать? Ты знаешь, иногда, когда людей загоняют в угол, они делают странные вещи.
— Гарольд? — Мария презрительно засмеялась.
Грабянскому нравилось, как ее волосы спускались темной волной с затылка к шее, ему нравилось прижимать к себе эту женщину.
— Когда он встречается с этим человеком?
— Я говорила тебе, что не знаю точно. Сегодня вечером. Должно быть, после студии. — Она наклонилась вперед настолько, чтобы ее рука проскользнула между ними. — Не беспокойся. Тебя ведь не волнует это, правда?
— Нет. — Грабянский покачал головой. Честно говоря, у него не было оснований для беспокойства, может быть, только совсем немного.
— Ты не думаешь, что вода становится прохладной? — спросила Мария.
— Немного.
— Может, нам лучше перебраться обратно на кровать?
— Через несколько минут. А пока полежи.
Маккензи все еще пытался остановить кровотечение из разбитой губы, когда Гарольд Рой выехал с парковочной площадки на своем «ситроене» с такой скоростью, что задымили шины. Ассистентка осторожно прилаживала пластырь к рассеченной губе, а в это время Гарольд обогнал грузовик с пивом, подрезал ему нос и почти тут же вывернул налево на подъездную дорогу к дому.
— Послушайте, — сказал Маккензи по телефону, — этот поверенный, ну, наш адвокат… дайте мне его имя и номер телефона.
«Ситроен» остановился наполовину на гравийной дорожке, наполовину на траве.
— Что это? — спросил Грабянский.
Мария сидела на Джерри верхом, лицом к нему, откинув назад голову. Она оставила его вопрос без ответа.
Только когда хлопнула входная дверь, Грабянский понял, в чем дело.
— Мария! Встань!
— Да! — вскрикнула она. — О, да!
Голос снизу раздался, как приглушенное эхо. Затем послышались торопливые шаги на лестнице.
— Мария?
Грабянский схватил ее за руки и, держась за них, встал, затем, оставив ее плескаться в тепловатой воде, ухитрился подняться на ноги и, перекинув одну ногу через ее удивленное лицо, выпрыгнул из ванны.
— Кто?.. — задохнулся Гарольд, ухватившись за ручку двери ванной комнаты. — Кто вы такой, дьявол вас побери?
Он уставился на голого мужчину, с полового члена которого свисали клочья мыльной пены. Сзади его жена пыталась держаться ниже уровня воды.
Гарольду совсем не улыбалась мысль оказаться в положении, напоминающем недавнюю сцену с Содомом и Гоморрой, не говоря уже о Вавилоне. Как там было у Лоренса: «Ступай туда, ты, сука! — подталкивал тот свою неверную жену. — Топи свою сволочную натуру!»
— Вы Гарольд Рой, — произнес Грабянский, протягивая свою мыльную руку. — Меня зовут Джерри Грабянский. Выйдем отсюда, — предложил он, захватив полотенце. — Нам надо о многом поговорить.