Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Повесть о прекрасной Ин-ин

[136]

Жил в годы «Чжэньюань» один студент по фамилии Чжан. Красивый, с мягким характером и утонченной душой, он был человеком высоких принципов и чуждался всего недостойного.

Иногда он принимал участие в загородных прогулках и пирушках друзей, но в разгаре самого буйного кутежа Чжан лишь для вида делил общее веселье, но не позволял себе ничего лишнего. Так достиг он двадцати трех лет, не зная женщин. Друзья удивлялись этому, и Чжан в свое оправдание говорил:

— Вот, скажем, Дэн Ту-цзы, он ведь не был по-настоящему влюблен в женскую красоту, а просто предавался распутству.[137] Я же готов полюбить красавицу страстной любовью, но еще не встретил ни одной, которая могла бы ответить мне столь же пламенным чувством. Как бы мне объяснить вам? Необыкновенную красавицу надолго не удержишь, сердце ее непостоянно, я знаю, что буду сильно страдать, и страшусь этого. И все же я уверен, что способен на настоящую любовь.

Друзья его довольствовались этим объяснением.

Как-то Чжан поехал в город Пу. В десяти ли к востоку от него находился буддийский монастырь «Обитель Всеобщего спасения», и Чжан решил там остановиться. Случилось так, что одна вдова по фамилии Цуй, возвращаясь в Чанъань, остановилась проездом в том же монастыре. Госпожа Цуй происходила из рода Чжэн; мать юноши тоже. Стали считаться родством, и оказалось, что вдова Цуй приходится Чжану теткой.

Вдруг разнесся слух, что скончался местный полководец Хун Чжэнь.[138] Его помощник, некий Дин Вэнь-я, мало смыслил в военном деле, и войско не хотело ему подчиняться. Похороны полководца представили удобный случай для мятежа. Гарнизон поднял бунт. В городе начались грабежи.

Семья Цуй путешествовала в сопровождении большого количества слуг и рабов и везла с собой множество ценных вещей. Услышав о беспорядках, приезжие насмерть перепугались, не зная, к кому обратиться за помощью.

Чжан был в приятельских отношениях с друзьями местного военачальника и добился, чтобы его родственникам дали надежную охрану; благодаря этому их никто не тронул.

Десять дней спустя в город прибыл Ду Цюэ, посыльный императора, и привез высочайший указ, предписывавший ему возглавить городской гарнизон. Ду Цюэ обнародовал этот указ и быстро восстановил порядок.

Госпожа Цуй была бесконечно признательна Чжану как своему спасителю. Она пригласила юношу в зал для приезжих, где было подано богатое угощение, и обратилась к нему со следующими словами:

— Я, ваша тетка, одинокая вдова, осталась после смерти своею супруга с двумя детьми на руках. К несчастью, мы попали сюда в тревожное время и спаслись лишь потому, что вы пришли к нам на помощь. Я, мой маленький сын и юная дочь обязаны вам жизнью. Такое благодеяние нельзя сравнить с обычной услугой! Сейчас я позову детей, чтобы они засвидетельствовали уважение своему старшему брату и благодетелю и хоть в малой мере поблагодарили вас.

Она позвала сына своего Хуань-лана, милого, красивого мальчика лет десяти. Затем крикнула дочери:

— Выйди и поклонись старшему брату: он спас тебе жизнь.

Подождали немного. Однако Ин-ин не захотела выйти, сказавшись больной. Мать рассердилась:

— Твой старший брат Чжан спас тебя. Если бы не он, тебя похитили бы мятежники. Как ты можешь быть такой неблагодарной!

Немного погодя Ин-ин вышла, в будничном платье, без всяких украшений; волосы ее не были уложены в прическу, щеки не нарумянены. Девушка была изумительно хороша, красота ее ослепляла и будила желание. Пораженный красотой Ин-ин, Чжан смущенно приветствовал ее. Девушка села рядом с матерью, устремив вперед неподвижный взор. Казалось, еще минута — и она упадет без чувств. Чжан спросил, сколько ей лет. Мать ответила:

— Она родилась в седьмую луну на третий год правления нашего императора под циклическими знаками «Цзяцзы», а сейчас у нас год правления «Чжэньюань» под циклическими знаками «Гэнчэнь», значит, ей семнадцать лет.

Чжан старался понемногу вовлечь Ин-ин в разговор, но девушка упорно отмалчивалась. Тем и кончилось это первое знакомство.

С той поры Чжан, совершенно покоренный красотой девушки, только и думал о том, как бы дать ей знать о своих чувствах, но удобного случая все не представлялось.

Служанку семьи Цуй звали Хун-нян. Чжан не раз приветливо здоровался с ней и наконец улучил случай открыть ей свое сердце. Ошеломленная служанка вконец смутилась и убежала. Чжан уже пожалел было о своем опрометчивом поступке. На следующий день служанка пришла к нему. Чжан чувствовал себя неловко и, извинившись перед ней, больше уж не заговаривал о том, что его волновало. Но служанка сама начала разговор:

— Ваши слова, сударь, я не посмела передать барышне и не решусь повторить их никому другому. Но ведь вы, как довелось узнать, состоите в близком родстве с семьей Цуй… Вы им оказали большое благодеяние. Почему бы вам и не посвататься?

Однако Чжан горячо воспротивился:

— Нет, твой совет мне не подходит! Вот послушай! С детства я был равнодушен к женщинам. Даже когда я находился в компании молодых кутил и то никогда не заглядывался на красоток. А тут с первой встречи голову потерял… Иду и забываю куда, сажусь за стол и забываю о еде; боюсь, что до утра не доживу. Если начать сговор через свах, то обмен брачными подарками и письмами займет месяца три, а к тому времени мои останки придется искать в лавке, торгующей сушеной рыбой.[139]

На это служанка ответила:

— Целомудрие и скромность служат надежной защитой моей барышне. Даже люди из ее круга не решились бы задеть ее слух каким-нибудь вольным словом. Ну, а простую служанку она и слушать не станет. Но она сочиняет прекрасные стихи и постоянно повторяет их нараспев, печально глядя вдаль. Попробуйте победить ее сердце любовными стихами. Другого пути я не вижу.

Чжан очень обрадовался, тут же написал две весенние строфы[140] и отдал их служанке.

В тот же вечер она снова пришла к Чжану и вручила ему изящный листок тонкой бумаги.

— Вот, барышня велела передать вам.

На листке были стихи под названием «Ясная луна в пятнадцатую ночь»:

Чжану показалось, будто он понял тайный смысл. Был четырнадцатый день второй луны. К востоку от флигеля, где жила семья Цуй, росло абрикосовое дерево. Взобравшись на него, можно было перелезть через стену.

И вот на следующий вечер Чжан влез на дерево и перебрался через стену. Он подошел к западному флигелю, дверь была приоткрыта. Служанка спала, и Чжан разбудил ее.

— Зачем вы пришли сюда? — вскрикнула Хун-нян в испуге.

— Твоя барышня в письме назначила мне встречу, — слукавил Чжан. — Пойди скажи ей, что я здесь.

Вскоре служанка снова появилась.

— Идет, идет! — повторяла она.

Чжан был полон тревоги и радостной надежды. Ин-ин действительно пришла. Она была одета скромно, держалась с достоинством и дала юноше суровую отповедь:

— Нет слов, вы, наш старший брат, оказали нам великое благодеяние. Вы спасли нашу семью! Поэтому моя добрая матушка и доверила вам своих детей, приказав нам лично выразить свою признательность. Зачем же вы прибегли к услугам бессовестной служанки и прислали мне непристойные стихи? Вы начали с того, что проявили благородство, защищая нашу семью от надругательства, а кончили тем, что сами нанесли мне оскорбление. Выходит, вы спасли меня от насильников, а сами предлагаете мне позор? Какая же разница между ними и вами? По правде сказать, я хотела утаить ваши стихи от моей матери, хотя прикрывать безнравственность грешно. А как показать их? Ведь это значило бы причинить неприятность человеку, сделавшему нам добро. Я собиралась послать вам ответ через служанку, но побоялась, что она не сможет передать вам моих истинных мыслей. Хотела прибегнуть к короткому письму, но вы могли бы неверно его истолковать. Вот почему я решилась и написала эти нескладные стихи. Мне надо было с вами объясниться. Я стыжусь того, что мне пришлось нарушить законы приличия, но единственно, чего я желаю, это — чтобы вы одумались и в будущем вели себя, как подобает мужу чести.

Сказав это, Ин-ин повернулась и ушла. Чжан долго стоял в растерянности. Наконец, совершенно убитый, он перелез через стену и вернулся к себе.

Прошло несколько дней. Как-то вечером Чжан в одиночестве спал на веранде: внезапно кто-то разбудил его. Вскочил в испуге, смотрит — перед ним Хун-нян. В одной руке у нее подушка, в другой — сложенное одеяло. Она слегка коснулась плеча юноши и прошептала:

— Идет, идет! Чего же вы спите?!

Положила подушку рядом с подушкой Чжана, накинула одеяло поверх его одеяла и ушла. Чжан долго сидел, протирая глаза. Ему казалось, что это сон, но все же он настороженно сидел и ждал. И вот пришла Ин-ин, поддерживаемая служанкой. Обаятельно застенчивая, обворожительно прекрасная, на вид такая истомленная, словно у нее не было сил двигаться, она ничем не походила на ту торжественно-строгую девушку, какой она была в прошлый раз.

В небе светила луна восемнадцатой ночи. Косые лучи ее, сияющие, как хрусталь, озаряли половину достели. Чжану, охваченному неописуемым восторгом, казалось, что его посетила небесная фея, а не простая смертная. Время летело незаметно. Вдруг ударил колокол в монастыре — близился рассвет. Хун-нян торопила девушку, и та, беззвучно рыдая, медленно удалилась, так и не сказав за всю ночь ни слова. Служанка поддерживала ее под руки. Чжан поднялся, в сомнении спрашивая себя: «Не сон ли это?» Когда наступило утро, он заметил следы белил у себя на плече; одежда хранила аромат духов, на постели еще блестели невысохшие слезы…

Дней десять от Ин-ин не было никаких вестей. И вот однажды Чжан начал слагать стихи в тридцать строк на тему «Встреча с небесной феей». Не успел закончить, как вдруг пришла Хун-нян. Он вручил ей листок со стихами, чтобы она передала их своей госпоже. С той поры Ин-ин стала встречаться с ним в своей комнате. Утром он тайком уходил от нее, а вечером крадучись снова пробирался к ней. Почти целый месяц длилось их счастье в западном флигеле. Когда Чжан спрашивал, что будет, если узнает ее мать, Ин-ин отвечала:

— Мне все равно! Я уже не в силах об этом думать! — и старалась прекратить разговор.

Но вскоре Чжану пришлось поехать в Чанъань. Он сообщил Ин-ин о своем отъезде. Она молча выслушала его, но печальный вид ее тронул бы любого. В две последние ночи перед отъездом Чжану не удалось повидаться со своей возлюбленной. Так он и уехал на запад, не простившись с ней.

Прошло несколько месяцев. Чжан снова приехал в город Пу. Встречи его с девушкой возобновились.

Ин-ин была превосходным каллиграфом и отлично владела литературным слогом. Но каждый раз, когда Чжан просил ее что-нибудь сочинить для него, она отказывалась. Он пробовал своими стихами вызвать ее на ответ, но напрасно. Она тем и отличалась от других, что, обладая замечательными талантами, делала вид, что ничего не умеет; будучи красноречива, редко вступала в разговор; питая глубокие чувства к Чжану, не выражала их в словах. Когда сильная тоска охватывала ее, она умела казаться безразличной, и выражение радости или гнева редко появлялось на ее лице.

Иногда ночью Ин-ин в одиночестве играла на лютне. Мелодии были так печальны, что надрывали душу. Как-то Чжан подслушал ее игру и попросил продолжать, но она наотрез отказалась. Это еще больше усилило его страсть.

Вскоре Чжан снова должен был уехать в столицу, так как близилось время государственных экзаменов. Вечером, накануне отъезда, он не говорил больше о своей любви, а лишь грустно вздыхал, сидя рядом с Ин-ин. Она же, зная, что близится разлука, кротко взглянула на него и мягко сказала:

— Обольстили, а потом покинули! Так оно и должно было случиться. Я не смею роптать! Удостоили меня близостью, а теперь порываете со мной — воля ваша. Конец всем клятвам в верности до гроба! К чему же вам печалиться об отъезде? Но вы все-таки огорчены, а мне нечем вас утешить. Вы, бывало, говорили, что я хорошо играю на лютне, а я до сих пор стыдилась играть при вас. Но теперь вы уезжаете, и я исполню ваше желание.

Она приказала смахнуть пыль с лютни и тронула струны. Вскоре в мелодию «Из радуги яркий наряд, из сверкающих перьев убор» проникли скорбные ноты. Напев звучал неузнаваемо печально. Все, до кого доносились звуки этой музыки, грустно вздыхали. Ин-ин прервала игру, порывисто бросила лютню — слезы лились по ее щекам. Она убежала в комнату матери и больше уже не появилась.

На рассвете Чжан уехал.

В следующем году он потерпел неудачу на экзаменах и остался в столице, чтобы снова попытать счастья. Чжан послал своей возлюбленной письмо, где излил все волновавшие его чувства. Вот ответ Ин-ин — в моем неискусном изложении:

Чжан показал письмо своим приятелям, и многие в городе узнали эту историю. Друг его Ян Цзюй-юань,[144] одаренный поэт, написал на эту тему стихотворение «Девушка Цуй». Оно гласит:

Юань Чжэнь из Хэнани написал продолжение к поэме Чжана «Встреча с небесной феей». Стихи Юань Чжэня гласили:

Понемногу Чжан пришел к решению порвать с Ин-ин. Друзья его были очень этим изумлены. Юань Чжэнь, близко знакомый с Чжаном, спросил его о причине разрыва.

— Всегда было так, — ответил Чжан, — что все женщины, которых небо одарило необыкновенной красотой, приносили беду если не себе, так другим. Если бы Ин-ин полюбил какой-нибудь человек богатый и знатный, то счастья у них не было бы. Почуяв свою мощь, она обернулась бы драконом, сеющим страшные беды, или чудовищем, несущим гибель. А кто знает, каких превращений можно было бы ждать от нее!

Синь, император династии Инь (Шан), и Ю, император династии Чжоу, были всевластными правителями большой империи, но они погибли из-за женщин.[150] Народ возмутился против них. С тех пор и до наших дней все осуждают этих правителей. Я бы не смог одолеть губительных чар, поэтому и поборол свое чувство.

Все слушавшие его вздохнули с сожалением.

Год спустя Ин-ин выдали замуж, Чжан тоже женился. Как-то раз он оказался неподалеку от дома своей бывшей возлюбленной и захотел навестить ее. Зашел по-родственному, позвал мужа Ин-ин и попросил разрешения с ней повидаться. Муж позвал Ин-ин, но она так и не вышла из своих покоев. Лицо Чжана выражало искреннее огорчение. Узнав об этом, Ин-ин тайно написала стихи, в которых говорилось:

Так и не встретилась с ним.

Через несколько дней, когда Чжан собирался уезжать, она снова прислала ему стихи на прощанье:

С этих пор они уже не получали никаких вестей друг о друге.

Большинство современников Чжана хвалили его за то, что он пытался загладить свою вину.

Встречаясь с друзьями, я часто заводил речь об этой печальной истории, чтобы те, кто знает о ней, не вели себя столь же опрометчиво, а поступающие подобным образом не упорствовали бы в своем заблуждении.

В девятой луне года «Чжэньюань» правитель канцелярии Ли Гун-чуй[151] ночевал у меня дома, в квартале Цзиньаньли. Во время беседы мы помянули эту историю. Ли Гун-чуй нашел ее необычной. В назидание потомкам он написал «Песнь о прекрасной Ин-ин».