Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Чудесное снадобье

[158]

Ван Сянь-кэ был племянником сановника Лю Чжэня, служившего в годы правления «Цзяньчжун». Когда отец Сянь-кэ умер, мальчик вместе с матерью нашел приют в доме своего дяди.

Дочь Лю Чжэня была на несколько лет моложе мальчика, звали ее У-шуан. Дети играли вместе и очень сдружились. Жена Лю Чжэня часто называла в шутку Сянь-кэ «женихом».

Шли годы. Лю Чжэнь воспитывал племянника и сердечно заботился о своей овдовевшей сестре.

Но вот однажды вдова, госпожа Ван, тяжело заболела. Когда ей стало совсем плохо, она позвала к себе брата.

— Сянь-кэ мой единственный сын, — сказала она, — и вы знаете, как я его люблю. Ах, если бы мне увидеть его женатым! У-шуан скромна, хороша собой, умна и рассудительна. Когда вырастет, не отдавайте ее замуж в чужую семью. Пусть она станет женой моего Сянь-кэ. Обещайте мне это, и я закрою глаза без сожалений.

— Не тревожься, сестра, тебе сейчас нужен покой. Думай лишь о том, чтобы скорей поправиться, и оставь лишние заботы! — отговорился Лю Чжэнь.

Но сестра его так и не поправилась.

Ван Сянь-кэ отвез останки матери на родину в уезд Дэн области Сян и там ее похоронил.

Когда кончился срок траура, он сказал себе: «Я остался один на свете. Надо мне жениться, чтобы дать продолжение роду. Неужели дядя забудет предсмертную просьбу моей матери и откажет мне только потому, что он знатный сановник?»

Встревоженный этой мыслью, юноша не стал медлить, торопливо собрался в путь и вернулся в столицу.

К тому времени Лю Чжэнь был уже главным начальником податного управления, ведал налогами и пошлинами. Роскошный дом его был всегда открыт для знатных гостей.

По приезде Ван Сянь-кэ засвидетельствовал дяде свое почтение, и его сразу же посадили учиться вместе с сыновьями Лю Чжэня. Дядя по-прежнему заботливо относился к юноше, но о браке речь не заходила.

Как-то раз Ван Сянь-кэ поглядел на У-шуан в оконную щель.

Прелестная, изящная, она была похожа на бессмертную фею. Сянь-кэ совсем обезумел от любви. Опасаясь, как бы дело со сватовством не расстроилось, он продал все свое имущество и выручил за него несколько миллионов медных монет. Щедро одарив слуг дяди и тети, он добился их полного доверия. Двоюродные братья также глубоко уважали юношу и во всем ему угождали.

В день рождения тетки Сянь-кэ поднес ей диковинные безделушки и украшения для прически из яшмы и бивней носорога. Тетка была в восторге.

Дней через десять Сянь-кэ послал одну старуху поговорить с теткой о его брачных намерениях.

— И мне этого хочется, — ответила тетка, — но надо посоветоваться с мужем.

Несколько дней спустя служанка сообщила Сянь-кэ:

— Госпожа только что в разговоре с хозяином завела речь о вашей женитьбе, а он и слушать не стал. Говорит: «Я ему никогда ничего не обещал». Пожалуй, не сбудутся ваши надежды…

При этой вести юноша пришел в отчаяние и до утра не мог сомкнуть глаз. Он боялся, что дядя прогонит его, но все же не терял к нему уважения и признательности и по-прежнему был готов служить ему во всем.

Как-то раз, уже поздней ночью, Лю Чжэнь поехал в императорский дворец, чтобы попасть на утренний прием. Но едва взошло солнце, как он примчался обратно. Весь в поту, задыхаясь, он только и смог проговорить:

— Закройте главные ворота! Скорей закроите главные ворота!

Все насмерть перепугались, не понимая, в чем дело. Немало времени прошло, пока Лю Чжэнь наконец отдышался и смог объяснить:

— Восстали цзинъюаньские войска. Яо Лин-янь во главе своих войск захватил дворец Ханьюань.[159] Император вместе со всем двором бежал через Северные ворота и скрылся в дворцовых садах. А я, беспокоясь о жене и дочери, поспешил домой. Сянь-кэ, помоги мне спастись, и я отдам У-шуан тебе в жены.

Услыхав это, Сянь-кэ в восторге бросился благодарить дядю. Лю Чжэнь приказал упаковать двадцать тюков золота, серебра, парчи и шелка и велел племяннику:

— Переоденься и вывези эти вещи из Кайюаньских ворот. Разыщи тихую, уединенную гостиницу где-нибудь за городом и найми там помещение, а я с твоей теткой и У-шуан выберусь из ворот Цися и кружным путем приеду к тебе.

Юноша поступил так, как ему было приказано.

Солнце уже село. Долго ждал он дядю с семьей в гостинице, за городом, но никто не появился.

После полудня ворота закрыли наглухо, а Ван Сянь-кэ все поглядывал на юг, откуда из-за городской стены должен был появиться дядя. Когда стемнело, Сянь-кэ вскочил на коня и с факелом в руке объехал стену до ворот Цися, но и они тоже оказались на запоре. Множество стражников с белыми жезлами в руках стояли и сидели у ворот.

Ван Сянь-кэ спешился и, приняв равнодушный вид, стал не спеша расспрашивать, почему заперты ворота и не выезжал ли кто через них сегодня.

И вот что рассказали ему привратники. Командующий армиями Чжу объявил себя императором. После полудня какой-то человек с множеством поклажи хотел было выехать из этих ворот в сопровождении четырех женщин, но прохожие узнали его и заявили, что это начальник по налогам и пошлинам Лю Чжэнь. Начальник охраны не решился выпустить его. А к вечеру за ним примчались всадники, но он успел бежать на север.

Заплакав от горя, Сянь-кэ вернулся в гостиницу. Третья стража уже близилась к концу, как вдруг открылись городские ворота. Свет факелов озарил все кругом. Из ворот выбежали воины в полном вооружении, с обнаженными клинками в руках. Они кричали, что им дано право разыскивать и без суда убивать сбежавших из города сановников.

Бросив все вещи, юноша, охваченный страхом, бежал в родной Сян. Там он прожил три года. Когда восстание было подавлено и в стране вновь установился порядок, Ван Сянь-кэ поехал в столицу разыскивать дядю.

На улице Синьчан юноша придержал лошадь и в нерешительности стал осматриваться. Вдруг перед ним остановился какой-то человек и вежливо приветствовал его. Внимательно вглядевшись, Сянь-кэ узнал Сай Хуна, старого слугу своего дяди. Прежде Сай Хун служил в семье Ван Сянь-кэ, но дядя часто пользовался его услугами и в конце концов оставил его у себя. Схватившись за руки, оба горько заплакали.

— Живы ли почтенные дядя и тетя? — спросил Сянь-кэ.

— Они живут на улице Синхуа.

Вне себя от радости, юноша воскликнул:

— Сейчас же едем к ним!

— Я выкупился со службы, — сказал Сай Хун, — живу в маленьком домике и кормлюсь тем, что продаю шелк. Сейчас уже поздно, молодой господин. Заночуйте у меня, а утром навестите своих родных.

Сай Хун привел юношу к себе домой и угостил его ужином. Когда совсем стемнело, он сказал:

— Ваш дядя Лю Чжэнь перешел на службу к мятежникам, и за это он и его супруга были казнены императором. У-шуан забрали в императорский гарем.

Услышав это, Сянь-кэ так закричал и заплакал, что даже соседи вчуже были тронуты.

— Поднебесная велика, а у меня — ни родных, ни близких. Не знаю, где голову приклонить, — сказал он, немного опомнившись. — Кто же еще из старых слуг остался в живых?

— Только одна Цай-пинь, служанка У-шуан, — ответил Сай Хун. — Сейчас она в доме воеводы Ван Суй-чжуна, что служит в личной охране императора.

— У-шуан повидать, конечно, невозможно, — сказал Сянь-кэ, — но если я увидел хотя бы Цай-пинь, то умер бы спокойно.

Сунь-кэ отправился к Ван Суй-чжуну и попросил его принять щедрый выкуп за служанку Цай-пинь. Он рассказал все, что случилось с его дядей, и выразил желание исполнить последний долг племянника перед покойным.

Воевода оказался очень отзывчивым. Он был растроган рассказом юноши и согласился исполнить его просьбу.

Сянь-кэ нанял дом и поселился в нем вместе с Сай Хуном и служанкой Цай-пинь.

Сай Хун часто говорил ему:

— Вы уже взрослый человек, надо вам искать службу. Разумно ли проводить все время в горести и скорби?

Согласившись с ним, Сянь-кэ снова обратился за помощью к воеводе; тот замолвил за него слово перед правителем столичного округа Ли Ци-юнем.[160] Ли Ци-юнь решил назначить юношу начальником Фунина. Но прежде послал его служить смотрителем почтовой станции в Чанлэ.

Месяц спустя пришло известие о том, что дворцовые гонцы везут тридцать женщин из императорского гарема в императорский мавзолей для подготовки к обряду «обметания могил».[161] Когда девять крытых войлоком экипажей прибыли на станцию Чанлэ и женщины стали выходить из них, чтобы заночевать здесь, Сянь-кэ сказал Сай Хуну:

— Я слышал, что почти все наложницы императора, которых выбрали для этой поездки, — родом из знатных семей. Может случиться, что и У-шуан здесь. Нельзя ли узнать об этом?

— У императора несколько тысяч наложниц, — возразил слуга, — почему из такого множества должны были выбрать именно У-шуан?

— И все-таки попробуй узнать, — настаивал Сянь-кэ. — Чего не бывает на свете!

Он велел Сай Хуну переодеться станционным слугой и приготовить чай для женщин. Подарив ему три тысячи медных монет, Сянь-кэ наказал:

— Не отходи от чайной посуды ни на минуту. Если вдруг увидишь У-шуан, немедленно беги сообщить мне.

Сай Хун согласился и ушел. Женщины находились за занавесом, и увидеть их было невозможно, только слышна была их болтовня. Поздней ночью настала тишина: все улеглись спать. Сай Хун вымыл посуду, задул огонь, но ложиться не смел.

Внезапно из-за занавеса послышался голос, прерываемый рыданиями:

— Сай Хун, как ты догадался, что я здесь? Не знаешь ли ты, где молодой господин?

— Он начальник этой станции, — ответил Сай Хун. — Сердце подсказало ему, что вы здесь, и он приказал мне приветствовать вас.

— Я не могу долго разговаривать с тобой, — сказала У-шуан. — Завтра после моего отъезда, у дверей северо-восточной комнаты, под красной подушкой, ты найдешь письмо для твоего господина.

У-шуан вдруг умолкла. За занавесом раздались шум и возгласы:

— Ей дурно!

Девушка упала без чувств. Дворцовый гонец побежал за лекарством.

Сай Хун поспешил сообщить обо всем Сянь-кэ. Тот в волнении спросил:

— Как бы мне хоть разок взглянуть на нее?

— Теперь как раз чинят мост через реку Вэй, — ответил слуга. — Когда экипажи будут проезжать по мосту, вы под видом надсмотрщика можете стать поближе. У-шуан узнает вас и, может, раздвинет занавески экипажа и выглянет.

Молодой человек последовал совету. Когда третий экипаж поравнялся с ним, кто-то отдернул занавеску, и юноша увидел У-шуан.

Охваченный тоской и любовью, он долго не мог победить волнения.

Сай Хун нашел письмо под красной подушкой у дверей. Пять изящных листков тончайшей бумаги рассказали о печальной судьбе девушки. Читая письмо, Сянь-кэ пролил слезы сострадания. Она прощалась с ним навсегда, но в конце письма была приписка: «Я слышала от местных правителей, что некий военачальник Гу, родом из Фунина, отличается добротой и отзывчивостью. Не могли бы вы обратиться к нему за помощью?»

Ван Сянь-кэ тотчас же подал прошение об освобождении от обязанностей начальника станции и занял должность начальника уезда Фунин. Там он разыскал военачальника Гу в его поместье и познакомился с ним. Все, чего бы Гу ни захотел, Сянь-кэ подносил ему: парчу, шелка, драгоценности, яшму, но в течение года ни разу не заговаривал о своей заветной цели.

Отслужив положенный срок, Сянь-кэ остался жить в уезде.

Однажды Гу пришел к нему и сказал:

— Я простой старый солдат и не могу быть ничем вам полезен, а вы столько для меня сделали! Я понимаю, что у вас есть ко мне какое-то дело, и, тронутый вашей преданностью, готов растереть себя в порошок ради вас.

Молодой человек со слезами поклонился военачальнику и все рассказал ему.

Старик поднял глаза к небу, почесал затылок и воскликнул:

— Трудная задача! Но все-таки попробую помочь вам, только не ждите скорого успеха.

Ван Сянь-кэ поклонился ему:

— Разве я посмел бы ограничивать вас сроком! Лишь бы увидеть ее!

Полгода прошло без всяких известий. Как-то раз постучали в дверь — пришло письмо от военачальника Гу. «Вернулся человек, которого я посылал на гору Мао,[162] — говорилось в нем. — Приезжайте скорей!»

Юноша вскочил на лошадь и помчался. Старик принял его, но о деле — ни слова. Когда Сянь-кэ спросил о посланце, Гу мимоходом небрежно бросил:

— Убит… Выпейте еще чаю.

Так, за посторонним разговором, наступила поздняя ночь, и лишь тогда старый Гу спросил:

— Есть ли у вас в доме какая-нибудь женщина, знакомая с У-шуан?

Ван Сянь-кэ назвал Цай-пинь и немедленно послал за ней. Взглянув на служанку, Гу с одобрительной улыбкой сказал:

— Оставьте ее здесь дня на четыре, а сами возвращайтесь домой.

Через несколько дней пронесся слух: «Особа высокого происхождения будет похоронена в императорском мавзолее».

Сильно встревожившись, Сянь-кэ приказал слуге разведать, кто умер. Оказалось: У-шуан.

Юноша вне себя от горя закричал:

— Я надеялся на помощь старика Гу. Теперь она мертва! Что же он сможет сделать?

Он плакал, стенал от горя, ничто не могло его утешить!

Поздно вечером он услышал настойчивый стук. Открыл дверь и видит, пришел Гу и принес с собой труп, завернутый в циновку.

— Это У-шуан, — сказал он Сянь-кэ, — она кажется мертвой, но под сердцем у нее еще тепло. Завтра она оживет, тогда дайте ей это снадобье. Но только храните все в глубокой тайне.

Сянь-кэ внес девушку в комнату и всю ночь сидел возле нее. На рассвете тело стало теплеть, затем появилось дыхание. У-шуан открыла глаза. Увидев Сянь-кэ, она зарыдала и вновь впала в беспамятство. Весь день он приводил ее в сознание, и наконец к ночи она пришла в себя.

Явился Гу и сказал:

— Отпустите со мной вашего Сай Хуна, чтобы вырыть яму за домом.

Когда была вырыта глубокая яма, Гу отрубил мечом голову слуги и бросил ее в яму. Юноша пришел в ужас, но Гу сказал ему:

— Не пугайтесь. Сегодня я отблагодарил вас за ваши милости. Слышал я, что даосы на горе Мао обладают чудесным снадобьем; тот, кто примет его, как будто бы умирает, но через три дня оживет. Я послал человека за этим снадобьем и получил одну пилюлю. Вчера я приказал Цай-пинь переодеться дворцовым гонцом и дать эту пилюлю У-шуан, объявив ей, что она должна покончить с собой как участница мятежа. После этого я пошел в комнату, где лежала У-шуан, погруженная в сон, и, выдав себя за родственника, выкупил ее тело за сто свитков шелка. По дороге сюда я щедро одаривал всех, чтобы никто не выдал тайны. Гонца, ездившего на гору Мао, и носильщиков, помогавших мне, я убил на пустыре за городом. Самого себя я тоже прикончу ради вас, друг мой. Вам же здесь оставаться нельзя. За воротами вас ждут десять носильщиков, при них пять лошадей и двести тюков шелка. В пятую стражу возьмите У-шуан и уезжайте. Перемените фамилию, имя и скройтесь, чтобы избежать беды.

Сказав это, Гу выхватил меч. Юноша бросился к нему, но голова старика уже покатилась по земле. Сянь-кэ зарыл труп в той же яме, где лежало тело Сай Хуна.

Еще не рассвело, как Сянь-кэ уехал вместе с У-шуан. Миновав ущелья провинции Сычуань, они добрались до Чжугуна и там поселились.

Когда Сянь-кэ убедился, что в столичном округе эта история предана забвению, он решил вернуться в уезд Дэн и заняться там каким-нибудь ремеслом. Он прожил с У-шуан до глубокой старости и имел от нее много сыновей и дочерей.

Да! В человеческой жизни бывают встречи после долгой разлуки, но такие, как эта, редки! Можно сказать, что второго такого случая не сыщешь ни в глубокой древности, ни в наши дни.

Во время мятежа У-шуан потеряла родителей, богатство, знатность — словом, все на свете; но Сянь-кэ питал к ней такую сильную любовь, что даже смерть была бессильна разлучить их. Благодаря военачальнику Гу ему чудом удалось осуществить заветное желание, хотя ради этого десять с лишним человек безвинно поплатились жизнью. После долгих невзгод, скрываясь от властей, Ван Сянь-кэ и У-шуан все же пробрались на родину и прожили там пятьдесят лет вместе как муж и жена. Ну, не удивительно ли это?