Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Волшебное изголовье

[30]

В седьмом году «Кайюань»[31] был среди даосских монахов некий старец Люй, постигший тайны бессмертия. Как-то раз направился он в город Ханьдань и по дороге остановился на одном постоялом дворе.

Сняв шапку и распустив пояс,[32] сидел он, облокотившись на свой мешок, как вдруг приметил среди постояльцев одного юношу. Это был некий Лу. Он был одет в куртку из грубой шерсти, но приехал на статном вороном жеребце. Лу спешил в поле, да заглянул по дороге на постоялый двор. Усевшись на одну циновку со старцем, юноша принялся болтать и шутить с самым беспечным видом. Но, взглянув ненароком на свою перепачканную землею простую куртку, Лу вдруг сказал с глубоким вздохом:

— Тяжко сознавать, что рожден ты на великое дело, а не нашел себе в жизни достойного места!

— Я-то подумал: вот счастливец, он и здоров и молод. И вдруг слышу, вы не довольны, ропщете на свою судьбу… С чего бы это? — усмехнулся старец.

— Что ж, по-вашему, мне выпала счастливая судьба? — спросил юноша. — Разве для этого я рожден?

— Значит, вы думаете, что достойны лучшей доли? Какой же, позвольте полюбопытствовать?

— Великий муж является в этот мир, чтобы замечательными делами прославить свое имя. Он становится полководцем, затем первым министром, пьет из священных сосудов, услаждает слух изысканной музыкой. Возвеличить свой род, обогатить свое семейство — вот что считаю я счастливым уделом. Молодые годы провел я в ученье, углубил свои знания в странствиях. Я все думал: наступит время, выдержу экзамен и облачусь в одежды чиновника. И что же? Я в расцвете сил, достиг совершенного возраста, а все копаюсь в земле, ну разве не обидно это? — сетовал юноша.

Едва он закончил, как глаза его стали слипаться и на него напал неодолимый сон. В эту минуту хозяин поставил варить горшок с просом. Старец вытащил из мешка изголовье и, протянув его юноше, сказал:

— Прилягте на мое изголовье, и мечты ваши о счастливой судьбе сбудутся непременно.

Изголовье было из зеленого фарфора с отверстиями по бокам.[33] Только юноша собрался прилечь, как вдруг увидел, что отверстия начали медленно расширяться и озарились светом. Юноша встал, вошел внутрь изголовья и оказался возле своего дома.

Через несколько месяцев он взял жену из рода Цуй, что из Цинхэ. Девушка была очень красива. Вскоре Лу начал богатеть.[34] Одежды его и лошади день ото дня становились роскошнее. Юноше больше не приходилось сетовать на свою злосчастную судьбу.

На следующий год Лу сдал экзамены на степень цзиньши[35] и был занесен в табель о рангах.

Вскоре он сменил свое грубое платье на облачение секретаря — редактора государственных бумаг.[36] Но потом согласно императорскому рескрипту был назначен инспектором Двора по иностранным делам, а позже — историографом, ведущим запись всех деяний императора. Одновременно ему было поручено редактирование императорских рескриптов и манифестов.

Через три года его перевели из Тунчжоу на должность правителя области Шэнь. Лу всегда любил землю. Он приказал прорыть в западной части Шэнь оросительный канал в восемьдесят ли[37] длиной, чтобы воды на полях было в достатке. Канал этот принес местным жителям благоденствие. Они поставили камень, на котором увековечили заслуги Лу. Затем он был военным наместником в Бяньчжоу, имперским посланником в Хэнани[38] и наконец стал правителем столичного округа.

В этом самом году император предпринял военный поход против народов жун и ди,[39] желая приобщить их к славе и величию своей империи. Пользуясь случаем, туфаньские полководцы Симоло, Чжулун и Манбучжи захватили крепость Гуа.[40] Вскоре затем был убит военный наместник Ван Цзюнь-хуань.[41] События эти привели к большой смуте в крае, что лежит между реками Хуанхэ и Хуаншуй. Император, вспомнив о талантах Лу, как полководца, освободил его от обязанностей инспектора Двора по общим вопросам и помощника начальника Большой Императорской Канцелярии и назначил военным наместником Западного края. Лу нанес врагам страшное поражение, срубил семь тысяч голов, очистил от врага огромный край[42] величиной в девять сотен ли и возвел там три больших крепости, чем защитил эти земли от будущих набегов. Жители пограничных селений установили на вершине горы в Цзюйяне каменную плиту, увековечившую эти деяния.

По возвращении ко двору он за доблесть свою был пожалован императорской грамотой. Благосклонность к нему императора достигла зенита. Ему оказывали неслыханный почет. Он был назначен помощником начальника Палаты Служебных чинов, затем получил место в Казначейской Палате и одновременно пост инспектора и советника по общим вопросам. Он прочно завоевал славу честного и достойного человека, это все признавали. Но могущество Лу возбудило зависть первого министра. Лу очернили посредством темных сплетен и наветов, и вскоре он был переведен в Дуань-чжоу правителем области.

Однако через три года он вновь был вызван ко двору и назначен Верховным советником при императоре. Не успел он опомниться, как к нему перешли все дела Главного Секретариата Империи и Большой Императорской Канцелярии. Десять с лишним лет вершил Лу государственные дела наравне с начальником Главного Секретариата Империи Сяо, начальником Большой Императорской Канцелярии Сун Пэем и советником Гуан Тином. Он получил право высказывать свое суждение относительно тайных приказов самого наследника трона и по три раза в день входил в покои к императору. За свои успешные советы и великие услуги прозван он был «Мудрым».

Однако завистливые сослуживцы Лу, желая его падения, возвели на него напраслину: будто стакнулся он с одним из начальников пограничных войск и замыслил черную измену. Император повелел заточить Лу в тюрьму. Чиновники в сопровождении воинов уже были у ворот его дома, готовые взять его под стражу. Лу, потрясенный столь страшной неожиданностью, в смятенье и страхе обратился к жене и детям:

— У нашей семьи в Шаньдуне было пять цинов[43] прекрасной земли. Можно было жить припеваючи. Нам не грозили ни голод, ни лютая стужа. Что за нелегкая погнала меня на службу? Вот к чему это все привело! Как желал бы я оказаться сейчас в короткой куртке из грубой шерсти и беспечно скакать на своем вороном жеребце по Ханьданьской дороге. Увы, это теперь невозможно!

Выхватив меч, он хотел заколоть себя, да жена удержала. Так он избежал погибели, но все его сторонники были преданы смерти, сам же он уцелел лишь благодаря заступничеству одного из евнухов: смертную казнь заменили высылкой в Хуаньчжоу.

Прошло несколько лет. Император, убедившись, что Лу невиновен, возвратил его ко двору, в должности начальника Главного Секретариата Империи, пожаловал ему титул яньского князя и удостоил множества неслыханных милостей.

Лу снова возвысился. У него было пятеро сыновей: Цзянь, Чуань, Вэй, Ти и Цзи, все не лишенные талантов. Цзянь получил степень цзиньши и был назначен помощником секретаря Аттестационного ведомства. Чуань получил пост инспектора Двора по общим вопросам. Вэй определен был помощником при Дворе Императорских Жертвоприношений, а Ти получил должность судебного пристава с годовым доходом в десять тысяч монет. Цзи, самый талантливый из всех, уже в двадцать восемь лет стал левым советником императора. Все сыновья переженились на девушках из самых знатных домов Поднебесной. В семье Лу родилось более десяти внучат.

Еще дважды по разным наветам ссылали его на пустынные окраины, и каждый раз ему снова удавалось возвыситься. Ссылка сменялась возвышением, возвышенье — падением. За пятьдесят с лишним лет он много раз возносился на вершину могущества и снова падал в бездну немилости.

От природы расточительный и невоздержанный, любил он праздность и наслаждения. Женские покои его дворца были полны певиц и наложниц удивительной красоты. Ему беспрестанно подносили в дар то тучные земли, то великолепную усадьбу, то красавиц, то знаменитых жеребцов, — всего и не счесть.

Но вот наконец Лу стал дряхлеть, недуги одолели его. Несколько раз обращался он с просьбой отпустить его на покой, но всякий раз получал отказ. Когда же Лу заболел, придворные, обгоняя друг друга, спешили к нему справиться о его здоровье. Его врачевали знаменитые лекари. Кто только не побывал у него! Чувствуя приближенье конца, Лу подал прошение императору:

Ответ императора гласил:

В тот же вечер Лу умер.

…Лу потянулся и пробудился от сна. Видит: он все на том же постоялом дворе, рядом сидит старец Люй, хозяин все так же на пару варит просо. Юноша присел на корточки и удивленно воскликнул:

— Неужели то был лишь сон?

— Таковы мечты человека о славе, — ответил юноше старец.

Долго сидел Лу, смущенный и разочарованный, но наконец с благодарностью молвил:

— Только теперь начинаю я постигать пути славы и позора, превратности нищеты и богатства, круговорот потерь и удач, суетность наших земных желаний, всего, к чему я так страстно стремился. Благодарю вас за мудрый урок.

Дважды склонившись в земном поклоне, юноша удалился.

Женщина-оборотень

[45]

Некто Инь происходил из знатного рода Вэй. Девятый ребенок в семье, он приходился синьаньскому князю Вэю внуком по женской линии. В молодости был он повесой и бездельником, каких мало, и пристрастился к кутежам и попойкам.

Муж его двоюродной сестры носил фамилию Чжэн, имени его не припомню. С детских лет упражнялся он в ратных искусствах и тоже любил вино и красавиц. Человек бедный и одинокий, Чжэн поселился в семействе своей жены. Тут-то он подружился с Инем и стал его постоянным спутником. Вместе обошли они все увеселительные заведения.

Как-то летом в шестую луну девятого года «Тяньбао»[46] ехали они по одной из главных улиц Чанъани, направляясь на пирушку в квартал Синчан. Друзья добрались уже до южной части квартала Сюаньпин, когда Чжэн под каким-то предлогом вдруг попросил у своего друга разрешенья покинуть его, обещая встретиться с ним на пирушке. Инь поехал на белоснежном коне дальше на восток, а Чжэн погнал своего осла на юг. Въехав в северные ворота квартала Шэнпин, он нагнал троих женщин, шедших по улице. Одна из них, в белом платье, была замечательно красива. Чжэн не мог отвести от нее глаз. Он стал настегивать своего осла, то заезжая вперед, то опять отставая. В душе он горел желанием заговорить с ней, но смелости не хватало. Красавица в белом время от времени бросала на него ободряющие взгляды.

— Вот тебе раз, такая красавица и вдруг идет пешком! — наконец сказал он, заигрывая с ней.

— А что же еще прикажете делать? Ведь тот, кто едет верхом, не предлагает мне своих услуг, — с улыбкой ответила красавица в белом.

— Мой жалкий осел недостоин носить такую красавицу, и все же позвольте вам его предложить. Сам же я буду счастлив, если мне позволено будет идти следом.

И Чжэн торопливо слез с осла.

Женщины со смехом переглянулись. Спутницы красавицы подшучивали над ней и молодым человеком.

Скоро оба стали непринужденно беседовать, как старые знакомые. Чжэн пошел за женщинами на восток. Когда они достигли парка Веселых прогулок, совсем стемнело. Вдруг Чжэн увидел городскую усадьбу, обнесенную глинобитной стеной с широкими воротами, куда свободно мог въехать экипаж. Строения во дворе изумляли своим богатством.

Перед тем как войти в ворота, красавица в белом бросила на Чжэна внимательный взгляд и сказала:

— Прошу вас подождать немного, — затем исчезла в глубине двора.

Одна из ее спутниц-рабынь задержалась у ворот и полюбопытствовала, как зовут юношу. Чжэн ответил и, в свою очередь, спросил, как зовут ее хозяйку.

— Фамилия моей хозяйки Жэнь. А по старшинству она — двадцатая в семье, — пояснила служанка.

Тут его пригласили войти. Едва Чжэн успел привязать осла у ворот и положить на седло свою шапку, как увидел, что навстречу ему идет женщина лет тридцати с небольшим. Это была тетушка красавицы Жэнь. Она проводила гостя в дом.

Зажгли свечи и накрыли на стол. Чжэн с тетушкой уже осушили не один кубок вина, когда наконец появилась Жэнь, красиво убранная, в нарядном платье. Все трое вволю пили и веселились без удержу.

Было уже за полночь, когда Чжэн уединился с красавицей в спальне. Ее ласки и милые ухищрения, очарование ее голоса, смеха, движений — все это было так не похоже на то, к чему он привык. Перед самым рассветом Жэнь сказала:

— Скоро утро, вы должны уйти. Мои братья весьма известны в школах Цзяофана,[47] они служат в южном приказе и покидают дом на заре. Беда, если они заметят вас.

Чжэн условился с ней о новом свидании и ушел. Дойдя до ворот квартала, он увидел, что они еще не открыты. Неподалеку была пекарня некоего хусца, в ней горел свет и полыхала печь. Чжэн уселся под навесом лавки, разговорился с хозяином, коротая время до той минуты, пока звуки барабана не возвестят, что наступило утро.

— К востоку отсюда, вон там, видны большие ворота. Не скажете ли, чья это усадьба? — И Чжэн показал рукой туда, где стоял дом красавицы.

— Там только обветшалая стена осталась, усадьбы давно уж нет, — ответил хозяин.

— Как нет? Да я сам только что проходил мимо и видел богатый дом. Своими глазами. Что вы мне толкуете? — возразил Чжэн.

И продолжал упрямо стоять на своем. Спорили они, спорили, наконец хозяин догадался, в чем дело.

— А, теперь понимаю. Прячется там одна лисица и хитростью залучает к себе мужчин. Ее раза три видели в тех местах. Уж не она ли обморочила вас?

— Нет, нет, — поспешно ответил Чжэн, стыдясь признаться, что попался на удочку.

Едва стало светло, он отправился еще раз взглянуть на дом красавицы. Стена с широкими воротами стояла как прежде. Но когда он заглянул во двор, то увидел лишь развалины старых построек и заброшенный, одичавший сад.

В большом смущенье он возвратился домой. Инь стал упрекать его за то, что он не хочет идти на пирушку, как условлено. Не желая открыть ему правды, Чжэн сослался на какое-то важное дело.

С тех пор образ красавицы неотступно его преследовал.

Он припоминал все новые и новые ее прелести и всем сердцем желал с ней свиданья.

Так прошло дней десять. Гуляя по городу, Чжэн забрел на Западный рынок в платяные ряды и вдруг мельком увидел Жэнь в сопровождении все тех же рабынь. Он поспешил окликнуть ее. Жэнь пригнулась, пытаясь укрыться в людском потоке, но Чжэн, не переставая звать ее, начал проталкиваться вперед. Она остановилась и сказала, повернувшись спиной к нему и загородившись веером:

— Вы знаете, кто я, зачем же ищете встречи со мной?

— Что с того? А если даже знаю? — усмехнулся Чжэн.

— Меня мучат стыд и раскаянье, мне трудно смотреть вам в глаза, — призналась красавица.

— Как же ты, если сердце твое ко мне расположено, вдруг надумала бросить меня? — спросил Чжэн.

— Как я решилась бросить вас? Побоялась, что стану вам противна и вы возненавидите меня, — ответила Жэнь.

Чжэн принялся клясться ей в любви и верности. С каждым словом он становился все настойчивей, как вдруг Жэнь повернулась к нему лицом и опустила веер, воссияв ослепительной красотой.

— Таких, как я, много живет среди людей, просто вы не умеете их отличить. Напрасно вы думаете, будто я — необыкновенное существо, — улыбнулась она.

Чжэн стал умолять красавицу не отвергать его.

— Многие из нас действительно желают людям зла и несчастий и ничего не приносят, кроме вреда, — сказала ему Жэнь. — Но я не из их числа. И если вы по-прежнему ко мне благосклонны, я до конца своих дней готова прислуживать вам с полотенцем и гребнем.[48]

Чжэн с радостью согласился. Они начали обсуждать, где им поселиться.

— К востоку отсюда, — поведала ему Жэнь, — на тихой, безлюдной улочке в тени раскидистого дерева стоит небольшой дом. Снимите его для меня. В прошлый раз в южной части квартала Сюаньпин вы расстались с молодым человеком на белом коне, он поехал на восток. То был брат вашей жены, не так ли? В его доме всего полно. Вы могли бы призанять у него нужные для вас вещи.

Действительно, дядюшки Иня разъехались по службе в разные концы страны и оставили ему на хранение множество всякой утвари.

Чжэн разыскал тот самый дом и нанял его. Потом он обратился к Иню с просьбой дать ему на время мебель и утварь. Тот спросил, какая ему в них нужда.

— Мне повезло: я встретил красавицу и уже снял для нее дом. Теперь нужно его обставить, — объяснил Чжэн.

— Рассказывай! Тебе, с твоим лицом, и дурнушка достанется разве что хитростью, а из красавиц ни одна на тебя не польстится, — пошутил Инь.

Однако он охотно дал Чжэну занавеси, покрывала, спальные ложа и циновки, а следом за ним отправил слугу, расторопного и смышленого мальчишку, чтоб тот все повысмотрел. Мальчишка вскоре прибежал назад, весь в поту, тяжело дыша.

— Ну что, какова? — встретил его вопросом Инь.

— Свет не видал такой красоты!

Инь знал толк в женской красоте. У него было множество родственниц, да и на своем веку он видел немало отменных красавиц. Он приступился к слуге:

— С кем можно ее сравнить?

— Ни с кем. Нет ей равных!

Тогда Инь начал перечислять имена всех знакомых ему красавиц, но мальчик только повторял:

— Нет, ни одна с ней не сравнится.

Свояченица Иня, шестая дочь уского князя, способная затмить своей прелестью бессмертную деву, слыла одной из первых красавиц столицы.

— Но ведь с шестой дочерью уского князя она не может соперничать? — спросил наконец Инь.

— Может. Дочери уского князя до нее далеко. Куда там, их и равнять нельзя!

От изумления Инь только руками развел.

— Откуда вдруг взялась такая?

Он приказал немедля подать воды, вымыл шею, надел шапку, подкрасил губы и отправился к Чжэну. Того как раз не было дома. Войдя в ворота, Инь увидел прислужника-мальчика, подметавшего двор. В дверях стояла рабыня-служанка, а больше никого не было видно. Инь спросил у мальчика, дома ли хозяин. Тот с улыбкой ответил, что хозяин куда-то ушел. Тогда Инь направился в комнаты. Вдруг за дверью мелькнул подол красной юбки. Он поспешил следом и увидел, что красавица спряталась за ширмами. Инь силой вытащил ее на свет. Она была еще лучше, чем про нее говорили. Обезумев от желания, Инь схватил ее и попытался ею овладеть, но не тут-то было! Он встретил жестокий отпор. Инь все яростней сжимал ее в объятьях и вдруг услышал:

— Сдаюсь, только отпустите меня, дайте опомниться.

Но едва он ослабил объятия, как она снова принялась отчаянно отбиваться. Так повторялось четыре раза. Наконец Инь собрал все свои силы и повалил ее. Красавица задыхалась, пот градом струился у нее по лицу. Она поняла, что ей больше не вырваться, и бессильно поникла, а лицо ее подернулось облаком скорби.

— Что ты так опечалилась? — спросил ее Инь.

— Мне жаль бедного Чжэна, — с протяжным вздохом ответила Жэнь.

— Что ты хочешь сказать? — полюбопытствовал Инь.

— Какой он мужчина! Вымахал верзила, шести чи ростом, а не защитит и слабую женщину. Да и вы хороши! Ведь вы молоды, знатны, богаты, к вашим услугам любая красавица. А Чжэн беден, у него только я одна. Как же вы решились отнять у него последнюю радость? И чем я пленила вас? Таких, как я, целые толпы. Чжэн зависит от вас — вот его беда! Он носит вашу одежду, ест ваш хлеб и полностью в вашей власти. Если б он стоял на своих ногах, разве вы посмели бы нанести ему такую обиду?!

Инь был великодушен и справедлив. Услышав такие речи, он устыдился и поспешил отпустить красавицу. Мало того, он принес ей свои извинения и заверил, что больше ее не тронет. Тут как раз вернулся Чжэн и очень обрадовался своему другу.

С этих пор Инь стал щедро посылать красавице Жэнь все, в чем она нуждалась: топливо, зерно и мясо. Когда она выходила из дому, Инь нередко сопровождал ее на лошади, в экипаже или пешком, и она никогда не противилась. Эти ежедневные прогулки были для него великой радостью. Вскоре их связала тесная дружба. Жэнь дарила ему все, кроме любовных утех. Недоступность красавицы лишь укрепила любовь и уважение Иня, ради нее он ни на что не скупился. Ни днем, ни ночью Инь ни на минуту не забывал о ней.

Зная это, Жэнь чувствовала себя виноватой перед ним и как-то раз сказала ему:

— Мне тяжело сознавать, как сильна ваша любовь ко мне, ведь я никогда не смогу разделить ее. Обмануть Чжэна? Нет, ни за что, это было бы слишком подло. Сама я не в силах доставить вам радость любви. Но я родом из княжества Цинь, там и выросла. Наша семья — искони актерская. Большинство женщин в моей семье либо содержанки, либо наложницы в богатых домах, им хорошо известны все красотки Чанъани. Если вам понравится одна из них, я всеми правдами или неправдами добуду ее для вас. Может, хоть так я смогу отплатить вам за вашу доброту.

— Я буду очень рад! — ответил Инь.

Он давно приметил на рынке жену торговца платьем, некую Чжан-пятнадцатую. Эта женщина, стройная, с нежной кожей, очень ему приглянулась. Инь стал о ней расспрашивать.

— Это моя двоюродная сестра. Зазвать ее к вам проще простого, — ответила Жэнь.

Дней через десять она в самом деле привела ее к Иню. Но через несколько месяцев Инь пресытился ею.

— Заполучить жену торговца нетрудно, тут не надобно никаких ухищрений, — сказала Жэнь. — Может быть, есть у вас на примете кто-нибудь, до кого не просто добраться, так скажите мне одно лишь слово. Я ни сил, ни ума не пожалею, а исполню ваше желанье.

— Ну, тогда вот что! Недавно, в дни холодной пищи,[49] с двумя-тремя своими друзьями побывал я в монастыре «Многоликое счастье», где посмотрел представление, устроенное заботами полководца Мяня из рода Ляо. Одна музыкантша лет шестнадцати, красоты несравненной, искусно играла на цевнице. Завитки волос красиво падали ей на уши. Знаешь ли ты ее?

— Она — любимица полководца Мяня. Ее мать мне родная тетка. Эту красавицу можно добыть, — ответила Жэнь.

Инь поклонился в знак благодарности.

Чтобы сдержать свое слово, Жэнь с той поры зачастила в семейство Ляо. Через месяц Инь осведомился, как идут дела. Жэнь сказала, что ей нужны для подкупа два куска белого шелка. Прошло еще два дня. Инь и Жэнь сидели за трапезой, как вдруг от полководца Мяня прибыл на вороном жеребце человек. Он стал просить Жэнь поехать с ним. Разузнав, в чем дело, она улыбнулась Иню:

— Хитрость моя удалась!

Оказалось, Жэнь устроила так, что наложница вдруг заболела. Ни одно средство ей не помогало. Ее мать и полководец Мянь, сильно встревожившись, прибегли к помощи ворожей. Жэнь тайно подкупила одну из них. Ворожея объявила, что больная поправится, только если поселить ее в другом доме.

— Ей вредна жизнь в семье, — говорила ворожея. — Больной следует поселиться к юго-востоку отсюда, чтобы набраться там животворных сил.

Справились, и оказалось, что дом, где живет Жэнь, стоит как раз в указанном месте. Полководец Мянь немедля обратился к ней с просьбой приютить больную. Сперва Жэнь отказала, ссылаясь на то, что домик ее слишком тесен, и согласилась только после настойчивых уговоров. Вскоре в дом к ней прибыли экипаж, платья и утварь наложницы, затем пожаловала она сама вместе со своей матушкой. Не успела она устроиться на новое жилье, как ей стало лучше. А через десять дней Жэнь свела ее с Инем. Месяц спустя наложница понесла. Мать ее в сильном испуге поспешила вернуться с ней к полководцу Мяню. Тем все и кончилось.

Как-то раз Жэнь обратилась к Чжэну с просьбой:

— Можете вы достать тысяч пять-шесть монет? Я задумала одно выгодное дельце.

Чжэн бросился у всех занимать деньги и вскоре набрал шесть тысяч.

— Ступайте на конный рынок. Там увидите лошадь с черной отметиной на ноге, купите ее и приведите домой, — посоветовала Жэнь.

Придя на рынок, Чжэн в самом деле повстречал человека, который вел продавать лошадь. На левой ноге у нее была черная отметина. Чжэн купил ее, не торгуясь. Домашние его подивились:

— Ну и кляча! Зря деньги выбросил.

Чжэн молчал. Вскоре Жэнь сказала ему:

— Продайте лошадь. Просите за нее тридцать тысяч, и ни за что не уступайте.

Чжэн снова отправился на рынок. Сразу же нашелся покупатель, который давал за нее двадцать тысяч, но Чжэн не соглашался. Все вокруг изумились: «Чудеса, да и только! Один покупает клячу за такие бешеные деньги, а другой никак не может с ней расстаться. Чем она их приворожила?»

Наконец Чжэн сел на лошадь и поехал прочь. Покупатель шел за ним до самых ворот его дома, понемногу набавляя цену. Он уже сулил за нее двадцать пять тысяч.

Чжэн сказал, как отрезал:

— Отдам только за тридцать.

Жена и все родные принялись уговаривать его, но Чжэн стоял на своем, пока не получил тридцать тысяч сполна.

Позже Чжэн узнал, что´ побудило таинственного покупателя купить лошадь за такую небывалую цену. Оказалось, в государственных конюшнях Чжаоинского уезда три года тому назад сдохла лошадь с черным пятном на ноге, однако из списков конюший ее не вычеркнул. Значит, деньги на ее содержание шли от казны своим чередом. За три года шестьдесят тысяч монет набежало. Даже уплатив Чжэну половину этой суммы, конюший и то оставался в прибыли. Была бы лошадь в наличии, тогда расходы на корм для нее можно было полностью положить в карман. Вот почему, как ни торговался конюший, но все же купил эту лошадь.

Время шло. Когда у Жэнь поизносились платья, она сказала об этом Иню. Инь предложил купить ей любые шелка, но Жэнь отказалась:

— Нет, мне нужны готовые платья.

Тогда Инь послал за неким Чжан Да, хозяином лавки готового платья. Чжан Да пошел к красавице спросить, что она хочет. Увидев ее, он изумился и даже попробовал было остеречь Иня:

— Вы, верно, похитили эту женщину из богатого и знатного дома, не иначе — уж очень хороша! Я таких и не видывал. Отошлите ее поскорей назад, туда, откуда выкрали, а то не нажить бы вам беды!

Так поражала людей ее красота. Было непонятно только, почему она всегда покупает себе готовые платья, а не шьет их сама, как другие женщины.

Через год с лишним Чжэн сдал экзамен по военному искусству, и его послали на службу в Цзиньчэнский уезд округа Хуайли. Чжэн был женат. Хоть он днем к себе и не заглядывал, ночевать был принужден в покоях жены. Очень досадно ему было, что не может он и ночи тоже проводить со своей возлюбленной. Получив назначение в дальний гарнизон, он только и думал о том, как возьмет с собой Жэнь. Однако Жэнь отказалась ехать:

— Мне думается, не стоит этого делать. Вы ведь скоро вернетесь. Дайте мне лучше немного денег на расходы, чтоб я могла жить одна и поджидать вас.

Чжэн умолял ее и упрашивал, но она оставалась непреклонной. Тогда Чжэн призвал на помощь своего приятеля Иня. Тот принялся ее уговаривать. Что останавливает ее? Почему она не хочет ехать? После долгих разговоров Жэнь ответила:

— Гадатель сказал, что мне не следует в этом году отправляться на запад. Может случиться большая беда.

Чжэн был слишком влюблен в нее, чтоб долго раздумывать. Он не дал веры ее словам и вместе с Инем поднял ее на смех:

— Как ты, такая разумная, можешь быть столь суеверной?

— А что, если гадатель сказал правду и, поехав с вами, я найду свою смерть? — воскликнула Жэнь.

— Ну, как это может случиться? Глупости! — дружно убеждали ее Инь и Чжэн.

Они так неотступно ее просили, что Жэнь не устояла и согласилась. Инь достал для нее хорошую лошадь и проводил своих друзей до Линьчао, где они распрощались с ним и поехали дальше, собираясь заночевать где-нибудь недалеко от Мавэя.

Впереди ехала на лошади Жэнь, за ней следовал Чжэн на осле, а сзади шли пешком служанки-рабыни. И надо же было случиться, что как раз в это время егеря Западных ворот вот уж десятый день натаскивали в Лочуане охотничьих псов! Когда Чжэн со своей возлюбленной проезжал мимо, из густых зарослей травы выскочила свора собак. Чжэн лишь видел, как Жэнь рыжим клубком скатилась с седла на землю и, оборотившись лисой, помчалась на юг. Собаки бросились за ней. Чжэн поскакал за собаками. Он кричал во все горло, пытаясь их отозвать, но все было напрасно. Вскоре собаки настигли Жэнь и растерзали.

Плача, достал Чжэн деньги, чтобы выкупить у охотников тело мертвой лисицы. Тут же он и предал ее земле, сделав для памяти зарубку на дереве.

Оглянувшись, увидел он лошадь Жэнь, щипавшую у обочины траву; платье Жэнь свисало с седла, словно оболочка, сброшенная цикадой. В стременах болтались чулки и туфельки. Шпильки для волос рассыпались по земле. Рабыни бесследно исчезли.

Дней через десять Чжэн вернулся в столицу. Инь был рад его видеть и встретил вопросом:

— Что ты так рано вернулся? Уж не случилось ли чего-нибудь с Жэнь?

— Она погибла, — ответил сквозь слезы Чжэн.

Эти слова как громом поразили Иня. Поддерживая друг друга, они направились в дом и там дали волю своему горю.

На вопрос, как это случилось, Чжэн ответил:

— Ее загрызла собака.

— Даже бешеной собаке не загрызть человека, — удивился Инь и услышал:

— Она не была человеком.

— Не была человеком? Так кем же она была? — воскликнул Инь в изумлении.

Чжэн рассказал все, от начала и до конца. Долго еще вздыхал его друг, не в силах прийти в себя.

На следующий день Инь приказал подать экипаж и вместе с Чжэном поехал в Мавэй. Они разрыли могилу, желая взглянуть на труп, и вернулись домой в великой печали. Размышляя позже над всем происшедшим, друзья пришли к заключению, что только одним отличалась Жэнь от людей: она не умела шить.[50]

Впоследствии Чжэн стал смотрителем казенных конюшен и очень разбогател. Одних лошадей было у него упряжек десять. Умер он в возрасте шестидесяти пяти лет.

В годы «Дали»[51] я, Шэнь Цзи-цзи, проживая в Чжунлине, проводил много времени в обществе Иня. От него-то и слышал я эту историю так часто, что вскоре знал ее наизусть от первого до последнего слова. Позже Инь занимал пост инспектора Двора по общим делам, затем был переведен инспектором в Лунчжоу, там, слышно, он и скончался.

Поистине не только людям, но и иным существам доступно чувство любви. Даже когда ей грозили насилием, Жэнь не утратила своей чистоты и хранила верность любимому до самой смерти. Много ли найдется подобных ей среди нынешних жен? Остается лишь пожалеть, что Чжэн не отличался тонким умом, довольствуясь только красотою любовницы, а чувства ее и помыслы были ему безразличны. Попади в такую историю муж, алчущий знаний, он непременно попытался бы проникнуть в тайный закон превращений, чтобы познать, где граница между людским и божественным. Он поведал бы в прекрасных твореньях о сокровенных глубинах чувства, не довольствуясь одними утехами плоти. Но что толку в напрасных сожалениях!

Во второй год «Цзяньчжун»[52] я был назначен в Цзиньу на должность левого советника. Одновременно со мной отправились на юго-восток полководец Пэй Цзи, член столичной управы Сунь Чэн, главный секретарь Казначейской палаты Цуй Сюй и правый советник Лу Чунь. Часть пути от Цинь до У мы ехали вместе. К нам примкнул также бывший советник Чжу Фан, путешествовавший ради своего удовольствия. Мы плыли по рекам Бин и Хуай и, отдавшись на волю течения, коротали дни и ночи за чаркой вина и беседой. Каждый поведал какую-нибудь удивительную историю. Прослушав рассказ о красавице Жэнь, мои высокочтимые спутники долго вздыхали, взволнованные до глубины души, а затем попросили меня записать эту диковинную историю, что я, Шэнь Цзи-цзи, и сделал.