Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.)

Путешествие в далекое прошлое

[171]

В середине эры правления «Чжэньюань», потерпев неудачу на экзаменах на степень цзиньши, я возвращался к себе домой. Мои родные места находятся между уделами Юань и Е. Когда я добрался до подножья горы Мингао, что высится к югу от Ицюэ, уже стемнело. Я решил заночевать на постоялом дворе «Великое спокойствие», но заблудился. И лишь проплутав с десяток ли, выехал я наконец на хорошую дорогу.

Выглянула луна. Внезапно до меня донесся какой-то странный аромат. Я не знал, далеко ли еще до постоялого двора, и свернул в ту сторону, откуда пахну´ло ароматом. Блеснул огонек. Я решил, что он светится в крестьянской хижине, и подхлестнул лошадь. Скоро я очутился перед каким-то большим строением. Высокие ворота, просторный двор, — как видно, то была богатая усадьба.

— Зачем изволили пожаловать, сударь? — спросил меня привратник в желтой одежде.

— Я — Ню Сэн-жу. Потерпел неудачу на государственных экзаменах и еду домой. Хотел добраться до постоялого двора, но сбился с дороги и попал сюда. Пустите меня переночевать, больше я ничего не прошу, — ответил я.

Из дома вышла молоденькая служанка и спросила привратника:

— Кто это там у ворот?

— Гость, — отозвался тот и пошел доложить, а через минуту вернулся и пригласил меня: — Прошу вас, сударь, войдите.

— Чей это дом? — спросил я.

— Входите и не задавайте вопросов, — ответил привратник.

Миновав с десяток дверей, я оказался у входа в большой зал, отгороженный жемчужным занавесом. Несколько сотен людей в красных и лиловых одеждах стояли на ступенях, ведущих в зал. Послышались голоса:

— Ниц! Падите ниц!

За занавесом раздался повелительный голос:

— Я — мать ханьского государя Вэнь-ди, вдовствующая императрица Бо.[172] Здесь святой храм и для вас, сударь, место не подходящее. Зачем пришли осквернять его?

— Мой дом находится к югу от удела Юань. Возвращаясь туда, я сбился с пути. Настала ночь, и меня могут растерзать волки и тигры. Осмеливаюсь просить у вас приюта до будущего утра.

Государыня приказала поднять занавес и встала с места.

— Я ханьская императрица, — молвила она, — а вы — знаменитый ученый династии Тан и, стало быть, не наш подданный. Поэтому мы с вами можем пренебречь этикетом. Прошу вас пройти сюда!

Величавая видом, еще не старая годами, императрица была наряжена в великолепные шелковые одежды.

— Вы, наверно, устали с дороги, — милостиво сказала она и пригласила меня сесть.

Во внутренних покоях послышался женский смех.

— Сегодня чудесный вечер, — сказала государыня. — Ко мне случайно заглянули две дамы. А тут еще такой приятный гость пожаловал. Ну, как не устроить пир! — И она приказала придворным: — Пусть обе госпожи войдут и познакомятся с господином ученым.

Пришлось довольно долго ждать; наконец появились две женщины в сопровождении нескольких сотен слуг. Впереди шла красавица лет двадцати. У нее была тонкая талия, продолговатое личико не набелено и не нарумянено, пышные волосы причесаны просто, платье из темного шелка…

Государыня представила ее:

— Это Ци — подруга императора Гао-цзу.[173]

Я низко поклонился. Госпожа Ци ответила мне поклоном.

Вторая — стройная, изящная, со спокойным и беззаботным видом, в нарядных вышитых одеждах, — сияла редкой красотой. Она также была моложе государыни.

Указывая на нее, государыня сказала:

— Это Ван Цян — подруга императора Юань-ди.[174]

Я поклонился ей столь же низко, как госпоже Ци. Ван Цян вежливо ответила мне. Когда все уселись, государыня обратилась к самым знатным вельможам, одетым в лиловые одежды:

— Выйдите навстречу госпожам Ян и Пань.

Вдруг в воздухе появились облака всех пяти цветов.[175] Вдали послышались голоса и смех, они все приближались. Государыня воскликнула:

— Ян и Пань прибыли.

Застучали копыта, раздался скрип колес. Заблестели шелка и волнами застлали все вокруг — из облаков спустились две гостьи. Я поднялся со своего места и отошел в сторону. Впереди шла женщина лет тридцати, красоты необыкновенной, изящная, стройная, с тонким станом, одетая в желтые одежды. В волосах ее сверкали украшения из драгоценного нефрита.

— Это танская Тай-чжэнь,[176] — молвила государыня.

Склонившись перед ней в почтительном поклоне, и приветствовал ее, как подобает чиновнику, явившемуся к государевой супруге.

— Я навлекла на себя гнев сына императора Сюань-цзуна,[177] и при дворе меня не числили среди императорских жен. Вы понапрасну воздаете мне такие почести. Не смею принять их! — сказала Тай-чжэнь, кланяясь в ответ.

Вторая была полненькая, маленького роста, с чистой, как снег, кожей, живым взглядом и мелкими зубами. На ней были широкие развевающиеся одежды.

— Это циская Пань Шу-фэй, любимица правителя княжества Ци[178], — поведала мне государыня.

Мы обменялись поклонами.

После этого государыня приказала подавать на стол. Через мгновение внесли разнообразные кушанья, источавшие тонкий аромат. Я даже названия их не знал и, привыкнув к грубой пище, не мог утолить голода такими изысканными яствами. Когда кушанья был убраны, подали вино в драгоценных сосудах.

Государыня обратилась к Тай-чжэнь:

— Почему ты так долго не была у меня?

Та скромно ответила:

— Третий господин[179] все время проводил со мной во дворце Блеска и Великолепия, и у меня не было возможности прийти к вам.

Тогда государыня спросила Пань:

— А ты почему не приходила?

Пань не могла удержаться от смеха. Взглянув на нее, Тай-чжэнь пояснила:

— Всему виной этот князь Дун Хунь: он брал собой Пань даже на охоту, вот она и не смогла выбрать время для визита.

Государыня обернулась ко мне:

— Какой император теперь на престоле?

— Сейчас правит старший сын императора Дай-цзуна.[180]

— Сын старухи Шэнь стал императором? Чудеса, да и только! — засмеялась Тай-чжэнь.

— Ну, и как он правит? — спросила государыня.

— Ничтожный чиновник недостоин судить о добродетелях государя, — ответил я.

— Не скромничайте и отвечайте!

— В народе говорят, что он мудрый и воинственный.

Государыня закивала головой в знак одобрения. Затем приказала принести еще вина и позвать девушек-музыкантш. Когда вино обошло гостей несколько раз и музыка умолкла, государыня попросила госпожу Ци, фаворитку Гао-цзу, сыграть на лютне цинь. Надев на палец яшмовое кольцо, осветившее ее руку, Ци заиграла печальную мелодию.

— Волею случая к нам попал талантливый ученый господин Ню. Вы тоже случайно навестили меня. Сегодня у меня неожиданная радость, — молвила государыня. — Пусть каждая из нас напишет стихи о том, что у нее на душе. Согласны?

И все сразу взялись за кисти и бумагу. В мгновенье ока стихи были готовы.

Стихи государыни гласили:

Ван Цян сложила такие стихи:

Госпожа Ци написала следующее:

Стихи Тай-чжэнь гласили:

Вслед за Тай-чжэнь стала декламировать Пань:

Все просили, чтобы и я сочинил стихи. Не смея о казаться, я подчинился и написал следующее:

Вместе с Пань Шу-фэн приехала девушка, невыразимо прелестная. Пряди волос ее свободно струились по плечам. Государыня, радушно усадив девушку вместе со всеми, то и дело просила ее сыграть на флейте. Звуки флейты лились, полные очарования…

— Знаете, кто она? — сказала мне государыня. — Это Люй-чжу.[184] Пань Шу-фэй воспитала ее и любит как младшую сестру. Вот почему они и прибыли вместе.

Обратясь к девушке, государыня спросила:

— Люй-чжу, разве может наша радость быть полной, если ты не сочинишь стихов?

Поблагодарив государыню поклоном, Люй-чжу прочла:

Когда чтение стихов кончилось, снова подали вино.

— Господин Ню Сэн-жу прибыл издалека, и ему пора на покой, — молвила государыня, — кто из вас желает быть его подругой на сегодняшнюю ночь?

— Для меня это невозможно: сын мой Жу-и уже взрослый. Да и приличен ли такой поступок? — отказалась первой госпожа Ци.

Пань Шу-фэй тоже не согласилась:

— Дун Хунь умер из-за меня, и государство его погибло. Я не хочу отплатить ему неблагодарностью.

— Господин Ши Чун был строг и ревнив, — вздохнула Люй-чжу, — лучше умру, но не поступлю столь недостойно.

Не позволив госпоже Тай-чжэнь и слова вымолвить, государыня сама ответила за нее:

— Тай-чжэнь тоже вынуждена отказаться. Она ведь — любимая подруга танского императора, а его потомок и сейчас на троне. — Затем, взглянув на Ван Цян, она сказала: — Чжао-цзюнь, ты сначала была отдана в жены вождю гунов Ху Ханю, а затем стала женой вождя Чжу Лэй-жо. Тебе можно. Да и что могут сделать тебе духи инородцев из суровых холодных краев? Прошу тебя не отказываться.

Чжао-цзюнь, не отвечая, в смущении опустила глаза.

Вскоре все разошлись отдыхать. Придворные проводили меня в покои Ван Чжао-цзюнь. Перед рассветом слуги разбудили нас. Чжао-цзюнь оплакивала предстоящую разлуку. Неожиданно я услыхал голос государыни за дверьми и поспешил к ней.

— Вам нельзя здесь долго задерживаться, — сказала государыня, — надо скорее возвращаться домой. Сейчас мы расстанемся, но я надеюсь, вы не забудем этой встречи.

На прощанье всем поднесли вино. После второй чарки госпожи Ци, Пань и Люй-чжу пролили слезы. Наконец я откланялся. Государыня послала придворного в красной одежде проводить меня до постоялого двора. Дорога повернула на запад, и провожатый мой вдруг исчез. К этому времени уже рассвело.

Добравшись до постоялого двора, я стал расспрашивать местных жителей, нет ли поблизости какого-нибудь старого храма, и мне ответили:

— В десяти ли отсюда есть храм государыни Бо.

Я вернулся туда и увидел, что храм давно заброшен, остались от него одни развалины. Ничто не напоминало великолепного чертога, в котором я был.

Но платье мое дней десять хранило тонкий аромат.

До сих пор не могу поверить, что все, о чем я рассказал, в самом деле со мной случилось.

В стране бессмертных

В годы «Кайюань»[185] жил некий цзиньши Чжан Цзо, он часто рассказывал своим близким следующую историю.

В молодости, путешествуя на юге страны, остановился он в уезде Худу. Как-то раз совершил он прогулку верхом по окрестностям и увидел старика с мешком из оленьей кожи на спине. Старик этот сидел на черном осле с белыми ногами. Лицо у старика было просветленное и какое-то необычайное.

На повороте дороги съехались они вместе. Любопытство Чжан Цзо было возбуждено, и он спросил незнакомца: «Откуда вы едете?» — но тот лишь усмехнулся.

Чжан Цзо не отставал от него, снова и снова повторяя свой вопрос. Вдруг старик рассердился и закричал:

— Такой щенок, и еще смеет приставать с расспросами! Что я — вор, убегающий с добычей? Зачем тебе знать, откуда я еду?!

Чжан Цзо стал смиренно просить прощения:

— Меня поразило ваше лицо. На нем лежит печать необычайного. Я хотел бы следовать за вами и учиться у вас. Разве это преступление?

— Мне тебя учить нечему! Я простой человек и слишком долго зажился на этом свете. Еще не хватало, чтобы ты насмехался надо мной! — не унимался старик и, подстегнув осла, ускакал прочь.

Чжан Цзо помчался вслед за ним и догнал старика у постоялого двора. Подложив мешок под голову, старик улегся, но никак не мог уснуть. Чжан Цзо сильно устал и велел принести гаоляновой водки.

— Не соблаговолите ли разделить со мной трапезу? — нерешительно обратился он к старику.

Тот сразу вскочил на ноги.

— Вот это я люблю! И как ты узнал, чего мне хочется?

Выпив чарку-другую, старик заметно развеселился, и Чжан Цзо осмелел.

— Человек я невежественный, — сказал он, — хочу вас просить просветить меня. Ни о чем другом и мечтать не смею.

— Я многое видел на своем веку, — начал старик, — деяния мудрецов и глупцов, долгие смуты и годы нерушимого мира во времена Лян, Чэнь, Суй и Тан.[186] Все это записано в наших династийных историях. Но я расскажу тебе о том удивительном, что мне довелось пережить.

Я сам родом из города Фуфэн. Во времена Северной Чжоу жил в землях Ци. Носил я тогда фамилию Шэнь, имя мое было Цзун, но из уважения к Шэнь У — императору династии Ци[187] — я принял другое имя и стал зваться Гуанем. Восемнадцати лет я сопровождал яньского князя Цзы Цзиня в поход на Цзинчжоу против лянского государя Юань-ди.[188] Поход увенчался успехом, область Цзинчжоу была завоевана.

И вот, когда войска должны были возвратиться на родину, мне приснился сон, будто явились ко мне двое в синих одеждах и сказали: «Два рта идут к установленному Небом сроку жизни, человек склоняется к хозяину, долголетие едва не достигает тысячи лет». В Цзянлине я пошел на рынок к толкователю слов, и тот объяснил: «Под словами „два рта идут“ — подразумевается иероглиф „возвращаться“. „Человек склоняется к хозяину“ — да ведь из этих слов составится иероглиф „поселиться“! Значит, если вы поселитесь здесь, то будете жить очень долго, почти тысячу лет».[189]

В это время узнал я, что часть войск будет оставлена в Цзянлине для укрепления местного гарнизона. Я попросил военачальника Тоба Ле причислить меня к этому отряду, и тот согласился.

Тогда я снова отправился к толкователю снов и спросил его:

— Поселиться здесь можно, а вот как познать тайну долголетия?

— В вашем предыдущем рождении,[190] — поведал мне толкователь, — вас звали Се Цзюань-чжоу, и родом вы были из Цзытуна. Вы любили нарядные одежды, изысканные блюда, собирали редкие книги и каждый день читали вслух по сто страниц творений Лао и Хуана.[191] Потом вы поселились в уединении у подножья горы Хаомин[192] в убогой лачуге. Кругом было тихо, лишь в зарослях цветов и бамбука журчал ручей.

В пятнадцатый день восьмой луны вы пили вино в одиночестве, громко пели и, совсем захмелев, воскликнули: «Я живу здесь вдали от всего земного, почему же ни одно существо из другого мира не посетит меня?»

Вдруг раздался стук колес, топот копыт, и вас неожиданно склонило в сон. Только голова ваша коснулась циновки, как из вашего уха выехала повозка с красными колесами и черным верхом, запряженная рыжим бычком. Хотя экипаж и бычок были в три цуня высотой, вы не почувствовали ни малейшей боли. В повозке сидели два крошечных мальчика в синих одеждах, на головах у них были зеленые повязки. Они окликнули возницу и, став на колеса, спрыгнули вниз.

— Мы прибыли из Страны развенчанных иллюзий, — сказали они. — Мы слышали, как вы пели при лунном свете, и, восхищаясь вашим звонким и чистым голосом, понадеялись, что вы удостоите нас чести побеседовать с нами.

— Вы же появились из моего уха, а говорите, что прибыли из Страны развенчанных иллюзий. Как же так?

— Страна эта находится в наших ушах, как может ваше ухо вместить нас, — возразили мальчики.

— Да ведь вы ростом цуня в три, не более! Разве ваши уши способны вместить целую страну? Если это так, значит, жители ее должны быть меньше червячка!

— Почему же? — не соглашались мальчики. — Наша страна не хуже вашей. Не верите — едемте с нами. Если вы останетесь у нас навсегда, то избавитесь от мук рождения и смерти.[193]

Один из мальчиков наклонил голову, чтобы вы заглянули ему в ухо. Вы увидели там совсем иной мир: буйную зелень, пышные цветы, множество черепичных крыш, чистые ручьи и потоки, горные пики и скалы.

Просунув свою голову в ухо мальчика, чтобы лучше видеть, вы вдруг упали вниз и оказались в большом городе. Городские стены, озера, здания и ограды поражали своей величественной красотой.

Вы стояли в нерешимости, не зная, куда идти. Оглянулись — а мальчики уже рядом.

— Ну как, сударь, чья страна больше? — спросили они. — Теперь, когда вы уже здесь, не пройдете ли с нами к повелителю нашему Мэнсюаню?

И они повели вас в большой дворец. Стены и лестницы сияли золотом и яшмой, пологи и занавеси были отделаны перьями зимородка. В середине главного зала сидел повелитель в одежде из туч и радуги, солнца и луны, накидка из прозрачного шелка спускалась с его плеч до самых ног.

Четверо прекрасных отроков стояли по бокам его; один держал опахало из белых перьев, другой — царский жезл из кости носорога.

При входе ваши спутники сложили руки в знак приветствия и замерли в почтительных позах, не осмеливаясь поднять глаз. Мужчина в высокой шапке и длинной зеленой одежде прочел эдикт, написанный на бумаге пепельного цвета: «Когда царило Великое единство,[194] государство наслаждалось миром и спокойствием. Вы жили в мире смертных и занимали там недостойное вас низкое положение. А так как вы необычайно искренни и чисты в своих душевных устремлениях, то скоро постигнете истину и удостоитесь высоких должностей и почетных титулов. А пока можете занять место хранителя списка бессмертных».

Поклонившись, вы покинули зал. Четверо служителей в желтых одеждах проводили вас в присутствие. Там горами были навалены всевозможные бумаги и списки; многих из них вы не могли ни прочесть, ни понять. Каждый месяц вам без всяких напоминаний выплачивали жалованье. Стоило вам мысленно пожелать что-нибудь, как слуги уже знали об этом и тотчас выполняли вашу волю.

Однажды вы поднялись на башню, чтобы полюбоваться широкой далью. Вдруг вам захотелось вернуться домой, и вы сочинили стихи:

Вы показали стихи тем мальчикам, с которыми прибыли сюда, и они разгневались на вас:

— Мы думали, что вы стремитесь к уединению и покою, оттого и привезли вас в нашу страну; но вы не избавились от власти земного и все еще вспоминаете родные края!

Тут они изо всех сил толкнули вас, и вам показалось, что вы с высоты упали на землю; вы поняли, что находитесь на старом месте.

Вы стали искать мальчиков, но их и след простыл. Люди, жившие в тех краях, на ваши вопросы отвечали:

— Да вы, господин Цзюнь-чжоу, уже лет семь или восемь как исчезли куда-то, и слуху о вас не было.

А вам-то казалось, что всего несколько месяцев прошло!

Вскоре Цзюнь-чжоу умер, а вы родились в нынешнем своем перевоплощении.

К этому толкователь снов присовокупил:

— Я был одним из тех мальчиков, что вышли из вашего уха в прежнем вашем рождении. В то время вы были приверженцем даосизма, и потому для вас открылся путь в Страну развенчанных иллюзий. Но вы не избавились от земных привычек и не смогли остаться там навеки. Однако вам даруется долголетие здесь, на земле: вы проживете тысячу лет. Я дам вам волшебное средство и вернусь к себе.

Тут толкователь снов выплюнул кусок алого шелка и велел мне проглотить его. Потом он принял облик мальчика и исчез, а я с тех пор не знаю старости и совсем забыл, что такое болезни. Вот уж две с чем-то сотни лет я путешествую по стране. Побывал на всех знаменитых горах Поднебесной. Видел много удивительных вещей. Записи о них хранятся в этом мешке из оленьей кожи.

Тут старик вынул из мешка две огромные книги, сплошь исписанные мельчайшими непонятными знаками…

Чжан Цзо попросил старика рассказать еще что-нибудь, и тот поведал много занимательных историй. Большая часть из них достойна быть увековеченной на память потомству. Наконец Чжан Цзо уснул, а когда проснулся — старик исчез.

Прошло несколько дней. Старика видели в Хойчу, и он просил передать привет Чжан Цзо. Тот искал старика, но так больше его и не встретил.

Брак с Бессмертной

[195]

В годы «Кайюань» и «Тяньбао» жил в тех местах, где река Ло выбегает из горных теснин на равнину, некий книжник по имени Цуй. Он любил выращивать редкие цветы, и весенними вечерами аромат их распускающихся бутонов был слышен уже за сотни шагов. Каждое утро, захватив лейку, отправлялся он в свой сад взглянуть на цветы.

Однажды на дороге, идущей с запада, показалась всадница в сопровождении множества служанок, молодых и старых. Красоты она была поразительной, а конь под ней — загляденье. Не успел Цуй полюбоваться на нее, как она уже промчалась мимо, а назавтра появилась снова. Цуй заранее приготовил вино и чай, расставил среди цветов чарочки и чашки, расстелил циновки, разложил мягкие тюфяки. Выйдя навстречу девушке, он с поклоном сказал:

— С малых лет люблю я цветы и деревья. Моими скромными трудами выращен этот сад. Ах, если б вы хоть краем глаза взглянули на него, ведь сейчас самое время цветенья! Вы не первый раз проезжаете здесь. Я подумал, как, должно быть, устали вы править лошадью, и осмелился приготовить это мутное вино. Прошу вас, отдохните здесь и отведайте вина, это вас освежит.

Но девушка проехала мимо, даже не бросив на него взгляда. Одна из служанок попробовала было вступиться:

— Ведь он приготовил вино и угощенье, зачем же огорчать его отказом?

Девушка ответила ей с укоризной:

— К чему попусту вступать в разговоры с людьми?

На другой день Цуй выехал верхом навстречу девушке. Он подождал, пока прекрасная всадница поравняется с ним, стегнул плетью коня и поскакал за ней следом. Вскоре они доехали до его усадьбы. Спешившись, Цуй поклонился и вновь повторил свою просьбу. Старая служанка сказала девушке:

— Лошади сильно устали. Отдохнем пока здесь, я в этом не вижу беды.

Она взяла коня своей госпожи под уздцы и повела его к дому. А потом шепнула Цую:

— Станете просить молодую госпожу в жены, меня берите свахой. Согласны?

Цуй просиял от радости. Он опустился на колени и, кланяясь до самой земли, стал просить служанку помочь ему. Старуха успокоила его:

— Не тревожьтесь, дело сладится непременно. Как раз через пятнадцать дней наступит благоприятный день. Вы, господин, ждите здесь и позаботьтесь, чтоб все было наготове для свадебной церемонии. Да припасите вина и закусок. Старшая сестра моей госпожи занемогла, и мы каждый день ездим в Логу навещать ее. Сейчас нам пора ехать. Вы же все обдумайте на свободе, а в назначенный день мы с невестой будем здесь.

Они уехали. Цуй, как было условлено, начал готовиться к счастливому событию. Прошло пятнадцать дней, и девушка приехала со своей старшей сестрой, Сестра держалась с необыкновенным достоинством, невольно вселявшим уважение. Она проводила девушку в дом жениха и там оставила ее.

Матушка Цуя жила на родине и не знала, что сын взял в дом жену. Цуй ничего ей не сообщил. Она прознала об этом через одну служанку. Увидев молодую жену, мать нашла ее уж слишком красивой.[196] А тут через месяц случилось, что какой-то неизвестный человек принес невестке лакомство необычайного вкуса и аромата.

Вскоре Цуй начал замечать, что матушка стала к нему холодней, не раз спрашивал он о причине ее неудовольствия. Наконец мать призналась ему:

— Ты мой единственный сын, и я надеялась, что ты проживешь свои дни в мире и покое. Но вот ты взял в дом жену небывалой, невиданной красоты. Никто никогда не изображал такой красавицы ни кистью, ни резцом. Уж верно, она — лиса-оборотень и погубит тебя. Чует мое сердце беду.

Вернувшись домой, Цуй нашел жену в слезах. Плача, она сказала:

— Я была вам верной женой и надеялась служить вам до самой смерти. Никогда не думала я, что госпожа, ваша матушка, посчитает меня лисицей-оборотнем. Завтра утром мы расстанемся.

Цуй отер слезу, он не мог говорить.

На следующий день привели ее коня, она села на него и тронулась в путь. Цуй тоже сел на коня, чтоб проводить ее. Скоро достигли они Западных гор. Узкая тропинка привела их в долину. Они поехали по этой долине и примерно ли через десять оказались возле горной реки. На берегах ее благоухали цветы, на деревьях росли плоды столь диковинные и чудесные, что никакими словами о них не расскажешь. Показалась чья-то богатая усадьба. Дом поражал своим великолепием. Служанки толпой выбежали встречать господ. Ныло их не менее сотни. Они поклонились и сказали:

— Господин Цуй, дальше пути вам нет. Извольте оставаться здесь.

Служанки провели девушку в глубину дома, а Цуя оставили за воротами. Не прошло и мгновения, как одна из служанок появилась снова и передала от лица старшей сестры следующие слова:

— Господин, вы должны уйти, потому что старая госпожа, ваша матушка, не хочет этого брака. Все кончено, вы не должны больше видеться.[197] Но сестра моя была вашей женой, и потому я разрешаю вам войти в мой дом, чтобы проститься с нею.

Служанка провела Цуя во внутренние покои. Долго старшая сестра упрекала его, но голос ее звучал мягко. Склонившись в поклоне, Цуй с покорностью сносил упреки.

Наконец она замолчала. Все сели за трапезу. В конце ее было подано вино. Затем позвали музыкантов, и прекрасная мелодия рассыпалась тысячью переливов. Когда музыканты кончили играть, старшая сестра сказала младшей:

— Господину Цую пора возвращаться. Что ты подаришь ему на память?

Девушка достала из рукава ларчик из белого нефрита[198] и протянула его Цую. Он принял ларчик и начал прощаться. Оба они зарыдали. Цуй с тяжелым сердцем покинул дом и пустился в обратный путь. Долина кончилась, он оглянулся, но взору его предстали лишь бесконечные нагромождения скал и глубокие пропасти. Горы словно сомкнулись, тропинка исчезла. В безутешном горе вернулся он домой. С тех пор каждый раз, когда брал он в руки нефритовый ларчик, в сердце его проникала глубокая печаль.

Однажды постучал в ворота, прося подаяния, буддийский монах из дальних краев. Он сказал:

— К вам, господин, попала редкой ценности вещица, не покажете ли вы ее мне?

Цуй ответил:

— Я бедный ученый, откуда возьмется в моем доме что-либо ценное?

Но монах стоял на своем.

— Разве не встретилась вам девушка необычайной красоты? И разве не подарила она вам нефритовый ларчик? Бедный странник, я прозрел его присутствие в вашем доме, потому что он излучает небесный эфир «ци».

Тогда Цуй вынул нефритовый ларчик и показал монаху. Монах купил его за миллион монет и начал прощаться. Цуй спросил монаха:

— Кто она была, эта девушка?

— Вы, господин, взяли себе в жены третью дочь самой владычицы Западных гор Сиванму. Зовут девушку Юй-фэн. Она и ее сестра — прославленные красавицы в мире бессмертных, что уж говорить о мире людей! Как жаль, что она так недолго была вашей женой. Если бы вы прожили с ней хотя бы один год, вам и всей вашей семье было бы даровано бессмертие.

Воскрешение

[199]

В середине годов «Юаньхэ» дочь Ци Туя, управителя области Жао, выдали замуж за одного молодого человека по имени Ли Моу, родом на Лунси. Ему предстояло держать экзамен на степень цзиньши, а жена в это время была на сносях. Родных у него не было, и он решил отправить свою жену к ее отцу.

Молодая женщина перешла жить в восточный флигель позади дома. Но в ту же ночь явился ей во сне некий муж в платье и уборе необычайной пышности. Был он гневен, опирался на меч и с угрозой сказал:

— Ты грязнишь и оскверняешь этот дом. Удались отсюда немедля, не то накличешь на себя беду.

На другой день она поведала отцу о своем видении. Ци Туй был человеком упрямого и горячего нрава. Он вспылил:

— Что такое? Мне, законному владельцу этой земли, смеет угрожать какое-то бесовское отродье?

Прошло несколько дней. У молодой женщины начались родовые муки. Вдруг она въявь увидела того, кто являлся ей в сновидении. Он приблизился к пологу ее кровати и стал наносить по нему яростные удары. И вдруг из ушей, глаз и носа роженицы хлынула кровь, и она испустила дух.

Отец и мать были сильно опечалены безвременной кончиной дочери, но слезами горю не поможешь. Срочно послали гонца, чтобы уведомить Ли Моу о случившемся несчастье, и стали ждать его приезда. Надлежало перенести прах умершей на кладбище, где покоились предки ее мужа. А пока ее временно захоронили вдали от города к северо-западу от главной дороги.

Между тем молодой Ли, потерпев неудачу на экзаменах в столице, собрался в обратный путь. Вдруг до него дошла весть о смерти жены. Он немедленно выехал, но путь ему предстоял неблизкий. Пока он добирался до города Жао, прошло уже полгода со дня кончины жены. Ли знал только, что она внезапно скончалась, но не ведал, как и отчего.

Он словно обезумел от горя, и в голове его засела мысль: нет ли способа вернуть к жизни умершую? Когда Ли достиг предместья, день клонился к закату. Вдруг на пустыре он увидел женщину. Она была одета не так, как простая крестьянка. И что-то в ней показалось ему знакомым. Дрогнуло сердце у молодого Ли, остановил он коня, чтоб получше разглядеть ее, но она словно растаяла в гуще деревьев. Ли спешился и последовал за ней. Наконец он нагнал ее, смотрит: в самом деле, его жена. Взглянули они друг на друга и горько заплакали. Жена стала утешать его:

— Не лейте понапрасну слез. К счастью, меня еще можно воскресить. Ах, как долго пришлось ждать вашего приезда! Батюшка тверд духом и справедлив, но он не верит в нечистую силу. А я — только слабая женщина и не могу сама, по собственному почину, подать жалобу на злого беса, что убил меня. Сегодня мы наконец свиделись, но боюсь, не было бы поздно.

Ли спросил:

— Что нужно делать? Скажи мне.

Жена ответила:

— В пяти ли отсюда, если ехать прямо на запад, живет в деревне Потин один старец по имени Тянь. Он обучает священным книгам деревенских детишек, но на самом деле он — бессмертный из Грота Девяти Великолепий, только люди не знают об этом. Если вы от всего сердца попросите его, может быть, он смилостивится и поможет нам.

Не медля ни минуты, Ли поспешил к бессмертному Тяню. Завидев его, он опустился на колени, подполз к нему, дважды поклонился в землю и смиренно сказал:

— Я, презреннейший из смертных, осмелился обеспокоить своим посещением великого святого.

Старец в это время толковал деревенским ребятишкам какое-то изречение из священных книг. Увидев Ли, он смутился и начал было отговариваться:

— Я немощный старик, дряхлый и нищий. И вдруг на старости лет привелось мне услышать такие слова.

Ли вновь упал ниц и уж не поднимал от земли головы. Старцу все больше становилось не по себе. Померк день, спустилась ночь, а Ли все неотступно молил его. Долго думал старец, склонив голову, и наконец сказал:

— Вижу, горе ваше искренне и глубоко. Разве могу я остаться безучастным?

Заливаясь слезами, Ли поведал ему о смерти жены. Старец сказал:

— Знаю я, давно знаю об этом и немало дивился, что никто раньше не заявил жалобы. Родных у вас нет, и прошел срок, когда можно было пособить делу. Я потому и отказывался, что не знаю, как теперь быть. Разве вот что. Попробую-ка я свести вас в одно место.

Старец поднялся на ноги. Они вышли на северную околицу деревни и через сотню с чем-то шагов остановились у опушки тутовой рощи. Старец протяжно свистнул. И тут перед взором изумленного Ли появились величественные дворцы. Они образовали замкнутое кольцо. Перед ними было столько стражников, сколько деревьев в лесу.

Почтенный Тянь облачился в лиловые одежды, вошел в присутственный зал главного дворца и занял место за столом. По левую его и правую руку расположились важные сановники, поодаль рядами выстроилась свита. И тут же во все концы света полетели приказы. Через мгновенье показались десятки отрядов, в каждом сотня всадников, если не больше. Обгоняя друг друга, спешили они на призыв. Предводители их были все огромного роста, пожалуй, более чжана. Брови нахмурены, взгляд суров. Отряды выстроились у ворот. Оправив на себе доспехи и шлемы, воины застыли в почтительном трепете. Предводители отрядов спросили:

— Для чего ты призвал нас?

Еще через мгновение прибыли божества, обитающие в мире смертных: Дух горы Лушань, Дух реки Цзянду, Дух озера Пэнли и многие другие. Все они поспешили в присутственный зал.

Почтенный Тянь вопросил:

— Дочь управителя этой области была убита во время родов бесчинствующим духом. Поступок этот — вопиющее беззаконие. Известно ли вам об этом?

Все упали ниц и, не поднимая взора, ответили:

— Знаем.

Тогда он вновь спросил:

— Почему же ничего не сделано, чтобы восстановить справедливость?

И вновь все разом почтительно доложили ему:

— Вынести дело на суд должен истец. Таков установленный порядок. Но ни от кого жалоб не поступало, а потому мы и не могли принять законных мер.

— Знает ли кто-нибудь имя преступника? — осведомился почтенный Тянь.

Один из присутствовавших сообщил:

— Это некий князь У Жуй из уезда По. Жил он во времена Западной Хань,[200] и ему принадлежал тогда тот самый дом, в котором проживает ныне отец убитой. Князь У Жуй и сейчас такой, какой прежде был, — воинственный и своевольный: захватывает чужие земли, чинит обиды, совершает злодеяния, и люди бессильны против этого самоуправца.

Почтенный Тянь молвил:

— Послать за ним.

И через мгновенье перед ним предстал У Жуй, связанный по рукам и ногам. Старец стал допрашивать его, но тот заперся и ни в чем не признался. Тогда приказано было послать за дочерью Ци Туя. И долго все молча слушали, как жена Ли обвиняла своего убийцу. Под градом обвинений У Жуй свою вину признал, но всячески оправдывался:

— После родов она так ослабела и обессилела, а увидев меня, так напугалась, что умерла от страха. Я же не трогал, ее, только палкой ударил по пологу…

— Не все ли равно, чем убить человека, ножом или палкой?

Приказано было схватить князя У Жуя и препроводить в Небесное ведомство. Затем старец Тянь велел справиться, сколько лет еще суждено было жить на свете жене Ли. Прошло немного времени, и писец ответил:

— Она должна была бы прожить еще тридцать два года, считая с этой минуты, и родить четырех сыновей и трех дочерей.

Тогда старец, обращаясь к толпе приближенных, сказал:

— Жене Ли отмерена долгая жизнь, и если не воскресить ее, тем самым нарушен будет законный порядок. Как вы смотрите на это, господа сановники?

Тогда выступил вперед старый писец и сказал:

— Помнится мне, в царствование Восточной Цзинь[201] случайно погиб один человек из Еся при весьма сходных обстоятельствах. Тогда вашу должность исполнял Гэ Чжэнь-цзюнь, и вот какой он нашел выход. Он соединил вместе все души погибшего, и когда человек этот возвратился в мир живых, то ни в речах своих и повадках, ни в желаниях своих и пристрастиях, ни видом своим, ни походкой — словом, ничем не отличался он от других людей. Только, когда срок его жизни истек, не нашли его мертвого тела.

Почтенный Тянь спросил:

— Что значит «соединить души»?

Писец ответил:

— У каждого, кто рождается на свет, три высших души и семь животных. После смерти они разлетаются в разные стороны, и корню жизни не на что опереться. Поэтому нужно соединить их вместе в единое тело и обмазать это тело мазью, приготовленной из клювов фениксов и рогов единорогов. Вам, державный князь, стоит только приказать, чтоб жену Ли вернули к жизни, и она станет такой, как была.

Почтенный Тянь, обращаясь к жене Ли, сказал:

— А ты согласна на это?

— Почту за счастье, — ответила она.

Тут увидел молодой Ли, что писец ведет семерых или восьмерых женщин, и все они — точное подобие его жены. Подвели их к его жене, и они слились с ней воедино. А котом появился какой-то человек, в руках он держал сосуд со снадобьем, по виду напоминавшим сахарный сироп. Он помазал этим сиропом жену Ли, и она из мертвого духа превратилась в живую женщину. Вначале она долго не могла прийти в себя, словно с неба упала. Но вот наступил рассвет, и все исчезло, как сновиденье. Почтенный Тянь и супруги Ли вновь очутились в тутовой роще. Старец сказал молодому Ли:

— Мы с тобой сделали все, что было в наших силах, и заслуженно рады успеху дела. Можешь отвести жену домой и показать ее родственникам. Скажешь, что она снова вернулась к жизни, но смотри, будь осторожен, ничего другого не говори. Я же покину вас.

Супруги простились с ним и поехали домой. При виде воскресшей из мертвых женщины все в семье онемели от удивленья и не могли поверить своим глазам. Да она ли это? Лишь с трудом удалось убедить их, что она в самом деле живой человек.

Жена Ли родила прекрасных детей, и со временем они прославили свой род. А о ней самой говорили:

— Она легка, как перышко, а помимо этого не заметишь в ней ничего необычного, что отличало бы ее от простых смертных.

Что судьбой определено, тому и быть

[202]

Дайский князь Го Юань-чжэнь, потерпев неудачу на столичных экзаменах, а было это в середине годов «Кайюань», направлялся в дальнюю область Фэнь княжества Цзинь. В ночной темноте сбился он с дороги и долго блуждал, сам не зная где, пока не увидел вдали огонек. «Верно, там люди живут», — подумал он и поехал прямо, не разбирая дороги, в надежде найти себе пристанище на ночь. Через восемь-девять ли очутился князь перед домом с воротами под высокой кровлей. Вошел в ворота. Никого. На террасах и в богато убранных залах, словно в доме невесты, горят свечи, расставлены пряные закуски, но вокруг тишина и безлюдье.

Князь привязал коня у западной террасы, взошел по крутым ступеням и очутился в каком-то неведомом ему храме. Вдруг в восточном приделе храма послышался женский плач. Кто-то горевал и жаловался на свою судьбу.

Князь спрашивает:

— Эй, кто там плачет, человек или нечистая сила? Почему все прибрано и расставлено, а людей не видать? И отчего ты в одиночестве льешь слезы?

А ему отвечают:

— Меня избрали в жертву. В нашей волости обитает грозное божество — Черный полководец. От него зависит благоденствие здешних жителей. Каждый год он требует себе подругу. Жители должны выбрать самую красивую девушку в нашем краю и отдать ему в жены. Правда, я уродлива и неотесана, но отец мой тайно получил от волостной управы пятьсот связок монет и согласился, чтоб выбор пал на меня. Сегодня вечером девушки торжественно проводили меня сюда, напоили вином и заперли здесь. А сами ушли. Вот я и дожидаюсь в одиночестве прихода Черного полководца. Обряжая меня невестой, отец и мать словно меня хоронили… Я в тоске и страхе, всеми покинута. Если вы — благородный человек, спасите меня, и до конца моих дней я буду вам покорной рабой.

Вспыхнув от гнева, князь воскликнул:

— В какое время он должен прибыть?

— Уже скоро, во вторую стражу.

— Пусть уделом моим будет вечное бесчестье, если я всех сил своих не положу, чтобы спасти тебя. Если удача изменит мне, пусть лучше я умру, защищая тебя, чем позволю тебе погибнуть безвинно в похотливых объятиях какой-то нечисти!

Понемногу девушка успокоилась и перестала плакать. Князь отвел свою лошадь к Северным воротам и приказал слугам встать у входа, словно они вышли навстречу долгожданному гостю, а сам уселся на западных ступенях храма. Не прошло и мгновенья, как все кругом озарилось сиянием, и двор наполнился лошадьми и экипажами. Два глашатая в лиловых одеждах прошли через храм и воскликнули:

— Сам светлейший князь пожаловал сюда!

Два других глашатая в золотых одеждах торжественно обошли весь двор и прошествовали через храм, возвещая:

— Сам светлейший князь пожаловал сюда!

А тем временем Го Юань-чжэнь только посмеивался:

— Ты здешний князь? Великое дело! А я сделаюсь первым министром, да и возьму верх над нечистью.

Черный полководец неторопливо спешился, и вновь во все стороны направились глашатаи, возвещая его приход.

— Теперь войдем, — сказал Полководец, и воины из его свиты, вооруженные копьями и мечами, луками и стрелами, прошли через храм, построившись в два ряда, и спустились с восточных ступеней.

Тогда князь Го Юань-чжэнь послал своего слугу сказать новоприбывшему: «Сюцай[203] Го желает видеть вас», а затем с поклоном и сам предстал перед ним.

Черный полководец спросил:

— Как вы, господин сюцай, попали сюда?

— Прослышал я, что сегодня вечером вы совершаете свадебный обряд, и подумал, не потребуются ли мои скромные услуги, — ответил князь.

Черный полководец остался доволен ответом и пригласил князя сесть за стол. Усевшись друг против друга, принялись они за еду, шутили, смеялись. Вскоре веселье разгорелось вовсю. У князя в подвесном кармане был острый нож, и он все время думал, как бы ударить этим ножом Черного полководца.

Вот он и спросил:

— Доводилось ли вам пробовать сушеное мясо оленя?

— В этих краях его трудно достать, — ответил Черный полководец.

Тогда князь сказал:

— У меня как раз есть немного этого лакомства, мне достали его с императорской кухни. Не позволите ли угостить вас олениной? Право, нет ничего вкуснее.

Черный полководец обрадовался необычайно. Князь достал кусок оленьего мяса, вытащил из кармана острый нож, нарезал мясо ломтиками и уложил их на небольшое блюдо. Ни о чем не подозревая, Черный полководец, очень довольный, протянул руку, чтоб взять себе ломтик. Но князь, ни минуты не медля, крепко схватил его руку у локтя и отрубил ее напрочь. От неожиданности Черный полководец утратил дар речи и вдруг пустился бежать. Разбежались в страхе и все его воины и приближенные.

Князь сбросил с себя верхний халат и завернул в него отрубленную руку. Затем послал своих слуг осмотреть все вокруг, но всюду было тихо и пусто — ни живой души.

Тогда князь постучался в дверь того покоя, где плакала девушка, и сказал:

— Ну, вот я и отрубил руку у Черного полководца. Недалек час, когда я найду его по кровавому следу и прикончу. Ты спасена, можешь выйти и подкрепить свои силы.

Девушка вышла на зов. Смотрит князь, а она необыкновенная красавица, и лет ей всего семнадцать — восемнадцать. Поклонившись князю, она молвила:

— Клянусь отныне быть вашей верной рабой.

Князь стал отказываться. Тем временем рассвело. Князь развернул халат, поглядел на отрубленную руку, и что же: это была нога вепря.

Вдруг вдалеке послышались рыдания… Родители и братья девушки, старики и старухи в голос оплакивали ее. Они несли гроб, чтоб положить в него тело девушки и предать его земле. И вдруг она предстала перед ними живая. В страхе стали они спрашивать, как могло это случиться. Князь все рассказал. Старики пришли в великий гнев за то, что князь покалечил их божество, и сказали:

— Черный полководец — святой бог-хранитель здешних мест. Все мы почитаем его. Правда, каждый год мы приносим ему в жертву одну девушку, но зато не знаем других бед. А бывало, стоит чуть запоздать с жертвоприношением, как на нас обрушится ураган с громом, ливнем и молниями, а потом снег посыплется… Но как вам, простому путнику, удалось ранить наше всесильное божество? Вы погубили нас всех! Поступок ваш нельзя оставить безнаказанным. Убить вас надо, убить и принести в жертву Черному полководцу. Может, он тогда смилостивится над нами! Или, пожалуй, вот что: связать вас, богопротивника, и отправить в уезд.

И они стали подстрекать молодых парней схватить князя.

Князь принялся их уговаривать:

— Я вижу, вы стары годами, но не разумны! Я же постиг течение законов этого мира, а потому успокойтесь и выслушайте мои слова со вниманием. Разве не по велению Неба охраняют все божества установленный порядок, подобно удельным правителям, получающим от Сына Неба власть, дабы способствовать твердости законов в Поднебесной?

— Так, — согласились крестьяне.

Князь продолжал:

— И если все удельные правители станут без удержу хватать красавиц в своих владениях, разве не прогневают они этим самоуправством Сына Неба? Разве не покарает их Сын Неба за увечья и жестокости, причиненные людям? В своем простодушии вы принимаете за божество того, кого зовете Черным полководцем. Но разве не очевидно, что у божества не может быть свиных ног и что это всего лишь лукавый оборотень, каких немало на этом свете? Коварные оборотни — самые вредоносные существа. И вот сейчас, когда справедливость требует уничтожить его, как можем мы уклониться от нашего долга? Но среди вас не нашлось человека, способного на такой смелый поступок, и потому много лет подряд ваши девушки находили смерть в лапах чудовища. Как знать, не выбрало ли Небо меня своим мстителем и не прогневают ли его ваши многолетние заблуждения? Послушайте меня, уничтожьте оборотня, и вы навсегда избавите себя от зловещей свадебной церемонии, после которой невеста обречена на смерть. Ну, что вы на это скажете?

Выслушав его слова, жители деревни будто разом прозрели и с радостью воскликнули:

— Приказывайте нам.

Тогда князь велел нескольким сотням крестьян вооружиться луками, стрелами и мечами, лопатами и заступами и гуськом следовать за ним, а сам пошел впереди по кровавому следу. Через каких-нибудь двадцать ли след исчез в могильном кургане. Крестьяне окружили курган и стали копать землю, пока не прорыли ход величиной с горло огромного кувшина. Князь приказал собрать хворосту и развести огонь. Освещая себе путь, он проник внутрь кургана. Там увидел он нору, похожую на большую комнату, а в ней преогромного вепря. У него была отрублена левая передняя нога, и лежал он на залитой кровью земле. Едкий дым выгнал раненого вепря наружу, а уж там крестьяне прикончили его.

Жители деревни на радостях устроили праздник и собрали деньги, чтоб отблагодарить князя. Но князь денег не взял:

— Для пользы людей, а не корысти ради я уничтожил зло.

Спасенная им девушка навсегда простилась с отцом, матерью и родными. Она сказала им:

— Мне выпало счастье родиться человеком, и я блюла законы людей. Никогда не покидала я женских покоев и не совершила ничего, за что бы следовало наказать меня смертью. Но отец мой соблазнился деньгами, тайно принял пять миллионов монет и отдал свою дочь чудовищу в жены, а люди заперли меня в пустом храме и ушли. Неужели это достойно людей? Если б не был князь так милосерд и отважен, разве осталась бы я в живых? Отец с матерью обрекли меня на смерть, князь вернул меня к жизни, и я прошу позволить мне следовать за ним. И пусть даже воспоминания о родном доме никогда отныне не посещают меня.

Князь долго отговаривал девушку, но, видя, что ее не разубедишь, принял ее в свой дом и поселил в боковых покоях. Она родила ему нескольких сыновей. Благодаря знатности князя все они получили высокие должности.

Ясно, что так уж определено ей было судьбой. Казалось бы, девушка была на краю гибели. А вот явился из дальних стран неведомый спаситель, победил страшного оборотня, и девушка нашла свое счастье.