Идеальный выбор

Восемь

От Бет София вышла немного успокоенной. Конечно, его не существует, незнакомца из ее спальни, цветного отпечатка на изнанке век. Но из этого вовсе не следует, что у нее видения. Необходимо найти какое-то компромиссное объяснение. Когда-то ей было проще считать себя немного чокнутой. В те времена девушек, балансирующих на грани нормы, кое-кто из ее друзей находил привлекательнее и даже интереснее. Не то чтобы София была действительно больной, по-настоящему умалишенной. Обычная депрессия — обиходное словцо, походя употребляемое.

Бет выдвинула несколько теорий. О жажде внимания и тоскливом одиночестве. О желании завести ребенка или, наоборот, не заводить. Об отказе даже затрагивать этот вопрос, хотя понятно, что его нельзя вечно откладывать на потом, уповая на появление прекрасного принца — верхом на резвом белоснежном скакуне и с двумя целыми четырьмя десятыми статистических детишек на крупе. О страхе приближения к четвертому десятку без определенных целей и планов. О том, как житье-бытье за широкой спиной прежнего любовника сказывается на перспективе встретить другого парня. А тем более того единственного и неповторимого. Ведь в глубине души София до сих пор не знала, а вдруг бывший и есть тот самый, но ей не хватило смелости признать правду. О легкомысленном отношении к работе, которой хватит лишь на ближайшие пять лет, и об упорном нежелании задуматься о будущем. В двадцать лет железная привычка следовать любому капризу, возможно, себя оправдывала, но в тридцать беспечность дается все труднее — биология проявит свою суть изнутри, как бы София ни маскировала ее снаружи. Бет научно растолковала жуткий сон, воспринятый как реальность, объяснила, чего стоит кошмар в валюте Фрейда, Юнга и гештальттерапии. Любая из теорий — или все разом — могла оказаться верной, адекватной и рациональной. И ни одна не годилась для немедленного использования. По крайней мере до тех пор, пока София не перестанет метаться. Хотя она подозревала, что в своем прощальном напутствии Бет наиболее точно установила причину глюков:

— И ради бога, подруга, хватит пить в таких количествах и баловаться с наркотиками. Неудивительно, что твой мозг выдумывает всякую фигню, передохни от всей этой дряни. Конечно, не мне говорить, но хотя бы неделька без спиртного и дури тебе не повредит.

К словам Бет стоило прислушаться. Возможно, проблема в том, что они с Джеймсом толком и не расстались. И о своем профессиональном будущем неплохо бы задуматься. Наверное, она и вправду паникует из-за того, что стареет, а ничего не меняется, у нее даже нормальной работы нет. Все это вполне вероятно. Но без сомнения ясно лишь одно: Бет права насчет избытка всякой химии. София и прежде подумывала о детоксикации — не посвятить ли очищению организма целую неделю. Или выходные. Да хотя бы один день. Она вспоминала об этом каждое утро, когда просыпалась с похмельем, чтобы к обеду напрочь забыть.

София пешком направилась домой, спустилась с холма, отмахала три автобусные остановки и всю дорогу планировала месяц добровольного воздержания. Она обязательно приведет план в исполнение. Как только прикончит водку, что лежит в морозилке. И полбутылки белого вина, что стоит в холодильнике. И треть грамма, что хранится в футлярчике для кредитки.

Минут пятьдесят бодрым шагом София двигалась вдоль азбучных истин, заглушая нараставший страх то ли перед беременностью, то ли перед безумием, рисуя в воображении заманчивую картину правильной размеренной жизни. Когда она добралась до дома, солнце сияло, расцвечивая слой пыли на каждой поверхности. Но странного парня в залитой светом спальне не было. И когда София улеглась на диване, чтобы возместить ночной недосып, на изнанке век не было ничего, кроме подкрашенного плотью света. С облегчением она крепко сжала веки и провалилась в сон. Спустя два часа, когда она проснулась, настрой на чистую жизнь не исчез. Она распахнула все окна, вытерла пыль и пропылесосила квартиру, разделалась с еще одной горой грязной посуды, на которую нежности Джеймса к бывшей любовнице уже не хватило. Иногда София спрашивала себя, разумно ли она поступила, порвав с Джеймсом, ведь он на удивление хорошо ее понимает. Но чаще бывало как сейчас, когда блаженство уборки собственного жилища напоминало, насколько ей лучше наедине с собой. Насколько она сама лучше, когда живет одна. Наведя блеск на кухне, София открыла шкаф и вышвырнула оттуда с десяток старых вещей, которые не носила уже больше года. Перебрала ящики с бельем, заправила кровать — жесткими, прохладными простынями. Затем приняла душ, оделась и, не взирая на четверых школьников, угрожающе толпившихся у прилавка с чипсами, забежала в угловой магазин за двухлитровой бутылкой воды; она выпила почти половину, не успев взобраться к себе. Опять сделала упражнения — просто ради удовольствия. В семь она вышла из квартиры, где были уничтожены все до единой пылинки, и отправилась на работу, выгуливая свое идеальное, чистое тело до автобусной остановки, пружиня шаг (живая реклама овсянки!), допивая по пути воду. Она чувствовала себя как Белоснежка, выглядела как «девушка на танке»[5].

Час спустя София спустилась по лестнице в клуб. Через сорок пять минут Джозеф и Тони займут пост у дверей, распахнув их для посетителей; игривая музыка, мягкий свет, отражающийся в сверкающем стекле и хроме, встретят нетерпеливых ранних пташек. София поздоровалась с двумя уборщиками, один был явно недоволен тем, что теперь ему придется перемыть пол, на который столь беззаботно ступила София, другой фальшиво напевал песенку Тони Беннета под завывание пылесоса. В помещении пахло застоявшимся сигаретным дымом и только что откупоренным средством для полировки мебели. В придачу к явственному запашку вчерашнего пота. Пота клиентов, не танцовщиц.

София открыла дверь в гримерку, и ее сморщенный нос подвергся новой атаке: шампунь, кондиционер, дезодорант, увлажняющий крем, косметика, духи — запахи не смешивались, каждый наносил удар самостоятельно. Она с наслаждением вдохнула, ей нравился этот аромат вечной пятницы, когда девочки-подростки готовятся выйти из дома, перекраивая себя. Если не считать удовольствия подсчитывания чаевых, прелюдия к работе радовала ее больше всего. Интимная хореография женщин, готовящихся к выступлению. Настроение в этой глубоко эшелонированной гримерной было точно таким же, как и везде, где Софии приходилось переодеваться перед танцами. Они и мы. Противостояние купивших билеты и исполнителей сплачивало горстку не похожих друг на друга женщин в ударный батальон, и никакого старшины-держиморды не требовалось. Большая часть команды уже собралась — четверо пришли к самому началу, восемь подойдут, когда закроются пабы, остальные десять еще позже, когда хлынут полуночные одиночки. Благодаря подвижному графику девушки оставались свежими и бодрыми, а клиенты довольными — и это главное, говаривал босс. Главное, чтобы клиенты оставались щедрыми, говаривали девушки.

Они одевались. То есть раздевались. Наряжались, сбрасывая с себя почти все. Безупречные, освеженные душем тела, сверкающие белые зубы, руки с идеальным маникюром. Ноги, подмышки, предплечья и лобок эпилированы до младенческой гладкости; обезоруживающе детская промежность на женских телах, явно приспособленных к взрослой работе. Четыре обнаженные женщины, втиснутые в крошечное пространство, тигрицы, запершиеся в клетке, они крадутся от душа к зеркалу и шкафчикам, слегка задевая друг друга идеальной кожей. Через час их клиентам предложат двойную порцию удовольствия: сидеть и смотреть, но пока этот час длится, девушки с радостью посвящают его себе. Собственное тело пользуется особым вниманием, его готовят к показу, но при этом почти не ощущают. Плоть дышит исключительно ради себя самой, словно и не собирается производить впечатления.

В реальной жизни Каролина — богатая девчонка; сбежав из дома, спряталась от папы с мамой в Стоук-Ньюингтоне, содержит любовника, испанского музыканта Мариано, — он-то и спровоцировал скандал, в результате которого Каролине пришлось покинуть родительский дом. Впервые в жизни. За полгода она отправила родителям в Сент-Джонс-Вуд две открытки. В первой просила за нее не волноваться, во второй извинилась за то, что прихватила материнское кольцо с бриллиантом. Правда, кольцо не вернула.

Сандра — домработница из Дании, скудный заработок она пополняла танцевальными чаевыми, мечтая на эти деньги сбежать с женой хозяина. Когда-нибудь. Когда она решится признаться этой накачанной и несгибаемой деловой женщине в любви. Наверное, никогда, но Сандра все равно копила деньги.

Хелен — героиновая наркоманка со стажем и мать двоих детей, дети временно живут с отцом. Хелен уехала из Кардиффа в надежде завязать. И стать хорошей матерью. Да только в Лондоне с наркотиками нет проблем. Широкий выбор на каждом углу. Хелен явилась в Лондон в поисках работы получше и поденежней и нашла героин получше и подороже.

София была старше Каролины на добрый десяток лет, хотя Каролина уверяла, что ей двадцать один. Сандре только что исполнилось двадцать два, а хрупкая Хелен с большими глазами ребенка, хотя и выглядела на шестнадцать, неумолимо приближалась к тридцатнику. Девушки обсуждали политику, телепередачи и сплетни из бульварных газет. Обменивались косметикой. Делились сверкающими наклейками-звездочками из блестящих баночек Приготовления закончились, и Денни заглянул предупредить, что клуб вот-вот откроют. Вторничный вечер сулил спокойное начало, но к полуночи явится компания ребят из Сити отмечать чей-то день рождения и крупную премию. А значит, вечер затянется и наверняка придется потрудиться, щедро раздавая улыбки клиентам за щедрые чаевые.

Девушки вышли в зал, свет притушили, едва одетые тела сияли в полумраке. София заметила, как по лестнице спускаются два постоянных клиента. По лестнице спускались две сотни фунтов — если она, конечно, отработает как надо. София подошла к бару и заказала водки. Двойную порцию. И не разбавлять. К очищению она приступит завтра. А сейчас ей не нужно никакого тоника, кроме музыки и танца. И чаевых.