Игла бессмертия

Глава 21

Бежать на рассвете Воронцову не удалось — четверо его охранников сменялись каждые три часа и бдели усердно. Единственное, что он смог проделать, это ранним утром тишком пережечь до тонкого ободка одно из звеньев цепи. Теперь если резко дёрнуть, будет шанс освободиться.

В лагере утро началось рано — Андерсон со своими помощниками выкатил пушки, когда небо ещё только светлело. Приготовления заняли около часа, а после началась почти непрерывная канонада — батарея дырявила тын чуть правее ворот. Казаки пока не отвечали.

У телег всё так же лежали вповалку прошедшие вчера через ритуал бунтовщики и трусы. По временам то один, то другой из них издавал ржание или мычание, а то и вовсе непонятно какой звук. Впрочем, кажется, все были живы, по крайней мере шевелились.

К лежащим то и дело подходили прочие, кто посмотреть, кто спросить про родственника, но стража из числа прибывших вчера с князем никого не пускала.

Семихватов выбрался из своего нового значительно более скромного шатра часам к одиннадцати, когда солнце уже подбиралось к зениту.

— Утро доброе, господин капитан, — поприветствовал он Воронцова. — Как почивали?

— Вашими молитвами, — ответил тот и указал себе за спину: — Это ваше обещание переговоров?

— Переговоры при таких слабых кондициях ничего мне не дадут. Впрочем, можете попытать счастья вы. Прикажите своим людям сложить оружие и выйти, и я даю вам слово, что никто из них не пострадает.

— Ваше слово и полушки не стоит, раз пушки палят.

Семихватов скривил губы, но продолжать разговор не стал.

— Корчысов! Корчысов!

Мурза споро подбежал на зов.

— Где отшельник?

— Со вчерашнего… э-э-э… не знаю, как сказать, с вечера не видел.

— И что нам теперь с этими делать? — Князь указал рукой на причастившихся. — На что они годны?

Они подошли к ним поближе. Те лежали будто в беспамятстве и никак не отреагировали на начальство.

— Что это с ними? — удивился князь.

— Как будто рожи вытянулись…

Воронцов тоже решил присмотреться и подошёл, насколько позволяла цепь. В самом деле, лица несчастных удлинились, челюсти подались вперёд, а головы несколько распухли. Это походило на трансмутацию, только вместо алхимического субстрата были люди.

— Семихватов, нельзя этого допускать, слышите? — обратился Георгий к князю. — Это против законов Божьих и человеческих.

Тот обернулся на голос:

— Ну что ж, у вас есть возможность всё исправить. Идите и уговорите Перещибку сложить оружие и убираться с моей земли. Нет? Не идёте? Ну вот и воздержитесь… — Он не закончил своей речи и уставился в сторону прохода.

В лагерь входил, гремя цепью, раскольник. Спокойно подошёл он к лежащим и стал поочерёдно прикладывать к каждому руку.

— Любезный, вы обещали… — начал было Семихватов, но осёкся.

Причастившиеся поднимались и открывали глаза. В глазах плескалось безумие — огромные зрачки в обрамлении сеточек из красных ручейков непрерывно двигались, ни мгновения не оставались в покое. Они будто искали что-то, но найти не могли и ни на секунду не бросали своего поиска.

— Готовы, милостивец, почти готовы, — довольно проскрежетал колдун. — А ежели погодить денёк-другой, то и ещё лучше станут.

— Что у них с лицами? — мрачно спросил Корчысов.

— А что же? Лица хороши, ещё краше стали, — усмехнулся раскольник.

— А с глазами что?

— А ничего! В гляделки ты с ними играть, что ли, будешь? — Раскольник подскочил к мурзе и заглянул тому в глаза.

— Ваше сиятельство, велите ему отвечать по делу.

— Да, любезный, нам надобно знать положение дел.

— Тебе, благодетель, всё расскажу, как на духу. — Колдун поклонился. — Души их в ловушке, в силке, откуда не освободиться, вот и глядят — выход ищут. Но не найдут, не найдут. — Колдун похихикал и предложил: — Ты прикажи тому, этому что-нибудь и проверишь послушание.

— Эм-м-м… пойдём со мной.

Князь двинулся к выходу из лагеря, и один из околдованных зашагал следом. За ними же пошли мурза и колдун.

Воронцов тоже полез сквозь телеги — поглядеть на результат ритуала.

Четверо прошли вдоль стен и приблизились к батарее пушек. Князь сначала обратился к Андерсону, тот ответил; кажется, они даже поспорили. Потом князь скомандовал что-то околдованному, и тот встал сразу за стволом пушки.

Андерсон махнул рукой — раздался выстрел, тело одержимого невысоко подлетело и рухнуло наземь.

Воронцов вздрогнул и откинулся на спину прямо там, под телегами. Он был ошеломлён покорностью околдованного перед лицом неминуемой смерти. С такими солдатами можно выиграть любую войну, но поработить для того уже и душу человеческую, это, несомненно, тягчайший грех. Ритуал оказался и страшен, и силён одновременно. И как теперь обернётся следующий штурм хутора?

— Что ж я весьма доволен, весьма, — услышал Георгий голос князя. — Сегодня же попробуем их в деле.

Семихватов и Корчысов еще какое-то время осматривали тело, причём мурза, кажется, молился. После они вернулись в лагерь и направились в шатёр князя. А колдун задержался. Он бормотал что-то про себя и ходил туда-сюда без видимой причины, и нежданно подошёл к Воронцову.

— Привет тебе, митраит! — Он поднял руку в карикатурном древнем приветствии.

Воронцов не ответил.

— Чего кобенишься? Иль не по чину? Царёв служка… А я ведь тебя приметил, птенчика. Ты волхвовать-то ещё толком не умеешь. Хочешь — научу?

Георгий взглянул колдуну в глаза.

— А-а, хочешь, вижу, что хочешь, — расплылся в притворной гримасе колдун. — Все хотят уметь то, чего другие не могут.

— Твоя учеба мне впрок не пойдёт.

— Не пойдёт?! Э-э-э, дурачок ты совсем несмышлёный. Знание-то по-разному употребить можно. К худу ли, к добру ли — от знающего зависит. Знающий решит, а незнающим вертеть будет как ему вздумается. — И колдун повертел грязными руками у Воронцова перед носом.

Тот отвернулся, но колдун придвинулся, обхватил за плечи и зашептал на ухо:

— Возьму тебя в ученики, тайны открою, от смерти заберу, станешь знающим, сам решать будешь, никого не спросишь! Запоминай: исток у всякого волхвования один, и у моего, и у твоего — это ты сам. И всякого же можно волхвованию обучить, в каждом уголёк тлеет! Не каждый может раздуть его, в единицах он горит лучиной, у меня одного пылает костром! А захочешь, и у тебя будет!

Воронцову были противны нашептывания колдуна, но желанны знания! Он смог бы, да, смог бы приспособиться и потерпеть такого учителя, если бы не то, что случилось вчера, если бы не мор в деревне, если бы не сожжённый поп.

— Поди прочь! — крикнул Георгий и оттолкнул колдуна. — Ты людей губишь без счёта — попа сжег, крестьян погубил, разум забрал! Нет тебе веры!

— Ох, ох! Больно меня словом уязвляешь, ох, больно! Хе-хе. Попа-то не я сжег, сам он, ха-ха, поверил «раскольнику». Но ты молодец, молодец! Не совсем несмысель пустоголовый. Хе-хе! — Колдун стукнул себя по голове и ухнул так, как дразнятся обычно дети. — Понял кой-чего! Хочешь быть сильным — скрути ближнего! Хе-хе-хе! Вот и первый урок прошёл! Э-э-хе-хе-хе!

Злодей схватился за впалый свой живот и стал кривляться, будто потешается. Но Георгий более не обращал на него внимания, и тот вскоре удалился в княжий шатёр.

День проходил в приготовлениях к новой атаке — пушкарям удалось завалить часть тына так, что справа от ворот образовалась брешь сажени в три. После этого батарея палила лишь затем, чтобы не давать осаждённым спокойно латать прореху в стене.

Колдун увёл причастившихся за пределы лагеря, так как друзья и родственники, наглядевшись на бессловесных истуканов, стали перешептываться меж собой. На бунт это не походило, но и на готовность к штурму тоже.

Под вечер стало ясно, что люди на приступ идти не стремятся. Мурза бегал от шатра князя к палаткам своих земляков и обратно, но парламентёра из него не вышло — Семихватов распорядился повторить ритуал.

По одному, по два людей снова стали выводить за пределы лагеря. И вот это уже вызвало бунт — с десяток татар напали на охрану князя.

Всё произошло стремительно. Только что вокруг шла повседневная жизнь — одни несли в котлах воду, другие тащили хворост, третьи просто подошли к страже почесать языками о чём-то. И вдруг, как по щелчку пальцами, все вокруг устремились к шатру, а охранников уже резали кинжалами!

Бунтовщики ворвались в шатёр с нескольких сторон, и оттуда сразу послышались крики ярости и звон стали — внутри тоже была охрана.

Стражники Воронцова переглянулись, и двое из них рванули на подмогу своему господину. А Георгий отвернулся и начал читать заклинание, благо солнце ещё не село.

Однако он ничего не успел — покушение закончилось так же стремительно, как и началось. В один миг внутри шатра что-то произошло, и шум стих. Сразу после этого полог отодвинулся, и наружу вышли двое стражников, огляделись и позвали Семихватова с колдуном. Князь был бледен, а колдун — чуден. Всегдашняя его цепь одним своим концом изгибалась и возвышалась над хозяином, чуть покачиваясь из стороны в сторону, словно кобра, готовая ударить ближайшего врага. Последние звенья, напоминающие голову змеи, были в крови.

Врагов вокруг уже не было. Князь баюкал левую руку, меж пальцев, зажимавших рану, сочилась кровь. Он огляделся — вокруг собирались люди, и угадать их настроение было сложно. В сопровождении колдуна, быстро, но с прямой спиной, он двинулся прочь из лагеря.

Но Воронцов был уверен: если б никто не видел, то князь побежал бы бегом. Лицо его было белым от страха, а затравленный взгляд выдавал с головой.

Однако немногие смотрели на хозяина лагеря, большинство взглядов приковал к себе колдун и вовсе не цепью, но ранами: руки его были иссечены глубокими порезами, кусок кожи свисал с правой стороны головы так, что была видна кость черепа, а в животе торчала рукоять кинжала.

А он шёл и хихикал в своей обычной манере.

Вскоре за князем поспешил Корчысов вместе с двумя десятками своих людей. Вослед ему потянулись слуги и лакеи князя, а также некоторые наёмники. Это походило на отделение верных от прочих. В палатках на задах оставалось ещё не менее трёх дюжин татар. Кто-то из них не разобрался в произошедшем, кто-то, наоборот, хорошо понимал, что случилось и что будет дальше.

Георгий не мог с места своей привязи разглядеть, куда отправился князь, и потому, скорчившись от взгляда стражей под телегами, прочел заклинание ворона.

Крошечная птичка выпорхнула с внешней стороны лагеря, поднялась повыше и быстро заметила скопление людей.

Семихватов в компании колдуна и Корчысова и в окружении причащенных обнаружился в стороне от выхода из лагеря, саженях в двадцати, рядом с тем местом, где колдун готовил новый ритуал. На этот раз в котле стояла только лошадь.

— Люди не хотят становиться как эти, — показал мурза на причащенных, — и кто бы захотел? Нужно дать людям время, и они пойдут на приступ.

— Я уже видел, как они пошли на приступ! Вот, вот как пошли! — вскричал князь, показывая забинтованную руку. — Бунтовщики, мерзавцы! Я знаю, что у них на уме! — Он гневно поглядел на Корчысова: — А где был ты и твои люди, когда меня резали?!

— Херметле Борис Константинович, я увещевал старшин! А нападение совершили только люди из рода Бек-Бушлаев, все они уже мертвы!

Князь смерил мурзу взглядом.

— И что же старшины? Рвутся в бой после твоих… увещеваний?!

— Они покорны.

— Покорны… Что ж, тогда пусть причащаются. Я больше никому не верю.

— Но херметле…

— Всё! Передай им мои условия. — Князь задумался на мгновение. — Старшины получат половину долей своих людей, если приведут всех. Сразу, сейчас. И смогут уйти. Всё, иди.

Мурза побрёл в лагерь. Георгий отозвал своего соглядатая, но ворон на обратном пути, поднявшись несколько выше, углядел движение на другом конце лагеря. Оказалось, что непокорные татары разбирают телеги и рогатки с очевидной целью — бежать.

Нужно было задержать Корчысова и дать им время на это благое дело!

Георгий выбрался из-под телеги и окликнул мурзу:

— Лев Галимович! Прошу вас на два слова!

Перед глазами порхало изображение из глаз ворона, и потому Георгий несколько промахнулся с обращением — мурза ещё не появился в проёме входа. Но услышал и подошёл.

— Что вам угодно?

— Я хотел сказать, что не держу на вас зла из-за того недоразумения в Боброцске.

Мурза поглядел на Воронцова со смесью непонимания и удивления.

— Очень хорошо. — Он повернулся, чтобы продолжить путь.

— Катерина Сергеевна… — начал Воронцов, и мурза снова повернулся к нему. — Она не питает ко мне никаких чувств, кроме дружеских, и это взаимно.

Корчысов подошёл ближе и заговорил со злостью:

— Не надо, не надо мне про неё говорить. Ты ничего о ней не знаешь. И не лезь! Она, лучшая из женщин, вынуждена была встречаться с тобой!

— Зачем же?

— Не твоё это дело! Тебе мало сидеть на цепи?! Скажу князю — посадит в яму!

— О, нет-нет, — поднял руки Воронцов в притворном страхе, — не надо.

Мурза снова отвернулся, собираясь уходить, а Воронцов снова ему не дал.

— Он вам уже и так не верит, Арслан.

А ведь и в самом деле, князь не верит помощнику, и тот наверняка опасается этого. Георгий лихорадочно соображал — как повернуть разговор так, чтобы вбить клин между союзниками.

— Попомните моё слово, — добавил он, — придёт и ваш черёд причаститься безумия!

Корчысов остановился, а затем возвратился.

— Да что ты об этом знаешь?

— Поверьте, уж кое-что знаю. Не про князя, нет. Но про колдуна. Взгляните-ка сюда. — И Георгий продемонстрировал Корчысову чудесного ворона.

Крошечная птичка попрыгала на ладони, а потом легким дымком слетела в кольцо и там застыла.

— Что? И ты тоже?!

— Да. И я прибыл в Боброцск не за разбойниками.

— А за кем?

— За ним. Он бунтовщик, преступник и слуга дьявола. Он вас всех сведёт прямиком в преисподнюю.

— Я… я тебе не верю. Ты просто хочешь сбежать.

— Конечно, я хочу сбежать! Это, — Георгий поднял руки в цепях, — не входило в мои планы. Но подумайте — зачем человеку от самого Шешкова ехать из Петербурга куда-то в тмутаракань? По делу о разбойниках? О пожаре?

Мурза молчал, но было видно, что он, хотя и не убеждён, но колеблется.

— Я капитан лейб-гвардии и не простой человек. — Георгий снова показал перстень. — Так зачем же я здесь?

— Не знаю. Но меня ты не проведешь — я всё расскажу князю! — С этими словами мурза пошёл было к выходу из лагеря, к новой ставке князя, но, вспомнив о своем деле, развернулся.

Шёл торопливо, то и дело бросая взгляды на пленника. А Георгий уселся на свой тюфяк и стал ждать.

Весьма скоро Корчысов вернулся. Он почти бежал, лицо его сделалось красным, а движения дёргаными.

— А отвечать за это придётся тебе, — встретил его Воронцов.

— Ты помог им?!

— Нет. Просто они хотят сохранить свои души.

В сильнейшем возбуждении Корчысов ходил перед Воронцовым туда-сюда. Внутри него боролись два страха — один перед князем, второй перед законом. И если до второго было ещё далеко, то первый мог воплотиться прямо сейчас.

— Что ты предлагаешь?

— Это ваши люди? — Воронцов указал на своих стражей.

— Да.

— Сей же час бежать на хутор.

— Нас встретят картечью.

— Да, без меня, а со мной — пропустят. Перещибка меня знает, и там остались мои солдаты.

— Князь не отступится.

— У него не останется людей для полноценного штурма. Решайтесь, Корчысов, и я замолвлю за вас слово перед Сенатом.

Тот колебался ещё секунду, потом сдался.

— Хорошо. Я велю расковать вас, приведу своих людей и бежим.

— Не надо меня расковывать, не будем терять время. — Георгий намотал цепь на руку, дёрнул со всей силы, и пережжённое звено лопнуло. — Корчысов, ваши люди должны будут поднять руки там, перед воротами.

Мурза, впечатленный увиденным, ответил не сразу.

— Да-да, конечно, — покивал он изумлённо.

— Теперь идите за своими людьми.

— Хорошо. — Корчысов коротко поклонился и сделал жест охране следовать за ним.

— Нет, подождите, они мне нужны.

— Хорошо, — снова кивнул мурза и направился к ставке князя.

— А вы, — обратился Георгий к своей охране, — принесите мне мою шпагу, вещи и найдите белую тряпку.

Те поклонились и побежали исполнять.

Солнце садилось, и лагерь в закатных лучах выглядел потеряно — тут и там валялись брошенные предметы, мусор, рваными стенами укоризненно глядел на мир княжий шатёр. Почти никого не осталось внутри, только несколько человек так же потеряно бродили туда-сюда, уже ничем важным не занятые, но делающие что-то лишь для того, чтобы не принимать никаких решений. Они придерживались той детской мысли, что если не обращать внимания на происходящее, то и оно не обратит внимания на тебя. Лагерь доживал свой короткий век.

Мурза появился только через четверть часа, когда Георгий уже начал беспокоиться.

— Князь глядит на злодейства отшельника, а тот поит его охрану. У нас есть немного времени.

— Тогда идём. Первым пойду я, а вы саженях в десяти за мной.

— Хорошо.

Воронцов поднял свою рапиру с примотанной к ней белой рубахой и скоро, но не бегом, двинулся в сторону хутора.